Клюева совершенно совпадает с мнением АА, высказанным мне раньше.
     Передал  я  также  свой  разговор  с  Медведевым. Жалкий  и скверный  и
бездарный он человек: последний его разговор со мной (о Гумилеве, о Брюсове,
о Цехе и о пр.) - лишнее доказательство тому.
     АА отказалась  от  выступления  в  Москве, предложенного  ей московским
Союзом  поэтов  в  лице Шенгели  и давшего  бы ей  150  рублей. Просила меня
отправить Шенгели телеграмму.
     Пришел Пунин.  Выпили мы с ним вдвоем бутылку вина, поболтали еще минут
двадцать, и мои гости ушли домой.
     С АА "изучал" ее "Белую стаю" ("Гиперборей", 1917).
     Ряд замечаний АА - посвящения и прочее.
     "Белая стая" ("Гиперборей, 1917").
     Стр. 71.  "Утешенье".  (Эпиграф) "Михаил" - было подчеркнуто; стерла  с
насмешливой  улыбкой. Тут  участвовало слово  "Бэби" -  тоже стертое.  Уж не
Лозинский ли?
     Стр. 72. "Лучше б мне частушки..." - посвящение "А. Лурье" - стерла.
     Стр.  76. "Сколько раз я проклинала...": "Это  ни к кому  не относится.
Случайно (написано). Никто тогда не умирал..." - стерла.
     Стр. 101. Строки: "О Венеции подумал / И о Лондоне зараз..." -  отметку
о том, что это по поводу слов Б. Анрепа о Казанском (?) соборе - стерла.
     Стр.  120. "Не  оттого ль, уйдя от легкости проклятой..." -  посвящение
"Б. Анреп" стерла.
     Стр. 26. "Есть в близости людей..." Посвящение "Н. В. Н." - стерла.
     Стр. 36. "Целый год ты со мной неразлучен..."  Посвящение  "Н. В. Н." -
стерла.
     Стертые  отметки  на  стр.  26,  36,  55  сделаны  были  мной  по  изд.
Petropolis'а в Берлине.
     Стр.  38. "Древний город словно вымер..." Посвящение (своей рукой)  "Н.
В. Н." - стерла.
     Стр.  39.  "Еще  весна таинственная  млела..." - зачеркнутое посвящение
стерла.
     Стр. 54 (55). "Царскосельская статуя". Посвящение "Н. В.  Недоброво"  -
стерла (было в скобках, вслед за сокращением: "Н. В. Н.", которое оставила).
     Стр.  123.  "У  самого  моря". Слова  о том, что  Царевича тогда, когда
писалась поэта,  не  было; что поэма -  только  предчувствие Царевича  -  Б.
Анрепа, - стерла.
     Стр.  70. "Мы  не умеем  прощаться..." Слово "Б. Анреп" было в скобках.
Скобки стерла.

     "Белая стая", второе издание.
     Вместо  стихотворения "Еще весна таинственная млела..." первого издания
(стр. 39) - во втором издании "И мнится голос человека..." (стр. 39).
     Стр.  48.. Вместо  стихотворения  "Подошла  я.  Волненья  не  выдал..."
первого издания - "Как площади эти обширны..." (стр. 48).
     Стр.  52. Вместо  стихотворения  "О  тебе  вспоминаю я  редко"  первого
издания - "Когда в мрачнейшей из столиц..." (стр. 52).
     Стр.  72.   Вместо  стихотворения  "Лучше   б   мне  частушки   задорно
выкликать..."  первого издания,  во втором  - "Для  того ль тебя  носила..."
(стр. 72).

