ве, что она была в 29 верст ширины  и была проливом; о том,  что на
памяти в этом районе  было  3-4 сильных  землетрясения (записано в Швеции, в
Финляндии и в Новгороде).
     О Балтийском побережье - выпитые краски. Море - такое, как будто в него
уронили каплю синего и она распустилась в  необъятном пространстве.  Небо  -
тоже  бледное. (В  Петербурге бывает  синее), а  там совсем бледное... И все
краски такие...
     Это так и  представляется - углом, дальним  захолустным углом  (как  на
карте).
     О метрополитене  - отвратительное впечатление - под землей в этих белых
гробницах с громадной скоростью. Хорошо, что в Петербурге нельзя.
     Данько: "А ведь еще проекты пишут..."
     Я: "Нельзя".
     АА: "Нельзя. Здесь разве что подводные лодки ходить под городом будут".
     О Волынском  -  у  него  опять  какая-то  история: он  написал  книгу о
Рембрандте  (?) и подарил ее  республике...  А теперь  судится  (это  Данько
рассказывает) с Луначарским... за то, что кто-то - плагиат...
     АА: "У  Волынского  всегда  такие  истории  -  или  у  него  кто-нибудь
плагиирует, или - он у кого-нибудь..."
     Волынский -  очень отрицательно  к  нему  АА относится, считает  на все
способным  (Доска  Милана,  за  книгу  о  Леонардо  да  Винчи).  АА  думает,
что-нибудь тут подтасовано самим Волынским... Называет его - (писателем?) р.
и кр.

     Анекдот Мандельштама... А где бифштекс для моей жены?

     О буддийском священнике здесь (он эстонец).
     О французской беллетристике... А цитирует ее отвратность... (Обрыв).

     ...ла,  что после  этого  десять дней лежала.  "Отчего  устали?"  - "Не
знаю... От всего, от поездки..."
     (А отчасти оттого десять дней лежала, что Пунин не мог простить ей, что
она не с ним ездила, а с другим, и всячески поносил ее за это.)

     АА  надорвалась  от поездок в Ц. С. (в 21 г.?)  - пешком на  вокзал,  в
поезде  - все время стоя,  потом  пешком  на ферму...  С фермы  -  иногда до
вокзала давали экипаж. Уезжала с мешками - овощи, продукты - раз  даже уголь
для самовара возила.  (При  этом Мар.  Ник. Рыкова - мать Наташи - говорила:
"Только везите так,  чтоб  никто не видел, а то скажут, что  мы  из казенных
дров уголь делаем и раздаем".) С  вокзала здесь - домой - пешком, и мешок на
себе тащила.

     Виктор (брат  АА, младший)  служил  сначала на  "Зорком",  а  потом  на
"Керчи".

     Крестный отец АА - Романенко (в?)


     10.10.1925


     Голлербах - подл. до последней степени...
     О Голлербахе - (был вчера), Недоброво и Комаровский.
     Недоброво - аристократ до мозга костей, замкнутый, нежный.
     Комаровский (не л.).
     Сологуб - третий раз подводит.
     (Первый раз с Гржебиным.)
     (Второй - с санаторией в Лесном - переезжал и АА переехала  из Ц. С., а
в Лесной оказалось нельзя. Весной 1925 г.)
     Третий теперь  - Союз  хлопочет о  пенсии  по болезни.  АА  не  хотела.
Сологуб позвал  к себе и выругал, - и АА подписала бумагу, а теперь это идет
в  Малый  Совнарком.  Пенсия  по 6 разряду.  Все  равно  не  дадут,  а будут
говорить, что выпрашивала...
     Квартира... Нет комнаты...
     От  Шилейко письмо -  что  завтра приедет (а  от Пунина  письмо - Пунин
говорил с Шилейкой по телефону и Шилейко сказал ему, что может быть на днях,
а может быть через неделю).
     Пунин завтра утром приедет.
     Недоброво две зимы в Ц. С. жили.
     Голлербах назвал его  царскоселом, и под предлогом, что  тот царскосел,
будто бы хочет им заниматься...

