ядевшего на виом.
     --  Где  он?--  спросил комиссар  глухо.  Он  все понял.  Вместо ответа
проконсул вызвал рубку:
     -- Дайте на обзорный дальновидение.
     Изображение в виоме вздрогнуло, зеленовато-голубые  световые нити, едва
видимые в центре обзорного поля,  стали  увеличиваться, приближаться, словно
спейсер  резво  устремился  к  ним  в   режиме  двойного  ускорения,  "Нити"
превратились  в  удивительные  ажурные сгустки  голубого  и  зеленого  огня,
напоминавшие  живую, шевелящуюся  мыльную  цену:  отдельные "мыльные пузыри"
отрывались от нее,  двигались некоторое время по  замысловатым траекториям и
рассыпались роями цветных  искр. Создавалось впечатление, будто пространство
в этом месте кипит на протяжении десятков миллионов километров.
     -- Что это?-- спросила Боянова, забыв о визите К-мигранта.
     Люди  в зале постепенно приходили в себя, задвигались, раздались первые
голоса, неровные вздохи, восклицания, шорохи, слившиеся в легкий шумок.
     --   К-физика   в   наглядном   изображении,--   буркнул   Грехов,   не
оборачиваясь.--  Рождение  и  гибель  всех  предсказанных  теорией  Великого
объединения  частиц  и полей. С другой стороны --  это борьба физик, нашей и
"завселенской",  столкновение  абсолютно разных вакуумов  с разными наборами
физических констант. Я понятно изъясняюсь?
     -- Вполне,-- отозвался очнувшийся Савич.
     -- Где Конструктор?-- повторил вопрос Железовский.
     Грехов снова ответил по-своему:
     -- Рубка, дайте запись  столкновения, самую кульминацию, в  замедленном
темпе.
     Черный  провал  виома с "пеной" затянулся на  миг  твердой белой эмалью
холостого режима  и снова превратился  в громадное  окно,  только теперь  на
месте   "пены"  расцветал  колоссальный  протуберанец  пламени,   пронзенный
множеством  огненных  зеленых  струй-стрел.  Медленно-медленно  этот сгусток
неистового огня просочился сквозь поток жалящих струй пламени, словно сдирая
с себя  лохмотья дымящейся материи, становясь чище  и прозрачней, и  наконец
превратился в стремительное, мигающее с небывалой быстротой, меняющее форму,
полупрозрачное  тело --  широкий  конус, из  дна которого сочились  голубые,
клейкие  с  виду, дымящиеся  нити, отрывающиеся где-то  в невообразимой дали
очередями прозрачных "водяных капель"...
     --  Его   Величество  блудный  Конструктор,--  пробормотал   Грехов   с
непередаваемой интонацией.
     Боянова  быстро взглянула  на него, но  ничего  не смогла прочитать  на
металлически твердом лице проконсула.
     -- Что нам делать, Габриэль?-- спросила она тихо. . Грехов не отвечал с
минуту, разглядывая уходящий вдаль, состоящий из подвижных гранул, "призрак"
Конструктора. Потом нехотя сказал:
     --  Что  и раньше  -- ждать. Примите  только совет: не подходите к нему
близко... хотя бы первое время и вообще, верните весь исследовательский флот
на Землю, исследователям нечего делать возле Конструктора.
     --   Но   проблема   контакта   должна  решаться   ксенопсихологами   и
контактерами,  --   возразил   Сингх.--   Ученые   других  дисциплин   могут
действительно возвращаться, но мы...
     -- Проблема контакта с Конструктором  будет решаться не нами.--  Грехов
мельком посмотрел на Анастасию.
     -- Кем же? -- требовательно спросила Боянова. -- К-мигрантами?
     -- Нет, самим Конструктором. Вы, Забава, как-то  сказали, что не любите
дежурного оптимизма, так  постарайтесь доказать свою точку зрения ксенологам
ИВКа,  они  не готовы  к  диалогу с  Конструктором...  судя по  их  эмоциям.
Извините,  джентльмены,  мне необходимо  срочно убыть  на Землю.-- Проконсул
направился к двери, дружески кивнул Демину.
     -- Постой, Эль, -- раздался сзади голос, пришедшей в  себя Анастасии.--
Я с тобой. Они вышли. Боянова повернулась к комиссару.
     -- Аристарх, у меня чувство, что с нами сейчас говорил не Грехов, а сам
Конструктор.-- Она зябко передернула плечами.-- Я боюсь их обоих!
