е секунду погасла фиолетовая
искорка. - То, как живые Представляют себе смерть, не  имеет
ничего  общего  с  тем, какова она на самом  деле.  Ни  одна
религия  мира, ни одна философская доктрина не  смогла  даже
близко  подойти к пониманию смерти. А все дело  в  том,  что
людям  непременно  хочется верить, что за последней  чертой,
которую  рано  или поздно предстоит переступить  каждому  из
них, есть еще что-нибудь. Ну хоть что-то! Все равно что - Ад
или  Рай,  Нирвана или Атман, сад с гуриями или  раскаленные
сковороды,  приобщение к вселенскому разуму  или  перезапись
сознания на некую сверхматрицу галактического компьютера, да
на  худой  конец даже перевоплощение в змею или таракана!  -
главное, это должно хоть как-то напоминать людям то,  с  чем
они  имели дело при жизни. Но злая ирония смерти заключается
в том, что после нее ничего нет. Вообще ничего. В смерти нет
ни  страдания, ни освобождения от страданий; ни сожаления  о
том,  что  ты  потерял, ни радости от  осознания  того,  что
непосильный  груз  жизни наконец-то сброшен.  В  смерти  нет
ничего. Потому что смерть - это небытие. Но совсем не в  том
смысле,  как  понимают это живые. Небытие, которое  несет  с
собой смерть, невозможно описать словами, потому что там  не
существует  ни слов, ни образов, ни движения. Смерть  -  это
всего  один  бесконечно  короткий  миг,  за  который  просто
невозможно что-либо почувствовать или осознать. Смерть - это
-%   переход   к   новой  жизни,  а  разделительная   черта,
переступить которую никому и никогда не удастся, потому  что
в  момент  смерти даже само время превращается  в  ничто.  В
момент  смерти  человек оказывается  в  финальной  точке,  к
которой  движется  мироздание,  после  которой  уже  никогда
ничего  не будет. Едва только соприкоснувшись с ней,  мысли,
чувства,  желания, которыми жил человек,  в  одно  мгновение
превращаются в абсолютное ничто. Живым не дано  узнать,  что
такое  смерть, а для мертвых понимание этого  уже  не  имеет
никакого значения.
     Я был буквально ошеломлен мощным потоком новой и, прямо
скажем,  совершенно неожиданной информации, которую  обрушил
на меня Менелай.
      Для  того  чтобы осмыслить ее, требовалось  время.  Но
именно времени-то у меня и не было. Теперь, когда разговор с
духом принял столь неожиданный оборот, я боялся, что в любую
секунду  в  кармане  ветровки  зазвонит  телефон  и   беседу
придется прервать.
      -  Подожди  секундочку. - Я попытался сосредоточиться,
чтобы  сообразить, о чем в первую очередь  следует  спросить
Менелая.  -  Но  если  души умерших  пребывают  в  состоянии
полного небытия...
      - Я бы не стал употреблять такой термин, как "душа", -
перебил  меня  Менелай. "Головастик" дернул хвостом  и  весь
озарился  розовым  свечением.  -  Живые  вкладывают  в  него
понятия, несопоставимые с тем, что представляем собой мы. Мы
всего  лишь  то, что осталось от некогда живых людей,  и  не
имеем ничего общего с тем, что именуется жизнью.
      - Однако сейчас мы с вами разговариваем. И я вижу ваше
тело.   По-моему,  это  не  небытие,  а  некая  новая  форма
существования.
      -  Ну,  как  я  и  говорил, - снова  полыхнул  розовым
Менелай. - Живому человеку непременно нужно придумать какую-
то  форму  существования после смерти. Но все  дело  в  том,
уважаемый,  то,  что  вы называете моим  телом,  всего  лишь
образ,  который  вы  сами  же и придумали.  А  что  касается
способности  вести беседу, то мы обретаем ее  только  в  тот
момент, когда кто-нибудь из живых, наделенный особым  даром,
изъявляет желание пообщаться с нами. Да и то лишь на  весьма
незначительное время. Для каждого из нас это  как  праздник.
Слышали,  наверное, что человек остается живым до  тех  пор,
пока о нем помнят. В этом есть доля истины.
     - И часто случаются такие беседы?
      -  Это  уж  кому  как повезет. Во время  спиритических
сеансов обычно вызывают образы знаменитых писателей,  поэтов
или  артистов.  Бывает,  что  кто-нибудь  изъявляет  желание
пообщаться  с  кем-то  из  выдающихся  мыслителей  прошлого.