     "Белая стая". "Гиперборей", 1917.
     "Думали: нищие мы, нету у нас ничего..."
     М  а й  (весна) 1915.  Шла  в лазарет  к  Гумилеву. На  Троицком  мосту
сочинила  это  стихотворение.  Не хотела  его  печатать, говорила,  что  оно
отрывок. Николай Степанович посоветовал именно так напечатать.
     "Твой белый дом и тихий сад оставлю..." - Н. С. Г.
     "Я улыбаться перестала..." - Б. А.
     "Все обещало мне его..." - Б. А.
     "Вновь подарен мне дремотой..." - Н. В. Н.
     "Бессмертник сух и розов..." - Б. Анреп.
     ("...Я счастлива..." - подчеркнуто мной).
     "Майский снег" ("Прозрачная ложится пелена...") - Б. Анреп.
     Строка: "Во мне печаль, которой царь Давид..." - подчеркнута.
     "Зачем  притворяешься ты..."  -  Б. Анреп.  Разночтение:  ст. 3 стр.  2
вместо "протяжно" было "надрывно".
     "Мы не умеем прощаться..." - Б. Анреп.
     "Молитва": "Дай мне горькие годы..." - Духов день.
     "Высокомерьем дух твой помрачен..." - Б. Анреп.
     "Перед  весной бывают  дни  такие..."  (напечатано с посвящением  Н. Г.
Чулковой) - Б. А.
     "Я знала, я снюсь тебе..." - Б. А.
     "Долго шел через поля и села..." - Б. Анреп.
     "Широк и желт вечерний свет..." - Б. Анреп
     "Я не знаю, ты жив или умер..." - Б. Анреп.
     "Нет, царевич, я не та..." - Б. Анреп (слово "царевич" подчеркнуто).
     "Из памяти твоей я выну этот день..." - Б. Анреп.
     "Не хулил меня, не славил..." - Б. Анреп.
     "Там  тень  моя  осталась  и тоскует..." -  предчувствие  расхождения с
Николаем Степановичем.
     "Небо мелкий дождик сеет..." - Б. Анреп.
     "Я знаю, ты моя награда..." - Б. Анреп.
     "Милому" ("Голубя ко мне не присылай...") - Н. В. Н.
     "Как белый камень в глубине колодца..." - Б. Анреп.

     "Подорожник", Петрополис, Петроград, 1921.
     "Сразу стало тихо в доме..." - Б. А. ("Не нашелся тайный перстень..." -
строка подчеркнута).
     "Ты отступник: за остров зеленый..." - Б. А.
     "Просыпаться на рассвете..." - Б. А.
     "Словно  ангел,  возмутивший воду..." -  Б.А.  (Слова  "взял кольцо"  и
"встревоженный фонарь" - подчеркнуты).
     "Когда  о  горькой  гибели  моей..."  -  Б. А.  (отметка:  посылки  АРА
(шутка)").
     "А ты теперь тяжелый и унылый..." - Б. А.
     "Пленник чужой! мне чужого не надо..." - Бэби.
     "По неделе ни слова ни с кем не скажу..." - Б. А.
     "Ты всегда таинственный и новый..." - В. К. Ш.
     "Проплывают льдины, звеня..." - В. К. Ш.
     "В каждых сутках есть такой..." - Б. А.
     "Земная слава, как дым..." (отметка: "старое").
     "Это просто, это ясно..." - Б. А.
     "О нет,  я  не  тебя  любила..." -  Грише.  (Строка "О нет, я  не  тебя
любила..." - подчеркнута. Отметка (с улыбкой): "Какая я честная!").
     "Я слышу иволги печальный голос..." - Бэби (отметка: "Слепнево").
     "Эта встреча никем не воспета..." - Б. А.
     "И вот одна осталась я..." - друзьям.
     "От любви твоей загадочной..." - В. К. Ш.
     "По твердому гребню сугроба..." (отметка: "Б. А.? Одно из первых?").
     "Ждала его  напрасно много лет..." - Б. А. ("...в Вербную Субботу..." -
отметка: "1915 года").
     Строки 8 - 15 включительно отмечены чертой, и написано: "Первая встреча
с Б. А. в Царском Селе. Вербная суббота 1915 г.".
     "Бывало я с утра молчу..." - акростих Б. А.
     "Ты мог бы мне сниться и реже..." - Б. А.
     "Когда в тоске самоубийства..." - Б. А.
     "Покинув рощи родины  священной..."  - отметка "Б.. А.?"  зачеркнута, и
написано: "Это до него...".
     "Заре". Моя отметка: "Антеро де Кентал".

