чем
нанести очередной удар.  Он  читал  в  различных  хрониках,  насколько  люди
оказывались измотанными после боев, и предполагал, что это  было  следствием
длительных усилий, которые  приходилось  совершать  в  медленных  поединках,
когда необходимо бороться  не  только  с  противником,  но  и  со  сталью  в
собственных руках и на плечах.
   Воины, которых он сейчас видел, были крупными и мощными людьми. И  лошади
у них были огромными, и сами они казались ростом в добрых шесть футов, а  то
и еще больше: когда они сидели на конях, трудно было это  сказать  точно.  И
они были чрезвычайно сильными.
   Марека никогда не  вводили  в  заблуждение  небольшие  размеры  доспехов,
выставленных в витринах музея. Он знал,  что  каждый  экземпляр  вооружения,
попавший в конце концов в музей, был церемониальным и никогда  не  надевался
для дела более опасного, чем средневековый парад.  Марек  также  подозревал,
хотя и не мог доказать этого, что значительная часть дошедших до  двадцатого
века отполированных броневых  доспехов  -  богато  изукрашенных  чеканкой  и
гравировкой, - была предназначена только для показа, для того  чтобы  рыцарь
мог  похвастаться  мастерством  своих  ремесленников,  и  изготавливалась  в
масштабе три четверти.
   Настоящая боевая броня просто не могла сохраниться столько времени. И еще
он  прочитал  достаточно  древних  документов,  чтобы  знать,  что  наиболее
почитаемыми воинами средневековых  времен  неизменно  были  крупные  люди  -
высокие, мускулистые и необычайно сильные. Они  происходили  из  благородных
семейств, с младенчества питались лучше большинства  окружающих,  поэтому  и
вырастали такими большими. Он читал о том, как происходило их обучение, и  о
том, как развлекались они, совершая ратные подвиги, чтобы  привлечь  к  себе
внимание дам и вызвать их одобрение.
   Все же он никогда не мог вообразить что-нибудь  хоть  отдаленно  подобное
поединку, представшему сейчас перед его глазами Эти  люди  бились  неистово,
стремительно  и  непрерывно,  выглядело  это  так,  словно   схватка   могла
продолжаться весь день Ни один из  них  не  выказал  ни  малейшего  признака
усталости;  скорее  наоборот:  казалось,  что   эти   усилия   приносят   им
наслаждение.
   И сейчас, глядя на их агрессивность и скорость, Марек понял, что, если бы
ему представилась такая возможность, он сам выбрал бы точно такую же тактику
боя - быструю, но оставляющую резерв для еще большего ускорения, такую,  при
помощи которой он мог бы измотать противника. А представление о медлительном
стиле ведения боя появилось в его сознании лишь потому, что он  предполагал:
люди в прошлом были слабее, медлительнее и не такими  впечатлительными,  как
он, которого отделяло от них много веков.
   Марек знал, что предположение о превосходстве современного  человека  над
далекими предками было грехом, соблазнявшим каждого историка. Он  только  не
думал, что и сам повинен в нем.
   Но сейчас стало ясно: он тоже...
   Ему потребовалось некоторое время, чтобы уловить сквозь непрерывный  крик
толпы еще  одну  подробность:  соперники  находились  в  такой  превосходной
физической форме, что могли тратить дыхание не только на  бой,  -  в  каждой
кратчайшей паузе между ударами они осыпали друг дружку потоками колкостей  и
оскорблений.
   А потом он заметил, что их мечи не были учебными, нет, рыцари  держали  в
руках самые настоящие боевые мечи с острыми, как бритва, лезвиями. И все  же
было ясно, что они не замышляли причинить друг другу какой-либо  вред.  Нет,
это была просто веселая разминка перед предстоящим турниром. Их  бесшабашное
отношение к  смертельной  опасности  произвело  на  Марека  почти  такое  же
впечатление, как скорость и энергия, с которыми происходила схватка.
   Бой продолжался примерно еще минут десять. Затем,  после  мощного  удара,
один из рыцарей  свалился  с  лошади.  Он  рухнул  на  землю,  но  сразу  же
подпрыгнул, смеясь, как будто на нем вовсе не было тяжеленной  груды  стали.
Деньги перешли из рук в руки. Послышались крики: "Еще! Еще!" Одетые в ливреи
мальчишки налетели с кулаками друг на друга. А двое противников рука об руку
направились к гостинице.
   - Андре... - как бы издалека донесся до Марека голос Кейт.
   Он медленно повернулся к ней.
