ителей, - возразил он.
     - Ты называешь любовью родительский инстинкт. Но у одних он есть, у других отсутствует, третьи просто не любят детей, а для иных они игрушка. Не всякий взрослый может контактировать с ребенком... - Эри наморщила лоб. - Я помню... нам объясняли в инкубаторе...
     Он промолчал. Кажется, понятия о воспитании сильно изменились, а родственная связь ослабла. Женщины больше не вынашивали детей и не рожали их в муках, дети были оторваны от родителей, семья распалась, и ячейкой общества стал самодостаточный индивидуум. Человечество успешно прогрессировало в социальном плане и изживало древние инстинкты - такие, как родительская любовь.
     Может, любви вообще не осталось? Он заглянул в темные глаза Эри и решил, что с этим грустным выводом не нужно торопиться.
     В Тоннеле царили полумрак, тишина и безлюдье. Ни ярких огней, ни залитых светом витрин, ни смеха, ни воплей, ни гомона; не толпится народ у кабачка Факаофо, допинг ?У блохи? пустой, антикварные лавки и шопы закрыты, огнемет над агенством ?Восемь с половиной? не испускает голографического пламени, а из ?Подвала танкиста? не слышно ни звука. ?Вторая четверть, - подумал он, - рабочее время для подданных, а если нет людей с монетой, то некого и обобрать - значит, капсулей тоже нет?.
     Эри остановилась у входа в тупичок блюбразеров.
     - Я подожду тебя в шалмане у Африки.
     - У Африки... - повторил он задумчиво. - Знаешь, милая, этот Африка - первый старик, которого я здесь увидел. Сколько ему лет?
     - Не знаю, Дакар. Сто или сто двадцать... Об эвтаназии еще не помышляет.
     - И всем дарована такая жизнь?
     - Какая? - Она удивленно взмахнула ресницами.
     - Такая долгая...
     - Почему долгая? Обычная. В Ствол Эвтаназии уходят те, кому сто пятьдесят.
     Он кивнул, погладил ее по щеке и направился по темноватому коридору к двери из армстекла. ?Еще один подарок, - билась мысль в голове, - еще одна конфетка, преподнесенная грядущим... Спор о долголетии хомо сапиенс был наконец разрешен, биологические пределы жизни достигнуты - в этой подземной оранжерее, где не было ни холода, ни зноя, ни ядов в воде и воздухе, где человек не знал о болезнях, катастрофах и каких-либо опасностях, кроме исходивших от других людей...?
     Размышляя об этом, он прикоснулся к двери, подождал, когда ее откроют, и поздоровался с Мадейрой. Ему показалось, что блюбразер возбужден - шрам на его щеке подергивался, руки беспокойно Шевелились. В первом - видимо, рабочем - помещении на этот раз не оказалось никого, столы пустовали, терминал был выключен, и только зеленый мираж, куст сирени в правом углу, напоминал о предыдущем визите. Мадейра, однако, не торопился в свой кабинет.
     - Вы встретитесь с одним... с одним из наших покровителей. Он ждет вас, Дакар... там. - Взгляд блюбразера скользнул к цветущему кусту. - Он занимает важный пост в Мобурге, но главное - он человек больших достоинств и ума. Вы можете быть с ним откровенны... так же откровенны, как были со мной.
     - Ваш шеф? - спросил он. Глаза Мадейры округлились.
     - Простите?
     - Ваш лидер? Глава организации? Идейный вдохновитель?
     - Нет, Дакар, нет. Он только оказывает нам помощь, поддержку и покровительство. Еще распоряжается нашим счетом в городском пьютере.
     - Вашими финансами?
     - Да. Он регулярно пополняет их - здесь, в Мобурге, и в других куполах. Мы очень ему обязаны.
     - Понимаю.
     ?Местный Сорос, миллионер-благотворитель?, - подумал он, вступая вслед за Мадейрой в кабинет. Из прежней жизни он вынес убеждение, что Соросы отнюдь не бескорыстны; есть у них свои резоны и таинственные цели, скрытые от взгляда публики, и каждый Сорос знает, как получить доход от самого невинного благодеяния. В этот постулат он верил так же твердо, как в три начала термодинамики, и потому насторожился.
