древними тысячу лет назад, и теперь потихоньку рассыпается. Когда рассыплется совсем, будет конец света.
     - Сказки, - молвила Эри, бросив взгляд на своего инвертора. - Дакар мне рассказывал...
     Договорить она не успела - Мадейра вдруг подпрыгнул в кресле и завопил:
     - Хинган, гляди! Осторожнее! Летит!.. Прямо на скаф летит!
     - Вижу.
     Штурвал в руках Хингана чуть повернулся, и мимо нас со свистом и гулом пролетел обломок. Что это было, мне разглядеть не удалось - что-то большое, темное и угловатое, падавшее с изрядной скоростью. Затем промелькнула вторая глыба, третья, четвертая... Эти неслись ближе к стене, и Хинган лишь покосился на них да презрительно хмыкнул.
     - Целятся в нас? - с тихим ужасом произнес Мадейра. Шрам на его щеке задергался.
     - В нас, не в нас... Не суетись, блюбразер, скоро узнаем. А как только узнаем, так сразу и ответим. - Хинган включил прицелы разрядников, и на триплексе кабины вспыхнули четыре пересеченных крестами кружка. - Хвала Паку, есть чем ответить! И что тогда будет? - Кррысиный коррм! - рявкнул Дамаск.
     - Компост отвальный! - прорычала Эри.
     - Гниль подлесная, - добавил я, чтобы поддержать компанию. Кажется, мои молодые партнеры шли взволнованы не на шутку и пытались подбодрить сами себя. Хинган в силу возраста и опыта тоже это понимал и вовремя напомнил им про четыре разрядника.
     Обломки перестали падать. Мы неторопливо поднимались вверх в самой середине шестикилометрового колодца; темные тетрашлаковые стены скользили мимо нас, гладкие и несокрушимые, как пласт гранита, служивший им опорой. Наш скаф был словно жук в огромной банке. Прочная банка, но без крышки, и всякий инопланетный болван может швырнуть в нее камень.
     Крышка, впрочем, была, и мы к ней уже приближались. Пузырь, затянувший выход из колодца, переливался радужными сполохами в форме расплывчатых овалов и кругов. На его поверхности вдруг возникала яркая красная точка, превращалась в оранжевое пятно, которое начинало расти и пересекаться с другими такими же пятнами, одновременно меняя цвет - желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Пятен было множество, сотня, если не больше, и их прихотливые игры порождали странный и чарующий узор. Я следил за ними с интересом, Мадейра - с нескрываемой опаской, а остальные... На остальных я старался не глядеть.
     - Это силовой экран, - дрогнувшим голосом произнес Мадейра. - Защитный селективный купол - пропускает стекло и нужные металлы, а все, что не подходит... - Он сделал паузу и выдохнул шепотом: - Не знаю, что случается с неподходящим веществом. И что случится с нами, когда...
     Дакар вдруг очнулся и, запрокинув голову, посмотрел на радужный пузырь.
     - Крит, из чего сделана эта машина?
     - Из триплекса, - ответил я.
     - Что такое триплекс?
     - Одна из разновидностей армстекла.
     - Какой-то кремниевый полимер? Ну, если стекло пролетает на нашу сторону, мы тоже пройдем через экран. Живыми или мертвыми.
     - Утешил! - сказала Эри и дернула его за воротник. Дакар придвинулся к ней:
     - Обними меня, детка. Я всегда мечтал умереть в объятиях красивой женщины. Такой, как ты, с карими глазами.
     ?Начинает оживать, - подумал я. - Или нашел ошибку в своих расчетах, или плюнул и решил, что Эри важнее радиуса Земли и расстояния до Мобурга?.
     Скаф поднимался, приближаясь к стене, - видно, Хингану казалось, что купол лучше пройти сбоку. Дамаск застыл в мрачном молчании, Эри и Дакар, взявшиеся за руки, были спокойны, но Мадейра явно готовился к смерти - лицо его побледнело, шрам на щеке мелко дрожал. Вытянув руку, я прикоснулся к его плечу:
     - Не стоит беспокоиться, приятель. Не здесь, так в Стволе Эвтаназии... Главное, быстро! Вот в Керуленовой Яме, под крысой, это другой разговор.
     - Я не потому взволнован, что смерти боюсь, - сказал Мадейра. - Я ведь небо сейчас увижу! Синее Небо, великое и бездонное! Увижу, если останусь жив! Небо, облака, и солнце, и звезды, и луну!