   - Андре, с тобой все в порядке?
   - Все отлично, -  ответил  он,  -  но,  похоже,  мне  нужно  еще  многому
научиться.

***

   Они  миновали  подъемный  мост  и  приближались   к   стражникам.   Марек
почувствовал, как Кейт рядом с ним вся напряглась.
   - Что нам делать? Что мы им скажем?
   - Не волнуйся. Я говорю по-окситански.
   Но когда они уже почти поравнялись  с  латниками,  на  площади  вспыхнула
другая схватка, и стражников уже ничто иное  не  интересовало.  Они  во  все
глаза следили за бойцами, а  Марек  и  Кейт  прошли  под  каменной  аркой  и
вступили во внутренний двор замка.
   - Мы же просто вошли сюда!  -  шепотом  воскликнула  донельзя  удивленная
Кейт, осматриваясь. - И что же дальше?

***

   "Становится прохладно", - подумал Крис. Он сидел  почти  голый,  в  одних
шортах, как он называл свою набедренную повязку,  на  табурете  в  маленькой
комнатке в покоях сэра Дэниела. Рядом с ним находилась лохань с  испускавшей
пар водой и лежала скроенная из грубой ткани  рукавица  для  мытья.  Мальчик
притащил из кухни ведро воды с таким видом, будто нес золото.  Судя  по  его
манере, только так уважительно и следовало относиться к горячей воде.
   Мальчик предложил помочь, но Крис отказался и  принялся  усердно  скрести
себя сам. Лохань была маленькой, и вода в ней вскоре почернела. Но  в  конце
концов он смог вычистить  грязь  из-под  ногтей,  с  тела  и  даже  с  лица,
убедившись в этом при помощи крошечного  металлического  зеркальца,  которое
держал перед ним мальчик.
   Наконец он объявил, что закончил. Но мальчик, глядя на  него  несчастными
глазами, возразил:
   - Мастер Кристофер, вы  еще  не  чисты,  -  и  принялся  уговаривать  его
продолжить омовение.
   И поэтому Крис  сидел,  дрожа  на  деревянном  табурете,  а  мальчик  тем
временем тер его тряпичной мочалкой. Это продолжалось,  показалось  ему,  не
меньше часа. Крис был озадачен: он всегда  считал,  что  средневековые  люди
были грязными и вонючими, облепленными многолетней грязью. Но  все  обстояло
не так; эти люди, казалось, делали фетиш из чистоты. Все, кого  он  видел  в
замке, были чисты, и от них не исходило никаких неприятных запахов.
   Даже отхожее место, которое он,  по  настоянию  мальчика,  посетил  перед
купанием,  оказалось  вовсе  не  таким  ужасным,  как  Крис  ожидал.  Открыв
деревянную дверь  в  спальне,  он  увидел  каменное  сиденье  над  воронкой,
уходившей в трубу. Очевидно, испражнения стекали на  уровень  первого  этажа
замка, откуда их ежедневно удаляли. Мальчик объяснил, что слуга каждое  утро
омывает трубу ароматической водой, а потом помещает  свежий  букет  душистых
трав в специальный  зажим  на  стене  Так  что  запах  здесь  вовсе  не  был
неприятным.  "Вообще-то,  -  с  сожалением  подумал  Крис,  -   в   туалетах
современных авиалайнеров пахнет куда хуже".
   И в довершение всего эти люди  вытирались  белыми  льняными  полотенцами!
"Нет, - продолжал говорить он себе, - все тут оказалось совсем не таким, как
я ожидал".
   В том, что процедура мытья заняла так много  времени,  обнаружилось  одно
преимущество: он смог попробовать говорить с юным  пажом.  Мальчик  оказался
терпеливым и медленно отвечал Крису, как  будто  имел  дело  с  идиотом.  Но
благодаря этому Крис слышал его слова параллельно с переводом в  наушнике  и
быстро понял, что ему может помочь. Он напряг память и принялся пользоваться
архаичными оборотами, которые встречал в старинных текстах,  -  много  очень
похожих фраз мальчик сам использовал в разговоре. Крис довольно скоро  начал
говорить "мефинк" вместо "I think", "ан" вместо "if" и  "фор  соофс"  вместо
"in truth" <Я думаю; если; по правде говоря (англ)>. И  после  каждой  новой
находки мальчик, казалось, понимал его все лучше и лучше.
   Крис все так же сидел на табурете, когда в комнату вошел сэр  Дэниел.  Он
принес аккуратно свернутую одежду, богатую и дорогую с виду, и положил ее на
кровать.
