идовал  Трепищеву - несколько часов  близкого  общения  с
Витькой    Кровицем   могли   любого   человека    заставить
пересмотреть свои взгляды на мир и на свое место в нем.  Что
уж  говорить о Трепищеве, мозг которого был для  Витьки  все
равно  что пластилин, из которого он мог вылепить  все,  что
ему заблагорассудится.
      Витька  с  Трепищевым прятались в узком проходе  между
стеной пятиэтажного дома и небольшой двухэтажной пристройкой
к нему. С одной стороны их убежище прикрывали густые заросли
*  *.#.-то  колючего  кустарника, с  другой  -  проржавевший
насквозь  грузовик со спущенными колесами и выбитым  лобовым
стеклом.
      -  Что  так  долго? - напряженным полушепотом  спросил
Витька, когда я присоединился к ним.
      - Мужик из кафе увязался за вами следом, - ответил я в
тон ему.
     - Ты с ним разобрался?
     - Конечно.
     - Без шума?
     - Как обычно.
     - А что с телом?
     - В мусорном контейнере.
     - Порядок.
      Трепищев,  широко  раскрыв глаза, ловил  каждое  слово
нашего  дурацкого  разговора.  Взглянув  на  него  пару  раз
искоса, я так и не понял, был ли он до смерти напуган или же
пребывал  в  полнейшем восторге от внезапно предоставившейся
возможности  заглянуть на ту сторону жизни,  которая  обычно
скрыта   от  непосвященных.  Сама  собой  появилась   мысль:
интересно,  как  сложатся  мои  отношения  с  Трепищевым   в
дальнейшем,  когда  вся эта история закончится  и  мы  снова
станем  просто соседями? Хорошо, если тот Трепищев, которого
я  встречу,  вернувшись в привычную для себя реальность,  не
будет  ничего помнить из сегодняшних событий.  А  что,  если
нет?  Что  же, мне всю оставшуюся жизнь так и изображать  из
себя секретного агента?
      -  Ты,  случайно,  не  состоишь в  Обществе  анонимных
трезвенников? - спросил я у Трепищева, вспомнив  разговор  с
мужчиной в кафе.
     Писатель отрицательно затряс головой.
      -  А  что  так?  - строго сдвинул брови  к  переносице
Витька.  -  Может  быть,  тебе не нравится  постановление  о
всеобщей трезвости?
     - Нет, что вы, я, конечно же, за трезвый образ жизни, -
испуганно принялся оправдываться Трепищев. - Просто при моей
напряженной работе у меня совершенно не остается времени  ни
на что другое.
      Витька  с  пониманием улыбнулся и  ободряюще  потрепал
Трепищева по плечу.
      -  Все  верно,  Вадим, - произнес он проникновенно.  -
Каждый  должен заниматься своим делом. Тебе - книги  писать,
нам  -  ловить  бутлегеров травящих наш  народ  низкопробным
спиртным  с  примесью сивушных масел, превышающей  предельно
допустимую норму.
     Трепищев смущенно улыбнулся. Щеки его зарделись, словно
у  красной  девицы, впервые позволившей парню положить  руку
себе на колено.
     - Ситуация следующая, - обратился Витька ко мне. - Мама
Вадима   живет  в  двух  шагах  отсюда.  Мы  сможем  дворами
незаметно добраться до ее дома. Но прежде чем залечь на  всю
ночь, нам нужно встретиться с осведомителем.
     Я кивнул, хотя и не понял, что имел в виду Витька.
       -   Нашим   осведомителем  является  мелкий  торговец
a/(`b-k,, - объяснил Витька Трепищеву. - Под видом товара он
должен передать нам необходимую информацию. Где у вас  здесь
ближайшая точка нелегальной торговли выпивкой?
      -  Возле  книжного магазина, - быстро облизнув  языком
сухие губы, ответил писатель.
      -  Идем,  -  решительно кивнул  Витька.  Пройдя  между
домами, мы вышли на Неглинную в нескольких метрах от нужного
нам магазина.
      Прохожих на улице было много. Кто-то торопливо шагал к
метро,  кто-то не спеша прохаживался вдоль витрин магазинов,
кто-то  покупал  мороженое, кто-то приценивался  к  товарам,
разложенным  на лотках. Присмотревшись, я выделил  из  толпы
двух   парней  лет  двадцати  пяти,  одетых  в  сине-зеленые
спортивные костюмы. Один из них делал вид, что рассматривает
книги на лотке, выставленном перед входом в книжный магазин,
но  при этом то и дело быстро поглядывал по сторонам. Другой
стоял в стороне, опершись согнутой ногой о стену.
