войска  и  банды отличались  друг от
друга, - ни один киевлянин не мог указать).
     Переворот  и  воцарение  гетмана  прошли  почти  бескровно.  На  защиту
Центральной  Рады выступили лишь "сичевики". Киевляне, напуганные  кровавыми
сценами  боев  на  улицах города в январе 1918 года, были приятно  успокоены
отсутствием  массовых   расстрелов.  Новая  власть  позволила  войскам  Рады
сравнительно спокойно  уйти из Киева. Кое-какие  отряды были разоружены.  Но
массового террора, расстрелов и резни в Киеве почти не было. Немецкие войска
поддерживали порядок железной рукой. Валявшихся на улице трупов я не видел.
     Гетман  обратился к  населению Украины  с  грамотой,  объяснявшей  цель
переворота:  он  взял власть в руки для  того, чтобы  установить  на Украине
порядок   и  спокойствие.  Вся   законодательная  и  исполнительная   власть
передавалась в руки гетмана,  который  был верховным  командующим (воеводой)
армии и флота. Законы Центральной Рады отменялись.
     Вместо   Украинской   Народной   Республики   создавалось    Украинское
Государство  (Держава).  Министерства  реорганизовались  по  старым  русским
образцам, восстанавливалось и старое российское административное  деление на
губернии,  уезды и  волости. Восстанавливались  Земские  управы и  Городские
думы, избираемые по старым законам.
     Председателем  Совета  министров  был  назначен историк  Н.П. Василенко
(кадет). В состав  Совета министров  было включено немало  русских кадетов и
монархистов (Игорь Кистяковский), из украинских обрусевших деятелей - Дмитро
Дорошенко и Ф. Лизогуб. Фактически  власть была в руках  немцев  - генералов
Эйхгорна  и  Гренера. На  местах  власть принадлежала  начальникам  немецких
гарнизонов и комендатур.
     Гетманский режим был  жестокой аграрной реакцией. Помещики и кулаки при
помощи австро-германских войск мстили крестьянам за крестьянские выступления
1917-1918  гг. Враждебность крестьянских масс гетманскому  режиму  создавала
ощущение его временности и непрочности. К восстановлению  "царских порядков"
присоединилась хорошо замаскированная пропаганда "единой и неделимой" России
(Русский  союз  с центром в Киеве) и  скрытая  поддержка  русских офицерских
организаций.
     Поэтому надежды киевлян на мир и покой оказались недолговечными. В один
из  дней в  начале мая утром по городу  пронесся  какой-то грозный звук - не
пушка и не гром. Он был так силен, что форточки в окнах открылись сами собой
и стекла зазвенели и кое-где  вылетели.  Звук повторился еще раз и  прошел с
Печерска на  Подол. Горожане высыпали из домов. На улицах началось смятение.
С  Печерска бежали растерзанные и  окровавленные люди.  Стоны, вой,  крики и
визг  слышны во всем  городе.  А гром ударил  в третий раз, и притом с такой
силой, что в домах на Печерске окна  остались без стекол  и почва зашаталась
под  ногами,  как  во  время  землетрясения.  Перепуганные  женщины  в одних
сорочках бежали по улицам и дико кричали.
     Вскоре выяснилось,  что  гром  шел  с  Лысой Горы, где взорвался  склад
снарядов и пороха. Кто был  виновником взрыва - французские ли "шпионы", как
намекала  украинская  печать,   или  "агенты  большевиков",  как  утверждала
киевская  молва,  - не удалось  выяснить. Немцы произвели расследование,  но
результаты его сохранили в тайне.
     Взрыв  был  такой силы,  что тяжелые  снаряды,  поднятые им  в  воздух,
полетели через весь Киев. Они засыпали  Печерск, Подол,  Соломенку. Огромное
зарево  пожара,  багровые  языки  пламени,  густые  клубы  дыма  над городом
напоминали картину Брюллова "Гибель Помпеи". Перепуганные киевляне бегали по
улицам  в  поисках  безопасных  мест.  Слухи  о  взрыве  отравляющих  газов,
хранившихся в баллонах на Лысой  Горе, еще более усилили  панику.  Но  этого
взрыва, к счастью, не произошло, однако пять дней  Киев  жил в ужасе, ожидая
потока ядовитых газов с  Лысой Горы. Но постепенно взрывы  и пожары в городе
прекратились, окровавленные фигуры исчезли и Киев приобрел обычный будничный
вид. Киев  сравнительно мало пострадал от взрывов: лишь  на Печерске рухнуло
несколько домов. Но город вторично остался без стекол, выбитых силой взрыва.