     1916.  Декабрь.   В   Севастополе.  Гибель   "Марии".   Утро.  В   окно
встревоженная сестра взглянула: "Юродивый что-то странное говорит". Вышли, -
боцман идет. Плачет.
     В  автомобиле к Графск.  пристани приехал Колчак. На рейд - низко-низко
над водой - аэропланы...

     АА  советует Данько  к празднованию юбилея  Академии наук,  сделать для
Академии наук - блюдо. Оно кстати будет, и хорошо храниться будет.

     Заседания Цеха. С ноября по апрель 12 г. - приблизительно, 15 заседаний
(по 3 в месяц). С октября 12 по апрель 13 - приблизительно, 10 заседаний (по
2 в месяц). А в последний год - не больше 10 заседаний, во всяком случае.
     Митя  (Дм. Вл.  Кузьмин-Караваев) считался стряпчий Цеха  и иногда  вел
какие-то записи.  Он  - в Риме,  католический  священник. Елизавета  Юрьевна
Кузьмина-Караваева  исчезла  с горизонта весной 12 года. Разошлась с мужем и
уехала на юг.


     26.101925. Понедельник

     В 1 час дня звонил АА в Ш. д. Аннушка ответила, что АА еще  спит. Потом
в мое отсутствие мне звонил Пунин и передал, что если я хочу прийти, то могу
прийти в любой  час. В  5 ч. 30 м.  вечера я направился  к АА. В кабинете на
диване АА лежит на положении больной - раздетая, под одеялом. На стуле перед
диваном - коробка пастилы и белые ромашки в высокой вазочке - их принесла А.
Е. Пунина. Две французские книжки на полу. Хотел их поднять,  но АА сказала,
что так ей удобнее их доставать.
     На постели перед ней большой том,  о котором  я  уже говорил, "Les chef
d'œuvres  de  l'art".  АА  читала  его,  а  при  мне  перелистывает  и
пересматривает репродукции картин. Их не хвалит, а текст книги - интересный.
Расспрашиваю  ее  о  здоровье.  Мерит  температуру,  поминутно  заглядывая в
градусник. 37,4.  Усталость  в лице, которую  она старается скрыть  веселыми
интонациями разговора. Рассказывает  о вчерашнем обеде у Замятиных. Обед был
часов в  6, а пробыла АА у Замятиных до 11-го часа (оттуда вернулась  в Шер.
дом).  Было человек 12, среди них АА назвала Василия Каменского (приехавшего
в  Петербург устраивать свою  новую пьесу  о Пушкине), Юрьева. Другие  были,
главным образом, из  артистического  мира.  Был  там  некий доктор  (хирург)
Максимович, которого АА  видела несколько лет тому назад (когда Лурье уезжал
за  границу).  Тогда этот  Максимович  показал себя порядочным  пройдохой. С
таинственным видом рассказывал о себе самые невероятные вещи, и Артур  Лурье
искусной импровизацией "разыгрывал" его. Этот Максимович оказался рядом с АА
за столом. И невероятно  досаждал ей самыми банальными, глупыми разговорами.
(Например: "О  Вас  я  знаю только  одно -  что Вы крымчанка". АА  отвечает:
"Нет". - "Как же нет?  Я  знаю это наверно..." - "Нет,  я не крымчанка..." -
"Что Вы, я знаю, знаю, как же -

     Стать бы снова приморской девчонкой,
     Туфли на босу ногу надеть..."