     "Anno Domini". Petropolis. Berlin 1923.
     "А  ты думал - я тоже такая..." - против первой строфы отметка: "Строфа
написана очень давно. Гораздо раньше".
     "Пусть  голоса  органа снова грянут..." Слова  "Семь дней  любви,  семь
грозных лет..." - подчеркнуты.

     "Anno Domini", MCMXXI Petropolis 1921.
     "Нам встречи нет. Мы в разных странах..."  - после слова "не обольстят"
отметка: "Дальше следуют 3-4 строфы".
     "А ты думал - я тоже такая..." - вслед  за датой "1921" отметка: "Лето,
Фонтанка".
     "Когда в тоске самоубийства..." - против четвертой строки  отметка "*".
Внизу знак сноски: "*", и: "Когда приневская столица, /Забыв величие свое, /
Как опьяневшая блудница, / Не знала, кто берет ее".

     "Четки" - первое издание.
     "В ремешках пенал и книги были..." - посвящено Н. С. Г.


     10.02.1926

     1920. Сентябрь.
     У АА была Лариса Рейснер. много говорили об Н. Гумилеве.
     Говорили  о  Пушкинском  доме.  АА  возмущалась  тем,  что на выставке,
которую  Пушкинский  дом устраивал,  был  без  разрешения  АА  выставлен  ее
автограф  - стихотворение  с  посвящением В.  К.  Шилейко  (нигде больше  не
обозначенным). Отзывалась  о  Пушкинском  доме  крайне  резко,  назвала  его
"гнусным заведением" и "лавочкой".

     1916?
     Была в "Привале  комедиантов" (единственный раз в жизни). Увидев там Л.
Рейснер, поздоровалась  с  нею.  На  Л.  Рейснер  это  подействовало  весьма
странно:  со слезами на глазах она подошла к АА и заговорила: "Я не  думала,
что Вы заметите меня"...



     15.02.1926

     "Все мы бражники здесь, блудницы..." Строки: "На глаза осторожной кошки
/ похожи  твои глаза..."  -  были  в  другом стихотворении и  звучали  иначе
(стихотворение июня 1911 г.?).
     "Мне с тобою, пьяным, весело..."
     1911 г. - Париж.

     Приглашение от московского Союза поэтов. Читать. 150 рублей и оплата за
проезд и за пребывание в Москве. Подпись "Шенгели". АА отказывается.
     Очередная открытка - просьба прислать автобиографию,  фотокарточку и т.
п.
     Вчера получила открытку  от А.  С. Сверчковой.  Та просит меня прислать
9-й том Энциклопедии - с описанием Бежецкого уезда.
     Вчера  был  у  АА  Мандельштам.   Рыбаков   дал   150  рублей,  но  под
ответственность  АА.  Никаких  дел  с  Мандельштамом  не  захотел  иметь   и
знакомиться не захотел.
     У Ляпуновых - дочь. Просили автограф. АА написала несколько слов; долго
думала  - не  знала, что написать.  Дочь говорит,  что  знает все книжки АА,
только  последней  не  знает.  Выяснилось,  что  она  имеет  в  виду  "Образ
Ахматовой" (!).
     - Жар есть? - спрашиваю.
     - Есть, есть... Куда ж ему деваться? - а смерила температуру - 37,5.
     Мандельштам сказал  АА, что Лившицы на меня обижены, потому что я будто
бы Лившица,  обращаясь к нему, назвал  по фамилии. Я его так не называл. Тут
какое-то недоразумение.
     Шилейко дал понять АА, что ему неприятно будет видеть завтра ее гостей,
потому что  они мешают ему  работать. Говорил, конечно,  в шуточном тоне. Но
это не меняет дела. АА завтра не будет дома, а будет в Шереметевском доме.
     Рыбаков  звонил.  АА  вернулась  улыбающаяся  (тайно).  Острила  очень,
наверно.
     Пунина не было дома,  когда я пришел (6 ч. 45 мин.). АА спала. Я вошел.
Жалко было будить. Сел у дивана.
     Потом разбудил... Рука горячая-горячая...
     Пунин пришел в десять.
     Читал рукописи Николая Степановича, полученные от Оцуп, и статью Оцупа.
Оцуп  выкладывает  в  ней все,  что  слышал  от  самого Николая Степановича.
Исторической перспективы никакой нет.
     Спрашивал о 1914 годе - рассказывала. Опять даты по тетрадке стихов.