Однако  ощущения спокойствия  и  безопасности,  возникшего  у киевлян  после
избрания гетмана, не стало.
     30  июля  между  1-2  часами  дня  Эйхгорн и  его  адъютант были  убиты
брошенной в них бомбой. Убийца - Борис Донской, в прошлом матрос Балтийского
флота,  член боевой группы  эсеров,  бросив  бомбу,  не  пытался и не  хотел
бежать. Он  хотел вложить в свой террористический акт максимум агитационного
содержания - добиться процесса,  на котором он мог  бы объяснить  всему миру
смысл своего поступка, чтобы поднять на борьбу крестьян Украины.
     Киев был в  панике. Шли массовые  аресты.  Обыватель встретил  убийство
Эйхгорна  со  смешанными  чувствами:  хотя  немцы  выступали  спасителями от
большевиков, их надменность, чванство, жестокость, презрение к "русской (или
украинской) свинье" возмущали обывателя. Поэтому многие злорадствовали. Таки
убили!" - говорили вслух на улицах. - Теперь очередь за Скоропадским!"
     К   этим  смешанным   чувствам  примешивался  страх  перед   возможными
репрессиями.  По Киеву ходил слух  о подготовке  карательного обстрела Киева
германской  артиллерией.  В  городе,  на  базарах  и  в  окрестных  деревнях
откровенно ликовали.
     Но до артиллерийского обстрела Киева дело не дошло.
     Похороны Эйхгорна состоялись 1 августа. Гроб с его телом и гроб с телом
адъютанта в  торжественной траурной процессии пехоты, артиллерии и кавалерии
были  из  Лютеранской церкви,  где  состоялось отпевание, поздно вечером при
свете факелов доставлены  на вокзал. Отсюда останки убитых были отправлены в
Германию.
     Я стоял на  углу Безаковской и  Жилянской улиц  и наблюдал за движением
процессии, которая, как медно-зеленая стальная змея, в кровавом огне факелов
медленно ползла к вокзалу.
     Боевая группа эсеров готовила покушение на Скоропадского, намеченное на
тот момент,  когда  гетман  после  отпевания  Эйхгорна  должен был выйти  из
Лютеранской  церкви.  Но группа  не успела изготовить снаряд.  2 августа все
члены боевой группы были арестованы.
     Бориса  Донского  в  Лукьяновской  тюрьме подвергли  жестоким  пыткам,,
требуя выдать  сообщников. Его мучили  три дня: жгли  огнем, кололи, резали,
загоняли под ногти булавки и гвозди, выдернули все ногти на ногах... Донской
не выдал никого.  10 августа его судили  в тюремной  конторе  военно-полевым
судом и в тот же день  в 4  часа дня при  большом стечении народа повесили у
арестантского  дома на  Лукьяновской площади. Его тело  висело  два  часа на
телеграфном  столбе с  надписью "Убийца фельдмаршала  Эйхгорна".  11 августа
Донского похоронили на Лукьяновском кладбище.
     10 лет  спустя, в  1929  году,  когда  я  уже  жил  в Ленинграде,  член
редакционной коллегии эсеровской газеты "Борьба", которая издавалась в Киеве
в 1918-  1919  гг., во время  случайной встречи со мной  рассказал кое-что о
деятельности боевой группы эсеров в 1918-1919 гг.
     "Партия левых эсеров,  - рассказал он, - готовила  в  1918-1919 гг. ряд
покушений.  Она  считала  германского  императора  Вильгельма  II  одним  из
главных, если не самым главным виновником мировой бойни 1914-1918 годов и во
всяком  случае  ответственным  за репрессии  своего  проконсула  на  Украине
фельдмаршала Эйхгорна.  Поэтому  Центральный  комитет  партии  левых  эсеров
поднял вопрос об организации убийства Вильгельма II.  Но партия левых эсеров
не могла  решиться  на столь  ответственный  шаг,  не  узнав  раньше  мнения
германских  революционных  социалистов.  Ответ  из  Германии  на  запрос  об
убийстве  Вильгельма II (туда  специально ездил по этому  делу один из наших
товарищей) был  дан отрицательный.  Поэтому Центральный комитет партии левых
эсеров решил ограничиться  убийством Эйхгорна, к которому  московские  левые
эсеры решили добавить убийство германского посла в Москве графа Мирбаха.
