ись каждому  слову, им сказанному,
хотя бы  в  нем  не было  и ничего смешного. Оттуда я уговорился с Тихоновым
идти в пивную, но его забрал Маяковский в Европейскую гостиницу, и я с М. К.
Тихоновой, с Эрлихом и еще тремя другими пошли в "Бар", а оттуда к Тихоновым
- и пьянствовали до  утра уже там. Утром на следующий день долго пили чай, и
Н. Тихонов рассказывал о Маяковском. Рассказывает он великолепно.

     Зашел к АА. Она, по  словам Мани, уехала  в Царское  Село.  Оставил  ей
записку и пошел к Литейному. Неожиданно на Моховой увидел АА, идущую с Л. Н.
Замятиной. Подошел к ним. Л. Н. простилась и пошла домой, а я проводил АА до
трамвая - она ехала на Царскосельский вокзал.


     21.05.1926

     21  мая  зашел утром к АА, дал ей адрес Мухиных. (Сам я решил не идти к
ним. Это было бы компрометантно.)
     Вечером провожал АА в трамвае к Мухиным. Я сделал неловкость вчера. Мне
не следовало подходить к АА вчера - ибо никакие силы не  убедят теперь Л. Н.
в  том, что встреча  была случайной. А получилось нехорошо: АА от  Замятиных
звонит Пунину, называет его "Чучулин" и пр., потом выходит на улицу и "здесь
ждет ее Лукницкий". АА это  было очень неприятно.  Вчера она не сказала  мне
этого,  а  сегодня  была со  мной очень  официальна.  Однако к  концу  нашей
сегодняшней  встречи   АА  простила  мне  мою  глупость  и  была  хорошей  -
всегдашней, милой и ласковой. Я зашел за АА в Шереметевский дом, и мы сейчас
же  вышли,  чтоб ехать  к  Мухиным.  АА  была очень расстроена: сегодня  она
заходила к В. А. Щеголевой, чтоб передать ей результаты вчерашней  поездки в
Царское  Село (АА ездила, чтобы присмотреть  комнату для  В.  А.  Щеголевой,
которая больна), и Щеголева рассказала ей об аресте Лившица - одного из двух
издателей  "Петрограда". Арестован  он  по  обвинению в подделке векселей на
крупные  суммы  и  в  других  мошенничествах.  А делал  он  это потому,  что
добивался  какой-то  женщины,  добиться  которой  не  надеялся  без  больших
денежных средств.
     АА  ужасает этот упадок  нравственности  в обществе -  как  он, упадок,
должен быть велик, если даже такой  мирный,  толстый, пожилой,  а  главное -
хорошо  обеспеченный  человек,  как  Лившиц, мог  пойти  на преступление для
удовлетворения своих  страстей, которых никогда бы и нельзя угадать в нем. С
другой  стороны  -  ей  жаль Лившица. Она говорит,  что Лившиц к ней  всегда
хорошо относился, был  и любезен, и предупредителен,  и ничего плохого с его
стороны она  не видела - насколько неприятен ей другой издатель "Петрограда"
- Гессен, настолько приятен был Лившиц.
     АА  пытается проникнуть  в  психологию Лившица  и  признается,  что  не
понимает ее. Как мог  он, совершая преступление, спокойно есть, пить, спать,
встречаться с этой женщиной? Как мог он быть спокойным,  зная, что никуда не
уйдет от наказания? В других странах  можно бежать,  скрыться, а  у нас ведь
никуда не скроешься... Знал же он это?..

     Пока мы ехали  -  пошел  сильнейший  дождь.  Решили  переждать  дождь в
трамвае, т.  е. проехать до конца линии и вернуться обратно. Ехали пустырями
(прицепной вагон, 618), и кроме нас в вагоне не было никого. На петле стояли
долго - минут двадцать, в страшном зловонии - ... (Обрыв.)

