ый простенок от потолка до
пола, Маня опять садится писать письма, пока повелительный зов снизу: "Панна
Мария!" - не возвестит сквозь дверь, что гувернантка нужна своим хозяевам.
     Маленькая одинокая  девушка пишет много писем, хотя бы  для того, чтобы
получать ответы и  узнавать  варшавские  новости.  По  мере того  как  вялой
чередой  проходят недели,  месяцы, Маня рассказывает  близким о своей жизни,
жизни наемницы, которой  приходится и выполнять свои скромные обязанности, и
"бывать в обществе", и принимать участие в неизбежных развлечениях.
     Она  пишет  отцу,  дорогой   Броне,   и  Юзефу,  и  Эле.  Пишет   своей
гимназической подруге Казе Пржиборовской, кузине Хенрике,  вышедшей замуж во
Львове и  живущей  в деревне  нелюдимой "позитивисткой", поверяет  ей  самые
значительные мысли, свои кручины и надежды.
     В письме от 5 апреля 1886 года Маня сообщает Хенрике:

     Я живу так, как обычно живут люди в  моем положении. Даю уроки, немного
читаю, но и это не всегда возможно, так как прибытие новых гостей  все время
нарушает  нормальный распорядок  жизни. Иногда это сильно  раздражает  меня,
потому  что  Андзя  принадлежит к  числу  тех  детей,  которые  с  восторгом
пользуются любым  поводом  оторваться от занятий,  и  тогда ее  уже ничем не
образумишь.  Сегодня  мы  с  ней  опять  повздорили из-за того,  что  ей  не
захотелось вставать с  постели  в обычный час. В  конце  концов мне пришлось
взять ее за руку и стащить с кровати; я это сделала спокойно, но внутри меня
все кипело. Ты не можешь  себе представить, чего  мне стоят такие мелочи: от
одной нелепости, как эта, я  делаюсь больной на несколько часов. Но я должна
была настоять на своем!..
     Какие разговоры в обществе?  Сплетни, сплетни  и еще раз сплетни.  Темы
обсуждений:  соседи,  балы,  вечеринки  и   т.п.  Если  взять   танцевальное
искусство, то лучших танцовщиц, чем здешние девицы, еще придется поискать, и
где- нибудь не  близко.  Они танцуют в совершенстве. Впрочем, они не плохи и
как  люди,  есть  даже  умные,  но  воспитание  не  развивало  их умственных
способностей, а здешние  бессмысленные и беспрестанные увеселения рассеяли и
данный  от  природы ум. Что же касается молодых  людей, то среди них немного
милых,  а  еще  меньше  умных.  Для  них  и  для  девиц   такие  слова,  как
"позитивизм", "рабочий вопрос" и тому подобное, кажутся чем-то ужасным, да и
то, если предположить,  в виде  исключения, что кто-нибудь из них слышал  их
раньше. Семейство З. по сравнению с другими можно назвать культурным. Сам З.
человек старомодный, но  умный, симпатичный,  здравомыслящий.  Его супруга -
женщина неуживчивая, но, если уметь  к ней подойти, бывает милой. Меня,  мне
думается, она любит.
     Если бы  ты  видела,  до  какой  степени я веду  себя  примерно! Каждое
воскресенье  и каждый  праздник хожу  в костел,  ни разу  не  сославшись  на
простуду или  головную боль, чтобы остаться дома. Никогда не говорю о высшем
образовании для женщин. Вообще в своих высказываниях  соблюдаю сдержанность,
требуемую тем положением, которое я занимаю в доме.
     В пасхальные  каникулы  приеду на несколько  дней в  Варшаву. При одной
мысли  об  этом  вся  моя  душа  трепещет от  радости, и я с  большим трудом
удерживаюсь, чтобы не закричать от счастья.