   - Вот что, Кристофер из Хевеса. Вы  ввязались  в  хорошенькую  историю  с
нашей умной красоткой.
   - Она спасла мне жизнь. - Крис постарался произнести эту фразу, используя
все свои новые лингвистические открытия, и сэр Дэниел, похоже, вполне  понял
его.
   - Надеюсь, что это не причинит вам больших бед.
   - Бед?
   Сэр Дэниел вздохнул.
   - Она сказала мне, друг Крис, что вы благородного происхождения,  но  все
же не рыцарь. Вы - сквайр?
   - Фор соофс, да.
   - Весьма солидный возраст для сквайра, -  заметил  сэр  Дэниел.  -  И  во
владении каким же оружием вы упражняетесь?
   Тут Крис понял, о чем пытался его недавно предупредить  по  радио  Марек.
Охваченный тревогой, он совсем  забыл,  что  в  средневековые  времена  этим
словом  обозначался  оруженосец  рыцаря,  который  в  боях  должен  был  сам
завоевать право носить рыцарские шпоры. И лишь позднее оно стало  обозначать
благородного землевладельца - не рыцаря. А он-то, дурак, воспринял  его  как
простую форму  вежливого  обращения,  до  сих  пор  иногда  употребляемую  в
Великобритании в переписке.
   - Оружие... упражнение... - нахмурившись, пробормотал Крис. - Ну, я...
   - Вам приходилось держать его в руках? Говорите прямо. Чему вы обучены?
   Крис решил, что лучше перестать выкручиваться.
   - По правде говоря... я хочу сказать... я готовился... стать ученым.
   - Школяр? - Старик недовольно мотнул головой. - Escolie? Esne discipulus?
Studesne sub magistro? Ты учился у магистра? - Его обращение к  Крису  сразу
стало куда менее вежливым, хотя он и говорил достаточно добродушно.
   - Ita ect. В общем, да.
   - Ubi? Где?
   - А-а... Э-э... В Оксфорде.
   - Оксфорд? - Сэр Дэниел презрительно хмыкнул. - Тогда тебе нечего  делать
здесь, рядом с моей леди. Поверь мне, здесь вовсе  не  место  для  школяров.
Позволь-ка, я объясню тебе, во что ты вляпался.

***

   - Лорд Оливер нуждается в деньгах, чтобы заплатить своим солдатам, и  уже
ограбил все близлежащие города, насколько мог. И поэтому сейчас он вынуждает
Клер выйти замуж, чтобы получить за нее  выкуп  от  жениха.  Ги  де  Малеган
сделал предложение, которое пришлось очень по душе лорду Оливеру. Но  Ги  не
богат и не сможет заплатить хорошего выкупа, пока не заложит часть  владений
моей госпожи. А она на это не согласится. Многие полагают, что лорд Оливер и
Ги давно уже пришли к соглашению: один продает леди  Клер,  а  второй  -  ее
земли.
   Крис промолчал.
   - Есть и другие препятствия для этой женитьбы. Клер  презирает  Малегана,
поскольку подозревает, что тот приложил руку к смерти ее мужа.  Ги  ухаживал
за Джеффри, когда тот скончался. Все были удивлены внезапностью его ухода из
этого мира. Джеффри был молодым и сильным рыцарем. Его раны  были  серьезны,
тем не менее он неуклонно поправлялся. Никто не знает правды о том  дне,  но
все же ходят слухи - много слухов - о яде.
   - Понимаю, - сказал Крис.
   - Разве? Я сомневаюсь в этом. Вот, например: моя госпожа  все  равно  что
пленница в замке лорда Оливера. Сама она может  ускользнуть  отсюда,  но  ей
никак  не  удастся  вытащить  всю  свою  свиту.  Если  она  тайно  сбежит  и
возвратится в Англию - а именно этого она и желает, - то месть лорда Оливера
обратится против меня и прочих ее  близких.  Она  знает  об  этом  и  потому
вынуждена оставаться здесь.
   Лорд Оливер намерен выдать ее замуж, а моя госпожа  изобретает  различные
хитрости, чтобы отсрочить это событие. Воистину, она  очень  умна.  Но  лорд
Оливер не отличается  долготерпением  и  вот-вот  усилит  нажим.  Теперь  ее
единственная надежда находится там. - Сэр Дэниел подошел  к  окну  и  указал
рукой наружу.
   Крис тоже подошел к окну и выглянул.