     - Нет, так не бывает, - с улыбкой вымолвил Дакар. - Или солнце и облака, или луна и звезды. Выбирай! Но если облачность плотная и небо затянули тучи, тогда...
     Яркая вспышка, ослепительный блеск, и мы прошли сквозь купол.
     Мы не почувствовали ничего - эта радужная пленка была тоньше паутинной нити и ни на миг не задержала нашего движения. Только что мы парили под ней, у желтого пятна, чей цвет еще не перешел в зеленый, и вдруг после вспышки желтое прыгнуло сразу к голубому - или, может быть, к синему? Я не могу описать этого оттенка, ибо подобного в жизни не видел и не знаю подходящих слов. Сине-голубая бесконечность? Но в ней было и серое, и белесоватое, и золотое, и розовое... В ней были все цвета, какие только можно вообразить, и что-то сверх того, что-то невообразимое, непредставимое - ведь всякая вещь имеет форму и предел, а Это не имело ни формы, ни предела.
     Я услышал, как вздохнула - или всхлипнула?.. - Эри, как торжествующе завопил Дакар, как заклекотало непослушное горло Дамаска, силясь протолкнуть слова. ?Чтоб мне на компост пойти... - ошеломленно выдохнул Хинган. - Ну и штука! Побольше купола, а, Крит?? Он дернул меня за рукав, но я не мог ему ответить, не мог оторваться - я смотрел и смотрел, стиснув пальцы на плече Мадейры. Кажется, блюбразер плакал, повторяя снова и снова: ?Мы это сделали... Мы все-таки это сделали!?
     Поднявшись, Дакар наклонился над Хинганом:
     - Посади машину! Где хочешь посади, но только побыстрее! Иначе ваши восторги закончатся в груде обломков и переломанных костей! Он был прав. Любуясь небом, нельзя забывать о земле.
     Устье колодца охватывала тетрашлаковая стена чудовищной толщины, не кольцо, а нечто более сложной конфигурации - квадрат с закругленными углами и овальными выемками. Мы парили над ней у самой стенки радужного пузыря, который возвышался над скафом еще метров на триста. Верхняя часть стены, ровная и гладкая, была идеальной посадочной площадкой; здесь мы могли осмотреться, передохнуть и прийти в себя после первого свидания с небесами. Впрочем, не только с ними, но и со всей огромностью Мироздания, простиравшегося вокруг, не заключенного в стены, не ограниченного лесом жилых стволов и куполом из кристаллита. Все так странно, так необычно! Эту необычность нужно было осознать, смириться с ней, привыкнуть и только потом двигаться дальше.
     Хинган приземлил машину в двадцати шагах от силового экрана и на большом расстоянии от внешней кромки стены. Мне показалось, что там, у самого края, находятся какие-то сооружения вроде бесформенных насыпей, каменных груд или холмов, но разглядеть их в деталях не удавалось - верх стены был широким, как площади в центре Мобурга. К тому же безбрежность пространства обманывала меня, смещала перспективу - я не мог сказать, на каком расстоянии эти холмы и оценить их размер.
     Мы вышли из скафа - все, кроме Мадейры. Мой приятель, навьюченный записывающей аппаратурой, остановился в проеме люка, зажмурил глаза и стиснул ладонями виски; его дыхание было тяжелым, частым и неровным. Но, очевидно, каждый из нас, если не считать Дакара, испытывал неприятные ощущения - ноги дрожали, голова кружилась, непривычные запахи плыли в воздухе, а сам воздух был непохож на тот, которым дышат в куполах, - слишком теплый и слишком влажный, с отчетливым привкусом пыли. К тому же он двигался! Я чувствовал, как его потоки овевают меня то слева, то справа, то со спины, скользят по лицу и шарят прохладными пальцами у ворота брони. Прохлада странным образом соединялась со зноем - сверху, с неба, струился жар от ослепительного круга, который было невозможно разглядеть. Солнце? Да, конечно, солнце! Такое, каким описывал его Дакар.
     Озираясь и переглядываясь, мы стояли около машины; над нами, закрывая половину небосвода, гигантским куполом горбился радужный пузырь. Дамаск окаменел, запрокинув голову, взирая на нечто пушистое, белое, плывшее в небе между землей и солнцем; Хинган вполголоса ругался, поминая манки, тараканов, крыс и все их испражнения; Эри спрятала лицо на груди Дакара, а тот стоял неподвижно, улыбался, щурился и поглаживал ее плечо. Из нас шестерых лишь он один сохранил полное самообладание.
