я
комиссия  в составе  Замятина, Ахматовой и  Иванова-Разумника. От  Москвы  в
состав  комиссии  войдет  т.  Кириллов.  В  сборнике  помимо воспоминаний  о
писателе  будут  напечатаны посмертные  стихи Сологуба".  ("Красная газета",
вечерний выпуск 13 января 1927 г., No 335.)


     Утром пришел в Шереметевский дом. А. Е. Пуниной не было дома. Ждал с АА
Пунина, который  совершал свой  туалет. В 1 1/2  вышли втроем  на  Литейный.
Заходили в книжные магазины. Пунин ушел в музей, а я с АА вышли на Невский и
сели  в трамвай, чтоб ехать в лечебницу для  животных, за  мазью  для  Тапа.
Читали  газету  -  о  "самоцветах",  о "бумстроительстве", об избрании  АА в
редакционную коллегию для издания сборника памяти Сологуба (АА не слышала об
этом). От Николаевского моста на Первую линию шли пешком.
     Снег  идет, ветер,  холодно.  Академия Художеств  заново покрашена,  но
плохо. Я заходил в лечебницу, АА ждала  на улице. На углу Среднего и  Первой
линии когда-то  был ресторан Кинша, АА бывала там с Николаем Степановичем  и
Лозинским. Показывала. На доме была  мраморная доска  с указанием наводнения
1824 года. Теперь ее нет - украдена.
     Назад ехали трамваем 5. Приехали к обеду в Шереметевский дом. Я ушел  в
Дом печати.


     14.12.1927

     Утром была в бане. Вернулась домой и больше не выходила. Чувствует себя
плохо сегодня: либо простудилась, либо потому что два дня не соблюдала диеты
- ела  мясной суп  с "ушками",  все, что  ели другие (и  несоблюдение  диеты
отразилось на почках).
     С 7 1/2 вечера  до  11 1/2 вечера я был  у нее. Рассказывал о вчерашнем
заседании Литфонда и Совета Федерации. Разговаривали и еще о многом - все на
наши постоянные темы. Оба сегодня плохо чувствуем себя, и настроение плохое.
Смерила температуру - 37,4.  Лечили Тапа  - мазали его. АА - сама. Пили чай.
Все - вдвоем: в доме никого не было. В 11 1/2 пришел Пунин, и я пошел домой.
     АА завтра, если будет себя хорошо чувствовать, пойдет с В. А. Щеголевой
к О. Н. Черносвитовой.
     Говорили  об Н. Гумилеве и Льве Николаевиче  Гумилеве, о  Федерации (АА
нисколько  не удивлена  отказом  -  АА ожидала, что  будет именно так), о М.
Горьком и его прижизненном биографе  И. Груздеве, читали газету, говорили  о
Сологубе,  его наследии  (о том, как неверно не  оставить вместо рукописей -
переписанные на  машинке  стихи), о Е.  И.  Замятине,  об  Эренбурге  и  его
отношении к "современности", о Пунине и  его  - опять - унылом состоянии,  о
Федине, о Шмидте из Института истории искусств и его новой книге (об АХХР'е,
об отношении Шмидта к искусству и  т.  д.), о том,  классово или внеклассово
искусство, об А. Блоке и воспоминаниях о нем Сологуба  (как Сологуб просил у
Блока стихов  для альманаха  в  пользу  евреев), о Сельвинском (АА  не прочь
пойти  послушать  его  -  не  слышала  никогда), о  Шекспире,  о Пушкине,  о
Честертоне, о Шенье, спрашивала, что делает Кузмин, и о многом другом.
     Вчера  и  сегодня  читала по-английски  Честертона  "Ужасные  пустяки",
издания 1909 г. Считает, что это было бы очень приятно читать в газете - как
фельетон эти рассказики очень хороши.
     Есть и знания, и остроумие (правда, не того сорта, какой любит АА).
     А собранные в виде книжки - они производят более слабое впечатление.
     Утром (с одиннадцати часов) была в бане.

