аксимовна
уходила  на  школьный  вечер.  Уговорились  на  понедельник.  Пришел  домой,
позвонил АА, потом стал звонить Лозинскому, Чуковскому и другим.  Лозинскому
сказал, что сейчас у меня уже почти все воспоминания собраны и мне очень  не
хватает его воспоминаний.
     Лозинский: "Это мы сделаем... сделаем.. В 1-х числах декабря!"
     Я  говорю:  "Михаил  Леонидович, как  Вы  мне посоветуете:  начинать ли
сводку до получения Ваших воспоминаний, или подождать их?"
     Лозинский: "Я очень затрудняюсь... Нет, я решительно ничего не могу Вам
посоветовать..."
     Такой ответ меня возмутил. Я решительно отказываюсь объяснять поведение
Лозинского. И однако оно происходит не из личного нерасположения ко мне, как
я мог бы подумать: мне известно, что Лозинский отзывается обо мне прекрасно.
Так,  Аде   Ивановне  Онашкович-Яцыной  он  говорил  про  меня  восторженно:
"Неутомимый, умеет  добиваться того, чего хочет, работает днями и  ночами...
Делает все с большим уменьем..." - вот его определения...


     29.11.1925. Воскресенье

     Вечером, в 8 час. я звонил в Ш. д. АА, оказывается, в Мр. дв.
     От 9 1/2 до 11 я был у М. Фромана, болтали о разных пустяках.
     Пришел домой и  узнал, что АА мне звонила. Позвонил ей.  Поговорили. АА
сказала, что была у Замятиных. Просила завтра в 12 зайти в Мр. дв. к Шилейко
взять деньги и купить билет в Москву.


     30.11.1925. Понедельник

     В  12  1/2  зашел  к Шилейко,  застал у него какого-то рыжего  верзилу.
Шилейко просит купить билет, но чтобы место было: "На нижней полке, в вагоне
для  курящих, и  в  вагоне подальше от паровоза".  Я  засмеялся: "Так больше
качает...". Но Шилейко  ответствовал, что питает  нерасположение к паровозу.
Бедный, боится крушения!
     Купив билет, я  зашел в Ш. д. На лестнице встретил АА, идущую в Мр. дв.
Пунин стоял  наверху лестницы в своем "robe de chambre" и прощался  с АА.  Я
проводил  АА в  Мр.  дв. Шли  через  Симеоновский  мост,  мимо  памятника  у
Инженерного замка  и через глубоко зарытое в снег Марсово  Поле - вчера была
сильнейшая  метель, даже останавливавшая трамваи. Сегодня  серый, но чудный,
морозный день с  ветвями деревьев, набухшими пушистым снегом... Они нравятся
АА.
     Говорила АА о том, как она была вчера (или позавчера?) у Замятиных: там
были Тынянов  и  Вас.  Каменский.  С ним  АА говорила  о  книжке  Эйхенбаума
"Лермонтов", желая узнать его мнение, и вообще о поэтических влияниях... АА,
конечно, ничего не сказала ему о  своей работе, но нащупывала  его мнения  о
таких  работах вообще. Вас.  Каменский рассказывал  о своей  новой  пьесе  о
Пушкине...  АА с юмором  рассказывала  мне, с какой трогательной  наивностью
Каменский говорил о Пушкине,  об  Арине Родионовне и ее сказках и  т.  д. АА
сказала, что  Каменский,  вероятно, плохо знает литературу о  Пушкине,  если
хочет так легко изобразить жизнь Пушкина в пьесе. Если бы он знал, сколько з
н а ю  т о Пушкине, он, вероятно, не решился бы писать такую пьесу. А у него
это очень просто - нечто вроде "Ариеля" - о Шелли.
     Каменский ввел  в  действие  бал  в  квартире  Пушкина.  Здесь  АА  ему
заметила, что в Петербурге у Пушкина балов не бывало,  не могло быть, просто
квартира  не  позволяла. АА говорит, что  потом расспросила  Ю. Верховского,
который был у нее вторично  (вчера?). Верховский утвердил ее в ее мнении. Но
АА заключила разговор словами  о  том, что Каменский умеет  писать  пьесы, у
него есть талант, сможет дать динамику и  все  прочее, и поэтому его попытка
может быть интересной - а от lapsus'ов не убережешься.

