ес: - Кажется, вы собирались что-то спросить?
     - Если позволите, дем Дакар. В вашей речи есть много понятий, встречающихся в древних книгах, но смысл этих слов утерян. Мы можем лишь предполагать, что за ними кроются таинственные сферы жизни,
     исчезнувшие полностью к нашим временам. Сферы столь обширные и важные, что им посвящены огромные трактаты, которые не поддаются расшифровке. Вот, например... это нашли в Отвалах Кива пару столетий назад...
     Блюбразер поднялся, шагнул к стеллажу и вытащил тяжелый, запрессованный в пластик том. Потемневшая обложка, рваный корешок, бурый обрез страниц, жалкие остатки позолоты на месте вытисненных букв... От книги веяло невероятной древностью; чудилось, что еще мгновение, и она рассыплется прахом в руках Мадейры.
     Напрягая глаза, он прочитал: ?Библия?... год издания - две тысячи двенадцатый...
     - Вы незнакомы с религией? С понятиями о Боге, дьяволе, первородном грехе, посмертном существовании? Вы не верите, что есть Творец, создавший этот мир и поместивший в нем людей? Некая Высшая Сила, которая следит за нами и со временем призовет нас на Страшный Суд?
     Мадейра отрицательно покачал головой:
     - Эти концепции мне неизвестны и непонятны. Расскажете?
     - Если хотите, но в другой раз. Впрочем, я не уверен, что это пойдет кому-нибудь на пользу. - Здесь, - он показал на увесистый фолиант, - только мифы и легенды, которые внушают людям ужас. Зачем они вам? Тем более что Страшный Суд уже состоялся, и вы обитаете в преисподней. В самом оптимистичном варианте - в чистилище.
     - Простите, я не совсем понимаю... Что за чистилище? Что за Страшный Суд?
     - Мне думается, что перед Эпохой Взлета произошла катастрофа, глобальный катаклизм, связанный с экологией или со всемирной войной. Дьявольщина! Я назову вам сто причин, которые грозили жизни: разрывы в озоновом экране, новый ледниковый период или, наоборот, потепление и затопление континентов, падение кометы или астероида, радиация, химическое и бактериологическое заражение... Наконец, мы могли просто задохнуться в грудах мусора и решить, что под землей уютнее, чем на Поверхности. Вам что-нибудь известно об этом? О катастрофе, кризисе, каких-то бедствиях задолго до Эпохи Взлета?
     Мадейра покачал головой и с сожалением убрал книгу на место.
     - Нет. Возможно, в древних материалах есть какие-то свидетельства, но мы не в силах их понять и правильно истолковать. Хотя наше братство собирает их много веков.
     - Поговорим о вашем братстве. Вы изучаете прошлое?
     - Не совсем. Мы стремимся изучить Поверхность, что и определяет интерес к прошлому. Кроме блюбразеров, этим никто не занимается, ни ВТЭК, ни ОБР и ни одна из тысяч фирм, компаний и корпораций. Они лишены любопытства, дем Дакар, хотя иногда обращаются к нам как к посредникам, чтобы приобрести древние предметы для украшения своих стволов. Их лозунг - стабильность и доходы... Больше ничего!
     - Вы находитесь в оппозиции к существующему режиму? - В оппозиции? Столь же загадочный термин, как религия... Я не понимаю его сути.
     - Противодействие словом и делом существующему порядку, стремление изменить его, направить общество по иному пути.
     - Нет, в этом смысле мы - не оппозиция. Наше сообщество ни с кем не борется и ничего не стремится изменить. Мы лишь изучаем Поверхность! Представьте себе, вот наш мир, - Мадейра широко раскинул руки, - мир благоустроенных куполов, неистощимых ресурсов, сытой жизни, развлечений и относительной безопасности. А там, - он ткнул указательным пальцем в потолок, - там, в каких-то десяти километрах, другой мир, где вместо купола - синее небо, где можно посмотреть на солнце, звезды и луну, почувствовать ветер на лице, пройтись под дикими деревьями, встретиться с чем-то новым, загадочным, еще невиданным... Большое искушение, не так ли?
     - Большое, - согласился он и, поразмыслив, спросил: - А как вы изучаете Поверхность?
     - Один метод - расшифровка древних текстов с ее описаниями, другой - поиск обрывков картин, фрагментов изображений на пластике и металле, их реконструкция и анализ. Что-то разыскиваем сами, что-то обмениваем, что-то приобретаем у Черных Диггеров... иногда финансируем их экспедиции... Если идут в Старые Штреки, то нанимаем Охотника, обычно - Крита...
     - Зачем?
     - Для охраны. Штреки и Отвалы - место небезопасное.
     Он поднялся, помассировал поясницу и протянул руку Эри. - Благодарю вас за беседу, дем Мадейра. Мы, наверное, пойдем... хватит для первого случая. Позвольте только спросить: отчего бы вам не выбраться на Поверхность и не взглянуть своими глазами на синее небо, солнце, звезды и луну, дикие деревья и остальные чудеса? Залезть наверх и посмотреть... Чего уж проще? Или это запрещается?
     - Нет. Но... - Мадейра в смущении отвел глаза, потом забормотал, стараясь не смотреть на них с Эри: - Сказать легко, сделать трудно, дем Дакар. Наши сведения о Поверхности отрывочны и противоречивы, мы не знаем, что там ждет. Возможно, солнце ослепит нас, или мы погибнем от звездного света, задохнемся в воде, свалимся в пропасть, станем добычей чудовищ вроде того двухголового монстра... Мы не знаем и потому боимся... Боимся!.. Надеюсь, это не вызовет у вас презрения?
     - Агорафобия, - произнес он, покачивая головой, - явная агорафобия... Нет, дем Мадейра, я никого не презираю, ни вас, ни ваших коллег и товарищей. Скажу вам больше - ваши страхи мне понятны, и сам я испытал такой же ужас, очутившись здесь. Все незнакомо, непонятно, все пугает... даже Эри... - Он слабо улыбнулся, обнял девушку, подумал и сказал: - Если бы мне захотелось подняться на Поверхность, вы пошли бы со мной?
     Шрам на лице блюбразера побледнел, но он не колебался ни секунды.
     - Пошел бы! До победного конца!
     - До победного! - В прощальном жесте звонко лязгнули браслеты, и он направился к выходу, повторяя: - Значит, до победного... Значит, броня еще крепка и танки наши быстры...