     Была  организована  боевая  группа  (в  нее  вошел и  Борис Донской)  и
отправлена  с  фальшивыми паспортами  в Киев.  В Киеве  местные  левые эсеры
упросили  боевую группу  совершить убийство и гетмана Скоропадского, который
виновен  в репрессиях против  крестьян и рабочих Украины не менее  Эйхгорна.
Для  этой цели  украинские  эсеры  включили  в боевую  группу левых  эсеров,
приехавшую из Москвы, двух-трех товарищей из своей организации".
     Я  слушал  рассказ  моего знакомого  и  улыбался. Чему вы  смеетесь?  -
спросил  мой гость. -  Как же не смеяться,  -  ответил  я. - Воображаю,  как
приняли  ваш запрос о  покушении на Вильгельма  II  германские революционные
социалисты!  Как   тут  не  вспомнить  знаменитый  диалог  Салтыкова-Щедрина
(написанный,  кстати  лет  за  40-50  до  вашего  запроса  в Берлин),  между
"мальчиком в штанах" (германская социал-демократия) и "мальчиком без штанов"
(русские революционеры).
     В  заключение  мой  гость рассказал  о подготовке  эсерами  в  1919  г.
покушения на Деникина, но об этом я расскажу в своем месте.
     Все  лето  под   Киевом  были  слышны  слабые,  заглушенные  дальностью
расстояния  удары пушек,  а в самом городе, на окраинах - выстрелы винтовок,
иногда кваканье пулемета. Киев был отрезан от остальной Украины  восставшими
крестьянами. Что делалось не только в отдаленных от Киева районах, но даже в
деревнях  в  50  километрах  от столицы, в  городе  не  знали. До  обывателя
доходили  лишь слухи,  что  немцы грабят  мужиков  и  безжалостно  порют  их
шомполами, расстреливают их из пулеметов  и обстреливают деревни шрапнельным
огнем.  Вся  украинская  деревня пылала  неутолимой злобой  против  гетмана,
вернувшего землю помещикам.
     Деревня запомнила все обиды: и развороченные артиллерийским огнем хаты,
и  крестьянские  спины,  исполосованные  шомполами  гетманских  сердюков,  и
расписки  немецких  офицеров на  клочке  бумаги  "Выдать русской  свинье  за
купленную у  нее свинью  25  марок",  и реквизированные лошади, и отобранный
хлеб,  и  зеркала и  мебель, похищенные  из  помещичьих  домов и  подлежащие
возврату  под плеткой, и  многое  другое.  Поэтому мужицкая  масса  пошла  к
Петлюре. Да и за кем другим она могла  бы пойти? За гетманом? Но за гетманом
- помещики, и при  гетмане их  земли уплывут  от крестьян.  Только отдельные
кулаки  могли поддержать гетмана. За большевиками? Но ведь это  все  "жиды и
комиссары".  А  против них  была  вся  деревня,  даже крестьянская  беднота,
тосковавшая о "собственном" клочке земли!
     Имя  Петлюры стало для крестьян Украины легендой, символом,  в  котором
сплелись в одно  и  неутоленная  ярость,  и жажда мести, и  надежды  "щирых"
украинцев,  ненавидевших  "Московию", какой бы  она  ни  была -  царской ли,
большевистской или эсеровской. Они хотели сами  "панувать" в  своем доме - в
"ридной Украини".
     Гетман  пытался  сговориться  с  Радой,  но  слишком различны  были  их
программы. М.С. Грушевский,  Винниченко и  даже Петлюра считались умеренными
социалистами,  сторонниками раздела  помещичьих  земель  между  крестьянами.
Скоропадский -  монархистом,  защитником  интересов  помещиков.  В отношении
"самостийности"  Украины  они  еще  могли  договориться  между  собой,  хотя
"пан-гетман",  как  утверждали  злые языки  в  Киеве, ни слова  не  понимает
по-украински.
     Конечно,  речи  его  переводились на  украинский  язык,  но  когда  ему
приходилось  читать их  "по  бумажке", "щирых  украинцев"  так коробило  его
"украинское"  произношение,  что  они тряслись от негодования,  как трясется
черт перед  крестом.  "Як  нагаем бье"  ("точно  нагайкой  бьет"), - негодуя
говорил известный украинский  поэт Мыкола Вороний, который перевел в 1919 г.
"Интернационал" на украинский язык.
