са. Шумная стайка  вырвалась
из школы, пересекла Липовую аллею. А дальше - бегом до обрыва к реке.
   Сколько раз были они здесь и все-таки остановились  притихшие,  удив-
ленно-глазастые. Среди зеленой пены кустов стекает вниз длинная и  блес-
тящая, словно ледник, стеклянная коробка. На ее дне - три яркие  полосы:
красная, желтая, синяя. А по дорожкам катятся  разноцветные  горошины  -
это мчатся по искусственному цветному снегу лыжники. Мчатся с  вышины  с
огромной скоростью, тормозя внизу, где коробка раздувается, как  мыльный
пузырь. А еще дальше, за деревьями, - река и легкая арка моста, где тоже
все в движении: теплоходы, катера, автомобили, троллейбусы. А за рекой и
за мостом весь город теряется в светлой дымке.
   И они сидят и рисуют все, что видят.  Иные  -  размашисто,  уверенно,
подчиняя карандашу перспективу, иные - неровно, несмело, хватаясь за ре-
зинку, но все вместе - внимательные, мыслящие.
   - Сейчас делайте только набросок, - говорит учительница. - Раскрасьте
дома. Тот, кто хочет стать космонавтом, инженером, летчиком,  исследова-
телем, должен иметь хорошую зрительную память на цвета.
   Учительница ходит за спинами, заглядывает в альбомы, вполголоса  дает
ребятам советы. Вот она остановилась около  Сыроежкина.  Долго  смотрела
через его плечо, потом спросила:
   - Что это такое, Сережа?
   Электроник протянул ей альбом и хриплым голосом ответил:
   - Это движения лыжников.
   В альбоме Сыроежкина - не контуры города, а колонки формул. Под  ними
корявые буквы текста.
   - Не понимаю, - пожала плечами учительница и прочитала вслух: - "Нас-
тоящий трактат, не претендуя на исчерпывающую полноту исследования  пос-
тавленных проблем, тем не менее не может не оказаться полезным для  лиц,
производящих исследования в данной области".
   Художники захихикали.
   - Это вступление, - раздался скрипучий голос  Электроника.  -  Дальше
все конкретно.
   - Ты не заболел? - спросила учительница. - У тебя хриплый голос.  На-
верно, ты простудился.
   - Я здоров, - проскрипел сочинитель.
   Учительница читала дальше:
   - "Автор исходит из утверждения, в силу своей очевидности не  требую-
щего доказательства, а именно: лыжи и лыжник образуют систему трех  век-
торов. Анализ этой системы показал, что она устойчива только тогда, ког-
да векторы системы линейно зависимы, причем два из них должны быть  кол-
линеарны..." Ты что, Сыроежкин, сочинял на уроке в газету? Ничего не мо-
гу понять.
   - Почему же, все понятно! - уверенно произнес кто-то.
   Спартак Неделин, разгоряченный, румяный, в белом свитере, стоял рядом
с учительницей.
   - Разрешите, Галина Ивановна? - попросил он альбом  Сыроежкина.  -  Я
объясню! Здесь описано, как мы катаемся на лыжах.  Только  что  на  всех
трех дорожках был наш девятый "А". Итак, о чем пишет Сыроежкин?  Система
трех векторов - это лыжник и лыжи. Естественно, что они зависят друг  от
друга, иначе никакого катания не получится,  и  два  из  них  -  лыжи  -
скользят по снегу и параллельны, то есть, выражаясь  языком  математики,
они коллинеарны. О чем и пишет Сыроежкин. Читаем дальше: "Очень устойчи-
ва система, состоящая из трех коллинеарных векторов, что испытали на се-
бе несколько исследователей". - Спартак не выдержал, засмеялся. - Остро-
умно! В точности Витька Попов. Упал на спину и съезжал вслед за  лыжами.
Вот не знал, что ты такой сочинитель, Сыроежкин! Это надо  немедленно  в
газету. И забавные рисунки можно сделать. Я  думаю,  надо  назвать  так:
"Лыжный спорт и векторная алгебра".
   - Не знаю, как насчет газеты, - сухо заметила учительница, - а  зада-
ние он не выполнил.
   - Простите его, Галина Ивановна! - попросил Спартак.  -  Бывает,  что
увлекаешься не тем, чем надо... Но ведь талантливо написано!.. Он  нари-
сует пейзаж дома.
   - Хорошо, - сказала Галина Ивановна Сыроежкину, - нарисуй дома. А по-
ка я ставлю тебе точку в журнале... Ребята, урок окончен. Возвращаемся в
школу.
   К Электронику подошел Макар Гусев и потянул его за рукав.