     Профессор Оксфорда (или Кембриджа?) Глеб Васильевич Анреп перевел книгу
академика Павлова. Г.В. Анреп окончил медицинский институт.

     Думает,  что  Сологуб  вряд  ли  поддерживал  с  кем-либо  (особенно  в
последние  годы) переписку (такую, которая была бы  - как  переписка Блока -
творчеством). Сологуб  в Царском Селе сказал ей, что  не переписывается ни с
кем, потому  что считает, что  писать  письма значит отдавать какую-то часть
самого  себя.  Зачем это  делать?  Правда, это могло быть  сказано Сологубом
только из любви к парадоксам.

     Получила письмо  от  Инны  Эразмовны.  Она  сообщает,  что  все  у  них
сравнительно благополучно, что  отремонтировали они  свой домик, что  ремонт
обошелся в семьсот рублей, но они уже почти расплатились с долгом.
     Из этого АА заключает, что  материальное положение их вовсе уж  не  так
плохо, если они могут истратить семьсот рублей на ремонт.
     Кто здесь это может?

     Говорит, что, по ее мнению, Шекспира  писал не один человек - кто бы он
ни был.  В этом  - согласна с Пушкиным. "Макбет"  и  "Гамлет" - произведения
одного человека, но не того, который писал "Ромео и Джульетта" (?).
     АА думает  так просто по впечатлению  от чтения. "Ромео и Джульетта" ей
гораздо легче читать, и читается она совсем иначе.

     Думает, что  (на ближайшее, по  крайней мере, время) дело с  печатанием
литнаследия Сологуба ограничится тем, что будет издан сборник его памяти, да
еще сборник избранных стихотворений.
     Я спросил, правда ли, что Иванов-Разумник - друг Сологуба  (и в течение
двадцати восьми лет -  как  мне сказали). АА ответила, что на юбилее Сологуб
ей сказал такую  фразу:  "Пришел сюда и  Иванов-Разумник  вдвоем..."  - "Как
"вдвоем"?" - "Ну да, с Эрбергом"...


     15.12.1927

     Отрезной купон:

     "Перевод на 25 р. ... к.
     Отправитель: А. А. Ахматова
     Адрес отправителя:
     Фонтанка, 34, кв. 44.


     С другой стороны:
     "Милая Мама, благодарю  тебя  за письма.  Как ваши  дела?  Что Левушка?
Целую  вас всех  и  желаю веселых праздников. Я получила  письмо  от  мамы с
Сахалина. Она пишет, что послала Леве орехи. Получил ли он. Твоя Аня".
     (АА написано - чернильным карандашом, 15.12.1927.)

     1921 - 1924. Частые встречи с Ф. К.  Сологубом. Бывают друг у друга. До
1921 встречалась с Сологубом редко.  С 1924, после отъезда О. А. Судейкиной,
встречается с Сологубом реже.
     "Арап, который  кидался  на  русских женщин", -  говорил  Ф.  Сологуб о
Пушкине.

     Был  у АА в Шереметевском  доме от 1 до  2  1/2. Чувствует  себя, как и
всегда, плохо, но  жара нет (к вечеру, наверно,  будет). Написала  на бланке
перевода письмо А. И. Гумилевой и просила меня отправить 25 рублей. Говорили
о Сологубе, об Е. Данько.
     Сегодня не выходит  на  улицу.  Вечером звонил АА  в Шереметевский дом,
спрашивал, как себя чувствует. Все так же. Читает в кабинете на диване.
     Получила  письмо  от Е. Данько  из Царского Села.  (Е.  Данько на месяц
поместилась там, в здравнице.)
     В письме  Е. Данько передает о своей встрече с человеком, ругавшим всех
писателей,  с которым  она спорила  два дня  и который оказался  Г. Адонцом.
Пишет, что Э. Голлербах хочет стать Эккерманом Сологуба,  много  еще пишет и
обещает позвонить АА по телефону в пятницу утром (т. е. 16 января).