     Железовский наконец оторвался от  виома, подошел и положил  ей на плечо
свою огромную руку.
        "Запределье"
     Он  лежал  лицом  вниз,  раскинув  руки  и  ноги,  на  чем-то  твердом,
напоминающем утоптанную землю с россыпью мелких и острых камней, впивающихся
в тело. Сил не было, как и желания дышать и думать. Судя по ощущениям: волны
боли   прокатывались   по  коже,  вскипали  прибоем  у  островков   наиболее
чувствительных нервных узлов,-- все тело было  изранено, обожжено, проткнуто
насквозь  шипами и колючками неведомых .растений. Иногда наплывали странные,
дикие,  ни с чем не сравнимые ощущения: то начинало  казаться, что у него не
две руки и две ноги, а гораздо больше, то голова исчезала, "проваливалась" в
тело,  растворялась  в нем,  то  кожа  обрастала  тысячами  ушей,  способных
услышать  рост травы...  Но  все  перебивала  боль,  непрерывная,  кусающая,
жалящая, дурманящая,  следствие каких-то  ужасных  событий, забытых  живущей
отдельно головой.
     Шевелиться не хотелось. Однажды он попробовал поднять голову, разглядел
нечто  вроде склона  холма, полускрытого багровой пеленой  дыма,  и  получил
колоссальный  удар  по сознанию: показалось-- тело пронзило током от макушки
до кончиков пальцев на- ногах! Он закричал,  не слыша голоса, извиваясь, как
раздавленный  червяк,  и   потерял  сознание,  а  очнувшись,  дал  зарок  не
шевелиться, что бы ни случилось.
     Кто-то внутри него произнес:
     Подыми меня из глубин
     бездны вечного униженья,
     чтобы я,
     как спасенный тобою пророк,
     жизнью новою жил.
     Ратибор напрягся и на мгновение  выполз  из скорлупы внушенного  кем-то
или чем-то образа "раненого на холме", сумев понять, что находится в гондоле
"голема",  укутанный  в  слой  компенсационной  физиопены,   однако  тут  же
последовал   беззвучный,   но  тяжелый   и   болезненный  удар   по   голове
(пси-импульс!), и снова вернулось ощущение,  будто он лежит, изувеченный, на
склоне каменистого холма...
     Ленивые  мысли  обрывались,  мешали  друг другу  и копошились  в болоте
успокоения:  черт с  ним, полежу,, так хоть  меньше  болит... интересно, кто
сейчас говорил про  бездну?  Он что --  не  видит, в  каком  я  положении?..
Неужели никто не видит, что я здесь лежу?..
     И снова рядом, тихо, но четко кто-то произнес:
     -- Очнись, опер, пока совсем не рехнулся...
     -- Кто говорит?-- вяло поинтересовался Ратибор. Голову пронизала острая
свежесть, пахнуло холодом,  и озоном, он снова увидел  перед глазами красный
транспарант: "Тревога АА", -- но не удержался на краю сознания и. скатился в
пропасть видений, призрачных ощущений и боли...
     Еще  дважды  он  пытался  бороться  за   самостоятельность  и  свободу,
испытывая чудовищные боли  и муки, и,  наконец,  преодолел  барьер  внешнего
воздействия,  с которым яростно боролся на уровне эмоций  и подсознания.  Он
находился  в  кокон-кресле  "голема",   подключенный  к  системе   аварийной
реанимации: в венах обеих рук иглы питания и гемообмена, на груди --"корсаж"
водителя сердечного ритма, на голове -- шлем максимальной пси-защиты.
     Жив, подумал Ратибор почти  с испугом, но ситуация дошла до реанимации,
как говаривал  Аристарх...  Ничего  не помню! Удалось  или нет?  Где я, черт
побери? "Проводник",  --  мысленно  позвал  он, испытывая приступ  слабости,
вспомнил имя координатора "голема" и поправился. -- "Дар, высвети информацию
и дай внешний обзор".
     -- Слава богу, ожил! -- отозвался интелмат. -- Здесь не слишком уютно и
повышен пси-фон, чувствуешь?
     Ратибор  только  теперь  ощутил неприятную  давящую тяжесть в  голове и
покалывание в глазных яблоках -- результат воздействия мощного пси-поля.
     -- Где -- здесь?
     -- Не знаю,-- честно сознался координатор. -- Попробуй разобраться сам.
Даю обзор.
     В глаза Ратибора хлынул призрачный свет, мелькнули более темные полосы,
потом  более  светлые,  длинным  серпантином закружились  вокруг  светящиеся
кометы, искры, шлейфы дыма...