     - Ты видишь его? - негромко спросил у меня Витька.
     - Нет, - ответил я.
     - Я пойду поговорю вон с тем.
     Витька взглядом указал на парня, стоявшего возле стены,
и протянул ко мне руку с открытой ладонью.
      Я  понял,  что  ему нужно, и положил  на  ладонь  свой
бумажник.
     - Будьте начеку.
      Витька  сунул  бумажник в карман и небрежной  походкой
праздно гуляющего бездельника направился в сторону парня.
      Стоя  в стороне, мы с Трепищевым внимательно наблюдали
за развитием событий.
      Витька  с  парнем о чем-то быстро переговорили,  после
чего вместе вошли в магазин.
      -  У вас опасная работа, Анатолий Иванович, скосив  на
меня  глаза, тихо произнес Трепищев. Я молча, со  сдержанным
достоинством  кивнул.  Не прошло и двух  минут,  как  Витька
вышел  из  магазина. Но теперь парня в спортивном костюме  с
ним не было.
      -  Все  в порядке, - сообщил Витька, подойдя к нам.  -
Информацию передадут по дороге к метро.
      Мы  все вместе двинулись по тротуару в сторону станции
метро "Кузнецкий мост".
      Не  прошли  мы и ста метров, как нас нагнал коренастый
парень  с  короткой  стрижкой,  одетый  в  точно  такой   же
спортивный  костюм,  что  и  пара возле  книжного  магазина.
Осторожно  тронув  плечо  Витьки  указательным  пальцем,  он
показал  ему большую спортивную сумку, такую новенькую,  что
от нее еще пахло кожзаменителем и краской.
     - Все как договаривались? - спросил Витька.
     - Полный порядок, - ухмыльнувшись, ответил парень.
      Он  развел  ручки  сумки в стороны. Витька  расстегнул
"молнию" и заглянул внутрь. Удовлетворенно кивнув, он  снова
застегнул  "молнию"  и  протянул  парню  картонную  карточку
размером  с  проездной  билет.  Парень  быстро  взглянул  на
карточку, сунул ее в карман и отдал Витьке сумку. Ничего  не
сказав и даже не кивнув головой на прощание, он повернулся к
- , спиной и в одно мгновение растворился в толпе.
       -  Видел,  как  профессионально  ушел?  -  спросил  у
Трепищева Витька. - Моя школа.
      Сумка, полученная от парня, была, похоже, нелегкой,  и
Витька  закинул ее на плечо. Я был уверен, что при  этом  из
сумки  раздастся предательское звяканье стекла, но, к своему
удивлению, не услышал ни звука.
      -  Ну  что  ж,  теперь у нас есть все необходимое  для
работы.   -   Довольно  улыбнувшись,  Витька  посмотрел   на
Трепищева. - Веди, Вергилий.
      Вернувшись назад прежним путем, мы свернули в  проулок
и,   пройдя  метров  сорок,  оказались  в  тихом  московском
дворике, которых в последнее время в столице становится  все
меньше  и меньше. Удивительным было то, что машины здесь  не
стояли  на  газонах, деревянные скамеечки не были  с  корнем
вывернуты  из  земли, тротуары были подметены,  из  мусорных
контейнеров  не вываливался протухший мусор,  а  на  детской
площадке  с песочницей, выкрашенной в ярко-красный цвет,  не
были  разбросаны  окурки,  пивные  банки  и  битые  бутылки.
Впрочем,  последнее следовало отнести не к заслугам  местных
дворников, а к первым положительным итогам тотальной  борьбы
за  трезвость,  которую отчаянно, но,  судя  по  короткой  и
результативной  встрече возле книжного магазина,  безнадежно
вело государство со своими гражданами.
       Мы   вошли  в  запертый  на  кодовый  замок   подъезд
старенького, помнившего лучшие времена четырехэтажного  дома
и  поднялись  на  второй этаж. Трепищев  достал  из  кармана
связку  ключей,  выбрал  нужный и  вставил  его  в  замочную
скважину.
     Когда он повернул ключ в замке, вся связка на мгновение
выпала  у  него  из  ладони,  и я  увидел  небольшой  темно-
коричневый брелок грушевидной формы. Точно такой  же,  какой
отобрал у меня Одиссей, только без кнопки на широком конце.