***

     Когда они вышли из прохода, ведущего к логову блюбразеров, Эри вдруг остановилась и спросила:
     - Ты серьезно говорил? Насчет Поверхности?
     - Серьезней некуда. Здесь теснота, тоска и духота, - он оглядел Тоннель, заполненный людьми, - а там простор и ветер, лес и свежий воздух... Пусть развалины, пусть без людей, так хоть под соснами прогуляюсь! И заодно узнаю, на каком я свете... то есть в каком времени.
     - Чтоб тебе купол рухнул на голову! Хочешь удрать от меня?
     Он ухмыльнулся.
     - Что я, червяков объелся? Удрать от такой красавицы! От личного телохранителя! Нет, милая, я возьму тебя с собой. Непременно! Пойдешь? Сложим избушку с печкой, дров нарубим, огород вскопаем и будем жить, как Адам с Евой в раю - отставной инвертор да Свободная Охотница...
     Эри фыркнула, но, кажется, успокоилась. Схватила его за руку, потянула к толпе:
     - Пойдем, инвертор!
     - Погоди, солнышко, дай осмотреться. Это к Мадейре проход, а дальше - к носатому Африке, который кормит червяками... А что за ним?
     - Винная лавка Факаофо. Нет, туда мы не пойдем! Хватит с тебя пузыря на сегодня!
     - А я и не собирался. Напротив что?
     - Допинг ?У блохи? и шопы, где торгуют всякой древней рухлядью. Еще агентство ?Восемь с половиной?, посредники по найму, контракты оформляют для бойцов. Узкая щель, где огнеметы развешаны... Видишь? - Вижу, но не понимаю. Почему ?Восемь с половиной??
     - Процент такой берут. За посредничество.
     - А другие?
     - Что - другие?
     - Сколько положено отдать другим?
     - От десяти до пятнадцати.
     - Так почему к ним нет очереди, если у них берут меньше?
     Сердито сверкнув глазами, Эри подтолкнула его и повлекла вдоль стен Тоннеля, изрезанных нишами и проходами.
     - Почему, почему... Работу предлагают мерзкую! Не работа, а крысиный корм!
     - Бесплатных пирожных не бывает, - буркнул он и резко притормозил у очередного ответвления. Вход в него обрамляла арка в форме лиры с голографической завесой из серебристых струн, за ней просвечивала лестница, а из глубины прохода поочередно доносились вопли и ритмичное бормотание.
     - А здесь что такое?
     - ?Подвал танкиста?, - сообщила Эри. - Ваши придурочные собираются, из Лиги. Инверторы, танкисты с хоккеистами и диззи.
     - Раз наши, давай зайдем. - Он обнял девушку за талию и попытался направить к лестнице, но Эри упиралась. - Зайдем, солнышко, а? Любопытно ведь - танкисты с хоккеистами! Еще и диззи! Сроду не водил компании с такими!
     - Вот что, Дакар... то есть Павел... - начала Эри, но он перебил ее, по-прежнему оттесняя к лестнице:
     - Ты, милая, больше не напрягайся, зови меня Дакаром, как привыкла. Прав твой Крит-Охотник, прав... Это там я был Павлом, Павлом Сергеевичем Лонгиным, ученым и писателем, а здесь - не по Сеньке шапка, здесь я Дакар, инвертор с прибабахом. Дакар, и все тут... - Эри, похоже, растаяла и сделала первый шаг к ступенькам. Он потащил ее вниз, бормоча: - Дакар, Мадейра, Крит... не имена у вас, а сплошная топонимика... озера, острова да города... Ну, со своим уставом в чужой монастырь не суются...
