еще  не
наблюдали. Что-то невероятное... интересно, как оценят ее ученые мужи?
   - Уж не обиталище ли Конструктора показал нам сверхоборотень? А "пауки"
- не его ли предки?
   - Ты думаешь, оборотень показал палеопейзаж  своей  родины?  Любопытно.
Поделись своей догадкой с Сергиенко. Кстати, ты заметил? - изменился  цвет
оболочки оборотня. Теперь он темно-серый,  а  не  черный,  и  оброс  снизу
каким-то белым пухом.
   - Ну и что? Это еще раз доказывает, что внутри оборотня идет скрытая от
нас перестройка организма.  Спора  Конструктора  пробуждается  от  спячки.
Интересно, когда она созреет?
   - По расчетам, с теперешними темпами  изменений  Конструктор  вылупится
лет через двадцать. А по моим... - Диего кинул последний взгляд на виом  и
направился к выходу из зала, - по моим  гораздо  раньше.  И  будем  ли  мы
готовы к этому - не знаю.



НАД СПЯЩИМ ВУЛКАНОМ

   Тихое ночное небо Марса казалось бездонной пропастью, в которой  навеки
умер солнечный свет, раздробившись на мириады осколков-звезд. Грехов стоял
на вершине крутого вулканического конуса,  запрокинув  голову,  и  мог  бы
простоять  так  еще  долго,  впитывая  всем  телом  непреходящую   красоту
звездного города, если бы не раздавшийся в наушниках голос Диего:
   - Ау, Габриэль, где ты?
   - Здесь, - с опозданием ответил Грехов, с трудом отрываясь от  влекущей
бездны. "Становлюсь сентиментальным, - с досадой подумал он. - Не хватало,
чтобы Диего поймал меня  за  столь  бессмысленным,  с  его  точки  зрения,
занятием".
   - Я над кратером, - добавил он. - Надень инфраоптику и увидишь.
   Надвинув  очки.  Грехов  окунулся  в  призрачный  мир  алых,  багровых,
вишневых красок, сотен оттенков коричневого цвета.  Теперь  было  заметно,
что дно неглубокого кратера разогрето больше, чем остальной конус вулкана,
об этом говорило пурпурное озерцо света в его центре.
   Через  несколько  минут  рядом  возникла  багрово   светящаяся   фигура
пограничника.
   - Еле нашел... Мне сказали, что ты  совершаешь  вечерний  моцион,  и  я
удивился. Раньше за тобой любви к одиноким прогулкам не замечалось.
   - Все течет, все изменяется, - меланхолически сказал Грехов.
   - Да, конечно, мысль интересная, свежая. Кстати, ты так и не удосужился
сообщить, в качестве кого явился на полигон. Как рядовой спец или...
   - Как рядовой, - спокойно ответил Грехов. - Руководить отделом я уже не
гожусь,  укатали  сивку  крутые  горки.  Ты  же  знаешь,   какие   у   нас
требования...
   - Безопасники... конечно! - с невольной обидой заметил Диего.
   - Безопасники, - тихо сказал Грехов. - Есть такое  обширное  понятие  -
безопасность цивилизации. Не государства, заметь, даже не союза  республик
и народов - всей цивилизации! Жестокая работа,  работа,  требующая  полной
самоотдачи, самообладания, призвания и всего остального, без чего  человек
не был бы человеком. Уж ты поверь. Многие не выдерживают... не выдержал  и
я...
   - Ты - иное дело, не каждому перепадает на долю столько испытаний.
   - И все же... Решив пойти к Тартару,  я  думал,  что  компенсирую  свою
прогрессирующую нерешительность... Не удалось. Понимаешь, я  вдруг  понял,
насколько далеко право рисковать собой от права  рисковать  другими.  И  у
меня родился страх, страх рисковать чужими жизнями, а это в  нашей  работе
зачастую необходимо. И этот страх убил во мне руководителя.
   Диего некоторое время молчал. Плыло мимо не нарушаемое ни одним  звуком
безмолвие марсианской ночи, плыли в  вышине  вереницы  созвездий,  мчался,
качаясь, по двухлетней орбите вокруг Солнца каменный шар Марса.
   - Я подал рапорт о переводе  в  отдел  безопасности.  Или  специалистов
моего класса у вас хватает?
   Грехов шевельнулся, зашуршали, скатываясь в кратер, камни.
   - Ты тоже работаешь на переднем крае, иначе наши дороги не пересекались
бы. Что касается перехода... Торанц рапорт подпишет. Ну, а я  отговаривать
не стану. Другое дело - поймет ли тебя Анна?
