Трепищева,
выражая  тем  самым  свое  мнение  по  поводу  аналитических
способностей нашего хозяина.
      Трепищев  поставил на стол большую миску с пельменями.
Достав из навесной полки, он поставил на стол три тарелки  с
узором  из красных розочек по краю. Затем на столе появилось
блюдо с разогретой пиццей.
       Пока  мы  с  Вадимом  накладывали  себе  пельмени   и
заправляли  их сметаной, Витька извлек из холодильника  пару
бутылок  пива.  Ловко открыв их одну о другую,  он  наполнил
- h( стаканы.
      -  Ну,  за  встречу! - провозгласил  Кровиц,  поднимая
стакан.
       Я   взял  стакан  с  изображением  маленькой  красной
"Феррари".
     Трепищев тоже осторожно приподнял свой стакан.
      Витька  глубоко  вздохнул,  как  человек,  закончивший
наконец тяжелый, но необходимый труд, поднес стакан к  губам
и медленно, не отрываясь, осушил его.
      Я  отпил  чуточку, смакуя. Пиво было отнюдь  неплохим,
хотя  и имело какой-то странноватый привкус, отличавший  его
от того сорта "Невского", к которому я привык.
     С наслаждением чмокнув влажными губами, Витька поставил
опустевший сосуд на стол.
      Трепищев сидел, держа в руке стакан, к которому он так
и  не  приложился. Похоже, он не знал, как лучше  поступить:
отведать  предложенное  ему  пиво  или  же,  поборов  искус,
поставить его на стол.
     Проведя кончиками пальцев по губам, словно стирая с них
невидимый  след  пивной пены, Витька  произнес  только  одну
короткую  фразу.  Но  заложенный в ней глубинный  смысл  был
поистине достоин Мефистофеля.
     - Хотелось бы ознакомиться с другими твоими книгами.
      Глаза  Трепищева  тотчас  же  загорелись  инфернальным
пламенем.  Цена,  назначенная Витькой  за  его  душу,  свято
верующую  в  безгрешность патриарха и  мудрость  президента,
вполне  устраивала писателя, жаждущего не  только  постоянно
растущих тиражей издаваемых книг, но и бесспорного признания
читателей. Постановление правительства о борьбе с  пьянством
тут  же  было забыто, и Трепищев залпом прикончил  запретный
напиток.
     - Ну как? - хитро прищурился Витька.
     Трепищев не успел еще ничего ответить, а его стакан уже
вновь был полон до краев.
       Дело  пошло.  Витька  только  успевал  доставать   из
морозилки и открывать новые бутылки.
      Между моим приятелем и писателем завязался разговор, в
своей  бессмысленности похожий на диалог  глухого  с  немым.
Однако  ни  одного  из них это, похоже, ничуть  не  смущало.
Трепищев  всегда  был рад поговорить о  своем  пока  еще  не
оцененном   по  достоинству  ни  читателями,  ни   критиками
творчестве.  Витька же был не прочь почесать языком,  а  под
пиво  так  в особенности. Поговорив с человеком всего  минут
десять,  он мог без труда развивать начатую его собеседником
тему,  даже  если прежде ему ровным счетом  ничего  не  было
известно   об  обсуждаемом  предмете.  Как-то  раз   я   был
свидетелем  того,  как Витька буквально на пальцах  объяснил
доктору  биологических наук, одному из  признанных  корифеев
генетики, почему у того никак не получается эксперимент, над
которым  ученый бился Уже не первый год. И, как ни  странно,
доктор  согласился с Витькой, полностью признав его правоту.
Сейчас  же мой приятель соловьем разливался, объясняя своему
собеседнику,  на чем должна строиться работа  писателя.  При
этом  вдохновению Витька отводил минимальную роль,  оставляя
%#.  поэтам.  Для  прозаика  же,  по  его  мнению,  главными
слагаемыми успеха являлись упорство и трудолюбие.
     Судя по тому, сколько книжек нашлепал Трепищев всего за
пару  лет,  этих  двух качеств ему было не занимать.  Следуя
логике   Витьки,   можно  было  предположить,   что   вскоре
количество  перерастет в качество и имя Трепищева  прогремит
над   страной,  подобно  раскатам  майского  грома.   Самого
Трепищева  такая  перспектива,  несомненно,  устраивала.  Он
внимал словам моего велеречивого приятеля так, словно  перед
ним  предстал новоявленный пророк, конспективно определяющий
судьбу человечества на ближайшее тысячелетие. Лишь временами
Вадим позволял себе короткие реплики, смысл которых сводился
к тому, что он безоговорочно согласен со всем, что слышит.