Удивительной  для  меня популярностью пользуются  диктаторы.
Сталина  в  последнее  время  так  затаскали,  что  он  даже
перестал  отвечать  на вызовы. А вот нам,  героям  Троянской
войны,  с общением не везет. Живые по большей части  считают
нас  мифологическими персонажами. Даже вы,  как  выясняется,
вызвали меня по ошибке.
     - Если вас интересует что-нибудь из того, что произошло
"  мире  после Троянской войны, то я готов ответить на  ваши
вопросы, - предложил я Менелаю, который, как мне показалось,
был несколько расстроен.
      -  Не  стоит.  - "Головастик" качнулся  из  стороны  в
сторону,  вспыхнув на мгновение голубым огнем. -  Я  уже  не
имею  никакого  отношения  к миру  живых,  и  мне  абсолютно
безразлично,  что там у вас происходит. Лучше,  если  у  вас
случится  свободная  минутка, вызовите меня  снова.  Я  могу
рассказать  много  интересного как о самой Троянской  войне,
так и о том, что произошло после падения Трои, о чем умолчал
Гомер.
       -  Боюсь,  что  моя  способность  общаться  с  духами
сохранится  недолго, - честно признался я. -  Но  вы  можете
сами приходить ко мне, когда пожелаете.
      -  Вы  это серьезно? - вкрадчиво, с затаенной надеждой
спросил Менелай.
     - Абсолютно, - заверил его я.
      -  Видите  ли,  при жизни я был человеком  честным.  А
потому   считаю  своим  долгом  предостеречь  вас.  Человек,
который  предлагает  духу являться  ему  в  любое  время  по
собственному  желанию,  может  столкнуться  с  определенными
проблемами.  Вы,  должно быть, слышали о  полтергейсте,  или
буйном  духе. Это вытворяют именно те духи, которые являются
без  приглашения.  Почувствовав свободу,  некоторые  из  нас
начинают  вести себя неадекватно. Я даже не могу  поручиться
за себя, что не стану допускать никаких безобразных выходок.
Могу только пообещать, что постараюсь держать себя в руках и
не ослаблять самоконтроля. Поэтому если вы не уверены в том,
что  хотели  бы  вновь  встретиться  со  мной  в  совершенно
неподходящих для этого условиях, то можете взять свое весьма
лестное для меня предложение обратно.
      -  Ни  в коем случае, - решительно отказался  я.  -  Я
уверен,  что  у  нас  с вами не возникнет  никаких  проблем.
Можете посещать меня когда пожелаете.
       -  Благодарю  вас,  -  с  искренней  признательностью
произнес Менелай. "Головастик" при этом налился ярко-зеленым
светом  и  даже стал как будто чуть больше. - Но  сейчас,  к
сожалению, мое время пребывания в мире живых истекает,  и  я
вынужден с вами проститься. Еще раз благодарю вас за ваше  в
высшей степени лестное для меня предложение и за то доверие,
которое вы мне оказываете.
      - Я хотел бы задать еще один вопрос, - быстро произнес
я.
     - Пожалуйста, если только я успею на него ответить.
     - Смерть - это страшно?
      -  Скорее уж скучно. Невыносимо скучно... Знаете  что,
молодой  человек, не торопитесь узнать о смерти все.  Придет
время,  и  все  это  вам, простите за  каламбур,  смертельно
надоест.   И  еще.  В  самом  начале  нашего  разговора   вы
спрашивали  о человеке по имени Парис. Конечно, это  не  тот
Парис, которого я знал когда-то, но все же на вашем месте  я
не стал бы доверять человеку с таким именем.
     - Почему? - спросил я.
       Но   прежде  чем  мой  вопрос  прозвучал,  стеклянный
"головастик" резко взмахнул хвостом и в ту же секунду исчез,
словно растворился в воздухе.
       Я   неподвижно   сидел  в  кресле,  пытаясь   понять,
действительно ли я разговаривал с легендарным царем  Спарты,
или  же это было только плодом моей фантазии? В любом случае
теперь  я  мог  с  уверенностью сказать,  что  знаю,  откуда
появилось выражение "тоска смертная".

                          Глава 20

      Не знаю, как долго я просидел в кресле, пребывая не то
в   состоянии  глубокой  задумчивости,  не  то  в  полнейшем
отчуждении от окружающего мира, которое было вызвано  ужасом
перед темной и непостижимой бездной, открывшейся передо мной
в  результате общения с духом. Что ни говорите,  а  странное
это дело - беседа с тем, кто уже не принадлежит нашему миру.