   Из этого высокого окна он увидел внутренний двор и  зубцы,  огораживавшие
парапет внешней стены замка. За ними простирались городские крыши, а  дальше
городская стена с прохаживавшимися по ней стражниками. За  стеной  виднелись
обработанные поля, за которыми уходили вдаль необъятные  леса  средневековой
Франции.
   Крис вопросительно посмотрел на сэра Дэниела.
   - Там, там, мой любезный школяр, - повторил тот. - Пожары.
   Он указывал куда-то  на  далекий  горизонт.  Прищурив  глаза,  Крис  смог
различить бледные столбики дыма,  сливавшиеся  с  голубым  туманом.  Никаких
подробностей он разглядеть не смог.
   - Это люди Арно де Серволя, - объяснил сэр Дэниел. - Они стоят лагерем не
далее чем в пятнадцати  милях  отсюда.  И  будут  здесь  через  день,  самое
большее, через два. Все об этом знают.
   - И сэр Оливер?
   - Он знает, что ему предстоит жестокое сражение с Арно.
   - И все же он устраивает турнир...
   - Это вопрос его чести, - ответил сэр Дэниел. - Его  непреклонной  чести.
Конечно, он отказался бы от него, если бы смог. Но он не посмеет. И тут-то и
кроется опасность для тебя.
   - Для меня?.. - У Криса отвисла челюсть.
   Сэр Дэниел вздохнул и прошелся по комнате.
   -  Теперь  одевайся,  чтобы  предстать  перед  моим  лордом  Оливером   в
подобающем виде. А я попытаюсь предотвратить грозящее тебе несчастье.
   Старик повернулся и вышел из комнаты. Крис  посмотрел  на  мальчика.  Тот
наконец-то перестал тереть его мочалкой.
   - Какое несчастье? - спросил Крис.

33:12:51

   Одной  из  особенностей  истории   Средневековья,   разрабатывавшейся   в
двадцатом столетии, было  то,  что  до  нашего  времени  не  дошла  ни  одна
подлинная  картина,  которая  достоверно  изображала   бы   интерьер   замка
четырнадцатого века. Ни произведения живописи, ни иллюстрации  к  рукописной
книге, ни наброска в чьей-нибудь записной книжке - с тех пор не  сохранилось
ничего.  Самые  ранние  изображения,  относящиеся  к  четырнадцатому   веку,
фактически были сделаны в пятнадцатом столетии: интерьеры, продукты, одежды,
которые  на  них  запечатлены,  соответствуют  именно  пятнадцатому,  а   не
четырнадцатому веку.
   В  результате  никто  из  современных  ученых  не   знал,   какой   тогда
пользовались мебелью, чем украшали стены, как одевались и  вели  себя  люди.
Отсутствие информации было настолько полным, что, когда в лондонском  Тауэре
восстанавливали после раскопок апартаменты короля  Эдуарда  I,  реставраторы
оставили воссозданные стены покрытыми голой штукатуркой, потому что никто не
мог сказать, каким могло быть там художественное оформление.
   По  той  же  самой  причине  художники,  пытавшиеся  воссоздать  в  своем
творчестве жизнь четырнадцатого столетия, постоянно тяготели  к  изображению
суровых интерьеров, комнат с голыми стенами и скудной обстановкой  -  кресло
или сундук,  но,  пожалуй,  ничего  сверх  того.  Само  по  себе  отсутствие
подлинных иллюстративных свидетельств было принято за  молчаливое  признание
скудости жизни того времени...
   Все эти мысли промелькнули в сознании Кейт Эриксон в  тот  самый  момент,
когда она вступила в большой зал замка Кастельгард. То, что  она  собиралась
увидеть, никакой историк не видел когда-либо  прежде.  Она  шла,  пробираясь
сквозь толпу вслед  за  Мареком,  и  смотрела  во  все  глаза,  ошеломленная
беспорядочной роскошью, окружавшей ее.
   Большой зал искрился, подобно гигантскому драгоценному  камню.  Солнечный
свет струился через высокие окна на стены,  и  в  его  лучах  мерцали  шитые
золотом гобелены, отбрасывая блики на окрашенный алым и золотым потолок.  На
одной из  боковых  стен  висело  огромное  полотнище:  серебряные  лилии  на
темно-синем фоне. Противоположную стену украшал гобелен, изображавший битву:
сражавшиеся рыцари при всех регалиях, в серебряной броне, синих  с  белым  и
алых с золотом плащах, с развевающимися шитыми золотом знаменами.