     ...и где дивно хорошо сейчас.
     "Почему бы  вам  не поехать на лето  в Царское Село?" - спросил я, и АА
ответила, что самая дешевая комната стоит там семь рублей в сутки.  Говорили
о негрооперетте - обменивались мнениями... О работе, об Анненском, о котором
ей предстояло говорить у Мухиных.
     АА  главной целью  посещения Мухиных ставит  - установление дат стихов,
потому  сейчас  ей  совершенно  ясно,  что  если  стихи Анненского  не будут
датированы,  ни  один  серьезный  исследователь  не  возьмется  за  изучение
творчества Анненского, и оно  станет объектом спекуляции всяких литературных
захватчиков и шарлатанов.

     Вчера (20-го)  АА получила из Москвы сборник стихов  московского  Союза
поэтов. Читала их,  и находит их безнадежно плохими:  "Мне  особенно  трудно
после Пушкина  читать их".  Во всех  стихах АА видит  небрежное  отношение к
слову. Слова "зацеплены за бок", ни  одно слово не использовано до глубины -
все поверхностно, все приблизительно, все неточно. Стихи многословны, жидки,
водянисты.

     ...совершенно  примиренная со  мной, сказала  мне о  том,  как ей  была
неприятна история с  встречей на Моховой - то, что я записал раньше. Сказала
без упрека, так,  как только она  умеет сказать. Затем ласково простилась со
мной.

     Союзу  Поэтов  -  на  Мойке 94  -  на сегодня  предоставили  прекрасное
помещение. Народу была тьма, и публика странная - с одной стороны, девушки -
"литературные девушки" - в несметном количестве; с другой - красноармейцы; с
третьей - пролеткультовские комсомольцы. Сегодня предпоследняя пятница Союза
перед  летним  перерывом.  Поэтов  собралось много,  в  том числе  был  и Н.
Тихонов. Читали. Читал и я -  прочел  три стихотворения - "На паровозе", "На
улице"...
     Рассчитывал  сегодня  получить  экземпляр  союзного  альманаха,  первые
десять экземпляров которого я  получил из типографии в среду (отдал их тогда
же, в Союзе, Фроману). Однако  остальные будут получены из типографии только
завтра, и сегодня я ничего не получил.
     Из Союза ездил к  Н.  Шишкиной - взял  у  нее  новые ее воспоминания  о
Гумилеве,  гумилевские таблицы,  которые она получила от одной  студентки, и
адрес Н.  Н.  Михайлова,  которому  она  говорила  обо мне. Она  с  каким-то
музыкантом записала ноты моего "Догорал закат косматый".
     В час ночи был уже дома и лег спать.


     30.05.1926

     Черновик стихотворения АА, переписанный мною:

     О знала ль я, когда в одежде белой ("в ночной порфире" - зачеркнуто)
     Входила муза в тесный мой приют
     Что к навсегда (2) окаменелой (3) лире (1)
     Мои живые руки ("с моленьем тщетным" - зачеркнуто) припадут,

     Заложницей страны, которой нет

     Ты отнял все, что я отнять молила,
     Не дав того, что я молила дать
     И на себе теперь я знаю силу
     Моих молитв. И неба благодать.

     О знала ль я, когда неслась, сверкая ("блистая" зачеркнуто)
     Моей любви последняя ("весенняя" - зачеркнуто) гроза
     Что лучшему из юношей на свете
     Закрою я орлиные глаза

     О, знала ль я, когда, томясь успехом
     Я искушала ("гр", "гневную" - зачеркнуто) дивную судьбу
     Что скоро ("Что те же" - зачеркнуто) люди беспощадным смехом
     Ответят на предсмертную мольбу.

     И ("О" - зачеркнуто) будь благословенно, о Незнанье
     Единое из нам доступных благ
     И да хранят твое очарованье
     И верный ("милый" - зачеркнуто) друг мой и жестокий враг

     30 м. (мая? или марта?) А.