     Из  всех  встреч с  Ф.  К.  Сологубом вынесла впечатление,  что Сологуб
ненавидел  Пушкина  и  Толстого. Да  и  вообще  почти  ни о  ком  хорошо  не
отзывался. Никакой системы  в  его  мнениях нельзя  было заметить.  А. Блока
называл немцем. Имени И.  Анненского  от него не слышала  никогда. Анненский
остался вовсе незамеченным Сологубом.
     Помнит только один настоящий разговор - о Лермонтове, из которого можно
было  заключить,  что   Сологуб  любит  Лермонтова.  По-видимому,   любил  и
Достоевского.


     16.12.1927

     Пришел в  Шереметевский дом в 2 1/2, был до  3 1/2  - мазал вместе с АА
Тапа зеленым мылом. Вторично пришел в восемь и был до девяти - купали и мыли
Тапа: я держал его в корыте, АА мыла. Устала страшно.
     Сегодня АА не выходила из дому.


     17.12.1927

     АА была у  В. А. Щеголевой и вместе с ней ездила к О. Н. Черносвитовой.
Черносвитова рассказывала об отношении к ней Союза писателей и Литфонда (они
хотят  выносить  ей  благодарность за  ухаживание за  Сологубом! АА  глубоко
возмущена этим).
     Рассказывала  о  Сологубе,   прочитала   письмо   Судейкиной   Сологубу
(полученное  незадолго  до  смерти Ф.  Сологуба).  Сологуб  не  захотел  его
прочесть и знать его содержание. АА спрашивала Черносвитову  о судьбе архива
Вячеслава Иванова (часть его хранится у Черносвитовой).
     Показывала  АА  стихи  Сологуба. Ненапечатанных  стихотворений осталось
около 2000 (двух тысяч!).


     18.12.1927

     Утром зашел  за АА  в  Шереметевский дом. Она собралась ехать в Царское
Село к Е. Данько (которая живет в  санатории КУБУ на Широкой ул.). На вокзал
ехал с АА в трамвае. В  поезде  АА  рассказывала о Черносвитовой, у  которой
была вчера, возмущалась отношением Литфонда к  Черносвитовой,  говорили о Ф.
Сологубе и его литературном наследии и т. д.
     В  Царском  Селе проводил  АА  до  Е. Данько (она увидела нас  в  окно,
звала), но АА пошла одна - я  вернулся  на вокзал  и первым поездом  уехал в
Петербург:  мне  предстояло  ехать  в  Царское  Село  вторично  сегодня  (на
литературное выступление). АА  вернулась в город одна  часов в шесть вечера.
Устала очень,  легла  сразу,  но не спала часов до  трех ночи,  а ночь плохо
спала.


     19.12.1927

     Днем  заходил к АА.  Пунин сегодня именинник. Был недолго. АА сердится,
или, вернее - стилизует злость, но смеется...
     Вечером  у Пуниных  были  все родственники, было  пьянство, выпили  две
четверти  вина.  АА на  весь вечер уходила  из Шереметевского дома  - была у
Срезневских, вернулась домой во втором часу ночи...

     Заседание  в  Союзе писателей.  О разводе Голлербаха и  письмах  АА.  О
дневнике  Блока  (Николай  Степанович -  открыто, Блок - тайно),  никогда не
открывался.
     Каталог для Срезневского Николая Константиновича (жалов. Шилейко).

     О  Сологубе  (дух противоречия, глупости  с  неокласс., сборник  памяти
Данько Борис, мнение о правительстве и др.).
     Рассказывал ей о  Лагорио, о Николае I  и его жестокости, о Тырсе и его
лояльности...  (и загранице),  о  Лебедеве и  Нат. Венгерове...  (происках).
Хотел  заниматься  фотографией.  Письмо   Судейкиной  Сологубу  (не  захотел
прочесть).