     Человек, поднявшийся ему навстречу, был высок, носил свободные одежды серо-стального оттенка и прятал лицо под серебристой маской. Она позволяла разглядеть лишь рот и подбородок: губы незнакомца были властными, челюсть - тяжелой, улыбка - сухой и угасшей едва ли не в миг своего появления. Но голос был хорош - звучный, сочный, сильный, то взлетавший вверх, то опускавшийся до доверительного шепота.
     - Дем Дакар из Лиги Развлечений? Старший партнер и, если мне не изменяет память, один из самых талантливых инверторов? - Дождавшись кивка, незнакомец усмехнулся и тихо произнес: - Но это ведь не ваше имя и не ваше занятие, не так ли? Я хотел бы услышать, как вас зовут... как звали в вашу родную эпоху. Еще - о вашем возрасте и статусе.
     - Павел Сергеевич Лонгин, - ответил он. - Мне пятьдесят семь лет, а это немало в мои времена. Порог старости, если оставаться оптимистом... Что касается моих занятий, то были они такими же, как здесь. Иными по технике исполнения, но теми же по сути. Я - сочинитель.
     - Павел Сергеевич Лонгин... такое длинное и неуклюжее имя... - сказал человек в сером. - Дакар привычнее.
     - Дакар вполне меня устроит. Как мне обращаться к вам?
     Незнакомец и Мадейра переглянулись, потом блюбразер кашлянул и покачал головой.
     ?Возможно, вопрос был нетактичен?.. - подумалось ему. - Бывает, что благодетелям-спонсорам мила анонимность - ни имени, ни должности, ни звания. Особенно хмырям в масках и с этакой челюстью...?
     Но этот хмырь ответил.
     - Зовите меня магистром, - промолвил он и показал глазами на диван.

Глава 16

     Шестое. Имущественное и социальное неравенство должно сохраниться - как стимул для индивидуальной конкуренции и достижения успеха. Тем не менее его следует ослабить, чтобы исключить возможность революций, крупномасштабных мятежей и социальных взрывов. Практически это означает, что деклассированным элементам общества должен быть обеспечен некий минимум жизненных благ.
     ?Меморандум? Поля Брессона,
     Доктрина Шестая, Пункт Шестой

КРИТ

     Проводив Дакара, я взял в ближайшей конюшне шмеля и полетел к себе в Алый сектор. Под куполом было спокойно, но там и тут я видел результаты отгремевших битв - застывшие дорожки, трещины с оплавленными краями в зданиях, прорехи в сети безопасности, разбитые рекламные проекторы и трупы биотов. Человеческих тел уже не было, их Ремонтная Служба вывозит сразу, чтобы не травмировать оставшихся в живых. У каждой дыры и трещины уже копошились ремонтники, сгружали с автокаров тетрашлак и баки с жидким триплексом, секции транспортных дорожек, рулоны сетки и прочий инвентарь. За пятидневку все будет восстановлено, и победитель, как полагается, оплатит городу ущерб, а побежденный залижет раны и начнет прикидывать, не убраться ли из Мобурга вообще. Вполне вероятно, что уберется - стекольщиков погромили здорово и без нарушения правил. Купол нигде не задет, коммуникации целы, стволы на месте, воздух свеж - значит, обошлись без газов и прочей вредной химии. Прав достойный Бургас, прав - Союз аккуратно сработал, не придерешься! Видимо, знали, что обры в три глаза будут следить и, ежели что, поддержат стекольщиков.
     Я опустился на ярусе биотов, сунул шмеля в криоблок и влез в кабину лифта. В нее ввалились еще четверо, по виду - подданные, крепкие рослые парни, все незнакомые мне и все без значков и в широких хламидах. Подходящие обертки, чтобы припрятать броню и оружие... Жаль, сообразил я поздновато - лифт уже ехал наверх.
     Драться с четырьмя в кабинке дело непростое. Огнемет не используешь - стену можно прожечь, дротик не метнешь - тесно, гранату с газом не раздавишь - сам на компост отправишься. Однако нож, ?Ванкувер? и протез вполне годятся для контактов на близком расстоянии. Я уже начал прикидывать, кого проткну клинком, кого достану пулей, но вдруг заметил, что мои попутчики сгрудились у двери. Явный признак мирных намерений - они не пытались меня окружить, стояли так, что я с успехом срезал бы всю шайку единой очередью. Вдобавок не глядели на меня, даже затылками повернулись, и в каждый я мог всадить по пуле. Мог, но воздержался ввиду неясных обстоятельств.
     Может быть, охранники магистра? Ганга из Службы Эвтаназии или Сенегала из ГенКона?..