                          Глава 17

      Переступив  порог,  мы оказались в маленькой  прихожей
аккуратной  двухкомнатной квартирки, обставленной  в  стиле,
характерном  для одиноких пожилых женщин. В прихожей  стояла
высокая  деревянная вешалка, трехрядная галошница и тумбочка
с  облезшей  полировкой, покрытая куском старого  клетчатого
пледа.  В углу громоздилось несколько стопок старых газет  и
журналов, аккуратно перевязанных бечевками.
      В  первой  комнате, куда мы попали прямо из  прихожей,
имелся  большой  круглый стол, покрытый белой накрахмаленной
скатертью,  старенький  раскладной диван,  кресло-кровать  и
огромный шкаф, похожий на незаконченное творение безвестного
скульптора-монументалиста.  Каким   образом   шкаф   удалось
затащить в квартиру, оставалось только гадать - ни в одну из
дверей  он  по  своим габаритам не проходил. В  углу  стояла
тумбочка  с жутко старым черно-белым телевизором.  В  другой
комнате  уместились  только  большая  кровать  с  блестящими
металлическими  шариками  на  спинках  и  книжный   шкаф   с
открытыми полками.
      Подбор книг меня, признаться, удивил. Помимо классики,
которую я как раз и рассчитывал здесь увидеть, - Пушкин, все
трое Толстых, Тургенев, Чехов, Мопассан, Флобер, - на полках
стояли  также книги совершенно неожиданных, на  мой  взгляд,
авторов: Кафка, Борхес, Ерофеев, Кундер, Кальвино, Акройд...
Судя  по  подбору  книг,  мама Трепищева  не  только  любила
читать,  но  и  отличалась удивительной широтой литературных
интересов.  Между  толстыми томами Цветаевой  и  Набокова  я
приметил  даже  тоненькую книжечку Пелевина. Называлась  она
"Generation  "M", из чего я сделал вывод, что мы по-прежнему
находимся  не  в  том варианте реальности,  с  которого  все
началось.
      Но больше всего меня удивило то, что книг Трепищева  я
на полках не обнаружил.
      Повсюду  в квартире стоял запах лекарств, смешанный  с
густым ароматом лавандового масла, в который вливался еще  и
едва  заметный душок нафталина. Но, как ни странно, подобная
неожиданная   смесь  столь  непохожих  ароматов   вовсе   не
раздражала.  Напротив,  она навевала воспоминания  о  чем-то
далеком,  приятном  и одновременно грустном,  оставшемся  за
порогом  детства, что невозможно было обозначить словами,  а
можно было лишь вспомнить на уровне ощущений, как вспоминают
вкус первого в жизни леденца, прилипшего к языку.
      Несомненным  достоинством дома были  высокие  потолки.
Благодаря  этому  даже в самый жаркий  День  в  квартире  не
чувствовалось одуряющей духоты.
      Велев Трепищеву закрыть шторы во всех комнатах, Витька
прошел на кухню.
      -  Здесь  мы  и обоснуемся, - сказал он,  водружая  на
табурет свою тяжелую сумку.
      Когда  он задергивал шторы, я обратил внимание на  то,
что татуировка на его руке изменилась. Рисунки остались теми
же,  но  сделались более грубыми, расплывающимися - их  явно
делал любитель, не имеющий большого опыта в работе подобного
рода.   На  пальцах  правой  руки  Витьки  появились  цифры,
складывающиеся в число 1984, а на запястье - огромный паук с
растопыренными  лапами  и  мальтийским  крестом  на   спине.
Реальность,  в  которой мы находились, продолжала  медленно,
почти незаметно меняться.
      -  Откуда  у  тебя татуировки? - поинтересовался  я  у
Витьки.
      Мой  приятель с безразличным видом посмотрел  на  свои
руки.
     - Увы, не знаю, - ответил он. - Может быть, я за что-то
сидел?
      -  Или  служил  в армии, - предложил  я  иной  вариант
ответа.
     Витька призадумался.
      -  А  ты знаешь, похоже на то, - сказал он. -  У  меня
имеются  какие-то  очень смутные воспоминания  об  армейской
службе.
     - А что означает число 1984? - спросил я.
      - Должно быть, роман Оруэлла, - не задумываясь ответил
Витька.
      Выражение  его  лица  при этом оставалось  убийственно
серьезным.
     С него станется. Кто-кто, а Витька Кровиц мог запросто,
ради   фронды   сделать  на  руке  татуировку  с   названием
запрещенного в свое время романа.