     * * *

     Маня напрасно  пишет иронически  о своем "примерном  поведении".  Такая
смелая  и  своеобразная  личность,  как она,  не  может  долго  жить  одними
условностями. "Позитивная идеалистка" в ней остается неизменной, ей  хочется
теперь же быть полезной и начать борьбу.
     Каждый день  на грязных  дорогах  ей  попадаются крестьянские девочки и
мальчики,  бедно одетые,  с озорным выражением лица под шапкою  волос  цвета
пакли,  и вот у Мани зарождается план действий. Почему бы ей не осуществить,
хотя бы в Щуках, в этом малюсеньком мирке,  свои передовые заветные мечты? В
прошлом году  она  мечтала  "просвещать народ".  Какой прекрасный  случай! В
здешней деревне большинство  ребят неграмотны. Тех же немногих, что ходят  в
школу, учат русской грамоте. Как было  бы хорошо организовать для них тайные
уроки польской  грамоты, раскрыть юным  умам  красоту родного  языка, родной
истории!
     Маня делится  этой мыслью  со  своей  старшей  ученицей;  Бронка тут же
соглашается и обещает помогать.
     Желая умерить ее пыл, Маня говорит:
     - Обдумайте это хорошенько. Если донесут на нас, то нам грозит Сибирь.
     Но  ничто  так не  заразительно, как храбрость; взгляд  Бронки выражает
пылкую готовность и решимость. Остается только получить согласие главы семьи
и приступить к делу.
     Маня - Хенрике, 3 августа 1886 года:

     На лето я могла бы  получить отпуск, но не  знала,  куда ехать, поэтому
осталась  в Щуках. Мне не  хотелось  тратить деньги  на поездку в Карпаты. У
меня много  часов  занимают уроки  с  Андзей,  чтение с  Бронкой,  ежедневно
занимаюсь по часу с сыном здешнего  рабочего, подготовляя его в школу. Кроме
того, мы с Бронкой по два часа в день  даем  уроки крестьянским детям. У нас
десять  учеников,  своего рода маленький класс. Учатся  с  большой охотой, а
все-таки  временами бывает трудно. Утешает  меня  то,  что  наши  достижения
мало-помалу  растут,  и  даже  очень  быстро.  Таким  образом,  дни  у  меня
достаточно  заполнены,  а  сверх  того   немного  занимаюсь  и   собственным
образованием.

     В декабре 1886 года Маня пишет Хенрике:

     Число моих учеников доходит до восемнадцати. Само собою разумеется, они
приходят не все вместе, иначе я не  могла бы  справиться, но  даже при таком
порядке у меня уходит  на  занятия два часа в день. По средам  и субботам  я
занимаюсь с ними дольше -  часов  пять без  перерыва.  Это  возможно  только
потому,  что моя комната на  втором  этаже  имеет  отдельный выход на черную
лестницу  во  двор,  а  поскольку эта  работа  не мешает  мне выполнять  мои
обязанности  по отношению  к  хозяевам, то  она  никого не беспокоит.  Много
радости и утешения дают мне эти ребятишки...