   Диего благодарно пожал плечо Габриэля,  и  снова  они  постояли  молча,
касаясь друг друга локтями.
   - Я тебе зачем-то был нужен? - спросил Грехов.
   Диего нагнулся, поднял камешек.
   - Мне оборотень уже снится. Понимаешь, ученые сошлись во  мнениях,  что
тот  пейзаж,  что  мы  с  тобой  видели  позавчера,  это   пейзаж   родины
Конструктора,  а  черные  "пауки"  -  его  далекие  предки.  Твоя  догадка
оказалась верной. Представляешь эволюцию?
   - Нет. У тебя в связи с этим есть причины искать меня ночью?
   - А с кем еще могу я поделиться тревогой, не рискуя быть  непонятым?  С
одной стороны, мы убедились, что спора Конструктора созревает медленно,  и
энергетически мы сильнее ее, если только она не умеет черпать  энергию  из
неведомых нам источников. А с другой - уж если "серый призрак", стоящий на
лестнице эволюции гораздо ближе к  нам,  чем  к  сверхоборотням,  то  есть
Конструкторам, не идет с нами на обоюдовыгодный  контакт,  то  почему  все
уверены, что пойдет Конструктор? Откуда такая уверенность?
   - А ее и нет, - буркнул  Грехов.  -  Всех  загипнотизировало  обладание
такой чудовищной игрушкой, как оборотень. Но должны же  мы,  люди,  шагать
вперед? Сами? И кто,  как  не  исследователи,  делают  этот  шаг  первыми?
Изучение оборотня, которое уже много принесло нашей науке, - тот  же  шаг.
Рискованный, согласен. Но тут-то и выходим на  сцену  мы,  пограничники  и
безопасники, и я должен спросить у тебя - все ли ты сделал для того, чтобы
свести риск к минимуму? Если гибнут люди - это беда, но беда вдвойне, если
они гибнут по нашей вине.
   - Ты что. Ли? - опешил Диего. - Укор твой суров, но не обоснован. Ты же
знаешь, как мы...
   - Знаю, извини. Сердит я по другой причине. Ведь ты нашел меня  не  для
того, чтобы делиться гипотезами об эволюции Конструкторов?
   - Да, - признался Диего. - Я хотел сказать тебе, что вблизи оборотня со
мной  начинают  происходить...   мерещится   всякая   чертовщина!   Иногда
накатывает такая тоска - просто жуть берет! И мысль при этом - один!  Один
на весь космос!
   - Я так и думал, - кивнул Грехов. - Нечто подобное испытывал и я. Снова
наш  тяжкий  крест   -   экстрасенсорная   система.   Излучение   оборотня
воспринимается  нами  в  гораздо  большей  степени,  чем  остальными.   Не
мерещилось  ли  тебе  нечто  вроде  гигантской   растущей   трещины?   Или
взметнувшейся на  километры  ввысь  каменной  волны?  Или  жерла  вулкана,
извергающего тучу раскаленного пепла?
   Диего шумно выдохнул.
   - Я даже слышу при этом гул и грохот...
   - Не только ты. Забара, Нагорин, Танич... я  опросил  всех  спасателей,
многие испытывают то же самое. Торанц называет это явление сверхчутьем,  а
Нагорин погружением дискурсивного  мышления  в  подсознание.  Когда-нибудь
медики  назовут  это  шестым   чувством,   например,   диегозрением.   Или
виртосязанием.
   Диего повертел в руке камешек и забросил его в кратер.
   - А цунами... вулкан... что означают наши видения?
   Грехов прошелся по кромке кратерного вала, остановился.
   - Это значит, что сверхоборотень или кто-то внутри  него  предупреждает
нас о последствиях пробуждения споры Конструктора.
   - Серый человек?
   - Не знаю, может быть. Одно  знаю  точно:  испытание  нашей  готовности
встретить опасность во всеоружии - еще впереди.
   Назад они летели на высоте двухсот метров. На востоке  уже  засветилась
серебристая полоса рассвета, на западе  росло  зарево  полигона,  и  между
двумя  этими  светлыми  дугами  прятал   свою   угрюмую   ночную   усмешку
искалеченный древними извержениями великий лик бога войны Марса.


   Зал был тих и темен. Панорамный виом был выключен,  пульты  и  аппараты
связи и контроля не работали. У малого виома сидел  дежурный  наблюдатель,
изредка переключая каналы приема с одной видеокамеры на  другую,  цепочкой
расположившихся вокруг сверхоборотня. Изображение при  этом  не  менялось:
черное яйцо почти не выделялось на фоне ночного неба и мрака пустыни.