     Никак нет - доехали со мной до четырехсотого яруса. Один застрял в двери, трое выскочили в коридор, где тут же раздалось шипение разрядников. Кто-то пронзительно вскрикнул, но вопль сразу оборвался, затем я унюхал запах горелого, услышал топот, шумпадающих тел и резкие слова команды: ?Осмотреть коридор! Ямайка - налево, Юкатан - направо! Чисто? Кабины лифта проверили? Тоже никого? Комес, можно выходить!?
     Торчавший в дверях отодвинулся и встал по стойке смирно.
     - Прошу, легат! - Заметив, что я не двигаюсь, он добавил: - Комес Нил из ОБР, группа обеспечения безопасности. Согласно приказу почтенного гранда...
     - Вот что, парень, - оборвал я его, - иди в коридор и прибери там трупы. Потом грузитесь в лифт и выметайтесь с яруса. Почтенному гранду будет доложено, что вы великолепно потрудились.
     Кажется, он понял, что я не хочу поворачиваться к нему спиной, ухмыльнулся и исчез. Я подождал, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора. Тех, кто сидел в засаде, было трое - это я мог легко установить по характерному шороху, с каким волокут безжизненные тела. Ждали не в коридоре, а в одной из лифтовых кабин, хотели навалиться сзади, когда я сунусь в патмент, и продырявить там, где нет брони, шею или голову. А зря! Во-первых, я не снимал капюшон, а во-вторых, слух у меня отличный. Кроме того, я помню, что мне посоветовал Конго - почаще оглядываться.
     Но советом он не ограничился, а прислал охрану - небывалая щедрость с его стороны! Мной, кстати, незаслуженная. Пока что я ничего не нашел, а только прогулялся в Штреки да в Керуленову Яму и напугал до судорог Бургаса.
     Все стихло. Покинув лифт, я метнулся к двери, сдвинул ее и очутился в своем жилище.
     Двери в патментах надежные. Конечно, их удалось бы взломать вместе со стеной, или пробить разрядником, или расплавить огнеметом, но тайно не откроешь - распознающий блок не впустит чужака. В принципе можно его отключить, если добраться до пьютера в Ратуше, но это попахивало фантастикой - пьютер охраняется надежнее всего, что есть в Мобурге. В общем, мой патмент - моя крепость и безопасное убежище! Но только до того момента, пока не выломают дверь.
     Ткнув пальцем в обруч, я вызвал Хингана. К счастью, они с Дамаском уже вернулись, и по хмурому их виду было ясно, что ничего не нашли. Сидели у стола, заставленного банками, ели-пили, но оттопыровки не нюхали. Я бы тоже не отказался закусить - после пищевых пилюль вдруг понимаешь, что жизнь не так плоха, раз есть в ней место ножкам саранчи, улиткам, мидиям и джему из бананов. Кажется, именно этим и пробавлялись мои партнеры.
     - Ну? - спросил Хинган, энергично жуя.
     - Ничего. У вас?
     - Крысу убили. - Он показал пару окровавленных клыков. - Самец. Здоровый! А так тоже ничего. По всем основным коридорам прошли, Дамаск слушал, я сторожил. В одном месте гремело и жужжало.
     - Что?
     - Диггеры из Службы отстойник чистят.
     - Чисс-тя, - подтвердил Дамаск.
     - Что делать будем, Крит?
     - Теперь за Ледяные Ключи пойдем, - сказал я. - Есть там несколько новых тоннелей, и мы не везде прогулялись. Червя встретили. Не червь, а электрическая батарея!
     - Слышал я о таких, - вымолвил Хинган. - Воду они любят. Водомет с собой возьмем, отравой зарядим, чем-нибудь поосновательней. Сдохнет, если в пасть угодить.
     Вспомнив жуткую пасть червяка, я ухмыльнулся. - Это мы тебе поручим. Чья идея, того и работа.
     - Без проблем, - отозвался Хинган. - Однако идея не моя - так старые Охотники учили моего деда. Этих червей в Отвалах пропасть была, лет шестьсот назад. Потом ушли, а почему - загадка!
     Хингану можно верить - он в отличие от меня Охотник в седьмом поколении. Чего Хинган не знает про Щели, Штреки и Отвалы, того и вовсе нет.
     - Как твой партнер? - полюбопытствовал он. - Этот, с башкой на боку? Сильно мешал, корм крысиный?