     Вечером  я  был  у  Мухиных.   Просидел  у  них  часа  два.  Они,  явно
расположенные больше к Коковцеву, чем  к Николаю Степановичу, стараются  тем
не  менее   показать  Николая  Степановича   более  близким  к  ним,  чем  в
действительности.  Говорили  с  большой  охотой  и доброжелательностью.  Они
все-таки, несмотря  на  всю  внешнюю  литературность,  типичные  царскоселы.
Екатерина  Максимовна  с  большой  охотой  обещала  мне   рассказать  об  И.
Анненском. У нее есть около 60  писем Анненского.  О Валентине  Кривиче  она
отзывалась очень неблагоприятно, сказала, что  не  хочет ему  ничего давать,
что жалеет и о тех мелочах, которые она ему сообщила.  Считает его неумным и
бездарным.
     Обещала мне дать прочесть несколько писем И. Ф.  Анненского и посвятить
воспоминаниям о нем отдельный вечер, на праздниках.
     Только  пришел домой, мне позвонила АА, и  я  ей доставил  удовольствие
сообщением о том,  как меня хорошо  приняли Мухины и как  обещали рассказать
мне об И. Анненском.
     Сообщения  Мухиных  об  отношении  царскоселов  к  Николаю  Степановичу
совершенно подтверждают все  прежние положения  АА, высказанные ею  мне  еще
весной.


     1.12.1925. Вторник

     В 8  часов вечера я звонил  в Ш. д. АА еще не приходила. Но уже в 8 1/2
АА мне позвонила  и просила  прийти, сказав, что у нее есть кое-что для меня
интересное.
     Пришел к АА. Пунин был  дома  и сидел в кабинете на диване. Он  ушел  в
другую  комнату,  но мы позвали его  слушать интересующие  его  воспоминания
Мухина.  Пунин сел на диван,  АА сидела в кресле у стола, а я на стуле около
нее. Читал, а они слушали с большим интересом.  АА обрадовалась, увидев, что
ее  предположения  были  верны.  Пунин  добавил,  что  над  Коковцевым  тоже
издевались  товарищи.  Но  отношение  товарищей  к   Николаю  Степановичу  и
Коковцеву было совершенно разное: Коковцев  был великовозрастным маменькиным
сынком, страшным трусом,  и товарищи  издевались  над  ним по-гимназически -
что-нибудь  вроде  запихивания  гнилых  яблок  сумку, вот  такое...  Николая
Степановича  они боялись и никогда не осмелились бы сделать с ним что-нибудь
подобное, как-нибудь  задеть  его.  Наоборот,  к  нему относились  с внешним
уважением - и только за глаза иронизировали над любопытной,  непонятной им и
вызывавшей  их  и  удивление,  и  страх,  и  недоброжелательство  "заморской
штучкой" - Колей Гумилевым. Пунин выразил желание пойти к Мухиным как-нибудь
и  расспросить их об Анненском, но АА отсоветовала ему, сказав, что мне они,
пожалуй,  лучше и  больше расскажут.  И очень  рада  была  за  меня  -  даже
поздравила с успехом.
     По  поводу  возник  разговор  о  Царском  Селе,  о  Коковцеве  (критика
строгая), об Анненском (безграничное уважение - и любовь) и т. д.
     Между  прочим,  АА  мельком  вспомнила,  что  была  как-то  с  Николаем
Степановичем  у  Коковцевых -  тогда,  когда  они пошли  на  собрание кружка
Случевского, а оно случайно в тот день было у Коковцевых.