   - Да ты мудрец, Сыроега! Вот не знал! - Макар  наклонился  и  шепотом
предложил: - Слушай, давай удерем от всех и искупаемся!
   - Я не умею плавать, - громко сказал Электроник.
   - Тише! - Макар сделал большие глаза и погрозил кулаком. -  Чего  бо-
ишься? Да мы быстро, никто и не заметит.
   - Я никогда не купаюсь, - последовал спокойный ответ.
   Такая наглая ложь глубоко поразила Гусева. А чей же  портрет  был  на
всю обложку журнала! Все видели, как Сыроежкин на этой  обложке  вылезал
из бассейна и скалил зубы фотографу.
   - Посмотрите на этого маменькиного сыночка! - заорал Макар. - Он  бо-
ится промочить ножки! Он никогда не купается... Ну и заливает!..
   Макар и не подозревал, как он близок к истине. Купание для Электрони-
ка было равносильно самоубийству: вода, попав внутрь, могла  вывести  из
строя его тонкий механизм. Гусев кричал во  всю  глотку,  чтоб  привлечь
внимание ребят и посрамить недавнего чемпиона. Но его сбил вопрос  Сыро-
ежкина:
   - Что значит заливает? Я тебя ничем не обливал.
   - Ты, Сыроежкин, совсем рехнулся, - махнул  рукой  Гусев.  -  Простую
речь не понимаешь... Или ты притворяешься?
   - Ничего он не притворяется, - вмешался Профессор. - Я, когда думаю о
чем-то, всегда пишу "карова" и вообще забываю самые обычные  слова.  Ты,
Макар, не придирайся. Видишь, человек охрип. А ты - купаться.
   - Подумаешь! Я утром уже два раза купнулся. И в полной форме! - Гусев
схватил булыжник, швырнул его с обрыва. - Пощупай мышцы, Вовка! - попро-
сил он Профессора. - Железо!.. Эй, чемпион, давай наперегонки до школы!
   Сыроежкин даже не оглянулся.
   - Не люблю, - сказал Макар, - когда делают все напоказ. Один раз мож-
но и чемпиона мира обогнать. А ты попробуй каждый день...
   И Гусев помчался к школе.
 
 
   "СТУЛ НЕВЕСТЫ"
 
   Фамилия математика была Таратар. Его любили. Таратар Таратарыч -  так
ребята прозвали своего учителя - никогда не спешил ставить двойку. Когда
ученик мямлил и путался у доски, Таратар смотрел на него чуть  насмешли-
во, поблескивая выпуклыми стеклами очков и шевеля  густыми,  как  щетка,
усами. Потом он вызывал желающих объяснить ошибку и говорил классу: "Ес-
ли кто-то не знает данную тему, пусть поднимет руку и скажет, а не отни-
мает у всех времени. Мне совершенно  безразлично,  покупал  этот  ученик
коньки, или был в гостях, или просто забыл выучить, - двойку  я  ему  не
поставлю. Но должок за ним останется, и я когда-нибудь напомню..." И Та-
ратар не забывал спросить путаника второй раз.
   Пока Гусев рисовал на доске чертеж теоремы  Пифагора,  Таратар,  чуть
сгорбившись, заложив руки за спину, ходил вдоль  рядов  и  заглядывал  в
тетради.
   - Ну-с, - сказал он Гусеву, - ты кончил?
   Макар кивнул.
   - Все бы так, как он, начертили? - спросил Таратар у класса.
   - Нет, - откликнулся Профессор.
   - Пожалуйста, Корольков, подскажи.
   - Надо еще провести диагональ в прямоугольнике.
   - Правильно. Теперь, Гусев, доказывай.
   Макар с грехом пополам, при поддержке  Профессора,  доказал  теорему.
Тяжело вздохнув, он сел на место. Профессор помог ему стряхнуть с куртки
крошки мела.
   Учитель опять обратился к классу:
   - Это доказательство приведено в учебнике. Знает ли  кто-нибудь  дру-
гие?
   Прежде чем Профессор успел поднять руку, Электроник встал:
   - Я.
   Таратар был чуть удивлен: Сыроежкин никогда не проявляет  особой  ак-
тивности, а тут даже встал.
   - Прошу, Сыроежкин, - сказал учитель.
   - Я могу привести двадцать  пять  доказательств,  -  хрипло  произнес
Электроник.
   Гул удивления пролетел над партами.
   Усы Таратара дернулись вверх.
   - Ну-ка, ну-ка... - сказал он и подумал: "У мальчика ломается  голос.
Переломный возраст. И как самоуверен... Посмотрим, выдержит  ли  он  эту
роль до конца".