     - Вот что, Дакар, - строго промолвила Эри, - возьмем ?стук-бряк?, и никакой ?веселухи? или ?отпада?! Ты сегодня уже приложился к пузырю, побуянил!
     - С горя, милая, с печали и тоски... А про ?веселуху? вашу я ничего не знаю. Хоть я Дакар, но ты меня все-таки с прежним Дакаром не путай.
     Они спустились вниз. Там был кабачок, но совсем непохожий на заведение Африки: панели раздаточных автоматов, низкие столики и диваны около стен, посередине - пустое пространство с возвышением, яркий свет, падавший с покрытого люминофором потолка, и никаких аппетитных ароматов - пахло горьковато-сладким, но явно не съестным. За столиками - люди, раскрашенные или в вычурных одеждах, так что сразу не поймешь, кто женщина, а кто мужчина; все - с какими-то пестрыми банками, флаконами, баллончиками. Подносят к лицу, нюхают, чмокают, всхрапывают...
     Его охватило знакомое чувство дежа вю - будто он бывал здесь, и не раз, сидел у этих низких столиков, прикладывался к банкам, слушал, говорил. О чем, не вспоминалось, но привычное место было, кажется, слева, на полосатом диванчике. Он шагнул к нему и обнаружил, что диванчик занят, а на столе громоздится пирамида банок.
     Сидевшие там переглянулись, потом один с почтительным поклоном вымолвил: ?Дакар... сам Дакар...? - и пестрые банки вмиг исчезли вместе с их владельцами. Видимо, он не ошибся - тут его знали. Зашелестел шепоток, три-четыре любопытных взгляда впились в него и в Эри, какая-то блондинка в розовом переднике ахнула, пискнула и закатила глазки. Потом привычный гул наполнил помещение - шарканье ног, шелест одежд, людские голоса и тихое позванивание автоматов.
     Они устроились на диване. Эри потянулась к автомату, сунула браслет в отверстие, что-то нажала и получила два баллончика в форме витых цилиндров, темно-синих и блестящих, с крохотным раструбом наверху.
     - Вот, возьми!
     Он покатал цилиндр в ладонях. На вид - как елочная игрушка, однако мягкий... Из резины? И что с ним делать?
     - Это ?стук-бряк?. Не помнишь?
     - Нет. И для чего эти штуки?
     - Они с газом. Вдохнешь, и будет хорошо. Немножко грустно, но хорошо.
     - Наркотик? Сроду не потреблял наркотиков! И тебе не дам!
     Он вырвал второй баллон из пальцев Эри и швырнул под стол. Девушка негромко рассмеялась.
     - Что ты делаешь, Дакар? Это же безвредное! А сам пузырь пьешь!
     Ответить он не успел - на возвышение в центре кабачка вылез тип, размалеванный под зебру, вскинул руки вверх и завыл протяжно:

     Лечу-у!
     Столкнулся с девушкой.
     Как хороша!
     Падаем в сеть.
     О, почему не в постель?

     Аудитория отреагировала моментально - кто завопил, кто застучал ногами, кто повалился на диван, а двое в дальнем уголке - парни?.. девицы?.. - начали лапать друг друга. Это, вероятно, считалось знаком одобрения - Зебра приосанился, расправил плечи и, размахивая банкой в левом кулаке, выкрикнул: ?Лезу!? Вопли стихли.

     Лезу
     К узкой щели
     В стене под куполом.
     Добрался.
     Здесь я умру.