     АА перед  приходом в  Ш. д. была у Замятиных. От Замятиных  АА принесла
газету и показывала мне статью Г. Иванова - статью вральную от первой строки
до последней.
     Пунин вышел к телефону разговаривать с Данько, которая приглашает АА на
завтрашний вечер к себе. Но завтра в 11 час. уходит московский скорый поезд,
с  которым едет Шилейко,  а  АА нужно  Шилейку  провожать  на  вокзал. Пунин
передал это и сказал, что все же АА постарается быть.
     От АА я пошел  на литературный вечер в "Балаганчике". Пришел в 11 часов
и как раз вовремя - пьесу только что  кончили, а литературное  отделение еще
не начали. Вот объявление о вечере:

     БОЛЬШОЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВЕЧЕР
     1-го декабря  с.  г.  в  зале театра "Балаганчик" (ул. 3 июля, 12) Союз
писателей  устраивает большой  литературный  вечер. В 1-м отд.,  посвященном
памяти И. А. Крылова, после слова о И. А. Крылове П. Н. Медведева студией А.
Н. Морозова будет представлена пьеса И.  А.  Крылова "Триумф". Во 2-м отд. с
чтением своих произведений выступят писатели: Конст. Федин, Б о р. Л а в р е
н е в, М. З о щ е н к о, Е. Замятин, Дм. Ч е т в е р и к о в, В.  Каверин, Н
и к. Б а р ш е в,  М. Слонимский, Н. Тихонов, И. Садофьев, Н. К л ю е в, Н и
к. Б р а у н и В с. Р о ж д е с т в е н с к и й.

     Подчеркнутые - выступали. Не знаю, выступал  ли М. Слонимский. Кажется,
да.
     Лавренев  читал  отрывок  из "Небесн. Картуза",  Зощенко - о  бане  и о
ванне. Рождественский - переводы из Беранже, Клюев - стихи.
     Зал  был  полон.  Принимали  без   больших  аплодисментов,  но  слушали
внимательно.  Во время чтения в зале все  поэты  и писатели бродили по фойе,
разговаривали друг с другом.
     Федин, Н.  Тихонов, Замятин, Зощенко  и другие бродили одной группой со
своими  дамами. Одиноко  стоял В.  Кривич,  который  никого  не приманивал к
разговору  своей глупостью.  То  же было  и  с Нельдихеном. Баршев  -  чужой
"старым" - сидел в  зале, Садофьев, Браун и другие слонялись также без дела.
Клюев куда-то смылся. Рождественский со своей девушкой то  влезал  в зал, то
прикреплялся к какой-нибудь  группе. Лавренев бродил  с  виснувшей на нем И.
Куниной.
     В  12  1/2 конферансье объявил, что  из-за позднего  времени  остальные
участники  не  выступят,  хотя они  все  и собрались  здесь.  Публика  стала
вызывать  Тихонова и Садофьева, больше Тихонова. Но ни Тихонов, ни Садофьев,
ни Федин,  ни  Замятин не  выступили.  Вечер  кончился. В толпе уходивших  я
увидел Л. Попову  с сестрой. Заговорили, и я  пошел их  провожать -  одну на
Моховую, другую на Мойку.

     Замятина мне говорила о своем пребывании с АА на Сиверской. АА  чудесно
собирает грибы - еще одна черточка в ее "биографию"...


     2.12.1925

     В час дня я пошел  в Мр. дв. Впустила меня Маня. Шилейко мы  оставили в
его комнате, и я остался сидеть у постели. Плохо чувствует себя, и лежит. Но
ей необходимо встать сегодня, чтобы провожать Шилейко. А в 5 час. она пойдет
в Шер. дом обедать. Сильный мороз сегодня и в комнате холодно. Говорили о Г.
И. (Иванове - В. Л.).