     Слепнево. После Парижа.
     1911.  Стихотворение "Сердце смутное туманится / ............  /  .....
бесприданница.
     И другое:

     ...И там колеблется камыш
     Под легкою рукой русалки.
     Мы с ней смеемся ввечеру
     Над тем, что умерло, но было,
     Но эту странную игру
     Я так покорно полюбила...

     Сравнить  со  стихотворением  Николая  Степановича "Усадьбы"  (написано
позже). А строка  "Барон  Брамбеус и Руссо..." - Николай  Степанович читал в
Слепневе в 11 году Сеньковского.

     Ушел. Но  задержала А. Е. Пунина - чай пить. Остался. АА тоже пришла  в
столовую.
     Говоря с Пуниным о кукле  у Замятиных, АА  называла  ее "Мишенька", - и
лукавый,  многозначащий  взгляд  -  озорной.  Я   тоже  понял,   и  мы  тоже
переглянулись.
     Ушел в 10 1/2.
     У АА нет градусника, я приносил свой. Сегодня взял его обратно.
     Л. Замятина послала письмо в Москву о том, что АА отказалась от денег с
Пушкинского вечера.


     19.02.1926

     Вчера  забегал к  АА  на минуту  в Мраморный  дворец.  Позавчера  резко
изменилась  погода  - мороз сменился оттепелью, что сейчас же  отразилось на
самочувствии АА.
     Вчера  она чувствовала  себя настолько  плохо, что не  могла  прийти  в
Шереметевский дом обедать и известила об этом Пунина  запиской, доставленной
Маней.  Я  забежал  к ней  около  семи вечера.  Она чувствовала себя  лучше.
Собралась  пойти в Шереметевский  дом  и, как  сегодня  выяснилось, ко  мне.
Однако после моего ухода опять почувствовала себя плохо, и ей пришлось лечь.
     Вчера В.  К. Шилейко  случайно купил  "Слово  о  полку  Игореве" в  том
издании,  какое было в руках  у Пушкина. АА очень любит  его; когда полушутя
она попросила В.  К. подарить его ей, он напустился  на нее со злоязычием. А
потом, через четыре часа, пришел к ней и плакался.
     Пунин волновался, не зная ничего об АА, звонил мне сегодня утром  (меня
не  застал). А в  3 1/2 часа АА уже  пришла  в Шереметевский дом и позвонила
мне. Я  пришел к ней, и в ожидании Пунина и  обеда мы  занимались Гумилевым:
разбирали вместе листки первой биографии, подлежащие уничтожению; причем все
сведения, не  записанные нигде больше, записывались мною отдельно. Тут же АА
поведала мне о своих новых открытиях в области отношений Гумилева и Виллона.
     Вчера АА  дома, в  Мраморном дворце, занималась  изысканиями ("роскошь,
которую она  может позволить себе  только во  время  болезни,  потому  что в
другое время ей  надо переводить  монографию о Сезанне и  заниматься другими
делами, мало ее интересующими").
     В пять часов явился Пунин,  стали они обедать, а я пошел обедать домой.
Уговорились, что АА придет вечером ко мне.
     После моего ухода из Шереметевского  дома явился Боричевский, как  было
условлено раньше. (При мне Пунин заявил АА, что он устал, не хочет принимать
Боричевского сегодня  и напишет  ему записку,  что его нет дома. АА доказала
ему, что  это было бы невежливо и что раз он уговорился  с  Боричевским быть
дома, он обязан быть дома. Пунин долго спорил, но наконец сдался.)
     Встретили его АА и  А.  Е. Пунина, "представительница дома", а  Пунин -
встрепанный и заспанный - выполз уже потом.
     Боричевский  уже  очаровался  АА и ее "искусствоведческим  талантом"...
Однако он, по-видимому, думает, что АА в сильной степени  научается Пуниным,
и не догадывается и  не знает, конечно, что  АА свои открытия, рассуждения и
т. д. "выводит в свет" только в уже отшлифованном и блестящем виде - и когда
доводит  их  до  сведения Пунина,  тот разевает рот  от  удивления, разводит
руками   и  изумляется.   А  потом  говорит  мне  о  талантливости  АА,   об
исключительной ее  приспособленности  для  такой  работы. Кстати,  Пунин сам
сначала думал, что АА научается Шилейкой, но теперь и это думать невозможно:
Шилейко очень  иронически относится к  способностям АА и если и  соглашается
раз в год  взглянуть  на ее работу, оторвавшись для  этого  от  своей, то  в
лучшем случае скажет, что АА сделала  правильно, а всего вернее - отделается
шуткой. Советов и  указаний  он почти  не  дает и отвечает только  на  прямо
поставленный вопрос, но это  и не может иметь никакого  значения  и никак не
может влиять на ход работы АА.
     Вот посмотрим:  Боричевский, при мне прошлый раз заявивший, что ему для
изучения творчества  поэта  не  нужно знать ни его биографии, ни дат стихов,
ничего из области психологии творчества и  вообще ничего,  кроме самих (да и
то не всех, и не  в ряд  поставленных)  стихов,  -  посмотрим, что он  будет
говорить после нескольких встреч с АА?
     Боричевский сидел в Шереметевском доме долго - надоел.