     АА: "Это я была там на даче".
     Максимович продолжает спорить. Тогда Василий Каменский  врывается своим
грубым голосом: "Говорят Вам - дачные стихи!".
     Это пример не из удачных, но АА много разговоров передала. И  стоит  ли
их  записывать? АА  чувствовала  себя  отвратительно, был сильный озноб, еле
могла  разговаривать.  Наконец,  какая-то дама  избавила  АА от Максимовича,
позвав ее к себе.
     Я спросил,  как  выглядит  Юрьев.  АА улыбчиво и  многозначительно тихо
сказала: "Молодой, молодой, молодой!..".
     За   столом  заговорили  о   Пушкине.  АА  убедилась,   что  никто   из
присутствовавших  Пушкина  не   знает.  Заспорили  о  том,  был   ли  Пушкин
религиозным  или нет?  Так как никто Пушкина не знал,  из  спора  ничего  не
выходило. Каждый  застрял на своей  первой  фразе  и поминутно возвращался к
ней,  не   зная,   как  продолжать  дальше.  Наконец,   АА  не  выдержала  и
процитировала строки, показывающие, что Пушкин был религиозным.
     Мне АА говорила по этому поводу, что этот вопрос - очень трудный. И она
не берет на себя смелости ответить  на  него. Но ей кажется, что  Пушкин был
религиозным. Может  быть, не православного склада,  не церковником,  но,  во
всяком случае -  религиозным. А  стихи  противоположного порядка  -  большей
частью или шуточного характера, или  навеяны французскими настроениями XVIII
века.
     Заговорили о Пушкине.  АА  говорит  о нем с пиететом. Я спросил,  какое
стихотворение она больше всего любит? АА сказала, что вопрос этот -  трудный
и, пожалуй -  наивный.  Сказала,  что лучше назовет то, что она  не  любит у
Пушкина. Первым по порядку назвала "Черную шаль"... Это, во-первых, перевод,
а  во-вторых, вообще неудачная  вещь (не любит  поэтому, а не потому  что ее
затаскали). Затем  -  "Гусар"  -  этот  реализм (такой) вообще  противоречит
Пушкину...  АА  задумалась, вспоминая,  что  еще она  не любит у  Пушкина...
"Кажется  - и все..." - но вспомнила: - "Под вечер осенью ненастной...". Вот
эти три вещи АА не любит, а все остальное, все, особенно последнего  времени
- и АА не нашла слова, чтоб выразить величие пушкинской поэзии.
     Я  заговорил о "Заклинании",  и АА задумчиво повторила - "Поразительное
стихотворение".
     Сегодня  в  "Красной  газете"  напечатано письмо Пушкина  к Хитрово.  Я
сказал об этом АА.  Она сказала, что "к Хитрово Пушкин относился иронически.
Она была лет на 30 старше его и  очень к нему приставала". Но дочь Хитрово -
"Вы знаете ее?" Я: "Знаю". - "Назовите ее фамилию". Я смолк со стыдом. Вот у
Замятиных  вчера тоже никто не знал Пушкина. Правда,  Замятин не  производит
впечатления человека, у которого в божнице мог  бы быть  Пушкин?"  - сказала
АА.
     А  Каменский, несколько дней тому  назад окончивший пьесу о Пушкине, не
знает и очень известных вещей о нем.
     Вчера  же  заговорили  о Ходасевиче.  Максимович,  с апломбом и с видом
очень преклоняющимся, сказал: "Вы знаете, ведь Ходасевич читает в подлиннике
Катулла".   АА  выжидала,  какое   впечатление  произведут   эти   слова  на
присутствующих.  Никто ничего не ответил. Эта фраза прошла,  не остановив на
себе  ничьего внимания. АА заговорила: "Подумайте, никто не мог сказать ему,
что нет ничего удивительного. Поэт - читает поэта. В подлиннике... Мы знаем,
что это делали и Пушкин,  и Тютчев, и Фет,  и  Анненский, и многие другие...
Что же тут замечательного?". И АА удивлялась удивлению  Максимовича, и тому,
как его удивление распространялось и на остальных присутствующих.
     Еще  о  Пушкине:  АА  сказала, что мы не имеем данных  утверждать,  что
Пушкин  был   нерелигиозным  человеком.  Это  мы  знаем  о  Баратынском,  да
("philosophe!"), но не о Пушкине.