   Диего подошел  к  своему  пульту,  эхо  шагов  заметалось  между  стен.
Пограничник  успокаивающе  кивнул  обернувшемуся  наблюдателю  и   включил
видеосистемы центра. Ночь Марса придвинулась вплотную, словно  зал  из-под
километрового слоя базальта вынырнул вдруг на поверхность полигона.  Диего
коснулся пластины сенсора, и ожерелье прожекторов высветило четкую  фигуру
сверхоборотня.
   - Влечет? - спросил напарник, молодой светловолосый  парень,  одетый  в
модную черную куртку с короткими рукавами  и  такие  же  черные  с  искрой
брюки.
   - Только с точки зрения борьбы с опасностью, - ответил Диего, подумал и
добавил: - Хотя неправда, конечно, влечет. Как-никак, загадка века.
   Он погасил прожекторы и со вздохом сел в кресло.
   Уже два месяца, как Управление ввело обязательные двойные дежурства  по
ночам: наблюдатель-ученый и наблюдатель-пограничник. По мнению Диего,  эти
дежурства ничего не давали, один из наблюдателей был лишним,  а  именно  -
ученый. Потому что в случае непредвиденного поворота событий право решения
принадлежало отвечающему за безопасность.
   Диего перевел задумчивый взгляд на пульт. Спокойная россыпь  зеленых  и
белых огней на панели говорила, что  дежурный  монитор  защиты  включен  и
работает  нормально.  Ни  одно  движение  сверхоборотня  не  могло  пройти
незамеченным, и в случае необходимости автоматы сами смогли  бы  экстренно
подключить   дополнительные   системы   защиты   -   реактивные    экраны,
гравиконденсаторы  и  индукторы  поля.  Но  заменить  человека   полностью
компьютеры не могли. Диего покосился на приставку управления ТФ-эмиттером,
усмехнулся. "Успеть бы! - подумал он. - Вся жизнь спасателя в этом "успеть
бы!" Успеешь - и одной бедой меньше, и кто-то останется  жить...  И  долго
потом вспоминается молчаливый укор в глазах совершенно незнакомых людей  -
если не успеешь, если не сможешь победить время и обстоятельства..."
   - О чем задумался? - напомнил  о  себе  дежурный,  вставая.  -  Как  ты
думаешь, если мы сгоняем партию-другую в шахматы, это не будет  нарушением
режима?
   - Не будет, - подумав, ответил Диего. - Я играю черными.
   Несколько раз звонки с пультов заставляли  Диего  и  его  напарника  по
имени Зигмунд бросаться к аппаратуре, но в  первый  раз  оборотень  просто
усилил радиосвечение, во второй - изменил положение тела,  пошевелился,  и
потом каждый час "вздыхал" - объем его то увеличивался, то спадал.
   - Что-то новое, - задумчиво сказал Зигмунд. - Такое впечатление,  будто
ему что-то мешает.
   Молодой ученый-экзобиолог некоторое время наблюдал за черным  колоссом,
потом сел за пульт  многофункционального  исследовательского  комплекса  и
надел эмкан. Диего не мешал ему,  зная  столько  же,  сколько  и  Зигмунд.
Недоброе предчувствие сжимало сердце, в такие  минуты  начинало  казаться,
что тьма готова хлынуть из  всех  виомов  и  затопить  зал,  пустыню,  всю
Вселенную! Диего напрягался, с трудом собирал волю в кулак и  раз  даже  с
ужасом подумал: уж не болен ли он?! Такого с ним не было никогда!  За  все
двадцать два года работы он  никогда  не  чувствовал  такого  страха,  как
теперь, особенно последние полгода на полигоне Марса... Так,  может  быть,
все дело в том,  что  его  нервная  система  пошла  вразнос?..  Нервная...
Нервы... Никогда не жаловался на нервы, и на тебе!  А  может,  это  первые
признаки обыкновенной усталости и ничего более? Пришла пора искать  другую
работу?..
   - Вот так новость!  -  сказал  Зигмунд,  сбрасывая  эмкан  и  торопливо
приглаживая взъерошенные волосы. - Оборотень пророс!
   - Что?! - спросил Диего, возвращаясь к действительности.
   - Оборотень пророс! То есть, иными словами, пустил корень!


   Несколько суток центр лихорадило. Известие о  том,  что  сверхоборотень
"пустил корень", всколыхнуло научные круги, и на  полигон  снова  налетели
десятки специалистов из многих институтов Земли. Размещать их было  негде,
да  и  пользы  от  нашествия  не  предвиделось,  поэтому  Пинегин  и   его
безопасники здорово потрудились, прежде чем последние теоретики и жаждущие
"громких" экспериментов  практики  покинули  полигон.  Снова  в  подземном
хозяйстве Пинегина установилась рабочая тишина,  пронизанная  эмоционально
давящим соседством споры Конструктора.