     По поводу слов Жоры о  Блоке. Можно подумать, что Блок с ним чуть ли не
на короткой  ноге  был. Выходит также, что  Блок "любил снимать  квартиры  в
верхнем этаже", и еще много чего выходит по Жоре...
     Но Жора допускался к Блоку один раз в  год. Так уж было заведено: раз в
год  он звонил Блоку  и просил разрешения прийти.  Блок  разрешение давал, и
Жора шел к нему.
     Надписи  на книгах: "Это  делаем  все  мы, грешные: нас  просят,  и  мы
надписываем книгу".
     Блок  очень долго жил  на одной и той  же квартире.  Какая же тут может
быть "любовь к верхним этажам"?
     Блок, замкнутый, не  любивший  многолюдства у себя, всегда держал таких
людей, как Жора, на  большом расстоянии от себя. У него были друзья, которых
он   выбирал,   руководствуясь  своими   особыми  причинами  -   Зоргенфрей,
Иванов-Разумник...
     "Попробуйте пойти к Сологубу, интимно говорить с ним! А с Сологубом это
легче, чем с Блоком!.."

     Какой с виду Г. Иванов?
     "Сладкий, льстивый, - еще больше, чем Всеволод..."
     Г. Иванов начал свою литературную карьеру в кружке Грааль  Арельского и
И. Северянина. Оттуда его вытащили, и... он был в Цехе*.
     Г.  Иванов бывал  в  Цехе.  Там  он  был  тихим  и  скромным, даже  пил
втихомолку.

     Недоброво знал английский язык плохо. Превосходно знал французский.

     Стихотворение "Все расхищено, предано, продано..." написано летом.

     Я рассказал АА о литературном вечере в "Балаганчике". Говорил,  как там
серо и скучно было, хоть все и хвалили - говорили: "хороший вечер"...
     АА ответила: "Что же вы хотите больше от рядового литературного вечера?
Ведь нельзя же, чтоб на каждом таком вечере публике дарили "Анчара"...".
     Заговорил о том, что прозу  на литературных вечерах нельзя читать, и АА
вполне согласилась со мной.
     О Каменском я говорил - сказал, как он читает.  АА ответила: "Он всегда
так читает... Он хорошо читает".
     Просидев у АА около часу, я ушел домой.

     В 4 часа ко мне  пришел Н.  Тихонов с Марией Константиновной, которых я
ждал сегодня.  А через  несколько  минут после  их  прихода  пришел Всеволод
Рождественский, которого я не ждал сегодня.
     Говорили  о  Гумилеве,  я  показывал  кое-что  из  имеющегося  у  меня,
рассказывал.  Говорили  о  влиянии  поэта на поэта. Тихонов  стал  приводить
примеры  из  английской  поэзии,  говорил о  Барри  Корнуоле,  о Киплинге, о
других, приводил  пример из кого-то -  строки совершенно  совпадающие  с его
"Балладой  о  Синем Пакете": "Колесо к колесу..." - и т. д., а там - "шея  к
шее", "нога к ноге"... и т. д. Тот же ритм, те же образы...
     Пили чай и продолжали разговор.  Я  прочитал  несколько  ненапечатанных
стихотворений Николая Степановича. Всеволод распространялся и  не  стеснялся
моим  присутствием,  рассказывая небылицы о  Гумилеве. Потом  мы  перешли  в
столовую -  обедать. Говорили  о собаках, потом  о Туркестане, куда  Тихонов
хочет ехать  весной (он  уже  нашел попутчика). Маршрут  предположен  такой:
Баку, Красноводск, Бухара, Ташкент, Аулиэ-Ата. Тихонов читает всю литературу
о Туркестане и изучает его, чтобы ехать, имея уже знания.
     Рассказывали  -  Тихонов  и  Мария  Константиновна  -  о  своем  летнем
пребывании в Териоках и о том, как они пешком, через болота и леса, ходили в
Шлиссельбург и в другие места. После обеда перешли опять ко  мне, но уже в 7
часов Тихоновы  ушли  -  они  обещали кому-то  встретиться  в кинематографе.
Кстати - Тихонов увлекается  кинематографом и полусерьезно говорит, что даже
собирается играть для киносъемок.