     31.05.1926

     Эти дни я  не записывал - некогда было. Встречи мои с АА распадаются на
две части - до 27-го и после 27-го.
     21-го  АА  у  Мухиных была  недолго.  Ей казалось неудобным при Аркадии
Андреевиче  расспрашивать Екатерину Максимовну об Анненском, и чувствовалась
фальшь  во  фразах  Екатерины Максимовны,  которые  она  кстати  и  некстати
вставляла в разговор - фразах типа: "Иннокентий Федорович меня и А р к а д и
я А н д р е е в и ч а очень любил", "Мы с А р к а д  и е м...А н д р е е в и
ч е м очень ценили Анненского", "Я и Аркадий Андреевич..."
     Зачем  такое  соединение?  Известно,  что  для  Анненского существовала
именно  Екатерина  Максимовна,  и  совершенно  посторонним   человеком   ему
представлялся Аркадий Андреевич Мухин.
     Поэтому, чувствуя эту неловкость  и не расспрашивая ни о чем,  АА  вела
очень  отдаленный  разговор. Целью  своего  посещения  Мухиных АА  поставила
установление   дат  стихотворений  Анненского.   Мухина   обещала  АА  летом
обязательно сделать это. АА вполне удовлетворена, потому что ей важно, чтобы
эти даты были установлены вообще, а не чтоб они были установлены для нее, т.
е. чтобы имелись у нее. Мнение АА о Мухиной - очень  хорошее: АА была просто
удивлена культурностью ее, тем вниманием,  с каким она следит за современной
литературой,  она - человек другого поколения, тонкими наблюдениями, которые
сказались в двух-трех случайных  замечаниях во время разговора. Мухина полна
желания отдать  имеющиеся у  нее материалы по Анненскому любому, кто занялся
бы Анненским с достаточными знаниями  и любовью (только не Кривичу, конечно,
ибо о нем Мухина говорит с пренебрежением).

     20-го или 21-го АА получила из Москвы почтой сборник стихов московского
Союза поэтов и приглашение дать свои стихии для  следующего выпуска. Сборник
АА прочитала весь,  в тот же день, и мнение ее о стихах этих - очень плохое:
стихи безвкусны, неграмотны, просто плохи, а некоторые - отвратны (Зубакина,
Чичерина, например). Асеева - одно неплохое. Другое - дрянь.
     В  первом  стихе Асеева  ("Курские  края") очень  нехорошо  беспомощное
подражание  Пастернаку -  в приеме,  каким  описывается  дом (очеловечивание
его).

     22-го я  получил  экземпляры  "Сборника  стихотворений"  петроградского
Союза  поэтов  и  подарил  один  АА.  Она  читала  его -  при мне  и  после.
Понравилось  ей второе стихотворение Лившица ("Как душно на рассвете века").
Провалы сборника - Н.  Браун,  И. Наппельбаум, Евг.  Панфилов (да и как же о
последнем сказать  -  ведь  известно,  что  мальчики от девочек всегда  хоть
чем-нибудь да отличаются,  а тот пишет: "У  нас шестеренки (у  мальчиков), у
нас паровой молот мужествен и молод,  каждый удар легок и лих. А что у них?"
(у девчонок). Восхитительно!).
     У Полонской - "не Пастернак ли проскакал?"  (улетающий  балкон), а  еще
сильней - гумилевское:  что "людская кровь не святее изумрудного сока трав".
Крайский  ужасен до бездыханности. Садофьев плох  и безобидно  глуп -  когда
обижается  до  сих  пор  на  обругавшего  его  Е. Досекина-Горбачева  ("Егор
Самосекин"). АА считает, что петербургский сборник все же  не в пример лучше
московского,  потому  что нет  в  нем  таких,  как  в московском,  провалов.
Забавно,  что  девушки  ("поэтессы")  всюду хуже - значительно хуже  мужчин.
Сквозь чистоту поэзии и провалы АА замечает в обоих сборниках культ Пушкина.
В московском трижды упоминается памятник  Пушкина (неважно, что  в пошлейших
стихах),  в петербургском  - имя Пушкина  проскальзывает  в  стихах Лившица,
Рождественского (с его  "Бахчисараем"),  Оксенова и др. АА находит, что  это
очень показательно... АА видит в этом особенность переживаемой эпохи. Сейчас
д о л ж е н быть культ Пушкина, так часто забывавшегося совсем недавно.