     Эри отстранилась, и я увидел, что она бледна, однако спокойна. Дакар шагнул к машине, взял в обе руки ладонь Мадейры, потянул к себе, заставив блюбразера покинуть скаф; он вел его осторожно, ласково, как медик-воспитатель несмышленого ребенка в инкубаторе.
     - Можете открыть глаза, но не смотрите сразу вверх - солнце ослепит вас с непривычки. Видите, небо... и белые массы, плывущие в нем... и солнечный свет...
     - Белое... что?.. - спросил Мадейра слабым голосом. - Облака, перистые облака, легкие, воздушные. Если климат не изменился, сейчас лето. Не знаю, где мы - мы просто не можем находиться в тридцати мегаметрах от Мобурга, но я бы сказал, что это северные широты. Не тропики и не субтропики и даже не юг России, а где-то между Москвой и Петербургом.
     - Мне это ничего не говорит, - пробормотал Мадейра, все еще цепляясь за Дакара. Облачная пелена затянула солнце, и мой приятель рискнул приподнять голову. - Там, такое яркое, огненное... Солнце, да?
     - Солнце. Наша звезда, в ста пятидесяти миллионах километров от Земли. Конечно, если это Земля, и ее диаметр не увеличился в сотню раз.
     Через несколько минут мы пришли в себя, головокружение прекратилось, ноги не дрожали, и воздух уже не казался таким непривычно жарким и густым. Поглядев налево и направо, я решил, что прежде всего нужно исследовать окаймлявшую колодец стену. Во-первых, она была у нас под ногами, то есть являлась самым ближайшим объектом, а во-вторых, здесь, на высоте, на гладкой и привычной тетрашлаковой платформе, мы ощущали себя в безопасности.
     - Эри и Дакар, обойдите силовой экран, - распорядился я. - Хинган с Дамаском продвинутся к правой оконечности холмов, а мы с Мадейрой возьмем левее, рассмотрим каменную груду посередке и снимем панораму местности. Всем все ясно?
     - Где ты видишь холмы? - спросил Дакар.
     - Вон там, у самого края. Какие-то нагромождения, похожие на кучи обломков.
     - Скорее развалины, чем холмы, - заметил он, присматриваясь. - Тем интереснее их изучить. Я думаю... Слепящая вспышка за спиной прервала меня. Мы
     повернулись, готовые отразить нападение, но к нам никто не приближался ни по земле, ни в воздухе. Вспыхнул радужный пузырь - над дальней, невидимой его стороной один за другим вставали фонтаны, рассыпаясь цветными искрами. Алое, золотистое, фиолетовое сияние выплескивалось на высоту километра, переливалось и дрожало, потом вершина световой колонны выпускала десяток длинных лепестков, изгибавшихся над силовым экраном и падавших вниз. Пузырь тут же реагировал на них - разводы, бежавшие по его поверхности, делались более яркими, насыщенными оттенками и двигались теперь гораздо быстрее. Чудное, великолепное зрелище! Но оценить его мешала тревога - мы не понимали, что происходит.
     - Словно солнечные протуберанцы... - зачарованно прошептал Дакар.
     - Откуда они взялись?
     - Не имею понятия, Крит. Взрывы видел, и атомные, и обычные, но это на взрыв не похоже, совсем не похоже. Такой роскошный фейерверк!
     Хмыкнув, я поинтересовался:
     - Кто у нас эксперт по Поверхности? Эксперт обязан все знать и все объяснять, гниль подлесная! Ну-ка, пошевели мозгами!
     - В мои времена ничего подобного не было, ни силовых щитов, ни таких титанических сооружений. - Он огляделся по сторонам, защищая ладонью глаза от солнечного света. - Ты только погляди на эту стену! Метров двести в толщину! Ни одна плотина не сравнится! А этот силовой экран... этот... этот... - Внезапно он хлопнул себя по лбу и развернулся к Мадейре: - Вы говорили, что экран работает словно селектирующий фильтр, так? Что-то пропускает, что-то задерживает... камни, пыль, грязь и все ненужное... Я думаю, эти вспышки - результат падения на экран каких-то значительных масс, а те разводы, которые мы наблюдали, связаны с мелкой пылью. В воздухе полно пыли... пыли, микроорганизмов, частиц песка... Экран, вероятно, их уничтожает или отбрасывает, не пропуская в шахту.