     Еще  когда Тихоновы и Всеволод были у меня, мне позвонила  АА и просила
зайти к ней взять доверенность, написанную  Шилейкой на мое имя, чтобы после
его отъезда я мог получить в университете его жалованье за месяц, которое он
отдает частично  АА. В 7 часов, сразу  после  ухода Тихоновых и Всеволода, я
поехал  к АА.  Застал в  квартире полный разгром: Шилейко снаряжался в путь.
Топилась плита, развешано было белье, раскиданы книги, платья,  вещи... АА в
кухне, одетая  в белый свитер,  хлопотала и  возилась с  едой, с  бельем,  с
вещами.  Предложила мне чаю. Шилейко налил  крепкий чай в 3  чашки, мы пили,
сидя  за столом, а он - разгуливая по комнате. Дико острил, возился с Тапом,
причем  начал эту возню,  неожиданно  бросившись  бегать вокруг стола. Тап с
диким протяжным воем бросился за ним...
     Говорили о разных литературных вещах - о Кузмине; Шилейко острит, будто
про него говорили: "Послушайте, Кони - это не вы?" - так он дряхл был и стар
в 14 году, после своих "лирических" похождений. Дразнил Тапа.  АА смеялась и
сказала: "Попробуйте  взять Володину шинель... Тату  не  даст..." Я  обманул
"Тату" и взял шинель, пообещав ему, что пойду с ним гулять. А когда я сделал
попытку не пойти, Тап обиделся. Чтобы он  не разочаровался  во мне, я позвал
его гулять. И Тап, всегда охотно  и долго гуляющий, сегодня страшно спешил и
опрометью бросился домой, не дав мне даже  дойти до угла  и купить  папирос.
Когда я попытался его увести силой, он уперся всеми лапами и жалобно  завыл.
"Он  боялся, что Володю увезут  без него",  - сказала АА,  когда я вернулся.
"Откуда он знает?"
     Я попрощался с В. К. Шилейкой, пожелал ему счастливого пути, попрощался
с АА и пошел домой.
     АА после провожала Шилейку на Николаевский вокзал.