      На  кухне  появился Трепищев с небольшим  ночничком  в
руках.  После  того как Витька задернул шторы,  в  помещении
стало  почти  темно,  так что свет был  не  лишним.  Верхнее
освещение мы включать не стали, дабы не привлекать  внимания
к  квартире, которая должна была казаться пустой. Хотя Парис
и  утверждал, что в обществе Трепищева мы можем  чувствовать
себя в полной безопасности, мне казалось, что дополнительные
меры предосторожности будут не лишними. К тому же это вполне
соответствовало  игре  в секретных  агентов,  которую  мы  с
Витькой   затеяли   ради   нашего  гостеприимного   хозяина.
Поставленный  на  пол ночник отбрасывал на стены  и  потолок
неяркие   красноватые  отсветы,  что  придавало   обстановке
атмосферу таинственности и скрытой опасности.
      -  Займись-ка  едой,  Вадим. - Витька  кинул  на  стол
коробку  с  замороженной  пиццей и две  упаковки  пельменей,
которые достал из сумки.
     Трепищев включил плиту и занялся готовкой.
     - А стаканчики у тебя имеются? - снова обратился к нему
Витька.
     Трепищев выставил на стол три тонких стеклянных стакана
с   изображениями  гоночных  машин.  Витька  взял  один   из
стаканов,  взвесил  его  на руке, а  затем  посмотрел  через
стекло на свет.
     - Как раз то, что нужно, - вынес он свой вердикт, после
чего  принялся  выставлять на стол  пивные  бутылки  темного
стекла.
      Теперь  я понял, почему бутылки в сумке не звенели,  -
каждая из них была аккуратно обернута двойным слоем газетной
бумаги.
      -  "Невское  светлое", - сообщил Витька,  показав  мне
развернутую  бутылку.  Произведено  и  разлито  в   Таллине.
Надеюсь,  оно  не  уступает по вкусу тому  пиву,  которое  я
помню.  - Витька поставил бутылку на стол и как-то не  очень
весело  усмехнулся. - Надо же. Прошел-то всего один  день  с
тех  пор,  как я спокойно пил пиво, не думая о том,  что  за
карусель  скоро закружит-завертит меня, а я  уже  говорю  об
этом так, словно минуло лет двадцать.
      Мне было понятно смятение, внезапно охватившее Витьку,
стоило  ему подумать о том, что осталось у нас за  спиной  и
что  ожидало  нас  впереди.  У  меня  тоже  порою  возникало
чувство,  что  мы уже никогда не вернемся в  те  дни,  когда
можно  было  спокойно зайти в магазин,  купить  пиво  и,  не
таясь, выпить его хоть на скамейке в ближайшем скверике,  не
думая  о  том, что по твоему следу идет команда безжалостных
убийц,  явившихся  в  наш мир из такого  далекого  будущего,
какое даже трудно себе вообразить. Борясь с этим, я как  мог
старался  убедить  себя  в  том, что  Парис  непременно  нам
поможет и в конце концов все встанет на свои места.
      Глянув  случайно  на  замершего  возле  газовой  плиты
Rрепищева,  я незаметно толкнул ногу Витьки носком  ботинка.
Проследив за моим взглядом, Витька обернулся и посмотрел  на
нашего хозяина.
     Трепищев был похож на жену Лота, решившую выяснить, как
там  дела  в Содоме. Он стоял неподвижно, с чуть приоткрытым
ртом. В его широко распахнутых глазах тускло мерцали отсветы
безмолвного  ужаса.  Хотя, возможно,  это  было  всего  лишь
отражение красноватых огоньков ночника.
      -  В  чем  дело, Вадим? - спросил Витька, не  в  силах
понять, чем вызван столбняк, приковавший писателя к месту.
      Вилкой,  которую он держал в руке, Трепищев указал  на
стол,  куда  Витька уже успел выставить шесть  завернутых  в
газеты бутылок.
      - Ты об этом? - совершенно искренне удивился Витька. -
Так  пиво пришлось купить ради конспирации. Не могли  же  мы
просто  так подойти к уличному торговцу спиртным  и  сказать
ему,  что  нам  нужно  встретиться  с  информатором.  А  вся
информация  зашифрована здесь. - Витька аккуратно  разгладил
на  столе  газетный лист, который до этого  просто  скомкал,
собираясь  выбросить. - Как только поедим, Анатоль  займется
ее дешифровкой.
     Витька протянул мне мятый газетный лист.