     - Сейчас проверим, - сказал я и выпалил в радужный пузырь.
     Дакар был прав - в том месте, где пуля соприкоснулась с экраном, сначала полыхнуло, потом взметнулся фонтан огня, не такой огромный, как те, которыми мы любовались, но все же метров пятнадцать в высоту.
     - Если пуля стальная, она не уничтожена, а падает сейчас в приемный бункер, - заметил Дакар. - Вспышка, я думаю, как-то фиксируется - сгорает ничтожная доля вещества, затем - спектральный анализ, а после него...
     - Вот что, эксперт, - сказал Хинган, вращая стволом огнемета, - ты нам крысиный корм не подсовывай, ты объясни, откуда эта иллюминация? Что там валится, с другой стороны пузыря? Крит со своим ?Ванкувером? здесь? Здесь! А там кто стреляет? Да еще пулями величиною со скаф! - Он кивнул на новый огромный фонтан, взмывший к белесоватым облакам.
     - Мы с Эри пойдем туда и посмотрим, - вымолвил Дакар. - Может, пришельцы или роботы, а может, это божья роса от птичек.
     Его последние слова были непонятны, но я решил не переспрашивать - кажется, он сам не верил в них. Кивнув друг другу, мы разошлись. Дакар и Эри зашагали вдоль защитного экрана, огибая радужный пузырь, над которым все еще били фонтаны; Дамаск и Хинган двинулись к нагромождению обломков метрах в ста пятидесяти от точки приземления, а мы с Мадейрой держали курс подальше, туда, где торчало что-то похожее на каменную пирамиду, утыканную тряпками на длинных шестах. Шли мы туда восемь минут, а когда дошли, я увидел, что это не тряпки, а вроде бы листья с костяными черенками, серые, белые, черные, голубоватые, одни в человеческий рост, а другие побольше раз в пять или десять. Пирамиду сложили из здоровенных камней и кусков проржавевшего металла, а между ними воткнули черенки и набросали цветные, грубо отшлифованные камешки - тоже не маленькие, размером с голову. Надо полагать, для украшения... Как раз в стиле пришельцев со звезд, которых опасались Йорк и Конго! Летают они между мирами, строят из всякого мусора пирамиды и украшают их этими странными листьями...
     Осмотрев сооружение, довольно высокое, но неказистое, я начал склоняться к гипотезе Дакара, к той, которой он поделился в убежище у Керуленовой Ямы. Очевидно, на Поверхности жили дикари - может быть, потомки преступников, которых бросили здесь в Эпоху Взлета или изгнали из самых первых куполов. Если Дакар не ошибся, тут могли быть и древние города, теперь обратившиеся в руины, а в них - остатки механизмов и машин, металл, стекло и прочее, что ищут диггеры в Отвалах. А дикари чем хуже? Найдут кусок железа и приволокут сюда, или в колодец сбросят, или в пирамиду сунут... Вот только для чего?
     Я поделился этими мыслями с Мадейрой, который, вскинув камеру, кружил у пирамиды, делая ее голографическую запись. Он был согласен с тем, что дикари, наверно, существуют, но тут же указал на слабые места моей гипотезы. Глыбы камня и ржавого металла слишком огромны и неудобны для перевозки - как их сюда перетащили? Как подняли на стену стометровой высоты, без блоков, лебедок и канатов? Огромный труд, и не понятно для чего!
     Ответов на эти вопросы не было, так что спорить я не стал, а залез на верхушку пирамиды и осмотрелся. Дакар и Эри, две крохотные фигурки под сенью радужного пузыря, неутомимо шагали вперед и скоро должны были скрыться за выпуклой поверхностью. Хинган с Дамаском бродили среди камней, то расходились, то сближались и о чем-то переговаривались. Световые фонтаны исчезли; купол, как обычно, переливался и мерцал, и эта неторопливая игра красок внушала мне спокойствие. Кроме неба, солнца и облаков я не видел ровным счетом ничего необычного: стена, обрамляющая колодец, уходила вертикально вниз, а за ней, на расстоянии трех-четырех километров, вздымалась другая стена, много выше и массивней, с гигантскими распахнутыми вратами. Она тянулась в обе стороны, налево и направо, охватывая заводскую шахту и ограничивая видимость. От ворот к колодцу шла дорога, помеченная белыми полустершимися линиями, а все остальное пространство между стенами было залито тетрашлаком.