     Все  время  занималась  Пушкиным.  21 и  22 изучала  все примечания (по
академическому  и  другим  изданиям Пушкина),  касающиеся влияния  Парни  на
Пушкина -  для того, чтобы уяснить, что именно  внес  Пушкин  в  свои стихи,
узнав Шенье, и  что было  уже до Шенье. К 24  мая АА  сделала два  подробных
списка  (чернилами)  найденных  ею за все время работы наиболее убедительных
соответствий  между Пушкиным и Шенье.  Один  список по  стихам  Пушкина (а в
правой графе - соответствующие места Шенье); второй - наоборот - по Шенье, и
соответствующие места Пушкина.  В  списки  эти  включила и  все известное по
исследованиям пушкинистов.
     24-го АА сделала  еще  кой-какие открытия:  например, "Пока не  требует
поэта" - "Hermes" (?), слово "поэтический" - с тем особым оттенком смысла, с
каким его у потребляет  Пушкин ("Поэтический  побег",  например). Это  слово
встречается  уже не в Шенье,  а в предисловии к тому Шенье (издания 1822, De
la Touche'а); новый кусок в "Евгении Онегине" и др.
     24-го я был у АА в Мраморном дворце, и АА показывала мне новые открытия
- много,  попутно, говорила о Пушкине - с восторгом и преклонением перед его
гением.  АА  сказала, что теперь ей  до конца понятно, что эпитеты  "демон",
"полубог"  -  не   преувеличение,  когда   ими  характеризуют  Пушкина,  что
совершенно непостижна острота и глубина его таланта: уже  в пятнадцатилетнем
возрасте он превзошел своих учителей  и предшественников, превзошел,  потому
что язык тех был еще скованным и громоздким...
     Какую работу по преобразованию одного только языка (пусть даже если она
была подсознательной, а ведь, может быть и н е подсознательной была!) Пушкин
проделал - к п я т н а д ц а т и л е т н е м у в о з р а с т у!
     "Мы знаем,  как развиваются поэты! Блок - прекрасный  поэт,  а возьмите
его  юношеские  стихи...  -  вода!"  - воскликнула  АА. - "Возьмите  раннего
Лермонтова - до чего плох; а ведь Лермонтов - "гений"!"
     "Я  считаю, -  убежденно сказала АА, -  что Пушкин - поэт,  какому  нет
равного во всей мировой литературе. Он - единственный..."
     Я попытался не согласиться с этим  утверждением и просил АА подтвердить
его...
     АА подумала... И задумчиво произнесла: "Данте... Петрарка... Да... была
и здесь работа такого же порядка -  по  преобразованию языка. Но ведь  языки
французский и провансальский значительно ближе...".