      То, что благодаря специфическому воздействию пива  оба
пребывали в несколько расслабленном состоянии, придавало  их
разговору форму пьесы абсурда, между делом разыгранной двумя
любителями,  которые не позаботились даже о том,  чтобы  как
следует  выучить текст. Мне это скорее напоминало Стоппарда,
нежели Ионеско.
      Воспользовавшись кратковременной паузой,  возникшей  в
беседе  двух знатоков литературного творчества, когда Витька
полез  в  холодильник за новыми бутылками, я задал Трепищеву
вопрос, который давно уже интересовал меня:
      -  Я заметил у тебя на ключах интересный брелок. Можно
взглянуть?
      Я  старался,  чтобы мой голос звучал  непринужденно  -
вроде   как   я  спросил  об  этом  не  потому,   что   меня
действительно интересовал брелок, а просто от нечего делать.
      Трепищев глянул на меня более чем недоброжелательно. В
какой-то  момент мне даже показалось, что сейчас он  вскочит
на  ноги  и укажет мне на дверь. А если я откажусь уйти,  то
вызовет милицию, позабыв обо всем, что наплел ему Витька  по
поводу  бурятского самогона. Но вместо этого Трепищев  сунул
руку в карман и извлек оттуда связку ключей. Он показал  мне
брелок, зажав ключи в кулаке, как будто опасался, что я могу
попытаться их у него выхватить.
      Для  того чтобы окончательно убедиться в том, что  это
клиппер,  мне  нужно было дотронуться до  брелока  пальцами,
почувствовать фактуру материала, из которого он был  сделан.
Я  медленно,  чтобы не напугать, протянул  руку  с  открытой
ладонью.
     Поколебавшись несколько секунд, Трепищев все же решился
положить связку ключей мне на ладонь. Правда, сделал он  это
с   огромной  неохотой,  преодолевая  сильнейшее  внутреннее
сопротивление.
     Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том,
что  на  кольцо с ключами у Трепищева был подвешен  клиппер.
Но,  внимательно  осмотрев его, я  так  и  не  обнаружил  ни
кнопки,  как  на моем, ни какого-либо другого переключателя,
служащего для приведения клиппера в действие.
      -  Необычная  вещица, - сказал я,  возвращая  ключи  с
брелоком  Трепищеву.  - Откуда она у  тебя?  Получив  связку
ключей  назад,  Трепищев почувствовал  явное  облегчение.  А
спрятав ключи в карман, он и вовсе расцвел и заулыбался.
      -  Мне его подарили, - с готовностью ответил он на мой
вопрос.  -  Вообще-то  история, связанная  с  этим  брелком,
довольно  необычна. Вы знаете, писать-то я начал  давно.  Да
вот  только  никто  не  хотел меня  публиковать.  Всякого  я
наслушался  в издательствах. Говорили, что я по-русски  двух
слов связать не могу, что сюжеты романов у меня примитивные,
а  герои  похожи на дебилов... Да что там,  кое  от  кого  я
слышал даже, что у меня самого голова не в порядке... Тоска,
короче,  полная.  Впору  было  бросить  писать  и  предаться
отчаянию.  Но я для себя решил так романы, которые  я  пишу,
отличные, потому что мне-то самому они нравятся, а  те,  кто
этого не понимает, - сами суть дураки!
      -  Блестящая логика! - вставил Витька. - Именно так  и
следует  поступать: верить в себя и идти вперед, не  замечая
препятствий.
      -  Пока не упрешься в бетонную стену, - добавил  я.  -
Можно,  конечно,  пробить и ее, но только  для  этого  нужно
иметь чугунный лоб.
     - Вот именно, - размашисто кивнул Трепищев.
      Он, похоже, вообще не понял, о чем шла речь. - Так и я
бился  головой в стену, пытаясь пристроить свои рукописи.  И
продолжалось это до тех пор, пока не пришел я как-то  раз  в
издательство  "Омега-пресс". Сижу,  значит,  я  в  коридоре,
ожидаю,    когда    освободится    редактор,    занимающийся
фантастикой. И вдруг присаживается рядом со мной человек. То
да  се - разговорились мы с ним. Я пожаловался, что никак не
удается  пристроить  мои произведения в издательство.  А  он
отвечает: "Главное, молодой человек, не сдавайтесь.  У  меня
тоже  в свое время были такие же проблемы". Сказал и достает
из  кармана  колечко, на котором висит всего один  ключик  и
этот  самый брелок. Снимает он брелок и протягивает  мне  со
словами:  "Возьмите, молодой человек, этот  брелок  себе  на
счастье. Он непременно принесет вам удачу. Только никогда  с
ним  не  расставайтесь". Я взял брелок, а он встал  и  ушел.