   Мел в руке Электроника быстро забегал по доске, и вот уже готов треу-
гольник, окруженный квадратами.
   - Простейшее доказательство теоремы есть у древнегреческого математи-
ка Евклида, - говорит скрипуче Электроник и затем за  считанные  секунды
обрушивает на слушателей сравнение геометрических фигур. - Ученые счита-
ют, - продолжает бойко Электроник, - что это доказательство теоремы Евк-
лид придумал сам. Как известно, о Пифагоре Самосском мы почти ничего  не
знаем. Кроме того, что он жил в шестом веке до нашей эры,  сформулировал
свою теорему и был главой первой в мире математической школы. Евклид бо-
лее двух тысяч лет тому назад собрал все известные  ему  аксиомы.  Можно
сказать, что он основал геометрию. Евклидова  геометрия  просуществовала
без изменений до девятнадцатого века, пока русский ученый Лобачевский не
построил новую систему,
   - Правильно, - подтвердил Таратар. - Продолжай,
   Сережа.
   Класс удивленно замер. Даже на последней парте,  где  сидят  любители
всевозможных развлечений, перестали играть в "морской бой".
   А Электроник уже начертил три новые фигуры. Он  рассказывает  о  том,
как формулировали знаменитую теорему древние  греки,  индийцы,  китайцы,
арабы.
   Таратар успел только вставить:
   - В древности, ребята, теорему Пифагора знали лишь отдельные  ученые,
посвященные в таинства математики, теперь ее учат все.
   Мел Электроника рисует и рисует. Громоздятся квадраты и треугольники,
вырастают квадраты из треугольников, делятся квадраты  на  треугольники.
Сыплются слова: "Метод сложения...  Метод  разложения...  Метод  вычита-
ния..." Доска покрылась ровными многоугольниками, все видят чертеж  пар-
кета и удивлены тем, что это тоже доказательство теоремы Пифагора.
   А Электроник подтверждает:
   - Метод "укладка паркета". Так он называется.
   Потом он снова строит квадраты на сторонах треугольника, делит их  на
равные части и обращается к слушателям с очень краткой речью:
   - Здесь все рассуждения заключены в одно слово: смотрите!  И  вы  все
увидите!
   Ребята разглядывают доску.
   Таратар кивает головой, улыбается.
   - Наконец, "стул невесты", - хрипло провозглашает Электроник.
   Класс не выдерживает, хохочет.
   - Я сказал правильно, - обернувшись, говорит Электроник. - "Стул  не-
весты". Эту фигуру придумал не я, а индийцы, причем в девятом веке.
   "Стул невесты" уже изображен на доске. Это пятиугольник, поставленный
на прямой угол, с выступом для сидения наверху. Не очень-то  усидишь  на
таком шатком стуле!
   Ребята опять смеются и смолкают. Сыроежкин читает стихи:
   Пребудет вечно истина, как скоро
   Ее познает слабый человек!
   И ныне теорема Пифагора
   Верна, как и в его далекий век.
   Таратар подхватывает, и они читают дальше вдвоем:
   Обильно было жертвоприношенье
   Богам от Пифагора. Сто быков
   Он отдал на закланье и сожженье
   За света луч, пришедший с облаков.
   Поэтому всегда с тех самых пор,
   Чуть истина рождается на свет,
   Быки ревут, ее ночуя, вслед.
   Они не в силах свету помешать,
   А могут лишь, закрыв глаза, дрожать
   От страха, что вселил в них Пифагор.
   - Это сонет Шамиссо, - растроганно говорит Таратар.
   Он снимает очки, протирает стекла платком.
   Макар Гусев моргает Профессору: не часто  увидишь,  как  спокойный  и
насмешливый Таратар Таратарыч приходит в такое умиление. Макар готов уже
взять обратно все слова, которые он наговорил Сыроежкину час  назад,  на
берегу. В знак примирения он машет ему рукой.
   - Садись, Сережа, - говорит Таратар. - Я с удовольствием ставлю  тебе
"пять".
   - У меня в журнале вопрос, - напоминает Электроник, вызвав этим прос-
тым замечанием буйное веселье Гусева.
   - Вопроса больше нет, - улыбается Таратар. - Твердая пятерка... -  Он
повернулся к классу: - Гусев, успокойся, пожалуйста... У меня есть такое
предложение ко всем. Со следующего урока за столом на кафедре будет  си-
деть ассистент. Его задача - объяснять классу наиболее  трудные  вопросы
домашнего задания. Естественно, ассистент должен готовиться лучше  всех.
Дежурить будете по очереди. Согласны?
   - Согласны, - отвечает класс.