     Новый взрыв криков и грохота.
     - Ну, как? - спросила Эри, выуживая из-под стола синие баллончики. - Нравится?
     Он хмуро почесал в затылке.
     - Это, значит, у вас поэзия? Танкисты, говоришь? И хоккеисты? А я-то, идиот, не мог понять! Впрочем, хоккеиста мы еще не слушали... вдруг что-то дельное скажет...
     - Ты о чем, Дакар?
     - Танка и хокку - формы японской поэзии ?дэнтосси?, - все еще хмурясь, пояснил он. - В хокку - три строки, в танка - пять, а ритмика, то есть число слогов, должна подчиняться определенному правилу: пять, семь...
     Его прервали: блондинка в розовом передничке - та, что закатывала глазки, - подплыла к их столу с явным намерением присесть. Кроме передника, в ее туалет входили искусственные розы: две на сосках, две на ушах, две под коленками и одна в пупке.
     - А вот и мадам Козявкина в летних турнюрах... - пробормотал он, покосившись на девицу в розовом. - Чего тебе надобно, барышня? - Ты меня не помнишь, сладкий? Совсем не помнишь свою маленькую диззи? - Блондинка призывно улыбнулась и облизала губы язычком. - Мы ведь уже встречались и кувыркались, и даже не единожды... Я - Аляска.
     - Тогда твое место за шестидесятой параллелью, - сказал он. - Вот и отправляйся туда.
     - Лучше в твой патмент, червячок. - Розовая красотка придвинулась ближе, колыхая грудью. - Или в мой...
     Эри, грозно сдвинув брови, начала приподниматься. Он торопливо вскочил, дернул девицу за руку, развернул тылом и шлепнул по мягкому месту.
     - Брысь отсюда, мозги крысиные! Не видишь, с кем я? Сейчас она тебя пустит на кошачий корм!
     - И тебя заодно! - прошипела Эри, когда девица, взвизгнув, отскочила от стола.
     Он наклонился, поцеловал ее в уголок плотно стиснутых губ и шепнул:
     - Это ты зря, солнышко, совсем зря! Это Дакаровы шалости, а я все-таки Павел и ничем перед тобой не грешен. Во всяком случае, в этой реальности. - Вздохнув, он добавил: - К тому же мне не нравятся светловолосые женщины. Я люблю, чтоб потемнее.
     Эри стиснула баллончик в кулаке, поднесла к лицу, вдохнула газ с приятным запахом гвоздики и опечалилась.
     - Я тоже светловолосая... блондинка с синими глазами...
     - Ты исключение, - пробормотал он, поворачиваясь к середине зала. - Мне все равно, какого цвета у тебя глаза и волосы. Ты - Эри! Хочешь, я сложу тебе танка... или хокку?.. Зебра исчез, и на возвышении появился новый сочинитель, в зеркальной маске и хламиде из золотистых и багряных лент, между которыми просвечивала окрашенная в зеленое кожа. Жесты его были плавными, вид - вдохновенным, голос - мягким и кисло-сладким, как яблочное пюре в шалмане Африки. Раскачиваясь и дрыгая ногой, он прочитал:
     Стволы в темноте, Купол едва мерцает. Первая четверть.
     Слушатели отреагировали вяло, предпочитая болтать и нюхать из баллончиков. Золотисто-багряный резким жестом сорвал маску, насупился и повысил голос:

     Любимый допинг...
     Откуда вдруг желание летать?
     ?Шамановка?...

     - Знакомая рожа, - сказала Эри. - В нашем стволе живет, прямо на твоем ярусе. Патмент ?Бронзовый фонарь?... Пытался за мной приударить, но как зовут, не помню.
     - Ну, и что ты? - спросил он с интересом. - Ребра ему сломала или отбила почки?
     Эри фыркнула, замотала головой, украшения на висках тонко зазвенели.
     - Я сказала, что люблю крутых и шустрых. Таких, что до купола подпрыгнут и в любую щель пролезут... Словом, пусть шкуру манки принесет, тогда посмотрим.
     - Обещал?
     - А как же! Обещал. Золотисто-багряный сделал шаг к их столику,
     простер руки и трижды притопнул ногой. Затем отвесил вежливый поклон и, впившись взглядом в Эри, произнес:

     На ложе любви
     Целую одалиску.
     Как губы холодны!