     - Не очень, - ответил я. - Кое в чем был даже полезен.
     Секунду я соображал, не рассказать ли о машине-бурильщике, потом решил, что времени на разговоры нет. Машина - не червяк, током не бьет, и ядом поливать ее не нужно. А что с ней делать - и делать ли что-то вообще, - обсудим, когда доберусь до Хингана. Очень мне хотелось очутиться у него, и поскорее.
     - Жди, - промолвил я. - Отправляюсь к тебе. Хинган удивленно моргнул.
     - Не будешь отдыхать?
     - У тебя отдохну. А как отдохну, так и отправимся.
     - Псс-затра, - произнес Дамаск, пересчитывая банки на столе.
     - Не послезавтра, а завтра, в последнюю четверть, - возразил я и отключился.
     Затем, не снимая брони, проверил снаряжение, набил припасов в сумку, сменил баллон у огнемета и решил, что запасной не стану брать - тяжелые эти баллоны, громоздкие, а лишней спины у меня нет. Если на грудь повесишь, то ни присесть, ни повернуться, да и стрелять мешает. Оружия должно быть столько, чтоб сохранялся разумный баланс между подвижностью, реакцией на противника и средством, каким снесешь ему башку. Не выдержал баланса, башку снесут тебе.
     Спускаться вниз, в конюшню, и демонстрировать, что я куда-то собираюсь, было бы абсолютной глупостью. Этого ждали и те, кто меня охранял, и те, кто за мной охотился; тем и другим известно, что я остался без шмеля, а крылышек еще не отрастил. Значит, должен сидеть в патменте или спуститься в лифте - к выходу или на ярус биотов. Без них, понятное дело, не полетаешь!
     Но мне охрана не нужна. Ни охрана, ни свидание с ублюдками, которые меня выслеживают. Лучшая охрана - анонимность: был Охотник Крит, и нет его! Ищите Крита по всему Мобургу! А Мобург велик, и затеряться в нем проще, чем съесть улитку под грибным соусом. Можно, конечно, найти по браслету, но тут уж не обойдешься без самых высоких чинов ОБР. Не легатов, как рыжий Сеул, а минимум - магистров.
     Я нацепил присоски и растворил диафрагму шлюза. Сверху, с купола, струился яркий свет и тянуло свежим воздухом от воздуховода, внизу, в безмерной глубине, мерцала сеть, отсвечивали алым дорожки и мельтешили толпы мурашей. Высота меня не пугает, но в этот раз я был навьючен, точно шайка пачкунов: огнемет с баллоном, пояс, перевязь, разрядник, дротики, ножи, гранаты и обоймы, сумка с припасами и, разумеется, броня. Лезть, впрочем, пришлось недалеко: я миновал покои Ганга из Службы Эвтаназии и приземлился на балконе Сенегала. Это заняло минуту, и, надо полагать, никто меня не видел - биоты близко не летали, а снизу я казался темной точкой на километровом каркасе ствола.
     Балкон - точнее, галерея - был широким и простирался по всей окружности колонны. Я насчитал четыре шлюза и выбрал тот, который, по моим соображениям, должен вести в конюшню. Шлюз не дверь, взломать его полегче, но все же я выжигал замок минуты три, пока диафрагма не раскрылась. Затем надвинул капюшон, спрятал лицо под маской и под тревожные вопли распознающего блока пробрался в комнату.
     Это была не конюшня, а зал увеселений, выше и много просторней моего патмента. Вдоль стен - диваны и проекторы, посередине - фонтан с настоящей водой, шкафы забиты оттопыровкой, клипами и гипномасками, на потолке - фигурки обнаженных одалисок в интересных позах. Забавная роспись! В другое время я бы ее изучил во всех подробностях.
     Рядом с этой комнатой нашелся зал поменьше, с круглым ложем и криоблоками, но в них дремали не биоты, а одалиски. Похоже, в местном филиале ГенКона магистр Сенегал заведовал их производством и то ли по должности, то ли по склонности душевной лично проверял товар. Нелегкая работа! Само собой, не столь опасная, как ловля крыс, но надорваться можно быстрее.
     Распознающий блок продолжал верещать над моей головой, но я не торопился. Сигналы тревоги ушли, однако от городского Центра, где расположен ГенКон, лететь не меньше тридцати минут, а кроме того, один Сенегал не отправится - бойцы нужны, раз влезли в его патмент. Ну, а пока соберешь бойцов... В общем, паниковать не стоило. Запись, разумеется, велась, но доказать, что человек с огнеметом, в маске и броне именно Охотник Крит, было бы нелегкой задачей. Прямо скажем, неразрешимой.