     В восемь часов АА пришла ко мне. Я предложил ей вина, и АА отказалась -
из-за  нездоровья  своего.  Сидели  за  столом  и  разбирали  листки  первой
биографии -  решили довести  это  сегодня до  конца. Главный недостаток этих
моих записей - то, что я в них пытаюсь  передать  фразы АА о работе в первом
лице  и  отмечая  при  этом  все  улыбки,  позы,  жесты  и  восклицания  АА.
Получается, во-первых, глупо  и комично,  а во-вторых - часто неверно; и все
записи имеют какой-то несерьезный тон.

     Позавчера, в субботу, я  участвовал в вечере  памяти С. Есенина в Клубе
(им.   Зиновьева)   -  бывший   дом   Паниной  на   Тамбовской.  Прочел  два
стихотворения.  Кроме  меня, участвовали:  Клюев,  Рождественский  (стихи  и
воспоминания), Шварц А. (стихи Есенина) и Медведев (доклад о Есенине). Вечер
прошел  удачно.  Публика  осталась довольна. Это мое первое  выступление, за
которое я получил деньги.

     Сегодня днем я заходил к АА в Шереметевский дом, и  уговорились, что АА
придет  ко мне вечером,  чтобы  поработать.  После  моего  ухода  у  АА  был
Боричевский (второй раз; первый раз он был несколько дней тому назад: пришел
тогда знакомиться, говоря, что занимается  работами  Н. Гумилева. Ничем  он,
однако, не занимается, а только хочет заниматься. Гумилева он даже  не всего
прочел).  Боричевский  уже   очаровался  "искусствоведческим  талантом"  АА.
Вечером  АА  пришла  ко  мне, захватив  с  собой  листки с первыми  записями
биографии, записями, которые я безобразно вел по своей тупости.