     20.12.1927

     В  два  часа  зашел за  АА,  и  вместе  пошли  в Мраморный  дворец. Там
разбирали книги и  бумаги; в книгах В. К. Шилейко  я нашел  портрет АА (1914
г., работы  Бушэна)  и "Письмо о  русской поэзии" Н.  Гумилева  - оттиск  из
"Аполлона"  с  надписью Н. Гумилева В. К.  Шилейке.  На портрете  АА сделала
помету карандашом  ("Думала  -  поставить  твердый знак или  не ставить".  -
Поставила). Оттиск -  подарила  мне.  Наполнив корзинку посудой,  поехали на
санях в  Шереметевский дом. Проводил АА  в Шереметевский дом и пошел  в  Дом
печати. Вечером  опять был у АА,  сидел  с нею  вдвоем до десяти, а в десять
пошли  вдвоем в  кинематограф  ("Splendid  Palaco").  Шла  американская  "Не
повезло". АА с любопытством смотрела на современную американскую архитектуру
- здесь мы совсем не знаем, какова современная заграничная  архитектура.  Из
кинематографа вернулись в Шереметевский  дом, я сидел еще часа полтора, пили
чай.
     Пунины после вчерашнего пьянства  спят весь  день. Пунин встал  в шесть
часов вечера и сразу же ушел куда-то, а вернулся домой в час ночи...


     21.12.1927

     О смерти отца.
     АА  была в Царском  Селе, когда  ее  вызвали  в Петербург, сообщив, что
здоровье  отца  очень  плохо.  АА  приехала  сейчас  же.  И двенадцать  дней
находилась неотлучно при отце. Виктор в это время был гардемарином, и т.  к.
Балтийское море было  закрыто,  всех  гардемаринов отправляли  на  маневры в
Тихий океан  (железной  дорогой,  во  Владивосток). К  описываемому  времени
Виктор должен был вернуться в Петроград.
     Отец  АА умирал от  грудной жабы. Сознание его было затемнено (он часто
заговаривался,  говорил АА такие,  например,  фразы: "Николай  Степанович  -
воин, а ты - поэзия"). Но о Викторе помнил все время, постоянно  спрашивал о
нем. Часто просыпался  ночью и просил АА позвонить в Морской корпус  узнать,
вернулся ли Виктор.  АА шла  в  соседнюю  комнату, делала  вид, что звонила,
возвращалась и  говорила, что  в  Морском  корпусе  говорят, что гардемарины
скоро приедут.
     Наконец, АА узнала, что Виктор действительно приедет на следующий день.
Повесила на  наружных  дверях  записку,  чтоб  Виктор  не  шел  с  парадного
(боялась, что встревожит отца), а обошел кругом. Виктор пришел за пять часов
до смерти  отца. Привез ему палку  в  подарок. Не знал ничего. Когда  Виктор
пришел, дома был доктор. АА  спросила его, можно ли привести Виктора к отцу?
Доктор разрешил и сам объявил отцу о приезде Виктора.
     А через пять часов отец умер.