   Ничего особенного со сверхоборотнем не происходило. Корень, если  можно
было его так назвать, был едва заметен в лучах  интравизоров  -  маленькая
трехметровая опухоль  в  дне  километрового  эллипсоида,  но  опухоль  эта
постепенно прогрессировала, росла  и  спустя  месяц  достигла  шестидесяти
метров, привлекая к себе пристальное внимание ученых. И спасателей.
   И тут случилось происшествие, сломавшее привычный ритм  работы  центра.
Во время одного из ночных дежурств погиб Шебранн. Случилось это на  глазах
Диего и Грехова, которых вызвал растерявшийся дежурный, напарник Шебранна,
Мансуров.
   Когда Грехов прибежал в зал,  там  уже  находился  Диего.  Видеосистемы
работали, показывая белое от прожекторного света поле и  мрачный  выпуклый
бок сверхоборотня.
   - Назад! - кричал Диего. - Вильям, назад! Слышишь?
   Только теперь Грехов заметил зависший  над  горбом  оборотня  маленький
оранжевый пинасс.
   - Кто это? - быстро спросил он побледневшего парня. -  Зачем  его  туда
понесло?
   - Это Шебранн, - заторопился тот. - Понимаете, сам собой ожил  один  из
виомов... тот, который служит для связи с зондами... Вчера мы запустили  в
оборотня два аппарата, они попали в тупики, замолчали... а сейчас один  из
них стал передавать изображение...
   Они играли в шахматы, - универсальный способ времяпровождения на  любом
дежурстве, - как вдруг ни  с  того  ни  с  сего  заработал  метровый  виом
оперативной связи с  телезондами.  Возникшее  объемное  изображение  могло
свести с ума кого угодно: комната,  полная  людей!  Длинное  прямоугольное
помещение, залитое желтым мигающим светом, и люди! Внутри сверхоборотня  -
люди! Двое в знакомых комбинезонах спасателей.
   - Смотри. - Один из них обернулся. - Телезонд. Откуда он здесь? Ребята,
где мы? Кто-нибудь может объяснить?
   -  Люди!  -  хрипло  произнес  Шебранн.  -  Это   же   Эрнест   Гиро...
Батиевский... Черт побери! Эрнест, ты меня слышишь? Гиро?
   - Не слышит, - неуверенно произнес Мансуров.  -  Рация  зонда  работает
только на передачу.
   - Координаты! Можешь дать мне координаты зонда? Возьми пеленг, быстро!
   - Попробую. - Мансуров метнулся к панели управления зондами.  -  Сейчас
подключу машину...
   Через минуту он определил примерное  направление  передачи,  и  Шебранн
выскочил из зала, крикнув на ходу:
   - Разбуди смену и Диего Вирта!
   - Вильям, что ты собираешься делать? -  продолжал  звать  Диего.  -  Да
объяснись ты наконец!
   - Там люди, внутри, - донесся голос Шебранна.  -  Попытаюсь  пробиться.
Пустите за мной телезонд и пустой куттер, всех на одной своей лошади я  не
увезу. Следите по видео, я пошел.
   На горбу сверхоборотня сверкнула синяя вспышка, и пинасс  провалился  в
черноту.
   Диего действовал быстро. Мгновение спустя зонд  ушел  к  сверхоборотню,
отыскал не успевшее зарасти "слепое пятно" и нырнул в недра  исполина.  За
ним ушел  и  ведомый  киберпилотом  пустой  куттер.  Снова  зажегся  виом,
погасший, по словам Мансурова,  как  только,  Шебранн  выскочил  из  зала.
Поплыли по нему серые стены тоннеля, вывели в  освещенную  красным  светом
пещеру с бахромой  черной  паутины  -  ничего  похожего  на  прямоугольную
комнату с людьми. Пинасс Шебранна,  накренившись,  стоял  на  дне  пещеры,
порванные  полотнища  паутин,  медленно  колыхаясь,  создавали   видимость
снегопада.
   - Готовь когг. Ли, - сказал  Диего,  не  оборачиваясь.  -  Может  быть,
успеем...
   Но они не успели. Последнее, что увидели люди,  -  разверзлась  бездна,
поглотила пинасс, и виом  погас.  Вбежавшие  в  зал  поднятые  по  тревоге
спасатели молча остановились у пульта, освещенные белым  сиянием  главного
виома. Сверхоборотень невозмутимо выпирал из  тьмы  черно-серой  громадой,
порождение  стихии  и  мрака,  волей  случая  столкнувшееся  с  человеком.