     25.02.1926

     1915. Конец 15-го - начало 16-го года.
     Вернувшись  из  Хювиньки в  Царское  Село,  АА поселилась  не  в  своей
комнате, которая была сдана сестре жены Д. С. Гумилева - Миштофт (потому что
Анна Ивановна  предполагала, что  АА уедет  в Крым), а в  кабинете.  Николай
Степанович  поместился  наверху, в  крошечной комнатке Коли-маленького.  Так
жили всю зиму  1915-16. Зимой АА, когда стала чувствовать себя лучше, ездила
кататься: ей доктора велели "дышать воздухом".
     Октябрь. В Хювиньку Николай Степанович привозил АА книги. Привез только
что  вышедшие Аполлона  Григорьева и Каролину  Павлову, привез  "La  peau de
chagrin"  Бальзака и "Lui et elle" Жорж  Санд  (обе на французском  языке) и
желтенькие книги универсальной библиотеки. Все эти книги АА прочла. Читала в
Хювиньке очень много.
     Октябрь-декабрь.  О  литературных  собраниях  Гумилева  АА  ничего   не
говорилось.  От  нее  скрывали. А когда такое собрание было в Царском Селе у
Гумилева, АА ушла, чтобы не быть на этом собрании и чтобы не мешать молодежи
(литературной).
     Ноябрь. В Царское село  приезжал издатель "Аполлона" Кожебаткин. Просил
АА  дать ему "Четки" для  нового издания. АА отказала,  сказав,  что  всегда
предпочитает издавать свои книги сама.
     В день взятия Варшавы АА приехала в Царское Село.
     15 июля АА телеграммой вызвали - ее отец сильно заболел. АА из Царского
Села  поехала в Петербург и в течение десяти дней непрерывно вместе с Еленой
Ивановной  Страннолюбской  ухаживала за отцом. 25  июля  отец ее  скончался.
Село. 4 сентября (на девятый день) была панихида.
     "Целый год ты со мной  неразлучен..." - весна 1915 (но может быть, 1916
- АА так сказала).
     Первого апреля АА приехала в Царское Село (в Петроград? уехала?).
     Летом в Царском Селе АА жила во флигеле дома (потому что дом был сдан и
не сдана только одна квартира во флигеле).
     К  концу лета было решено, что АА  уедет в  Крым, т.  е. она  все время
очень  сильно  больна  была.  Однако  смерть отца окончательно  надорвала ее
здоровье, и она уже была настолько больна, что в Крым поехать не смогла.
     Гумилев, не зная  о смерти отца, написал письмо  в  Крым.  После смерти
отца вскоре АА известила о ней Николая Степановича на фронт письмом.
     Осенью АА поехала в  Хювиньккя в санаторию. Николай  Степанович  должен
был  провожать ее.  Но  у  него в этот день было назначено  свидание с В. И.
Гедройц по поводу его зачисления  в Александрийский полк. Поэтому, приехав с
Николаем Степановичем из Царского Села в Петербург, АА сказала ему: "Ну вот,
у тебя еще остается время, чтоб  побывать у Гедройц",  - и предложила ему не
провожать ее. Николай Степанович  уехал  в  Царское Село,  а АА - одна -  на
Финляндский вокзал и в Хювиньккя.
     В  Хювиньккя  жила две  недели (может  быть,  пятнадцать  дней,  но  не
больше). По шесть часов лежала - режим такой был. Через неделю к ней приехал
- с громадным букетом цветов от Шилейко - Николай Степанович и переночевал у
нее. На следующее  утро уехал обратно,  а еще через неделю приехал снова. АА
невыносимо  было в санатории,  и она  молила Николая  Степановича увезти  ее
оттуда. Николай Степанович увез ее. В Хювиньккя АА была в октябре.

     1914 - 1916.
     АА в "Привале комедиантов" совершенно не бывала.
     Зима  1915-1916 - последняя зима, которую АА и Николай Степанович живут
в Царском Селе.
     Зимой  1915-16  гг.  приезжал  В.  Иванов   в  Петербург.  На  собрании
Ревнителей   художественного  слова  в  "Аполлоне"   встретился  с  Николаем
Степановичем  и  с  АА.   АА  была  в  трауре.  А  Вячеслав  Ивано