     В 4 3/4 - звонок из Шереметевского дома: пленки (фотографии Наполеона).
Ходил.  Нет.  Пришел  в  Шереметевский  дом.  Вышли  с  Пуниным.  Аннушка  -
"провожать" -  "проводить". Шли по  Фонтанке  к  Невскому. Пунин  говорил  о
докладе, который сейчас будет  читать - о faux gothique. В аптеку  - бром. У
фарфорового магазина остановились  (рассказ о  лакее из ресторана - узнал АА
по статуэтке).  Пунин на углу Садовой  и  Невского - в трамвай.  Я  с АА - в
магазин:  купить  берлинскую  Ахматову  для  Щеголевой.  Нет. Угол Садовой и
Итальянской  - магазин и сухари  к  чаю. Апельсин.  Шли  -  зашла ко  мне за
Гнедичем. "La jeune  Tarentine"  (перевод  Шенье). 1822 г.  - письмо Пушкина
брату  (откровенен с ним был). Тарентинская дева нравится. Пушкин не  мог не
знать,  что это  перевод. Гнедича дал,  взяла с  собой. И  взяла московского
Союза  поэтов сборник. Шли.  Устала,  нет трамваев - пешком. Навстречу  Маня
Рыкова. Гуковского  доклад - разочарованы, что не сама АА читала. Пушкин мог
себя  на  место Шенье  ставить  ("Pourtant,  j'avais  quelque  chose  l ,  в
Михайловском").  "Никто не  любил Шенье так,  как я"  -  второе,  и  много -
критике. Тарентинскую деву мог Пушкин  знать  до  1819  года - это  такая же
известная  вещь,  как  "La jeune captive". Марсово  поле. Купила  газету. На
скамейке читала, а я - Гнедича.  Желтый  дом плохо покрашен - уже облупился.
Собаки (у Мраморного дворца) черные - люблю таких. Домой - и девочка - книгу
прислали  (из  Баку  -  "Норд").  Песок сотни  пудов.  Крадут - а  угрозыск,
милиция? Как будто их и нет. У меня - стук. Письмо Л. Борисова, читал.
     Тональность Шенье - Пушкин - одна (совсем  разная тональность Le Brun -
Пушкин).

     Завтра белье покупать - на 20 рублей.





     Май 1926

     335. Никольский В. Идеалы Пушкина. СПб 87. (Также Христ. чт. 82, 2 стр.
487 - 537).
     И. В. - Исторический Вестник.
     Узнавал в мае 26 г.
     Каталог Мезнера.
     Стр. 338  Никольский Б. В.  Поэт и  читатель  в  лирике  Пушкина. Крит.
очерк. И. В. 99, 5, стр. 506 - 586 (Отд. СПб. 99 г. ч. 75).
     Стр. 338 Никольский  В.  Идеалы  Пушкина.  Акт  речь.  Изд.  третье.  С
приложением статей того же автора: "Жобар и Пушкин" и "Дантес-Текерен", СПб.
99 г. ц. 75 к.
     Стр. 338 Никольск. Б. В. Академический Пушкин (по поводу Академ. изд.).
И. В. 99 г. 7 печатается отдельн. изд.


     1.06.1926

     Предпоследняя глава Онегина - Le Brun (магический  кристалл). Последняя
- Шенье.
     Звонил Пунин из-за ворот. АА волнуется.
     Получила от В. К. Шилейко письмо и повестку народного суда о разводе.
     Вечером (принята 8  ч. 20 м.) получила телеграмму от И.  Э. Горенко, из
Николаевска: "Долгое ожидание парохода".


     6.06.1926

     В 1914 году АА  была на  лекции Пяста в Тенишевском  училище. В публике
был  Олимпов, сын Фофанова.  Когда  Пяст  произнес имя Мандельштама, Олимпов
выкрикнул: "Мандельштам - мраморная муха!". Олимпова сторожа вывели.
     ("Мне очень неприятно было - я первый раз в жизни видела, как "выводят"
человека".)
     С лекции  АА отправилась в  "Бродячую собаку". Сидели с молодыми людьми
за столиками.
     Олимпов оказался в  "Бродячей Собаке". Вышел  (на  эстраду?)  и  громко
крикнул: "Я и об Ахматовой хотел  сказать  - не только о  Мандельштаме... Да
мне не дали...". Воцарилось молчание.  Все ожидали, что  он скажет дальше...
Тогда  АА поднялась, подошла к одному  из соседей Олимпова и громко сказала:
"Предупредите  вашего товарища, что я присутствую в зале... А потом пусть он
говорит, что ему угодно...".
     Олимпов больше ничего не сказал.
     А  из  сидевших  вместе  с  АА  за  столиком  молодых  людей  никто  не
пошевельнулся, когда Олимпов заговорил об АА.