Затем  я оставил рукопись редактору и стал ждать результата.
Не  прошло  и  недели,  как мне позвонили  из  издательства,
сказали,   что   готовы  заключить  со   мной   договор,   и
поинтересовались, нет ли у меня других романов. Вот  так.  С
тех  пор  я с этим брелком не расстаюсь. - Трепищев смущенно
улыбнулся.  - Естественно, я не верю во всякую там  мистику.
Но  получается так, что этот брелок действительно принес мне
удачу.  Порою  мне кажется, что если я его  потеряю,  то  не
смогу больше написать ни строчки. Хотя, конечно же, дело  не
в брелке...
      -  Не  в  брелоке, - поправил Витька, которому надоело
слушать, как писатель хронически не правильно склоняет слово
"брелок".
      -  Да  нет, - задумчиво произнес я. - Именно в брелоке
все дело.
     Витька и Трепищев одновременно посмотрели на меня.
      Я  натянуто улыбнулся, лихорадочно соображая,  как  бы
попроще  объяснить  свои  ненароком вырвавшиеся  слова.  Как
назло, ничего путного в голову не приходило.
      Меня  спас  телефон, зазвонивший в кармане  куртки.  -
Hзвините, - быстро произнес я и вышел из кухни.
      -  Связь с командованием, - произнес у меня за  спиной
Витька.
      Пройдя  в  комнату с телевизором, я прикрыл  за  собой
дверь и достал из кармана телефон.
      Вокруг  меня  царила кромешная тьма.  Слабо  светилось
только  табло  телефона. В ячейке, где  должен  быть  указан
номер  телефона, с которого произведен звонок,  горели  одни
нули.
     - Слушаю, - сказал я, поднеся трубу к уху.
      -  Что вы там вытворяете! - Парис говорил тихо,  но  с
напряжением в голосе.
     - О чем речь? - не понял я.
      -  С  чего  вдруг Кровицу взбрело в голову нахваливать
книги Трепищева?
      -  А  почему бы и нет? - удивился я. - Трепищев оказал
нам  гостеприимство, в ответ мы тоже сделали ему приятное  -
сказали пару добрых слов о его книгах.
      -  Прекратите  немедленно! -  Голос  Париса  в  трубке
сделался похожим на змеиное шипение.
     - Что именно? - не понял я.
     - Прекратите все разговоры с Трепищевым о книгах!
      -  А вам известно, что у Трепищева имеется клиппер?  -
осведомился  я.  Парис ответил не сразу. Пауза  после  моего
вопроса длилась достаточно долго, чтобы я мог подумать,  что
связь внезапно оборвалась.
     - Да, - произнес он наконец. - Нам это известно.
     - И какую роль играет во всем этом Трепищев?
     - Это клиппер солтеков! - Голос Париса едва не сорвался
на крик, но все же ему удалось сдержаться.
      -  Солтеки? - непонимающе переспросил я. - Это еще кто
такие?
     - Команда Агамемнона, - ответил Парис.
     - Так, значит, Трепищев играет за команду противника?
     - Да. Но сам он этого не знает.
      -  -  Почему же мы скрываемся у него? - У него клиппер
направленного действия, работающий в автоматическом  режиме.
Он  обеспечивает  Трепищеву режим наибольшего  благополучия.
Именно  поэтому Одиссей с Агамемноном не могут  засечь  вас,
пока  вы находитесь рядом с Трепищевым. Да им и в голову  не
придет искать вас там!
     - А при чем здесь книги Трепищева?
      -  Это  долго объяснять. Просто скажите вашему  другу,
чтобы он не выражал восторгов по поводу этих книг.
     Парис, как обычно, попытался уйти от ответа. Но на этот
раз я не собирался ему уступать.
      -  Знаете,  Парис,  мне  это  начинает  надоедать.  Вы
постоянно  даете  нам  какие-то указания,  но  при  этом  не
желаете объяснять, чего ради все это делается.
      -  Вам мало того, что это делается ради спасения вашей
жизни?