Жутковато  делается, когда, узнав то, что известно  мертвым,
пытаешься понять цель, заложенную в основание этого мира. Да
и  была ли вообще какая-то цель? Что, если жизнь - это всего
лишь  ошибка,  просчет,  допущенный мирозданием,  или,  хуже
того,  нечто  вроде раковой опухоли, несущей в  себе  только
страдания   и  смерть?  Бели  в  этом  мире,  сотканном   из
миллиардов переплетающихся вариантов реальности, и есть что-
то  постоянное,  объединяющее всех и  вся,  так  это  только
смерть.
     Я вздрогнул, услышав негромкий стук в дверь.
      Она  приоткрылась, и в комнату заглянул Витька. Вид  у
него был чрезвычайно серьезный и даже озабоченный.
     - Ну, как дела? - спросил он.
     - Нормально. - Оттолкнувшись руками от подлокотников, я
поднялся на ноги. - Контакт получился. Только не с тем,  кто
был  нужен.  Я  нашел  человека,  который  был  знаком  и  с
Одиссеем, и с Агамемноном, и с Парисом, но это были не  наши
знакомые, пришельцы из будущего, а ветераны Троянской войны.
     - Да ну? - удивленно вскинул брови Витька.
      -  Точно,  -  кивнул я. - Мне довелось побеседовать  с
царем Менелаем.
      -  Ничего себе. - Витька озадаченно качнул головой.  -
Интересно,  до  каких исторических глубин  можно  докопаться
таким образом?
      -  Представления не имею, - пожал плечами я. -  А  как
твой дар предвидения?
      -  Думаю,  что  в  ближайшие пару минут  твой  телефон
зазвонит, - ответил Витька. - Я, собственно, затем и пришел,
чтобы предупредить тебя.
     - Давно пора. - Я достал телефон из кармана ветровки. -
Ты заметил, что у тебя пропала татуировка?
      - Да. - Витька машинально посмотрел на свои руки. -  И
ты знаешь, исчезли эти рисунки как-то странно. Утром я пошел
умываться,  и,  как  только намочил руки, татуировка  сошла,
словно была сделана чернилами.
     - Писатель не задавал никаких вопросов по этому поводу?
     - Да он, похоже, и не помнит, что вчера у меня были эти
дурацкие наколки, - усмехнулся Витька. - Странно, что  мы  с
b.!.) это помним.
      Я  не  успел ничего ответить - в руке у меня сдавленно
заверещал телефон.
      -  Слушаю, - сказал я, нажав кнопку приема. Парис, как
всегда, даже не счел нужным поздороваться.
      - Что у вас там происходит?! - рявкнул он в телефонную
трубку, не пытаясь скрыть своего раздражения.
      -  Смотря что вы имеете в виду, - уклончиво ответил я,
не понимая, о чем, собственно, идет речь.
      Подозвав  Витьку  коротким взмахом  руки,  я  повернул
трубку так, чтобы ему тоже было слышно, что говорит Парис.
      -  Разве  я  не велел вам вчера сделать  из  Трепищева
посмешище?
      -  Насколько я помню, нет, - со смиренным спокойствием
ответил  я.  - Вы всего лишь попросили не хвалить  чрезмерно
его книги.
      - Не играйте словами, Зверинин! Вы превосходно поняли,
что я имел в виду!
      -  Вы хотели, чтобы мы дали понять Трепищеву, что  его
книги  -  полное  дерьмо. Именно это  мы  и  сделали.  Я  не
понимаю, что вам теперь не нравится.
     Я приподнял брови и вопросительно посмотрел на Витьку в
надежде,  что  он  быстрее  меня  сообразит,  чем  мы  могли
прогневить Париса. Витька недоумевающе пожал плечами.
      -  Вы  нарушили наш договор, господин Зверинин, -  уже
более  спокойно произнес Парис. Кажется, ему  удалось  взять
себя в руки.
       О   каком  договоре  идет  речь?  -  спросил  я.   Мы
договорились,  что  я  помогаю  вам  до  тех  пор,  пока  вы
неукоснительно следуете моим указаниям.
      - Вы будете смеяться, но я до сих пор не пойму, чем мы
провинились, - признался я.
     Я снова скосил взгляд на Витьку.