     7.06.1926

     "Подорожник" вышел в середине апреля 1921 года.
     Надпись   Артуру  Лурье  (приблизительно):  "Артуру  Сергеевичу   Лурье
дружески Анна Ахматова", - датирована 25 апреля 1921 года.
     А  во-первых,  с Артуром Лурье АА не так часто  виделась  в то время, а
во-вторых экземпляр был им куплен и только дан АА для надписания - т. е. уже
был в продаже.
     (АА показывала мне  этот "Подорожник"  7.06.1926 в  Шереметевском доме,
разбирая архив.)

     Сегодня получила открытку  из Ревеля приблизительно  такого содержания:
"По поручению Сергея  Владимировича обращаюсь  к Вам с просьбой сообщить, не
желаете ли Вы продолжить с ним переписку, или это Вам по каким-либо причинам
неудобно.
     Искренне уважающая Вас и поклонница Вашего таланта Елизавета Роос".
     Открытка адресована на Сергиевскую, 7. Оттуда с пометой "не проживала и
не  проживает"  (открытка адресована  А.  А. Ахматовой,  а АА всюду жила под
фамилией Шилейко) направлена на Фонтанку, 2, а оттуда в адресный стол.
     Переписку... прекратившуюся лет двадцать тому назад!
     С. В., студент-юрист, в 1903 г.  женился на Инне А., а  после ее смерти
вскоре  - на Коте Колесовой, жене Голлербаха  (первой). По протекции отца АА
служил  в  пароходстве  на  Дунае.  Писал  очень скверные  стихи.  Занимался
историей литературы, в частности - Лермонтовым... Сейчас - преподает историю
литературы.

     Опять возмущенно говорила о Голлербахе и его подлостях.


     8.06.1926

     Около  часа  дня  я  пришел  к  АА  в  Мраморный дворец. Был  Пунин,  и
хозяйничала Маня. Пунин сразу ушел. Я остался сидеть.
     АА была в чесучовом  платье -  вчера его зачинила,  надела -  давно  не
видел его.
     Вчера  АА  принесли  ряд  книжек,  изданных  "Узлом"  в  этом  году,  -
Пастернака, Лившица, Зенкевича  и др. Изданы они роскошно, но, по мнению АА,
безвкусно (издавал их Абрамов): "Так не надо издавать стихи...".
     "Я в Лившице разочаровалась", - говорит  АА. (Ей понравилось его второе
стихотворение в  сборнике Союза поэтов, и она ожидала, что книжка эта  будет
хорошей. Однако  - книжка  его  плоха.)  Каждый из  авторов  (кроме Лившица)
сделал на  своей книжке  надпись АА.  Я заговорил  о нем. АА сказала, что он
хороший, простой  человек: "Я  люблю его... Его - и Зенкевича,  потому что и
Зенкевич хороший и простой человек".
     АА сказала  мне, что скоро - как  только выяснится все с  разводом  и с
больным зубом, она уедет  в  Бежецк. Уедет, чтоб присмотреть там комнату для
себя, потому что собирается следующую зиму провести в Бежецке.
     - Почему?
     - У меня нет средств, чтобы жить здесь. - И секунду помолчав: - А кроме
того, есть и другие причины...
     Меня это  известие расстроило. Даже для здоровья  АА  жить в Бежецке не
лучше, чем здесь: весной, осенью  грязь там непролазная. Кроме того, там нет
если не комфорта и удобств, то необходимых возможностей, какие все-таки есть
здесь.
     О Бежецке первый раз АА заговорила вчера вечером.
     "Сегодня  развод",  -  задумчиво  сказала  АА...  Помолчала.  "Приятное
чувство...  Мне  приятно разводиться..." - добавила  АА.  Но была молчалива.
Сегодня все же - пусть  и формально  - заканчивается определенный пери