     Сегодня  в связи с  приездом  Сверчковой  и  всеми  ее  разговорами  АА
расстроена.  Ей  грустно,  что  такой  эгоистичный  и  с  такими  мещанскими
взглядами на  жизнь человек, как  А.  С.  Сверчкова,  воспитывает  Леву.  АА
опасается, что влияние Сверчковой на Леву может ему повредить.
     Сегодня неожиданно приехала и остановилась у Кузьминых-Караваевых А. С.
Сверчкова. Сказала, что приехала "повеселиться" - хочет побывать в  театрах,
на  Липковской и пр., осмотреть  комнату, где убили Распутина, в  Юсуповском
особняке  (!),  побывать на  юбилее М. Горького (!!!) в Доме  ученых и т. п.
Утром пришла к АА  в Шереметевский дом и после  первых же слов заявила,  что
написала к октябрьским дням  революционную детскую пьесу и хочет прочесть ее
АА. АА попробовала отложить чтение, но А. С.  Сверчкова настойчиво попросила
ее слушать сейчас же и стала читать. АА вызвала меня по телефону. Мой приход
прервал чтение. Сверчкова хочет обязательно побывать в Театре Юных Зрителей,
несомненно - с целью устроить эту пьесу в Театр.  Какое пустое и  неприятное
честолюбие!
     Около четырех часов дня я вместе со Сверчковой вышел  из Шереметевского
дома и  проводил Сверчкову до  Литейного. Здесь она по  секрету (!)  сказала
мне,  что хочет усыновить  Леву  (!!), якобы  для того, чтоб ему  легче было
поступить в ВУЗ. Сказала, что все и так считают Леву ее сыном ("Ведь  это же
так и есть: я  его с  шестилетнего возраста воспитываю"). Когда заговорили о
жизни - "Так трудно: ведь мы  же все живем только на мое жалованье  - на  62
рубля,  которые  я получаю..."  (а  тех 25  рублей,  которые  АА  ежемесячно
посылает, Сверчкова  не хочет и считать? АА  посылает деньги в Бежецк с 1921
года непрерывно - до сих пор).
     Все это Сверчкова говорила и АА. АА резонно ответила ей, что  если Леве
нужно будет менять фамилию, то он может стать Ахматовым, а не Сверчковым.
     Конечно,  чтоб не  обидеть  Сверчкову, АА промолчала,  когда  Сверчкова
сказала и ей вышеупомянутую фразу об ее жаловании...
     Сверчкова расспрашивала АА о театрах, где что идет, и когда АА сказала,
что  нигде  не  бывает  и  потому  ничего  о  постановках сказать не  может,
Сверчкова весьма явно не поверила АА.

     1913. 12 апреля (переписано 21 января 1927). Надпись О. Мандельштама на
сборнике  "Камень"   ("акмэ"):  "Анне   Ахматовой   -  вспышка  сознания   в
беспамятстве дней, почтительно, Автор. 12 апреля 1913".

     На  сборнике "Trista" О. Мандельштама (зелеными чернилами): "Вольдемару
Шилейко книгу светлого хмеля и славы - смиренно - Анна". (Надпись переписана
мной 21 января 1927).

     Днем    к   АА    приходил   неизвестный   юноша   и,   сославшись   на
Иванова-Разумника,  приглашал  АА  прочесть  стихи в  каком-то  литературном
кружке. АА отказалась.

     Вспоминает, как первый раз носила свои стихи в  редакцию журнала (...).
У нее попросили стихов, но просили принести. АА  по пути в редакцию  зашла в
магазин,  купила  перчатки -  решила,  что надо в  редакцию  прийти прилично
одетой. А  редакция  была -  грязная, крошечная, заваленная  книжным  хламом
комната...
     Там был Гофман (?).

     Вечером  у  АА  была  Н.  Данько.  В  9 1/2  часов  вечера  я  пришел в
Шереметевский дом и застал АА с  Н. Данько в столовой. Пуниных дома не было.
Сидели за столом втроем  до одиннадцати, разговаривали, шутили. Я  принес АА
пачку старых денег - 1917 - 1922  года, сосчитал -  оказалось 669 096 рублей
24 копейки (сколько бед видели эти деньги!).
     Н. Данько принесла АА старые  почтовые марки... В  одиннадцать часов Н.
Данько ушла, и  я с АА мыл Тапа  в кухне, и  с помощью Аннушки мыли часов до
двенадцати.  Устала АА очень. Пошли в кабинет и  здесь вдвоем сидели до двух
ночи.  У  АА  небольшой жар -  37,3.  Читали по-английски, говорили об А. С.
Сверчковой, о Русском музее и о тысяче других вещей.
     В два часа я  ушел домой, на  лестнице  встретил возвращавшихся Пуниных
(они  были у  Льва и  Сарры Пуниных, и А.  Е. Пунина подвыпила) и вернулся в
Шереметевский дом, просидел еще минут двадцать, вывел Тапу и ушел домой в  2
1/2 часа ночи.
     Сверчкова  привезла из  Бежецка  драму  в  стихах,  написанную Левой  и
посвященную мне.
     К  сожалению,  драма  переписана  начисто А. С. Сверчковой,  а не самим
Левой.