      Витька  клятвенно приложил руку к груди и отрицательно
покачал  головой,  давая  понять,  что  все  мои  подозрения
абсолютно  беспочвенны.  И  у  меня,  признаться,  не   было
оснований  сомневаться в этом. Когда я последний  раз  видел
его в обществе Трепищева, они смотрели друг на друга как два
кровника,  которые уже и сами не помнили,  с  чего  началась
война между их родами, но были полны решимости довести  дело
до конца.
      -  Вы  серьезно осложнили жизнь как себе, так  и  нам,
господин Зверинин! - прорычал в трубку Парис. - Наша  работа
находится  под угрозой срыва. Если наши планы рухнут,  то  и
вы,  господин Зверинин, как вы сами, должно быть, понимаете,
тоже останетесь не у дел.
     Ну, это-то я как раз прекрасно понимал.
     - Парис, мы следовали полученным от вас инструкциям так
же  строго,  как  правоверный  мусульманин  соблюдет  заветы
пророка, - попытался я успокоить своего собеседника. -  Если
мы  и  допустили какую-то ошибку, то только по той  причине,
что вы упорно не желаете открыть нам суть происходящего.  Мы
не  понимаем,  на  что направлены наши  действия,  к  какому
конечному  результату  они должны  привести,  а  потому  нам
/`(e.$(bao работать вслепую. Ясно объясните нам, чего именно
вы  от нас хотите, и, уверяю вас, вы получите именно то, что
нужно.
      -  Я  надеюсь,  что мы сможем со всем разобраться  при
личной встрече, - медленно произнес Парис.
      И  тут мне стала ясна главная причина его раздражения.
Парис  был  зол  на нас с Витькой не только потому,  что  мы
сделали  что-то,  спутавшее его планы. Загвоздка  таилась  в
другом как бы ему ни хотелось наказать нас за этот неведомый
нам  проступок, он мог ограничиться только угрозами,  потому
что именно от нас зависело, удастся ли ситуацию исправить. Я
по-прежнему не понимал, какие роли исполняли мы с Витькой  в
странной   пьесе,  которую  пытались  разыграть   гости   из
будущего,  но был почти уверен в том, что без нас  спектакля
не  будет  вообще.  Именно поэтому я не смог  удержаться  от
язвительного замечания:
      -  Мы уже давно и со все возрастающим нетерпением ждем
встречи  с  вами,  уважаемый Парис. И  Парис  проглотил  мою
колкость!
      -  Встреча  состоится сегодня, - услышал я его  голос,
дрожащий  от  сдерживаемого негодования.  -  Как  только  мы
закончим  разговор,  вам  следует  незамедлительно  покинуть
квартиру  Трепищева. В конце Неглинной, на Трубной  площади,
находится ресторан "Эрмитаж". Вы знаете его?
     - Нет, но думаю, что найду без труда.
      -  В ресторане на ваше имя заказан столик. Садитесь  и
ждите.
     - Просто ждать? - удивленно переспросил я.
       -  А  в  чем  проблема?  -  не  понял  моего  вопроса
собеседник.
     - На нас будут подозрительно смотреть, если мы усядемся
за пустой столик.
      -  Ну так закажите что-нибудь! - едва не взорвался  от
возмущения Парис.
     - За ваш счет? - нанес я добивающий удар.
     - Да, - злобно выдохнул Парис.
      -  Я  все понял, - заверил я инструктора. - Будут  еще
какие-нибудь указания?
      -  Можете  доехать  до Трубной на такси.  Надеюсь,  на
машину у вас деньги найдутся?
     - Секундочку.
      Я  плечом  прижал  трубку к уху и  достал  из  кармана
бумажник.  Навскидку  оценив его содержимое,  я  понял,  что
денег  в нем достаточно не только на такси, но и на  обед  в
ресторане.
      -  Все в порядке, - сообщил я Парису. - Деньги  у  нас
есть.
      -  В таком случае отправляйтесь немедленно, - приказал
Парис и бросил трубку.
       -   По-моему,   наш   дорогой  друг   чем-то   сильно
раздосадован, - заметил Витька.
      -  Раздосадован?  - Я сложил телефон  и  сунул  его  в
карман.  - Это слишком мягко сказано. Он просто вне себя  от
злости.
     Витька задумчиво провел ногтем по брови.
     - Понять не могу, чем мы ему не угодили?
      -  Ладно, давай собираться. - Я оглядел комнату, чтобы
убедиться, что ничего не забыл.
     - Ты все еще доверяешь Парису? - спросил Витька.
      -  С радостью бы от него избавился, - ответил я. -  Да
вот  только не знаю, как после этого мы будем выбираться  из
истории, в которой завязли, словно мухи в меде. До  сих  пор
нас вел Парис.