     Я прошелся по анфиладе комнат, разглядывая богатое убранство, мебель, точеную из хитина, перламутровые мозаики, диваны и кресла, обтянутые драгоценным шелком, светящиеся кристаллитовые столы и фигурки из дерева и самородных цветных камней, изображавшие все тех же одалисок. Все было в тон, где желтое, где голубое, где зеленое с темно-коричневым - видно, хороший диззи потрудился. Не так роскошно, как у Бургаса, но для магистра берлога подходящая. Сомневаюсь, чтобы у Конго, будь он трижды грандом, завелись такие светильники из серебра, ковры и деревянные статуэтки. Ну, ГенКон не ОБР - гордости меньше, монеты больше.
     Наконец я нашел помещение с биотами, седлами, сбруей, кормом и шлюзом. Биотов у Сенегала три, шмель и две осы, и, как мне помнилось, он на шмеле не летает, а держит для престижа. Шмель и в самом деле был на месте. Я скормил ему банку нектара, затем оседлал и выжег замки на шлюзе. Еще минута, и мы покинули гостеприимное жилище Сенегала.
     Я тут же забыл про него. Я думал сейчас не о делах практических, не о контракте и дальнейших поисках и не о том, какое снаряжение придется взять с собой, кого нанять в отряд шестым и как прикончить электрических червей. Цели моего расследования: загадка фирмы ?икс?, тайны Поверхности, пришельцы со звезд или из прошлого - все это было таким далеким от меня, таким туманным, не вызывающим ни капли интереса. Мчась под куполом, огибая стволы, стараясь держаться подальше от других биотов, я размышлял об иной проблеме, более насущной, чем все упомянутое выше. Меня хотели убить.
     Новость, конечно, не очень свежая. За сорок с лишним лет, как я покинул инкубатор, меня старались прикончить разнообразными хитрыми способами, но, если не считать потерянной руки, удача мне не изменяла. Я дрался в Тридцать Второй ВПК и заварушках помельче, ходил в Отвалы с диггерами и делил добычу киркой, ножом и кулаком, был обром-комесом, ловил нарушивших Догматы, бился с крысами и манки в Старых Штреках и все-таки остался жив. Я стрелял, в меня стреляли или бросались ко мне с разинутой пастью, но эти сражения, стычки и схватки никак не походили на события последних дней. За мной, Охотником, охотились! Пытались убить из-за угла с таким упорством, будто я не наемный боец, а важная личность, король или, по крайней мере, гранд! Конечно, в Мобурге я лучший, но об этом известно уже десять лет, и никому не приходило в голову, что Крита надо пристрелить. Или, положим, поджарить, когда он явится в свой патмент после экспедиции в Отвалы.
     В какую историю я влип? С чем связано подобное внимание к моей персоне? С фирмой ?икс?? С Поверхностью? С сырьем, которое таскают Пак ведает откуда?
     Я чувствовал себя игрушкой в руках противоборствующих сил; одна пыталась меня защитить, другая - уничтожить. С первой, то есть с Йорком и Конго, все было ясно, а вот со второй... Кто под куполами мог тягаться с ОБР и ВТЭК? Никто, абсолютно никто! Ни один промышленный союз или тем более компания. В конце концов, Йорк и Конго могли решить проблему без меня и долгих поисков - просто урезать квоты Оружейному Союзу и остальным подозрительным фирмам или как-нибудь подставить их. Как именно, я представлял вполне: внедрить своих людей, чтобы в каком-нибудь конфликте те выпалили в купол или продырявили водопровод. Потом подвесить пару грандов-оружейников над крысами...
     Однако наняли меня! Не потому ли, что проблема заключалась не в соперничестве фирм, не в тайных жалобах стекольщиков и не в убытках, подсчитанных экспертом Касселем? Собственно, кормчий об этом сказал: найдите ходы на Поверхность и раздобудьте образцы... А все остальное, надо думать, корм крысиный!
     В этом было рациональное зерно. Подняться на Поверхность! Не знаю, кто отважится на этот шаг, ктогодится на такие авантюры, кроме Охотника Крита. Опыт, резвость, репутация и масса подвигов: гранд Лион, которого скормили крысюкам, гра