Трагедии хомо сапиенс его абсолютно не волновали.
   Запущенные  Диего  зонды  и  автоматический  спасательный   модуль   не
вернулись.


   - С идеей вызволения похищенных оборотнем людей придется расстаться,  -
сказал хмурый Сергиенко. Обычное жизнерадостное  выражение  лица  покинуло
его, сейчас он казался постаревшим  и  усталым,  словно  после  длительной
вахты  на  потерпевшем   аварию   корабле.   -   Решение   Шебранна   было
бессмысленным, он никого не спас бы, потому что людей в оборотне нет, лишь
информационные копии.
   - Возможно, гибель Шебранна и была бесполезной, - сказал Пинегин, -  но
решение его бессмысленным назвать  нельзя,  он  шел  на  помощь,  не  зная
нынешних ваших выводов. Кстати, выводов запоздалых, так как,  если  бы  он
знал о них, трагедии бы не случилось.
   - Не надо спорить - чья вина, - тихо сказал Нагорин. -  Погиб  человек,
погиб в тот момент, когда мы сделали все, чтобы предотвратить чью бы то ни
было  гибель.  Договориться  с  оборотнем  "на  предмет"  возвращения   им
похищенных невозможно: спора сверхразума - не сам разум, сейчас она  слепа
и глуха. Впрочем, она и прежде была слепа и глуха по нашим меркам. Все  ее
действия, вроде "сбора информации", только кажутся осмысленными - опять же
по нашим, человеческим  меркам.  Кто  знает,  следствием  каких  процессов
внутри споры были эти действия? Что касается людей, которых видел Шебранн,
по всем данным это информационные копии  когда-то  существовавших  реально
личностей. До сегодняшнего дня я думал иначе, был уверен,  что  мы  всегда
сумеем укротить сверхоборотня, сможем с ним договориться на любой  основе,
хотя бы и с помощью силы - это, к  сожалению,  универсальный  аргумент.  Я
думал, что сила слабого в умении замечать слабость у  сильного,  то  есть,
как ни слаб человек, он всегда сможет обнаружить  слабые  стороны  даже  у
такого противника, как сверхоборотень. Да, мы нашли у него уязвимые места,
но я вдруг понял - это все физика, материальный и энергетический  перевес.
Человек более слаб, чем он  привык  о  себе  думать,  потому  что  ему  не
вырваться из круга антропоцентризма, потому что он мыслит как человек. Как
_человек_, понимаете?
   Теперь ответьте на такой вопрос: всегда  ли  гуманен  разум?  По  лицам
вижу, что быстро ответить не сумеете.  Безусловно  -  говорили  мы:  разум
гуманен, тем более высший разум. Но ведь это  наш,  _человеческий_  вывод,
потому что гуманны мы сами, гуманна  вся  наша  цивилизация,  несмотря  на
эпохи варварства, войн и насилия. Суть, кровь и  плоть  нашей  культуры  -
гуманизм, ибо в противном случае эволюции  просто  не  под  силу  было  бы
поднять  в  человеке  разум  до  нынешнего  состояния.   Но   вернемся   к
сверхоборотню, который многому нас научил,  но,  к  сожалению,  не  научил
мыслить  по-иному,  иными,  отличными  от  человеческих,  категориями.  Мы
инстинктивно видим в этом сверхсуществе  разум  того  же  порядка,  что  и
человеческий, и это психологически понятно, но ведь уже  "серые  призраки"
отличаются от нас так же, как  мы  сами,  скажем,  от  динозавров,  а  тут
существо, возраст которого сравним с возрастом  Вселенной!  А  если  разум
Конструктора гуманен по _своим_ законам? И эти законы, в нашем  понимании,
- _законы зла_?!
   В  темном  зале  связи  наступила  тишина.  Совещание  было   закрытым,
присутствовали только руководители исследований и  служб  УАСС,  работники
СЭКОНа  и  правительства  Земли,  в  том  числе  Банглин.  Они,   конечно,
находились в настоящий момент не на Марсе: кто на  Земле,  кто  на  других
планетах Системы, но иллюзия присутствия их в зале была полной - вплоть до
осязания - новые приемы объемной  видеосвязи  позволяли  сделать  это  без
труда.
   - Серьезное заявление,  -  сказал  наконец  Банглин,  переглядываясь  с
членами ВКС. - Видимо, придется пересмотреть решение Совета  о