     - И где мы оказались?
     - Похоже, что там же, где были вначале.
     - У меня создается ощущение, что мы ходим по кругу.
      -  Знаешь, на кого мы с тобой похожи? - Я посмотрел на
Витьку  и,  не дожидаясь, что он скажет, сам же  ответил  на
свой вопрос:
      -  На двух слепых щенят, которых несут топить, а  они,
глупые, думают, что с ними решили поиграть. Вот только никак
не могут понять, что же это за игра такая.
      -  И  ты  все  равно собираешься пойти  на  встречу  с
Парисом?
       -   У  тебя  есть  какое-то  другое  предложение?   -
поинтересовался я.
     - У нас есть клиппер, - напомнил Витька.
     - Которым мы не умеем пользоваться.
     - Я полагаю, что Одиссей хотел бы вернуть его.
     - Вместе с нами.
      - А что, если попытаться переговорить с ним? Возможно,
сейчас,  когда Парис недоволен нашими действиями, мы  сумеем
найти общий язык с Одиссеем.
      -  Если  бы  еще знать, что именно так не  понравилось
Парису? - Я с досадой щелкнул пальцами.
     - Это нам тоже мог бы объяснить Одиссей.
      -  Есть два "но". - Я показал Витьке два пальца. - Во-
первых, мы не знаем, как связаться с Одиссеем без риска  для
жизни,  во-вторых,  мне очень не нравится,  что  при  первой
встрече он сразу же захотел нас убить.
      - Ты знаешь, чем больше я думаю об этом, тем больше  у
меня  возникает  сомнений. - Витька в задумчивости  прикусил
ноготь  большого  пальца.  - То, что  Одиссей  жаждет  нашей
крови, нам известно только со слов Париса.
      -  Разве?  -  Изображая недоумение, я приподнял  левую
бровь. - А пистолеты в руках убийц тебе кажутся недостаточно
вескими аргументами?
     - Вот именно пистолеты меня и смущают, - кивнул Витька.
-  Ты  полагаешь, что в их будущем люди не смогли  придумать
ничего лучше пистолета? Глупо как-то получается: ребятки  из
далекого  грядущего - и вдруг тычут в нос  пистолетами,  как
будто  только что впервые в жизни посмотрели фильм с Клинтом
Иствудом.
      Я чувствовал, что начинаю понимать Витькину логику.  И
мне  это,  признаться, совершенно не нравилось.  Потому  что
если  истолковать все произошедшие с нами события  так,  как
пытался  сделать это Витька, то получалось, что мы никому  и
ничему не могли верить. Почва под нашими ногами и прежде  не
!k+   особенно  твердой,  но теперь мы  вообще  вступали  на
болотную  зыбь,  где каждый шаг мог оказаться  последним.  И
самым   отвратительным  было  то,  что  я   отчаянно   хотел
оставаться  на прежних позициях по самой постыдной  причине:
следуя   инструкциям  Париса,  я  чувствовал  себя   чуточку
уверенней, чем находясь в свободном плавании. Я до  сих  пор
не  мог  забыть той радости, которая охватила  меня,  когда,
спасаясь от парней Одиссея и совершенно не зная, что  делать
и  куда  бежать,  я  вдруг услышал в трубке  телефона  голос
Париса.  Он  все  время находился где-то неподалеку,  и  это
давало мне уверенность в том, что все идет как надо и вскоре
мы   с   Витькой   будем,   посмеиваясь,   вспоминать   наши
приключения. Или же вообще напрочь забудем о них. Сказать по
чести,   я  просто  боялся  вновь  оказаться  в  пустоте   и
неизвестности.
      -  И  еще  мне  не нравится то, что мы видим  ситуацию
только  глазами  Париса, - продолжил свою  мысль  Витька.  -
Согласись, такой взгляд трудно назвать объективным.
     Я бы согрешил против истины, если бы сказал, что именно
Витька  посеял в моей душе первые зерна сомнений. Но  именно
он удобрил как следует почву, дабы они взошли и дали урожай.

                          Глава 21

      Когда  мы уходили, меня удивило то, как тепло,  прямо-
таки  по-дружески, распрощался Трепищев с Витькой. Если  мне
он  только  бегло  улыбнулся  и  коротко  кивнул,  то  моего
приятеля  он долго не отпускал - все тряс руку и с  огромным
чувством изрекал какие-то банальности.
      - С чего это писатель вдруг