     "Голем"вращается!"--сообразил Ратибор, вернее, кувыркается в воздухе...
или в вакууме?
     -- Стабилизация  по трем осям!-- приказал он координатору,-- Локацию  в
длинноволновом диапазоне, выдачу параметров среды.
     Верчение  цветных  струй  и  полос  вокруг замедлилось, полосатый  хаос
распался  на бесформенные  пятна,  мигающие  огни, клубки и  полотнища дыма,
странные скрюченные тени, двигающиеся в дыму. Изредка сквозь дым пробивались
зеленые Зарницы, и весь пейзаж передергивался, будто его сводила судорога. В
такие моменты  в гондоле  "голема" раздавался  гудок  и перед глазами пилота
вспыхивало слово "Радиация" и цифры -- ее уровень внутри аппарата.
     Локация в длинноволновом  диапазоне ничего не дала:  радиоволны  словно
вязли  в дыму и  не возвращались, поглощаемые  средой. Высокочастотные волны
оконтурили  в  дыму   какие-то  зализанные,   округлые   предметы,  медленно
перетекающие друг  в  друга,  за которыми- на  пределе видимости  проступили
твердые, ребристые  и бугристые стены, перемежающиеся  с нишами, пещерами  и
бездонными провалами.
     -- Миражи, -- изрек  координатор.-- Я не в состоянии правильно  оценить
поступающую информацию.  Все,  что  мы  видим,  на  самом деле  --  фантомы,
отражение и преломление  внешних воздействий в  наших органах чувств. Ложное
видение.
     -- Отстроиться можешь?
     -- Пока не удается,  слишком высок радиационный и пси-фон, плюс  мощное
акустическое поле,  сбивающее точную наводку датчиков. Хочешь послушать, что
деется вокруг нас?
     В уши Ратибора хлынула какофония звуков -- от мяукания кошек до взрывов
и визга  пил,  выдержать этот грохот  не  смог бы  никакой,  даже специально
тренированный человек. Координатор убавил  громкость до бесцветного шипения,
и Ратибор невольно пробормотал:
     --  Белый  шум...  это  был  шум,  Дар,  просто  исключительно  большой
мощности.
     --  Около трехсот децибел,  далеко  за  болевым  порогом,  хорошо,  что
"голем" рассчитан на подобные воздействия.
     Ратибор помолчал, впитывая порции данных, вводимых ему координатором.
     Среда, в которой висел "голем",  оказалась гелием с  примесями инертных
газов  и паров металлов от  железа  до осмия, и  была  она  пронизана  целым
"пакетом"  смертельных  для  человека  излучений.  Интелмат  "голема"  сумел
разобраться  лишь с тремя их типами: гамма-радиацией, нейтринным  потоком  и
протонными пучками  высоких  энергий, остальное  излучение  Дар  мог оценить
только качественно, по реакции универсальных  регистраторов. Не ответил он и
на вопрос пилота, где находится "голем".
     -- Во всяком случае не в открытом космосе,-- заявил он не без  юмора, -
Это может быть и поверхность неизвестной планеты, куда нас закинул чужанский
"перевертыш", и ее недра, или ядро формирующейся звездной системы.
     -- Или внутренности Конструктора. Я склонен полагать, что роиды  хорошо
просчитали путь своего  посла,  и  теперь мы где-то  в  недрах Конструктора.
Единственное, что меня тревожит, это отсутствие самого роида.  И К-мигранта.
Запускали-то нас вместе.
     Накатила вдруг волна слабости, в глазах замерцала льдистая зелень, руки
и  ноги  стали  ватными, тошнота  подступила  к  горлу, сознание померкло...
ненадолго. Дар реагировал мгновенно, вводя стимулятор и питание.
     Голова прояснилась, хотя тошнота осталась.
     -- Давай  поищем,  -- сказал Ратибор, обливаясь потом; и тут же по коже
спины,  груди,  под мышками, щекотно  пробежали  пальцы медкомплекса, стирая
пот.
     Координатор направил "голем" вверх  -- если  можно было назвать  верхом
пространство  над  вершиной  аппарата,  и словно  прорвал  невидимую пленку,
скрывавшую  до  этого  от  человека иные  пейзажи,  --  "голем"  вырвался  в
солнечный день  на Земле!  Впрочем,  не на  Земле,  как  понял  ошеломленный
Ратибор,  вглядевшись  в  представший перед глазами  пейзаж, освещенный так,
словно светился сам воздух.