     22.12.1927

     Сегодня  АА должна была пойти со мной  к Кузьминым-Караваевым - сделать
родственный визит им и Сверчковой. Но АА  уже вчера чувствовала себя плохо и
не выходила из дому,  а  сегодня совсем  простужена. Позвонила  мне, просила
сообщить Сверчковой, что не придет.  Приехав на Фурштадскую  утром, я застал
только  Констанцию  Фридольфовну.  В  разговоре  с  ней выяснилось,  что она
обижена  на  АА за то, что  АА  ни разу осенью не была  у них и что К. Ф. не
верит в болезнь АА. "Да, да... Мы все больны, а все-таки она могла бы зайти,
если б хотела".

     Пришел к  АА около часу дня и был до 3  1/2.  Пунина дома не было. АА в
кабинете,  съежившись   от   озноба,  сидела   в  уголку   дивана  и  читала
по-английски. Провел время с  ней в разговорах и английском чтении. Говорили
о   дневнике   А.  Блока,  о   Ф.   Сологубе,   об   А.   С.  Сверчковой   и
Кузьминых-Караваевых, о стихах и о многом другом, шутили, как всегда.
     АА    совсем   нездорова,   не    выходит,    не   пойдет   сегодня   к
Кузьминым-Караваевым  и говорит, что  ее  преследует беда -  как только  она
должна  выказать какие-либо  родственные чувства, всегда случается что-либо,
что непременно помешает ей. Огорчена.


     28.12.1927

     1924. Июль. Прочла в  "Красной  вечерней газете" рецензию на "Роман без
вранья"  Мариенгофа.  По  этому поводу заговорили об Есенине и  о  том,  как
Есенин с Клюевым, И. Приблудиным и еще одним имажинистом пьяные пришли к ней
в 1924  году  (в  июле 1924 г.) на  Фонтанку,  2.  Подробно АА мне  уже  все
рассказывала. А сегодня  говорила,  что  Приблудный и  другой имажинист ушли
раньше, Клюев с  Есениным  остались,  но  Клюев был  так  пьян, что  заснул,
разлегшись  поперек кровати. Есенин же, оставшись наедине с АА (ибо Клюев  -
спал), стал  вести  себя  гораздо  тише,  перестал  хулиганить, а  заговорил
просто,  по-человечески. В разговоре ругал власть, ругал всех и вся... Потом
разбудил Клюева  и ушел.  Это  - единственная  встреча  АА  с  Есениным.  АА
отнеслась  к  ней  как  к  обычному  хулиганству  и  московскому  хамству...
Характерно не это. Характерно, что дня через два АА,  идя  по Моховой (или в
Летнем саду), встретила Есенина, шедшего с несколькими имажинистами. Есенин,
увидев АА, нарочито громко сказал своим спутникам что-то нелестное по адресу
АА и прошел  мимо, поклонившись с вызывающим видом и приложив к цилиндру два
пальца. Из  того,  что,  оставшись прошлый  раз  наедине  с  нею,  Есенин не
хулиганил, а  говорил  просто и достаточно (для  Есенина)  вежливо, а  здесь
(совершенно явно  для того,  чтобы показать  свое хулиганство по отношению к
Анне Ахматовой  товарищам) схулиганил, АА поняла, что хулиганство  Есенина -
нарочитое, выдуманное, напускное и делается для публики. И вот это утвердило
окончательно ее отрицательное отношение к Есенину.
     С Есениным АА больше не  встречалась.  А с Клюевым в первый  раз  после
этой истории  встретилась на  юбилее  Кузмина, у Наппельбаум (в 1925). Здесь
Клюев страшно ругал Есенина и говорил про него гадости.

     28 декабря 1927. В Шереметевском доме вечером. В  кабинете  АА, Николай
Константинович  Миронич и  я.