     4.12.1925. Пятница

     Вчера  АА  весь день  пролежала  в  постели  и  не выходила из Мр.  дв.
Чувствовала себя плохо.
     Сегодня  утром  я получил в университете 40 рублей  -  оставшаяся часть
жалованья Шилейко (всего 70 р.), которую он предоставил АА. Сейчас же поехал
на дровяной двор, купил 1/2 сажени дров и доставил их АА.
     У  АА  меня  ожидала рюмка коньяку, заботливо приготовленная ею, потому
что сегодня сильный  мороз. Странно мне  было увидеть, что "здесь все то же,
то же,  что  и  прежде": АА лежит в своей  широкой  постели, вещи, мебель  -
расставлены так же, как они были расставлены до приезда Шилейко. Та же лампа
на столе и я - в прежней, привычной позе, в  прежнем кресле. И так же сквозь
полузамершие стекла окна видны колонны углового - на  Мойку и Марсово поле -
дома. И опять скучный Тап, и опять  примус, и опять в 5 часов уходящая Маня.
Опять бульон и курица на ночном столике АА, и она в  чесунчовом платье,  под
одеялом, с распущенными волосами и белой-белой грудью  и руками. И справа от
нее - на постели, у стены - книги, записки, заметки...
     Я сидел у АА  весь день и  утомил  ее сильно. К ней  никто не приходил,
только в 10 часов вечера должен был прийти Пунин. Я ушел часов в 7. Говорили
мы очень  много. Конечно,  о работе, главным образом,  но и обо всем, на все
темы, на все, нас затрагивавшие...
     АА получила письмо от брата из  Александровска (Сахалин). Тот описывает
всю  свою   жизнь   с  19-го   года.  Вспоминает  своего  предка,   Стогова,
испытывавшего   всякие   трудности,  лишения,   но   отважного   и   смелого
путешественника.  (Стогов, предок АА, ходил в  Северный  Ледовитый океан под
парусами, пробирался сквозь льды и т. д.) АА по  этому поводу говорит, что у
них в  семье  все  делятся на  людей типа  Стогова  или -  типа  Мотовилова.
(Мотовилова - мать Инны Эразмовны, кажется.) Одни - дельцы, умеющие выходить
из  всяких  положений,  богатеющие  легко  (например,  один  родственник  АА
сохранил   до   сих   пор   громадный   дом  в  Киеве).   Другие  -   полная
противоположность первым.
     - А куда Вы себя относите? - спросил я АА, и она ответила, что про себя
сказать очень трудно...
     Сейчас брат ее живет опять хорошо, занят какими-то операциями с икрой.
     "Но  он пишет что-нибудь об Инне Эразмовне?" - Нет, оказывается, ничего
не пишет, и АА беспокоится, что он не станет об И. Э. заботиться;  вероятно,
она ему написала, что она  получает пенсию ("пенсию!"),  хоть  "Аничка  ее и
задерживает иногда", и брат успокоился. Я говорю, что хорошо было бы если бы
он  приехал сюда.  АА  говорит  о  трудностях этого...  Но  -  из  разговора
выясняется, что АА уверена, что если брат даже приедет в Россию, то только к
матери, в Подольскую губернию, а сюда - к ней - не приедет...
     - Почему?..
     - Ну, просто у нас не такие отношения!..
     Виктор  гораздо  моложе  АА (ему сейчас  27  лет),  росли  она  разно и
особенно близки никогда не были. Это совсем не те отношения, какие были у АА
с Андреем, которого она горячо любила,  как и он ее, и с которым она  была в
самой интимной дружбе.

     АА  на днях получила анкету Кубу,  касающуюся вопросов об переводе АА в
IV категорию.  В анкете вопросы - сколько  человек и кто на ее  иждивении, и
сколько она получила денег за последние полгода.
     АА затрудняется - как ответить  на  эти  вопросы.  Надо, чтоб  управдом
заверил, что она помогает матери и сыну.  Но заверит ли он? У АА нет никаких
доказательств, потому что, когда ей давали  трудкнижку,  были живы и  Андрей
Андреевич Горенко и Николай Степанович, и АА ни Леве, ни матери не помогала.
     А получила  АА  за  эти  полгода - от  издательства "Петроград"  -  300
рублей, 100 -недавно и 200 - за все остальное время.
     Но  тут  опять  всякие  нелады  с  теми  сведениями,  которые она  дала
управдому  раньше. Надо  как-то  выворачиваться,  что-то придумывать.  И  АА
тоскливо  говорит: "Вы  видите... Разве при  таких  условиях можно сохранить
чувство собственного достоинства!"

     Книга  АА в "Петрограде" не вышла еще и когда выйдет, неизвестно. Но АА
не хочет ни спрашивать, ни торопить издателей, считая, что она и так слишком
много получила и что она не может иметь никаких претензий.

     Я рассказывал о визите ко мне Тихонова с Неслуховской. АА знает немного
Неслуховскую - встречалась с ней у Павлович, когда та в 21 году  жила в Доме
искусств (АА несколько раз была у Павлович).
     АА рассказывает, как (в 1922-23 гг., зимой) ее  пригласили  на собрание
Цеха (это было, кажется,  последнее собрание).  АА пришла,  но там все  были
переполнены семейной  историей (И. Одоевцева?).  Был там Г.  Иванов с  видом
мэтра, и был Костя Вагинов в какой-то непомерно длинной шинели.

     О Недоброво.
     После  смерти  Недоброво  его  друзья  хотели  издать  сборник   памяти
Недоброво, в котором были бы собраны их статьи