     Холмистая равнина, поросшая ковром густых трав и цветов, уходила во все
стороны в бесконечность,  а  не до линии  горизонта, как на  Земле, и  точно
такая же равнина простиралась над головой, словно отражение в полупрозрачном
зеркальном  слое. Но  этого было мало: справа и слева,  достаточно далеко от
"голема", если верить ощущениям и  датчикам машины (около тысячи километров,
подсказал Дар), угадывались вертикальные эфемерные стены с горными и другими
ландшафтами, которые иногда становились резальными,  четко и ясно  видимыми.
Этот  мир  напоминал   геометрическую  фигуру  из  по  крайней   мере  шести
пересекающихся  под  прямыми  углами  плоскостей, каждая со своим пейзажем и
особенностями  рельефа,  но пять  из них  были эфемерными,  призрачными, как
миражи,  и  лишь  одна  не  давала  повода  к  сомнениям относительно  своей
реальности.
     -- Гексоид Гаргантюа,--  проговорил Дар, и Ратибор вспомнил, откуда ему
известен диковинный мир: в материалах о первом появлении Конструктора, тогда
еще  в  виде  споры  --  сверхоборотня,  как  его  прозвали,  было  описание
иллюзорного путешествия одного из безопасников, Диего Вирта, по точно такому
же  миру,  которому дали  название Гексоид  Гаргантюа.  История повторилась.
Разве что путешествие Берестова происходило наяву.
     -- Мы внутри Конструктора,-- подвел итог своим размышлениям  Ратибор.--
Это его масштабы и ландшафты.
     "Голем" двинулся над равниной по разворачивающейся спирали, преодолевая
тугое  сопротивление  местной  воздушной среды: гелий,  инертные газы,  пары
металлов.
     -- Гелий? -- внезапно  удивился .Ратибор.-- И трава на холмах? Что  это
значит?
     -- Только то, что мы  внутри Конструктора, -- буркнул координатор. -- У
меня   нет  никаких   сомнений  в  реальности  холмов  и  всего  остального,
поступающая  информация  однозначна и  не  требует специального  анализа.  А
почему трава не может расти в гелиевой среде?
     -- На вид-то она земная...
     За  одним из дальних  холмов блеснула серебристая полоска. Ратибор,  не
раздумывая, повернул  в ту сторону, и через минуту полета посадил "голем" на
холме  рядом,  с  дорогой  из  тускло  блестевшего  материала, напоминающего
серебро.
     -- Я выйду.
     --  Не советую,--  хмыкнул  Дар.--  Радиационный фон тут  поменьше,  но
пси-фон пульсирует за пределами обычных человеческих возможностей.
     -- Открывай.
     Координатор подчинился.
     Кокон-кресло  "голема", представляющее по  сути его рубку, "вывернулась
наизнанку",  словно толстая шуба,  освободив пилота. Ратибор, упакованный  в
герметичный кокос, выбрался из кресла, обошел его и влез в тесный прозрачный
цилиндр, занимавший все  остальное свободное пространство  рубки.  В  то  же
мгновение цилиндр  сжался  и  обтянул пилота  прозрачной бликующей  пленкой.
Ратибор  защелкнул энергопояс,  прицепил к  нему "универсал", встал на белый
круг у стены, и упругий бутон трапа вынес его наружу.
     Материал  дороги  оказался  не  серебром, не  металлом  вообще:  стоило
Ратибору шагнуть, как  вся  блестящая  полоса дороги  вдруг покрылась сеткой
трещин,  будто была сделана из хрупкого  фарфора. Цветы  по  обочинам дороги
напоминали сложные детали каких-то  машин, зубчатые колесики старинных часов
и просто абстрактные головоломки,  зато трава была настоящей  земной травой,
мягкой и  шелковистой,  и,  сорванная,  ни во  что  не превращалась.  Ощущая
непривычную тяжесть во всем теле и раздражающий глухой шум в голове, Ратибор
задумчиво  перетер в пальцах зеленые волокна, побродил в окрестностях черной
островерхой скалы "голема"  с распахнутым  зевом люка  и прозрачным  пузырем
трапа, закрывавшим люк, и  влез в аппарат. Процедура пеленания и подключения
к  системам  связи,  управления  и  анализа  заняла  две  минуты, после чего
"голем", превращенный  в плоский  летательный аппарат, помчался над дорогой,
скрывавшейся  в  дымке где-то  в невообразимой дали.  В следующее  мгновение
ландшафт  под "големом" искривился,  холмы вспыхнули электрическим  сиянием,
потрясающей силы удар обрушился на пилота неожиданно и бесшумно, словно удар
лапы подкравшегося тигра, Ратибор ничего не успел понять и предпринять...