     На  днях АА получила  письмо от матери, а в  письме  - вложенное другое
письмо - от ее брата к матери, с  Сахалина. Из этого  письма обнаруживается,
что  у  АА  есть племянница,  которую  зовут  Инна. Брат  очень  зовет  Инну
Эразмовну  приехать к нему, и она, вероятно,  поедет весной. АА говорит, что
если  брат пришлет денег, то она поедет провожать Инну Эразмовну на Сахалин.
Брат ее, по-видимому, занимается торговлей и, кажется, обеспечен.

     Говорили о Спесивцевой и по поводу о  балете. Спесивцеву АА очень любит
и  всегда ходила в Мариинский театр, когда  там участвовала  Спесивцева.  АА
восхищается ею. Говорит о ее внешности, об ее грации, о тонкости.
     Спесивцева сейчас prima в Grand Op ra в  Париже. И по заслугам. Вообще,
АА  правильно говорила,  что  балет  -  балет как  искусство - существовал и
существует   только   в   России.   Искусство,  развившееся   здесь,   здесь
культивируемое и, конечно, не за границей. Только недавно за границей начали
понимать его, и этому очень способствовал Дягилевский  балет. Я заговорил  о
Карсавиной. АА заговорила  о различии между Карсавиной и Спесивцевой. Первая
-  прекрасна  в  лирических   сценах,  вторая   -  бездушная   куколка.   Но
очаровательная - совершенно очаровательная.
     Как-то в  разговоре со Спесивцевой (если не ошибаюсь, а если  ошибаюсь,
то - с Лидочкой Ивановой), та сказала АА, что  так сгибаться, как это делает
АА (ногами касается головы) у них в Мариинском  театре не умеют.  Я  сказал,
что из АА  вышла бы чудесная балерина, если б она не захотела стать чудесным
поэтом. АА сказала, что мечтой отца было отдать ее в балет.

     Еще о Пушкине. В том же  (записанном  раньше) разговоре  о Пушкине АА в
доказательство религиозности Пушкина привела пример, когда Пушкин, по своему
желанию,  сам,  служил панихиду по Байрону, Байрону, который,  как известно,
был атеистом, - и сказала, что факт этот весьма убедительный.

     Я прочел АА стихотворение - мое, после долгих  ее просьб - "Сгинет ночь
- с утра могу работать...".
     АА  одобрила его,  кроме  строчки с "мирком", которая режет ей  ухо.  И
сказала: "Это еще в антологию Голлербаха"... Я, предавая ей тетрадь, сказал:
"Все... все 30 - в антологию"... Засмеялся: "Мои "Романтические цветы".

     Вопрос  о  Давиде продолжает интересовать  АА.  Она обнаружила,  что 29
декабря исполняется столетие со дня его (рождения?). Сказала об этом Пунину.
Тот пошел,  заявил  в Институт  истории  искусств,  предложил  отпраздновать
юбилей. Предложение было принято, и юбилей праздноваться  будет. Рассказывал
мне  это  Пунин,  около  10 часов вечера  вернувшийся  из  Института истории
искусств, где он читал лекцию.