      - Честно говоря, у меня появились серьезные сомнения в
этом.
      -  Само собой, у меня имеются свои интересы, - не стал
'  /(`  blao  Парис.  -  Но на данном  этапе  наши  интересы
совпадают.
      -  А  что произойдет потом, когда мы с Витькой Уже  не
будем представлять для вас никакого интереса? Вы сдадите нас
Одиссею? Или сами с нами разберетесь?
      -  Анатолий Иванович, не нужно драматизировать. -  Мне
показалось,   что   в   голосе   Париса   прозвучали   нотки
разочарования   и  легкого  недовольства.   -   Моя   задача
заключается  в том, чтобы помочь вам вернуться к  нормальной
жизни.
      -  И  поэтому вы закинули нас в реальность,  где  пиво
приходится  покупать  из-под  полы  за  бешеные  деньги?   -
язвительно заметил я.
      - В данный момент для вас это самый безопасный вариант
реальности.
       -  Прошел  уже  целый  день,  а  мы  болтаемся  между
реальностями,  не  понимая,  что  происходит,  и   не   имея
представления, когда все это наконец закончится.
      -  Это для вас прошел день, - с легким укором поправил
меня  Парис.  -  Мы же работаем уже больше  недели,  пытаясь
вытащить вас из этой истории.
      - А почему бы вам просто не вернуть нас на день назад?
-  поинтересовался  я. Мы бы уже знали,  что  произойдет,  и
постарались избежать встречи с Одиссеем.
      -  Все далеко не так просто, как вам кажется, Анатолий
Иванович, - возразил Парис. - Во-первых, Одиссей тоже  будет
знать   о   том,  что  вы  совершили  временной  скачок,   и
соответствующим   образом   подготовится.    А    во-вторых,
перемещение во времени в пределах столь короткого  интервала
чревато серьезными нарушениями причинно-следственных связей.
Поверьте,  Анатолий  Иванович, мы уже рассмотрели  возможные
варианты и делаем все от нас зависящее, чтобы помочь вам.  Я
тяжело вздохнул.
      -  Право же, Парис, мне хочется вам верить. Но  вы,  к
сожалению, не господь бог, а вера моя, увы, не безгранична.
     - Хорошо, что вы хотите знать?
      -  Все.  Кто  такие солтеки? Почему  между  вами  идет
вражда?  Какая роль во всем этом отведена нам  с  Витькой?..
Да, и при чем здесь Трепищев с его дурацкой писаниной?
      -  Если в двух словах, то солтеки - это вторая группа,
которая,  как  и мы, хайперы, занимается созданием  гобелена
вечности. Только у них несколько иное представление  о  том,
как он должен выглядеть.
      -  Хайперы и солтеки, - задумчиво произнес  я.  -  Что
означают эти слова?
      -  Сейчас это только название двух групп, занимающихся
созданием гобелена вечности. Первоначальный смысл этих  слов
давно затерялся в глубине веков.
     - Существует только две команды из будущего, работающие
в  нашем  времени? Или есть еще кто-то, тоже считающий  себя
творцом вечности?
      -  Нет. - Мне показалось, что Парис усмехнулся. -  Для
третьего  в  этой  игре  уже  нет места.  Даже  столкновение
интересов  солтеков  и  хайперов  приводит  порой  к   столь
-%/`%$a*  'c%,k, последствиям, что приходится  тратить  уйму
времени  и  сил,  чтобы их ликвидировать.  Если  же  в  дело
вмешается   еще  и  кто-то  третий,  это  может   обернуться
катастрофой. Поэтому и мы, и солтеки внимательно  следим  за
тем, чтобы вдруг не объявился новый игрок.
     - Вы называете это игрой?
      -  Название условно. У нас не осталось игр в том виде,
как вы это понимаете. Поэтому мы и называем процесс создания
гобелена вечности игрой. Вы ведь тоже называете тот аппарат,
с  помощью которого мы сейчас разговариваем, телефоном. Хотя
Александер  Белл  скорее всего не  признал  бы  в  нем  свое
детище.
     - А не проще ли было бы договориться с солтеками, чтобы
действовать заодно? - Я не мог не задать этот вопрос, хотя и
сам понимал, что звучит он глупо.