   - Тогда на ближайшую неделю ассистентом  назначается  Сыроежкин...  И
вот что я еще хотел сказать. Главное в математике - это не  формулы,  не
вычисления, а движение мысли, новые идеи. Я говорил уже об этом, но  се-
годня ваш товарищ еще раз блестяще подтвердил истину. Ваша учеба  похожа
на путешествие. Каждый день перед вами вырастают новые горы. Взойдете на
одну, а там уже другая. И чем больше преодолеете вы вершин, тем  сильнее
будете чувствовать себя...
   Таратар ушел. Ребята обступили Сыроежкина, загалдели:
   - Ну, ты герой!
   - Молодчина!
   - Разложил Пифагора, как маленького!
   - Теперь пусть девятиклассники не задаются. У нас своя знаменитость!
   - И чемпион по бегу!
   - И корреспондент "Программиста".
   Громче всех вопил басом Макар:
   - У нас свой Пифагор! Вот он сидит на стуле невесты! Ура Сыроежкину!
   Вбежал Спартак Неделин, махая голубой бумажкой.
   - Сыроежкин, где ты? - закричал он, перекрывая шум. - Держи!  Редкол-
легия "Программиста" наградила тебя билетом в цирк. И готовь  новую  за-
метку!
 
 
   ТРИ ХРАНИТЕЛЯ ТЕОРЕМЫ
 
   В глубине парка, как раз недалеко от выхода на Липовую аллею,  стояла
маленькая облезлая эстрада с пожелтевшим экраном. Очень редко здесь  по-
казывали киножурналы, и потому раковина эстрады была  уютным  прибежищем
для всех мальчишек. Только вчера здесь пережидали  погоню  сбежавший  от
зрителей фокусник и его приятель.
   Сережа влез на эстраду, развалился на шершавых  досках.  Ну  и  жизнь
настала привольная! В школу не ходи, заданий не готовь. Электроник и так
все знает. Хочешь - смотри на небо сквозь щели в крыше, хочешь -  мечтай
о чем угодно, хочешь - броди по парку.
   Он полежал на животе, зевнул, перевернулся  на  спину,  стал  считать
доски в крыше-раковине. Пробился в щель солнечный луч, рядом с мальчиком
легло на пол светлое пятно. Сережка вынул из кармана  зеркальце,  пустил
солнечного зайчика в сумрачный угол. Зайчик скользнул по старым  доскам,
потревожил пауков в их паутине, запрыгал по экрану.
   Вдруг зайчик пропал. Только что он сидел на серожелтом полотне и  вот
исчез. Луч от зеркальца тянулся блестящим мечом  к  экрану,  а  светлого
кружка на нем не было, словно луч проткнул полотно.
   Сережка снова поймал солнце и пустил зайца в нижний угол экрана. Заяц
поскакал-поскакал и через мгновение опять исчез. Его будто накрыла  мяг-
кая невидимая рука.
   Все еще направляя луч в то же место. Сережка с забившимся сердцем по-
дошел вплотную к экрану и резко обернулся, почувствовав, что за его спи-
ной ктото стоит.
   Он увидел девочку с тонкой косичкой. Она держала  корзинку,  покрытую
тряпкой.
   Сыроежкин разинул от удивления рот,  соображая,  как  девчонка  могла
оказаться за его спиной, но она опередила его вопрос.
   - Это мой дедушка поймал твоего зайца. - Девочка наклонилась к Сереже
и доверительно сказала: - Он лучший охотник на солнечных зайцев во  всей
нашей стране.
   Сережа еще шире разинул рот, но опять ничего не успел спросить, пото-
му что откуда-то появился седой дед с большим сачком. Дед держал  что-то
блестящее, сверкающее, огненно-золотое.  Нельзя  было  рассмотреть  этот
блеск, так резало глаза.
   Сережа прищурился, прикрыл глаза ладонью и  сквозь  пальцы  разглядел
добычу. Девочка не обманывала: дед нес  огненных  зайцев,  держа  их  за
длинные уши! Было похоже, что они солнечного происхождения.
   - Спасибо, сынок, - добродушно сказал дед. - Ты принес охотнику  уда-
чу, хотя и заставил побегать. Но пора нам домой. Хочешь  проводить  нас?
Ты попадешь в город, какого прежде не видывал.
   - Да-да... - закивал Сережа. Ему очень захотелось увидеть  тот  самый
город, где живут охотники за солнечными зайцами.
   Они шли через лес.
   Сережа вертел головой, с удивлением  рассматривая  деревья.  Странный
был этот лес. Как будто простые елки, березы, сосны. Но стволы у них  не
круглые, а как линейки. И ветки растут только по бокам - вправо и влево.