     АА покрыта одеялом  и  шубой. Сорочка  - полотняная, грубая, во  многих
местах разорванная, очень ветхая. Волосы распущены.
     Говорила  о  Кузмине. Сегодня в  Союзе писателей  Общество  библиофилов
празднует его юбилей. Голлербах  звал и АА, и меня. Но АА больна, и несмотря
на желание пойти, не может сделать этого. Хотела послать ему поздравительную
телеграмму,  но это осталось неисполненным. Когда пришел Пунин, я хотел идти
на  юбилей. Но выяснилось, что и АА, и Пунин очень голодны, что есть бутылка
водки,  и что нет бумаги  для  печатания  нового  негатива  - недавно снятой
фотографии АА. Я сказал, что у меня есть дома бумага, полбутылки портвейну и
торт.  Решили устроить пиршество. Я купил закуски и еще полбутылки водки для
мужчин. АА стала одеваться. Надела  белые чулки и  шелковое платье - подарок
переводчицы,  привезенный  М. К. Грюнвальд. АА очень  хороша  в этом платье.
Шутим, смеемся как всегда.
     Я сходил домой и в магазин, купил еще бутылку сотерна.  Когда вернулся,
все,  не  выдержавшие голода, сидели  за  столом  в столовой  и  ждали меня.
Встречен я  был дружными приветствиями. Нас было 5 человек.  Со стороны окна
сидела АА - за узким конусом стола.  Против нее - А. Е. Пунина. По бокам - с
одной  стороны Пунин и я, с  другой - Николай Константинович - jeune  homme,
влюбленный в А. Е. Пунину, который развелся со своей женой из-за этой любви.
Но  А.  Е.  Пунина  -  неприступна (сказала  мне  АА). Пили.  Дамы  тоже  не
отказались  от водки, правда  в  очень маленькой  дозе.  Последнюю  рюмку АА
отдала мне. Все было уже выпито. Пунин - пьяный немножечко -  пошел печатать
фотографии.
     Белое вино оставалось у  дам только. АА перелила мне из своего стакана,
половину чая. Чокнулись.  За столом шутили, острили, но все было очень чинно
и  даже   чуть-чуть  торжественно.  Я  тоже  пошел  в  коридор,  к  красному
фотографическому   фонарю  Пунина.   Печатали  вместе.  Конечно,   испортили
несколько листов бумаги (трудно  печатать с хмельной головой).  АА пришла  и
ушла.   Потом  я   остался   один  допечатывать.   Но  Пунин  вложил  бумагу
неактинической  стороной, и листок  не отпечатывался долго. Вошла  в коридор
АА, стояла рядом в красноватых лучах темного фонаря. Постояла... Потом ушла.
Скоро я вышел  в столовую. Пунин вынул из кармана один отпечаток АА. Дал его
мне. Я из коридора принес непроявившийся  листок бумаги,  на котором  должна
была  отпечататься АА, - сфинкс. АА  весело подтрунивала над  Пуниным, взяла
листок, надписала на  нем:  "20 мин. 1, 27 окт. Сфинкс в Шереметевском саду.
пл. Ахм." - и дала мне.
     Я попрощался и ушел. (А Николай Константинович - jeune homme - ушел еще
раньше.) АА осталась ночевать в Шереметевском доме.
     На  АА вино совершенно не  действует - или она  очень  хорошо  умеет не
показывать его действия.  Она остается совершенно такой  же, как и всегда  -
остроумной, веселой.
     (О,  эта веселость АА  -  сколько печали  за ней,  всегда. Но ее  можно
только угадывать.)

     АА, лежа на диване, когда пришел Пунин, сказала по какому-то поводу: "Я
здесь в крысах" (в Шереметевском доме). Я спросил со смехом, что это значит?
"В крысах...  Я -  крыса".  Я  громко засмеялся.  "Это Вы придумали?"  АА  с
торжественной гордостью: "Я".