     Мадейра поднялся ко мне, снял голограмму второй стены, и несколько секунд мы с ним в молчании озирали местность. Затем он спросил:
     - Что будем делать, Крит?
     - Перелетим через вторую стену, поищем интересные объекты. Если только не найдем их здесь. - Я повернулся, посмотрел на Эри и Дакара. - Может быть, с другой стороны окажется что-то полюбопытнее, чем тетрашлаковый пустырь... Минут через десять узнаем и тогда обогнем на скафе купол. В любом случае обогнем, чтобы подобрать разведчиков.
     Мадейра, прищурившись, глядел на золотистое светило.
     - Если я правильно понял Дакара, солнце будет двигаться вниз и вниз, пока не наступит темнота и не появятся месяц и звезды. Должно быть, изумительное зрелище!
     - Первая четверть, время сна?
     - Ночь, Крит, ночь! Тут это называется ночью.
     Высоко в небе, у самых облаков, возникли какие-то темные точки и превратились в черточки с плавно изгибавшимися краями. Дистанция была слишком большой, солнце слепило глаза, и мне не удалось их разглядеть, но я припомнил рассказы Дакара о населяющих Поверхность тварях. Всякие были среди них, бегающие, ползающие и летающие, безобидные и хищные, зубастые и клыкастые, но вряд ли пострашнее крыс. Для человека в броне, с разрядником и огнеметом, это не опасность... Не более, чем дикари, сложившие эту пирамиду. Впрочем, если они кровожадны, как манки...
     Громкий вопль Мадейры заставил меня оторваться от созерцания летающих существ. Кричал он так, будто его подвесили над крысами и те подбираются к его голеням и пяткам, а может, и к тому, что выше колена, ниже пупа. Словом, тот еще был вопль! Глотка у Мадейры здоровая, не то что у Дамаска.
     Я повернулся и окаменел. Из-за края купола, с той стороны, где бродили Хинган с Дамаском, появилось что-то движущееся, огромное, высокое, выше стены, на которой мы стояли, выше десятка джайнтов и сотни жилых ярусов. В первый момент мне почудилось, что это механизм; мысль о гигантской машине для человека более приемлема, чем о живой шагающей горе. Но эта тварь передвигалась слишком плавно и была покрыта мехом; бурый мех вверху сходился остроконечным колпаком, ниже трепыхались бурые складки, казалось, что к нам приближался живой чудовищный утес. Его вершина заслонила солнце, длинная тень упала на меня, и я увидел, что под шкурой что-то шевелится, лапы, клешни или щупальцы. Тоже огромные, под стать этой невероятной твари. Мы все ее увидели. Эри и Дакар остановились, потом инвертор замахал руками, будто желая о чем-то предупредить, и помчался обратно к скафу. Эри бежала за ним, а Хинган с Дамаском вылезли из камней и тоже понеслись к машине. Я бы последовал их примеру, но у Мадейры отказали ноги; осев на землю и вцепившись в свою камеру, он с ужасом глядел на меховое чудище и лепетал:
     - Крит... что это такое, Крит?.. откуда?.. почему?.. Это... это...
     - Я знаю не больше тебя. Прячься! Вот в той щели, под камнем!
     Схватив блюбразера под мышки, я поволок его в укрытие. Шагающая гора остановилась и начала склоняться над стеной, в том самом месте, где были сейчас Хинган с Дамаском. Тварь их заметила! Кажется, только их одних - Эри и Дакар бежали вдоль стенки радужного пузыря, почти невидимые в его сиянии, а мы с Мадейрой забились в щель. Не слишком надежное убежище, но все-таки лучше, чем ничего... Мадейру колотило от страха, а я, высунувшись из-за камня, пытался угадать, что нужно этой твари. ?Не угадаешь, пропадешь?, - билась мысль.
     Дамаск и Хинган были как на ладони. Хинган мчался первым - двадцать секунд, и он доберется до скафа и мощных излучателей. Дамаск, хоть был намного моложе, отставал. Впрочем, молодость не преимущество - силы и резвости Хинган не потерял, а годы дарят драгоценный опыт. Он подчинялся сейчас инстинкту Охотника: если имеешь оружие помощнее, в опасности хватайся за него.
     Меховая гора раздвинулась