      -  Все не так просто, как вам представляется, Анатолий
Иванович.  -  Парис  разговаривал со мной словно  терпеливый
педагог,  имеющий  долгий опыт работы с умственно  отсталыми
детьми: он знал, что я не пойму его с первого раза, да и  не
собирался  требовать этого от меня, но тем не  менее  считал
нужным  продолжать процесс обучения, раз за  разом  повторяя
одно  и  то  же.  -  Противоречия между  позициями,  которые
занимают  солтеки и хайперы в отношении того,  каким  должен
быть  гобелен вечности и какие методы допустимо использовать
при его создании, настолько глубоки, что объяснить их в двух
словах невозможно. Чтобы понять это, необходимо пройти  весь
тот  исторический путь, который прошли мы. У нас  совершенно
иные  жизненные  ценности,  иные  моральные  принципы,  иная
эстетика,  совершенно  другая философия.  Мы  слишком  много
узнали  как  о Вселенной, так и о самих себе,  а  потому  не
смогли  бы остаться прежними, даже если и пожелали бы этого.
Вы  просто  не  в  состоянии  за  короткий  отрезок  времени
воспринять всю информацию, которая могла бы подвести  вас  к
пониманию различия между позициями солтеков и хайперов. Мало
того  -  я  просто не имею права рассказывать вам  это.  Мне
очень  жаль, Анатолий Иванович, но будущее должно оставаться
для вас закрытым.
      В  ответе Париса было больше демагогии, чем конкретных
фактов,  но я не мог ничего противопоставить ему  -  не  так
давно  я  сам убеждал Витьку В том, что информация о будущем
может оказаться губительной для настоящего.
      -  В  таком  случае почему я должен  верить,  что  ваш
вариант   гобелена  вечности  предпочтительнее   того,   что
пытаются   создать   солтеки?   -   спросил   я,   несколько
растерявшись.
      -  Ну, хотя бы потому, что в нашем гобелене есть место
для  ниточки  вашей жизни. - Мне показалось,  что  в  голосе
Париса прозвучала скрытая ирония.
     - И все же...
      -  Анатолий Иванович, - перебил меня Парис. -  Давайте
закончим  наш  разговор.  Я и без того  сказал  вам  гораздо
больше,  чем  следовало.  Я  не  собираюсь  уговаривать  вас
спасать свою собственную жизнь и жизнь вашего друга. Хотя  и
не  отрицаю,  что,  потеряв вас, хайперы лишатся  некоторого
/`%(,ci%ab"   перед  солтеками. Но если  вы  настаиваете,  я
готов  прекратить игру и незамедлительно передать Агамемнону
информацию о вашем местонахождении. В конце концов, это ваша
жизнь - вам и решать.
     - Не только моя, но и Витькина, - напомнил я Парису.
      - Вы о Кровице? - Парис хмыкнул. - Вспомните, господин
Зверинин, сколько раз вы уже воскрешали его из мертвых.
     - Но сейчас он жив.
      -  Значит, вам предстоит решать и за себя, и за  него.
Потому что без вас Кровиц обречен. Так же, как вы без него.
     - А что предлагаете вы? - спросил я после паузы.
      -  То  же, что и всегда, - ответил Парис. - Я даю  вам
указания,  а  вы стараетесь неукоснительно им  следовать.  В
конечном итоге я рассчитываю отыграть у солтеков пару  нитей
для  гобелена вечности, а вы, если все сложится так,  как  я
рассчитываю, вернетесь к своей обычной жизни.
     - Я могу подумать?
      - А какой в этом смысл, Анатолий Иванович? Вы ведь уже
знаете, что ответите мне согласием.
     Парис был прав - я не собирался продолжать демонстрацию
собственной  независимости дальше тех пределов,  которые  он
сам   же   мне  отвел.  Я  знал,  что  солтеки  намеревались
избавиться  от  меня, а хайперы предлагали  мне  возможность
сохранить жизнь. И хотя заверения Париса отнюдь не  казались
мне убедительными, у меня просто не оставалось иного выхода.
Притом,   что   я,  так  же  как  прежде,  оставался   тупым
исполнителем,  не имеющим представления  о  том,  к  чему  в
конечном  итоге  приведут  те  или  иные  совершаемые   мною
действия,  я  не имел возможности отказаться от  дальнейшего
сотрудничества уже хотя бы потому, что для нас с Витькой это
действительно был единственный шанс вернуться  к  нормальной
жизни. Наверное, мне следовало бы сказать Парису спасибо уже
за то, что он не лишал меня права голоса.
     - Хорошо, - произнес я в трубку. - Что мы теперь должны
делать?
      -  Новые  инстр