   - Уже недалеко, - заметил старик. - Вот просвет, а там и город.
   Дорога-стрела, вырвавшись из леса, превратилась  в  городскую  улицу.
Стояли на ней обычные дома. С треугольниками крыш, квадратами окон, пря-
моугольниками дверей. Шли люди, ехали машины.
   Сережку с первых же шагов охватило смутное чувство тревоги. Одних пе-
шеходов он видел только спереди и сзади и не замечал, как они  проходили
мимо. Других он мог разглядеть только сбоку, а издали они были похожи на
тонкие палочки или черточки.
   Старик окликнул его:
   - Ну, сынок, поброди-ка с Анкой по улице, а я пойду домой. Ты  счаст-
ливый, может, и внучке принесешь удачу.
   - Пошли? - спросила Анка и тряхнула корзиной. - Ты и вправду счастли-
вый? А то много дней у нас нет совсем покупателей...
   - А что ты продаешь? - спросил Сережка. - Ириски?
   - Не-ет, - покачала головой Анка, - у нас не продают ириски.  В  этой
корзине - улыбки.
   - Улыбки? - улыбнулся Сережка. Честно говоря, ему совсем не было  ве-
село.
   - Смотри!
   Анка сдернула с корзины платок, и Сергей зажмурил глаза от  нестерпи-
мого блеска.
   - Эти улыбки дедушка делает из шкурок зайцев, - продолжала девочка. -
Я думала, ты догадался. Только их мало покупают.
   И она обратилась к странным прохожим:
   - Купите улыбку! Очень дешево. Улыбку простую - печальную,  грустную.
Улыбку для всех - детскую, взрослую. Какую хотите. Купите, купите!..
   Но никто не желал купить солнечную улыбку. Прохожие шли мимо, помахи-
вая тощими портфелями. Они не замечали Анку и ее  золотую  корзинку.  Их
лица были сосредоточенны, движения точны, глаза устремлены вперед.  Даже
собаки пробегали молчаливо, таинственно, будто тени.
   И вдруг Сыроежкина осенило: вот так штука, здесь же все плоское!
   Он внимательно посмотрел на улицу. Это был плоский город: автомобили,
дома, фонари, деревья, жители, даже собаки - все-все плоское, как  блин,
как доска, как стена, словно вырезано из картона или бумаги. Даже девоч-
ка Анка, которая стоит рядом с ним, и та плоская. У нее всего  одна  ко-
сичка. Как он раньше не заметил!
   А вот важно идет человек с огромным животом. Наверное,  он  считается
толстяком. А на самом деле, если посмотреть сзади, он тоньше  иглы.  Се-
режка не выдержал, захохотал: какой узкий стул нужен этому  толстяку!  А
кровать - тоньше линейки! А какие бутерброды жует этот толстяк? Папирос-
ную бумагу он жует, а не бутерброды.
   Он смеялся до слез, не замечая, как насторожилась Анка, как останови-
лись прохожие, как собралась небольшая толпа. Плоские люди строго  смот-
рели на веселого мальчишку, перебрасывались сердито:
   - Какой невоспитанный! Только я сосредоточился, как вдруг этот  ужас-
ный смех. Он спутал все мои расчеты.
   - Да, вот такие мешают спокойному течению мыслей.
   - Я всегда говорил, что для чересчур резвых детей надо открыть  школу
с усиленной программой по черчению.
   - И еще вечно путается под ногами девчонка! Кому нужны  эти  дурацкие
улыбки?
   - Тише! - испуганно воскликнул кто-то. - Идут хранители теоремы.
   Толпа смолкла, расступилась, пропуская три важные фигуры.
   В покрое их одежды можно было различить три квадрата и треугольник, и
все же они не были похожи друг на друга. Один из них, с квадратной голо-
вой и остренькими глазками, был облачен в старомодную профессорскую ман-
тию. Другой, небольшого роста, носил на голове огромный  цилиндр,  держа
руки в карманах и зажав под мышкой зонт. Последний шел через толпу, воз-
дев руки к небу, словно предупреждая о чем-то. Так выглядели три  храни-
теля теоремы, медленно приближавшиеся к Сереже.
   Честно говоря, Сергей в этот момент струсил. Уж очень строгий вид был
у хранителей.
   Три хранителя остановились перед мальчиком,  молча  разглядывая  его.
Потом тот, кто был в профессорской мантии, сказал  неожиданно  писклявым
голосом:
   - Нам стало известно, что ты нарушаешь порядок, установившийся с  не-
запамятных времен в нашей стране. Известно ли тебе, незнакомец,  что  ты
находишься в Стра