     Уже  в  июле   1918  г.  все  украинские  политические  партии  создали
Украинский  национальный  союз для борьбы  с  гетманом, который  в  эти  дни
освободил из  секретной  одиночки Лукьяновской  тюрьмы  арестованного раньше
С.В. Петлюру. Переговоры между Украинским национальным союзом  и гетманом не
привели к соглашению. А  9 ноября в Берлине вспыхнула революция, и 11 ноября
Германия подписала  соглашение  с  союзниками  о капитуляции.  13-14  ноября
Украинский  национальный  союз  избрал Чрезвычайное правительство Директории
(во главе с Винниченко  и Петлюрой) и призвал  население Украины к восстанию
против гетмана.
     В борьбе  между Директорией и гетманом немецкое командование объявило о
своем  нейтралитете.  Киевляне,  все  время  тревожно задававшие самим  себе
вопрос: "А вдруг  железная  стена немецких штыков рухнет, и с севера  хлынут
отряды Красной  Армии?" -  с ужасом  осознали, что немцы  покидают  Украину.
"Боже, немцы уходят, вы знаете?" - говорили друг другу.
     У гетмана войск было  мало. В надежде договориться с Радой, он запретил
с самого начала в Киеве, куда сбегались со всех концов России офицеры старой
царской армии, формирование Русской, то есть  Добровольческой армии. Но уход
немцев  заставил его  решиться на эту  меру.  Однако гетману офицеры  уже не
верили.  Тогда  гетман  объявил  поголовную мобилизацию всех  лиц  призывных
возрастов  от  15  до  35  лет, способных  ходить  и двигаться. Белые билеты
отменялись.  Коменданты  домов отвечали  своей  головой  за  явку  всех  лиц
призывного возраста,  живших  в доме. Приказ угрожал, что за сокрытие мужчин
призывного  возраста  коменданты  будут  расстреляны.  Мобилизация кончилась
провалом.  Призывники  куда-то  исчезли.  Только  отдельные   неудачники   и
несчастливцы (такие, как вспоминавший позже об этом писатель К. Паустовский)
были  мобилизованы.  Отразить наступление Петлюры и его  атаманов гетман  не
мог.
     21 ноября войска  Директории  обложили Киев.  В  перелесках  под Киевом
стали постукивать пулеметы. Черношлычная конница на горячих конях  появилась
на   проселочных   дорогах  и   шоссе,  ведущих  к  Киеву.  Лихие  гайдамаки
обстреливали  обозы  и  эшелоны  уезжавших  немцев, обстреливали  и  грабили
железнодорожные поезда, уходившие из Киева.
     Пограничные   с   Польшей   районы  Украины   были   заняты   поляками.
Англо-французские войска в  декабре высадились в Новороссийске, Севастополе,
Одессе.  Киев  ждал и  молился  о приходе англо-французских  войск, так  как
ноябрь и первая половина  декабря 1918 года в  Киеве были особенно тревожны.
Среди гетманских войск, куда по мобилизации попало немало  воров, хулиганов,
грабителей, началось разложение. На окраинах Киева жителям, особенно евреям,
по  ночам нельзя было показываться. В глухих и малонаселенных районах города
избивали евреев и грабили их квартиры. По ночам на окраинах шла перестрелка.
В  самом  городе стало как-то жутко и  страшно. Отдельные  немецкие солдаты,
усвоившие скверную привычку  шататься по окраинам, начали по ночам исчезать.
Утром  прохожие  подбирали  на   улицах  трупы  немецких  солдат.  Немцы  не
показывались  на  улицах  без  оружия и  ходили обычно  группами, в железных
касках и в полной боевой готовности.
     12  декабря  немецкое  командование  заявило о  нейтралитете Германии в
борьбе между Директорией и  гетманом. В  этих условиях гетман  не  выдержал.
После переговоров с представителями Рады  он  подписал отречение от престола
Украины,  и в ночь  на 14 декабря германское  командование,  одев  гетмана в
форму  германского офицера и забинтовав наглухо  ему  голову  (чтобы его  не
могли узнать), вывезло его в немецком поезде из Киева.
     В ночь  с  14 на 15 атаманы  Петлюры  подошли  к  самому  Киеву.  Отряд
офицеров,  захваченный  ими врасплох в Попелюхе (деревня  близ  Киева),  был
вырезан  начисто.  Фронт  под  Святошином  был прорван,  и отряды гайдамаков
заняли  Караваевские  дачи.  Артиллерия  Петлюры  начала обстрел  Киева.  На
Печерске  завязались  тяжелые бои:  конница  Болботуна расстреливала  отряды
юнкеров.  Другие  отряды  Петлюры,  двигаясь   со  стороны  Политехнического
института, подошли к  Педагогическому музею и к  зданию нашей  Императорской
Александровской  гимназии. Здесь было расстреляно много  юнкеров и офицеров.