     27.10.1925. Вторник

     Днем звонил в Шереметевский  дом. Аннушка сказала, что АА с утра ушла в
Мраморный дворец. Вечером, часов в 7, позвонил еще раз.  Ответил  Пунин, что
АА сегодня не приходила к  нему и не придет, потому что вечером в  Мраморный
дворец к ней должна  прийти В. А. Сутугина. А если я хочу повидать  АА, то я
могу  сходить к ней туда  - в Мраморный  дворец. Пунин просил предварительно
зайти к нему за книжкой, которую он хочет передать АА. Я так и сделал. Зашел
к нему,  он дал мне для передачи АА письмо и книгу  "Les chef d'œuvres
de l'art". И уже мне в подарок фотографии АА: в кресле в Шереметевском доме,
с книгой на коленях, и "сфинкс" в саду Шереметевского дома.
     Постучался к  АА  в  Мраморном дворце... Несколько минут  не открывали.
Потом  АА  открыла дверь. Видимо,  я оторвал  ее от  какого-то  разговора  с
Шилейко.  "Можно Вас оторвать на минуту?"  АА как-то встревоженно  ответила:
"Да, минуту я Вам могу уделить...". Передал ей книгу и письмо; оставил у нее
полученное сегодня мной  письмо  Зенкевича.  И измерил стекло  в окне, чтобы
высчитать, сколько может стоить вставка двух стекол. (Размер стекла 58  х 73
см, т. е.  за два надо уплатить около 6  рублей. Ни у АА, ни у Шилейки, ни у
Пунина, ни у меня их нет.) Попрощался, ушел.


     28.10.1925

     В Госиздате  видел  Б.  Лавренева, Брауна,  Н.  К.  Чуковского,  МАФ'а,
Эрлиха, Голлербаха, Горбачева, Садофьева... С МАФ'ом, Н.  Чуковским, Эрлихом
дошел до Наппельбаум,  и  с МАФ'ом - одним -  поднялся  к  ним. У них был К.
Вагинов... Пробыл у них минут 15, пошел домой.


     29.10.1925

     В 5 с половиной  часов вечера  пришел в Ш. д. Пунин уходил. АА говорит,
что  здорова,  а у нее  был  сердечный припадок; и  у нее  удушье от сердца.
Температура 37,4. Разговаривая,  хваталась руками за сердце  и делала паузы,
чтоб вздохнуть. До моего прихода читала Мюссе.  Положила книжку под подушку,
когда я пришел.

     Ясно видна  такая обида. Письма матери:  "О, мама не станет говорить об
этом,  она не  такой человек",  -  но  и  они  дают понять  своей  некоторой
холодностью и сдержанностью, что Инна Эразмовна считает, что АА недостаточно
заботлива по отношению к ней, недостаточно ее любит и т. д.
     А что говорить об этом?  АА не говорит о своем материальном  положении,
но разве я не вижу?  И разве может быть хуже? И разве не позор, что Ахматова
не имеет 7 копеек на трамвай, живет в неотапливаемой, холодной, сырой и  ч у
ж о  й квартире, что она носит рваное, грубое и ч у ж о е белье и т. д. и т.
д. до бесконечности. Примеров не исчислить.
     АА, тем не  менее, посылает регулярно деньги и матери, и  Анне Ивановне
Гумилевой, и тетке, и другим. АА посылает деньги матери и лжет ей, что это -
получаемая для Инны Эразмовны пенсия.
     И вот, за иногда  не своевременную высылку этой мифической  "пенсии" ее
попрекают. Конечно, ни звуком АА не дает понять матери, в каком материальном
положении она сама находится.
     Сегодня АА  ходила на почту, посылала в Деражну деньги. АА рассказывает
с нескрываемым удивлением и удовольствием о том, каким любезным  и милым был
принимавший  отправления  почтовый чиновник.  Он  -  что  не  входит  в  его
обязанности - подробно объяснил (и главное - вежливо  объяснил)  причину, по
которой он искал Деражну  в книге,  то,  что он должен быть  уверен,  что  в
Деражне имеется почтовое отделение, потому что иначе деньги могут не дойти и
т. д. АА привыкла, что теперь все  "рычат"... И когда кто-нибудь "не рычит",
то это ее удивляет.
     По дороге на почту АА обратила внимание на афишу "Конец Романовых"...

     По  поводу  моего  желания  сохранить   листки   с   первыми   записями
воспоминаний АА о  Николае Степановиче  (АА  хочет их уничтожить, потому что
они мной безобразно записаны, часто не точно, и,  кроме того, оче