      - "Патриарх Всея Руси и Президент Российской Федерации
сделали  совместное  заявление по поводу того  непоправимого
урона,   который   наносит  психике   человека   потребление
продукции  западной, так называемой "массовой  культуры",  -
прочитал  я  первое,  что  бросилось  в  глаза  на   обрывке
газетного   листа.  -  В  связи  с  этим  всем  сознательным
гражданам предлагается сдать в специально открытые для этого
приемные пункты изделия "масскульта", приведенные в списках,
опубликованных в специальном приложении по разделам: компакт-
диски и аудиокассеты, видеокассеты, книги и журналы".
      -  Это  именно  то, что нам нужно, - убежденно  заявил
Витька. - Время и место прибытия груза.
      -  А как тебе нравится сама идея изъятия произведений,
признанных идеологически вредными? - поинтересовался я.
      -  Во-первых,  речь  идет не об идеологически  вредных
произведениях,  а  о тех, которые наносят  вред  психике,  -
поправил  меня  Витька.  -  А  во-вторых,  остается   только
порадоваться, что пока еще эти произведения предлагают сдать
самостоятельно,  а  не  конфискуют при  обыске.  Жалко,  нет
списка - любопытно было бы взглянуть. Кстати, - посмотрел на
Трепищева Витька, - а кто у нас нынче президент?
     - Как это "кто"? - растерянно хлопнул глазами писатель.
     - Не обращай на него внимания, Вадим, - тут же вмешался
я. - Виктор просто шутит.
      В  конце концов, какая разница, кто был президентом  в
реальности,  в  которой мы сейчас находились.  С  меня  было
довольно  того  заявления, которое  он  сделал  совместно  с
главным  попом страны, чтобы не испытывать к этому  человеку
ничего, кроме презрения.
      -  Холодильник работает? - задал новый вопрос, лежащий
совершенно в иной плоскости, Витька.
     - Да, - кивнул Трепищев.
      -  Ну  так загрузи пиво в морозилку. - Зажав  пальцами
горлышки,  Витька подцепил со стола сразу четыре  бутылки  и
протянул их Трепищеву.
     - Зачем? - спросил тот.
     - Не люблю теплое пиво, - объяснил Витька.
      -  Так  вы  собираетесь его пить? - с ужасом  выдохнул
Трепищев.
      Витька  со  вздохом поднялся со своего  места,  открыл
холодильник   и   загрузил  все  пиво  -  ровно   двенадцать
поллитровых бутылок - в пустую морозилку.
      -  Конечно  же,  выпьем,  -  сказал  он,  обращаясь  к
обомлевшему от недоумения Трепищеву. - А если захочешь, то и
тебе  нальем. Не пропадать же добру? - развел он  руками.  -
Пиво  досталось  нам  по случаю, так не выбрасывать  же  его
теперь  в мусорный контейнер! В конце концов, я заплатил  за
него свои собственные деньги!
     - Мои деньги, - внес принципиальное уточнение я.
      -  -  Не в этом суть! - отмахнулся Витька. Но все  же,
вновь  обращаясь  к  Трепищеву, он повторил  концовку  своей
последней фразы, использовав иное местоимение:
     - Мы заплатили за пиво наши собственные деньги.
     - Интересно, сколько? - спросил я.
      -  Сотню, - ответил, даже не посмотрев в мою  сторону,
Витька.
     - Всего сотню? - удивился я.
     - Сотню баксов, - уточнил Витька.
     - Сотню баксов! - возмущенно завопил я. - За ящик пива!
      - Я заказал еще пельмени и пиццу, - добавил Витька.  -
Чтобы самим потом не бегать по магазинам.
      -  И  за все это ты отдал сто долларов? - Мне все  еще
казалось, что Витька меня разыгрывает.
     - Не скупердяйничай, Анатоль, - презрительно поморщился
Витька. - Вспомни, в какой стране ты живешь. Кроме того, эти
деньги  достались тебе без особого труда. Не исключено,  что
при  очередном  переходе они исчезнут  из  твоего  бумажника
точно так же, как появились.
      Трепищев не успел высказать своего отношения ко  всему
услышанному.  Зашипела  вода,  побежавшая  из  кастрюли,   в
которой   варились  пельмени.  Повернувшись  к  нам  спиной,
Трепищев  схватил шумовку и принялся быстро  вылавливать  из
кастрюли разварившиеся пельмени.
      Посмотрев  на  Витьку,  я молча постучал  указательным
пальцем  по виску, давая своему приятелю понять, мол,  нужно
все-таки  думать, что говоришь. В ответ Витька  презрительно
скривился  и, высунув кончик языка, указал им на