Утром  15 декабря Киев был уже весь в руках  войск Петлюры и  его  атаманов.
Точные цифры убитых остались неизвестными.
     Германская оккупация Украины в известной мере  содействовала уменьшению
количества  еврейских погромов. Погромы, конечно, полностью не исчезли и  не
могли исчезнуть. Германские офицеры и в  1917-1918 гг. были достаточно  ярко
выраженными  антисемитами.  Нить еврейских погромов на  Украине  ни  на одну
минуту  не прервалась, но  она  стала тоньше  и  реже.  Немецкие  коменданты
позволяли себе  подвергать  евреев порке,  разрешали  себе  "подвешивания" и
другие истязания евреев.  Гетманская администрация  закрыла евреям доступ на
государственную   службу,  облагала  евреев   разного   рода  контрибуциями,
разрешала издание антисемитских  брошюр и листовок и печатание антисемитских
статей   в  газете  военного  министерства   "Возрождение"  ("Вздрадження").
Волынский  губернский  староста  (губернатор) Андро позволил  себе  угрожать
евреям в ноябре  1918г.: "Я залью Житомир еврейской кровью". Но по сравнению
с  ужасами погромов  1919- 1920  гг.  погромная  кампания  против евреев при
гетмане  была   лишь  слабым  предвестником  предстоящих   кровавых  бурь  и
потрясений.
     Немецкие коменданты, относясь с  чисто немецкой надменностью и спесью к
евреям, все же защищали их от  анархии и погромов и не  давали  их убивать и
избивать, по  крайней мере, в массовом количестве.  Они  даже давали  защиту
"нужным"  евреям, как  показывает  дело одного банкира-еврея А.  Доброго.  В
конце  апреля 1918  г.  А.  Добрый,  оказавший  какие-то  услуги германскому
командованию, навлек на себя гнев правительства  Рады. Не смея само что-либо
предпринять против  Доброго,  правительство Рады  поручило  Союзу вызволения
Украины похитить Доброго. Но немцы спасли  его  от верной смерти. Мало того,
они предали похитителей Доброго суду, посадив на скамью  подсудимых (процесс
слушался в помещении военного  суда) бывшего  премьер-министра правительства
Рады  Голубовича  и  нескольких   украинских  министров.  Их,   конечно,  не
расстреляли,  но  показали украинской общественности  и  Раде, что  "нужных"
евреев они, немцы, в обиду не дадут.
     В  деревне было хуже. Восстания крестьян против гетмана в июне-сентябре
1918 года сопровождались зверскими еврейскими погромами в селах Черниговской
(Городня и ее уезд) и Киевской губерний (в селах Звенигородского, Уманского,
Васильковского, Бердичевского, Таращанского, Сквирского уездов).
     Повстанцы  делали  налеты  на  деревни  (например,  Лисянку,   Ставище,
Стрижевку и др.) и на маленькие местечки, в которых не было немецких солдат,
а гетманская стража только помогала крестьянам в погромах евреев.
     Погромы имели исключительно зверский характер:
     у  жертв выкалывали глаза,  отрезали  носы  и  уши, вспарывали  животы,
раненых закапывали в землю живыми.
     В  общем,  евреи  оказались  между двух  огней:  немецкое  командование
обвиняло их  в том, что  евреи,  пошедшие за большевиками,  являются  самыми
злостными  агитаторами против немцев, а восставшие  против  немцев и гетмана
крестьяне громили  евреев за то, что те, якобы, привели немцев на Украину. В
следующем 1919 году эти повстанческие погромы залили кровью всю Украину.
     Во  время гетманщины я приложил все  усилия  для того, чтобы  закончить
университет.  После  февральской  революции  мне почти целый год не пришлось
заниматься наукой. Забота о куске хлеба поглощала все время.  Только  в 1918
г. я  мог  снова взяться  за учебу.  Окончить университет и  получить диплом
нужно было во что бы  то ни  стало и  притом возможно скорее,  ибо по старой
традиции царской России человек без диплома не мог получить работу учителя в
гимназии,   место  инженера  или  доктора.  Я   получил