     Он  снова лежал  на склоне  холма, израненный  и  беспомощный,  и  боль
кругами  ходила по телу, и кровь толчками вытекала из открывшихся ран, и  не
было сил  поднять голову,  чтобы оглядеться,  принять  более  удобную позу и
позвать на помощь...
     Следующее  видение было  иным и  неожиданным:  он  лежал,  связанный  в
каменной темнице, кругом  стояли враги и раз  за разом били по телу ногами в
сапогах с твердыми мысами...
     Ратибор очнулся.
     "Голем" висел над дорогой, упиравшейся в город, вполне земной, с рощами
и   садами,   комплексами   зданий  и  старинных  архитектурных  сооружений,
памятников старины, ставших музеями, и город этот был знаком пилоту до боли.
Рославль!  --   сообразил  Ратибор,  глотая  витаминизированное  желе  через
подсунутый Даром мундштук.
     -- Что это было со мной?-- спросил он мысленно
     -- Скачкообразное  повышение  мощности тета-линии  пси-фона, -- ответил
координатор.-- Эффективной защиты от излучения найти пока не могу. Терпи.
     -- А что за город впереди? И когда он появился?
     -- Судя по  некоторым особенностям,- это ваша  родина -- Рославль, хотя
есть  и  "лишние"   детали,   а  появился  он  минуту  назад,  сразу   после
пси-импульса,   практически   мгновенно.   Конструктор   демонстрирует   нам
возможности К-физики.
     -- Вряд  ли эти странные метаморфозы -- демонстрация, скорее -- попытки
осмыслить  свое положение в  "шубе" иного  пространства. Возможно  даже, что
Конструктор  в данный  момент  находится в  бессознательном  состоянии. Надо
искать его нервные узлы,  попытаться сообщить о себе, выдать всю привезенную
информацию, и хорошо бы отыскать коллег по посольской миссии -- К-мигранта и
чужанина.
     -- По-моему, они здесь, в городе, даю вариацию.
     В  панораме,  развернувшейся   перед  глазами  пилота,   возникли   два
светящихся   кольца,  ограничив  часть   изображения,  понеслись  навстречу,
увеличиваясь,  пока не заняли все  поле зрения,  причем пейзажи и в том  и в
другом кольце Ратибор мог рассматривать по очереди, не переводя глаз.
     В  первом кольце сквозь заросли  тополей  и  бамбука  виднелся стройный
контур  драккара,  в  котором  находился посол  К-мигрантов, а во втором  за
старинной  церквушкой   с  зеленым  куполом  и   золотыми  крестами  чернела
стометровая  глыба  роида. Но,  самое странное состояло в том,  что жителями
города, спешащими по своим делам, были... "серые люди"!
     -- Бред! -- сказал Ратибор, растворяясь в очередном приступе слабости.
     -- Тогда мы бредим оба, -- отозвался координатор с горечью. -- Вынужден
констатировать, что мои  возможности адекватного отражения  действительности
исчерпаны, а методы анализа обстановки несовершенны.
     Ратибор,    напрягаясь,    попытался    сфокусировать    внимание    на
псевдо-Рославле, созданном не то его  воображением, не то какими-то сложными
движениями души Конструктора, и  получил очередной удар пси-поля,  потрясший
организм до глубин подсознания: он полз по горячим углям  и зарослям  острых
игл,  сплошным ковром покрывающим  пол, стены  и потолок  бесконечной  узкой
пещеры,  и кричал от  боли,  когда  стены  сближались, а  потолок опускался,
сжимая тело в странных тисках акульей пасти...
     * * *
     Кто-то наклонился  над  ним, прохладные  пальчики пробежали по затылку,
снимая  боль  и  жар,  осторожно  коснулись  спины,  рождая  щекотные  волны
пупырчатой кожи.
     Ратибор заставил себя открыть глаза, повернуть  голову на бок, и увидел
чьи-то босые ноги, загорелые, стройные, легкие. Женщина присела, и он увидел
ее лицо, лицо  Насти Демидовой, строгое, красивое, тонкое, с бровями вразлет
и пухлыми губами с печально опущенными уголками.
     --  Вставай, мастер,--  сказала Настя  низким голосом, кладя ему на лоб
прохладную ладонь.-- Надо идти.
     -- Куда? --