   В дальнем конце зала располагался огромный  искусно  изукрашенный  камин,
настолько большой, что туда вполне мог, не пригибаясь, войти человек; резная
позолоченная каминная решетка сверкала в  дневном  свете.  Пылающие  поленья
заслонял большой позолоченный плетеный экран. А над  каминной  доской  висел
еще один гобелен: летящий лебедь на фоне кружевных алых и золотых цветов.
   Помещение, бесспорно, было изящно,  богато  и  красиво  оформлено  и,  на
современный  взгляд,  казалось  даже  довольно  женственным.  Но  красота  и
оформление пребывали в резком контрасте с манерами  собравшихся  там  людей,
которые вели себя шумно, грубо, можно сказать, неистово.
   Перед камином стоял высокий стол, накрытый  белым  полотном,  уставленный
золотыми блюдами, на которых громоздились груды  пищи.  На  столе  крутились
несколько маленьких собачек; они, как заблагорассудится,  хватали  все,  что
хотели, пока человек, сидевший во главе стола,  не  принялся  с  проклятьями
гнать их прочь.
   Лорду Оливеру де Ванну было около тридцати лет. С его мясистого лица,  на
котором можно было прочесть ничем не сдерживаемую склонность  к  беспутству,
смотрели маленькие глазки. Его  рот  был  постоянно  искривлен  в  глумливой
усмешке; тем не менее он старался держать губы сжатыми, поскольку у него  не
хватало нескольких передних зубов. Его одежда была столь же роскошна, как  и
убранство комнаты: синяя с золотом мантия с  высоким  золотым  воротником  и
меховая шапка. На шее висело ожерелье из голубых камней, каждый  размером  с
воробьиное яйцо.  На  нескольких  пальцах  у  него  были  перстни:  огромные
овальные драгоценные камни в тяжелых золотых оправах. Он ткнул ножом в  одно
из стоявших подле него блюд, подцепил кусок чего-то и принялся шумно жевать,
что-то невнятно говоря при этом своим соседям.
   Несмотря  на  изящное  одеяние,  он  производил  впечатление  чрезвычайно
раздражительного человека: его красные глазки так и шарили по залу, пока  он
ел, стремясь уловить хоть малейшее оскорбление, которое дало  бы  повод  для
драки. Он явно не был склонен задумываться,  прежде  чем  нанести  удар,  и,
когда одна из собачек, вернувшись, попыталась снова залезть на стол,  Оливер
решительно ткнул ее ножом в ляжку. Животное с визгом отскочило  и,  оставляя
за собой кровавую дорожку, выскочило из зала, а лорд,  громко  рассмеявшись,
обтер о скатерть кровь с острия и продолжал есть.
   Люди, разместившиеся за столом лорда, дружно расхохотались вместе с  ним.
На вид все они были воинами, ровесниками Оливера, и все были  изящно  одеты,
хотя  ни  один  из  них  не  мог  равняться  по  роскоши  наряда  со   своим
предводителем.  Завершали  картину  три  или  четыре  женщины,  несмотря  на
молодость и достаточно правильные черты лиц, уже довольно потасканного вида,
в обтягивающих платьях и с распущенными волосами (свидетельством  того,  что
они не отличаются строгостью нравов). Время от времени дамы громко хихикали,
видимо, ощутив очередное прикосновение мужской руки под столом.
   Кейт рассматривала застолье, и в  ее  мозгу  само  собой  возникло  слово
"воевода". Это и был средневековый воевода, сидевший со своими воинами и  их
шлюхами в замке, который он захватил.
   Раздался стук по полу деревянного жезла, а затем крик герольда:
   - Мой лорд! Магистр Эдвард де Джонс!
   Обернувшись,  Кейт  увидела,  как  к  столу  через  толпу  протискивается
Джонстон.
   Лорд Оливер посмотрел в его сторону и вытер жирные губы тыльной  стороной
ладони.
   - Прошу вас быть моим гостем, магистр Едуардус. Хотя я не знаю,  как  вас
правильно называть: магистром или магом.
   - Лорд Оливер, - ответил Профессор по-окситански, сопроводив обращение не
слишком глубоким поклоном. Скорее он просто кивнул.
   - Магистр, ну к чему такая холодность? -  Оливер  попытался  притвориться
обиженным. - Вы просто раните меня. Чем я заслужил  такую  сдержанность?  Вы
рассердились на то, что я увез вас из монастыря? Вы  будете  здесь  питаться
ничуть не хуже, ручаюсь вам. Даже лучше. По некоторым причинам вы нужны  м