     - Неплохо, - одобрила Эри. - Такому в самый раз с куклой... Давай твою подарим, а?
     - Я не против, - отозвался он. - Был бы человек приличный и не слишком пьющий.
     Публике вирши понравились - затопали, завопили, застучали банками о столы. Сочинитель гордо выпрямился, повернулся - взметнулись багряные и золотые ленты - и сделал еще один шаг к их диванчику.
     - Дем инвертор... - поклон, - и вы, прекрасная дема... - поклон еще ниже, - надеюсь, вы получили удовольствие? Могу ли я присесть? Конечно, если вы не против?
     - Удовольствия не получили, но ты все равно присаживайся, - сказал он и хлопнул ладонью по дивану. - Обсудим проблемы искусства и о других делах поговорим. Кстати, как тебя зовут?
     - Парагвай, ваш сосед, - сообщил золотисто-багряный с ноткой обиды. - Разве не помните, дем Дакар?
     - Я так спросил, на всякий случай... чтобы не спутать тебя с Уругваем... Ты, парень, пузырь пьешь?
     - Помилуйте, достойный инвертор! Кто же пьет такую отраву?
     - Измельчал поэт... - Он повернулся к Эри и сообщил: - В мою эпоху бытовало мнение, что всякий литератор должен пить, ибо реальность страшна, и, отражая ее без спиртного, можно тронуться умом. И пили... как пили, девочка!.. и романисты, и критики, и стихотворцы... до полного, можно сказать, изумления! Ну, что было, то прошло... - Вздохнув, он посмотрел на Парагвая. - Скажи-ка мне, акын, кроме стишат в три строчки, ты что-нибудь еще ваяешь? Оды, поэмы, касыды, рондо? Как у тебя с сонетами и триолетами? Балладу можешь изобразить? Или хотя бы басню?
     Парагвай растерянно улыбнулся:
     - Оды? Сонеты? Я о таком не слышал, дем инвертор. Я хоккеист.
     - А остальные слышали? О поэзии трубадуров, гекзаметре и белом стихе? О константном ритме и амфибрахии? - Он обвел взглядом сидевших в зале. - Нет? Кажется, нет. Все сплошь танкисты и хоккеисты...
     - Это высокое искусство, дем Дакар, высокое и изысканное, - возразил Парагвай, пожирая взглядом голые коленки Эри. - Вы не какой-то подданный ?Хика-Фруктов? или ?Мясного Картеля?, вы член интеллектуальной элиты и, вероятно, знаете, что воплощение образа в трех строках - нелегкая задача. Творишь часами, сутками, терзаешься, страдаешь, потом... потом внезапно исторгается, как крик души...
     - Часами, говоришь? И даже сутками? Ну, сейчас тебе будет крик... с пылу, с жару... - Он призадумался на секунду и молвил:

     Ни в допинг, ни по бабам...
     Откуда вдруг такая лень?
     Нет ни шиша в карманцах...

     - О! - Парагвай восхищенно захлопал ресницами. - Не знал, что вы и в нашем деле мастер! И какой! Гений импровизации! Великолепно! Потрясающе! - Не стоит преувеличивать, - буркнул он. - Не Гомер.
     - Гомер? Кто такой Гомер?
     - Мой школьный приятель. - Он кивнул Эри и поднялся. - Приятно было познакомиться, дем Парагвай. До встречи! Ваше счастье, что я не убиваю по пятницам.
     Эри резво вскочила, хлопнула Парагвая по спине, шепнула: ?Шкура манки... Жду!? - и потянула своего мужчину к выходу. Шагая по ступенькам, они слышали выкрики, нарастающий шум и топот, затем наступила тишина, и чей-то хриплый голос рявкнул:

     Когда темно,
     В подлесок не ходи.
     Убьют!

     - Отправить бы их всех на Колыму или на лесоповал, - мечтательно произнес он. - Интеллектуальная элита! Мудаки херовы...
     Из личного опыта и книг, философских трудов, исторических хроник и сочинений он давно усвоил, что природа человеческая неизменна. Менялись эпохи и обстоятельства, прогресс то двигался вперед, то замирал на долгие века, свершались великие открытия, гибли и возникали народы, цивилизации, религиозные культы, но люди в общем и целом всегда оставались людьми. И было среди них всякой твари по паре: энтузиасты и мечтатели вроде Мадейры, бойцы, подобные Криту-Охотнику, пустые болтуны, считавшие себя элитой, трудяги, гении, лентяи, искатели правды, мерзкие ублюдки и души, что жаждали, как Эри, лишь любви и верности. Такой была его жена... Более мягкая и временами робкая, уступчивая и пугавшаяся резких слов, совсем непохожая обличьем на Эри... Но тяга к любви роднила их, то бескорыстное стремление помочь, отдать, окутать лаской, которое делает