     Таким образом, Мане недостаточно спрашивать уроки у Андзи, усаживать за
чтение Бронку и не давать засыпать над учебниками  Юлику, который приехал из
Варшавы и  поручен Мане. Покончив с официальными обязанностями, мужественная
девушка  входит в свою  комнату и  ждет, когда на лестнице  раздастся  топот
башмачков и шлепанье  босых ножек по  ступенькам, извещая  Маню о приходе ее
учеников. Маня добыла простой сосновый стол и  стулья.  На  свои деньги  она
купила  тоненькие   тетрадки  и  ручки,   такие  непослушные  в  закоченелых
пальчиках. Когда в большой, просто выбеленной комнате набиралось семь-восемь
ребятишек, то присутствие  обеих  учительниц  - Мани и Бронки  - оказывалось
далеко  не  лишним,  чтобы  поддерживать  порядок  и выручать  из отчаянного
положения  тех учеников, которые, пыхтя и тяжко вздыхая, не  могут разобрать
какое-нибудь трудное слово.
     Эти  сыновья и дочери  прислуги,  заводских рабочих, арендаторов не все
опрятны и  чисто  вымыты.  Некоторые  невнимательны,  упрямы.  Но  в  глазах
большинства  светится наивное  и  страстное  желание  совершить  невероятный
подвиг - одолеть грамоту. И когда эта скромная цель достигнута, когда черные
буквы  на  белой бумаге  вдруг приобретают  определенный смысл и деревенские
ребята самодовольно торжествуют, а их неграмотные родители,  которые  иногда
бывают на  уроках,  приходят  в состояние восторженного изумления, -  у Мани
сердце сжимается от боли.
     Она  думает об этой  неутоленной жажде  знания,  о дарованиях, которые,
может быть,  таятся в этих  неотесанных созданиях,  и  чувствует себя  такой
слабой, такой беспомощной перед бездной невежества.


        "ДОЛГОТЕРПЕНИЕ"

     Деревенские ребята и  не подозревают, что панна Мария мрачно размышляет
о  собственном  невежестве,  что  мечта  их учительницы  не учить,  а  самой
учиться.
     И когда Маня, глядя в окно, видит все те же неизменные  телеги, везущие
к заводу  свеклу, ей тяжело думать, что в  это время тысячи  молодых людей в
Берлине,  Вене,  Петербурге, Лондоне  слушают лекции,  доклады,  работают  в
лабораториях,  музеях  и  больницах!  Еще  тяжелее думать, что  в знаменитой
Сорбонне преподают биологию, математику, социологию, химию и физику!
     Ни  в  одну страну так не  влечет  Марию Склодовскую,  как во  Францию.
Добрая слава Франции ослепляет ее своим  блеском.  В  Берлине,  в Петербурге
царят угнетатели Польши. Во Франции любят свободу, уважают все  чувства, все
мнения, там принимают несчастных и преследуемых, откуда бы они ни приходили.
Возможно ли, что наконец и Маня сядет в поезд на Париж, верно ли, что судьба
дарует ей такое счастье?
     Маня  уже  не  надеется на  это.  Двенадцать  первых месяцев  в  душной
провинции  охладили  былые  упования  юной  девушки, тем более  что при всей
страстности ее ума и  склонности к мечтам она чужда всяким химерам.  Подводя
итог,   Маня  ясно  видит  создавшееся   положение,  по  всей  видимости   -
безвыходное.
     В Варшаве у нее  отец, который очень скоро будет нуждаться в ее помощи.
В Париже  - Броня, которую  надо поддерживать  еще несколько лет, прежде чем
она заработает хоть одну копейку. А  сама Мария  Склодовская - гувернантка в
поместье Щуки. Прежний план, казавшийся осуществимым, - скопить  необходимый
капитал -  теперь вызывает у нее улыбку.  План  оказался  детским. Из  таких
мест,  как  Щуки, бежать трудно! Но  девушка  с  отчаянным героизмом  бьется
против  самопогребения. Какой  могучий инстинкт  заставляет Маню садиться за
рабочий стол, брать  из заводской библиотеки и  читать книги по социологии и
физике,  расширять  свои  познания  по  математике путем частой  переписки с
отцом!
     Эти старания  казались окружающим настолько  бесполезными,  что  Манина
настойчивость вызывает удивление. Заброшенная  в  деревенскую усадьбу,  Маня
осталась без руководства  и советов. Почти  ощупью она блуждает в  лабиринте
тех познаний, которые  ей хочется приобрести, но устаревшие учебники дают их
только в общей форме.
     Временами  она  чувствует полный упадок духа, и в эти минуты напоминает
собой некоторых своих деревенских учеников, когда они, отчаявшись постигнуть
грамоту,  вдруг  с  яростью отшвыривают  азбуку.  Но  Маня с крестьянским же
упорством продолжает свою работу.
     Спустя сорок лет она напишет:

     Литература  меня  интересовала  в  такой же  степени,  как социология и
точные  науки. Но за  эти  несколько лет работы, когда я пыталась определить
свои  действительные  склонности,  в  конце концов я  избрала  математику  и
физику.
     Мои  одинокие занятия сопровождались  многими досадными  затруднениями.
Образование,  полученное  мной в  гимназии,  оказалось крайне  недостаточным
-гораздо ниже знаний, требуемых во  Франции для получения степени бакалавра.
Я  попыталась  их  восполнить  из  книг,  взятых  наудачу. Такой способ  был
малопродуктивен. Тем не менее я привыкла самостоятельно работать  и накопила
некоторое количество познаний, которые впоследствии мне пригодились...

     Вот  как  описывает Маня Хенрике  в письме  из Щук свой рабочий день  в
декабре 1886 года:

     При всех моих обязанностях  у меня бывают дни, когда я занята все время
с восьми утра до половины двенадцатого, а затем с двух до половины восьмого.
В перерыве - с половины двенадцатого до двух - прогулка и завтрак. После чая
мы с  Андзей читаем, если  она в благоразумном  настроении, если же  нет, то
болтаем или я принимаюсь  за рукоделие, впрочем,  с  ним  не расстаюсь и  на
уроках. С девяти  вечера я погружаюсь в свои книги и работаю, если, конечно,
не помешает какое-нибудь непредвиденное обстоятельство.
     Я приучила себя вставать в шесть утра, чтобы  работать для себя больше,
но  это не всегда мне удается.  В настоящее  время здесь гостит очень  милый
старичок, крестный  отец Андзи,  и  для развлечения его  я  должна была,  по
просьбе  пани  З.,  уговорить  его,  чтоб  он учил  меня  играть в  шахматы.
Приходится бывать четвертым партнером и в карточной игре, а все это отрывает
меня от книг.
     В данное время я читаю:  1) физику  Даниэля,  2) социологию Спенсера во
французском переводе, 3) курс  анатомии  и  физиологии  Поля Бера в  русском
переводе.
     Я читаю  сразу  несколько книг: последовательное изучение какого-нибудь
одного предмета может утомить мой мозг, уже достаточно  нагруженный. Когда я
чувствую  себя совершенно неспособной  читать книгу  плодотворно, я  начинаю
решать  алгебраические и  тригонометрические  задачи,  так как они не терпят
погрешностей внимания и мобилизуют ум.
     Бедняжка Броня  пишет, что экзамены даются ей с большим трудом, что она
много работает, а состояние ее здоровья внушает опасения.
     Каковы мои планы на будущее? Они отсутствуют,  или, вернее  говоря, они
есть, но  до такой степени  незатейливы и просты, что  и  говорить о них нет
смысла: выпутаться из своего положения, насколько я смогу, а если  не смогу,
то проститься  со здешним миром - потеря невелика,  а сожалеть обо мне будут
так же недолго, как и о других людях.
     В  настоящее  время  никаких  иных  перспектив  у  меня   нет.  Кое-кто
высказывает мысль, что, несмотря на все, мне надо переболеть той лихорадкой,
которую зовут любовью.  Но это совсем не входит в мои планы. Если когда-то у
меня и были другие планы, то я их погребла,  замкнула, запечатала и позабыла
-  тебе хорошо известно, что  стены  всегда оказываются крепче лбов, которые
пытаются пробить их...

     * * *

     Эти смутные намеки на самоубийство, разочарование, скептическая фраза о
любви требуют разъяснений.
     Разъяснение само по  себе простое,  очень  обычное.  Его можно  назвать
"Роман бедной  молодой  девушки".  Во  многих сентиментальных  произведениях
описываются положения такого же характера.
     Все началось с  того,  что Маня Склодовская  похорошела. В  ней еще нет
духовной  тонкости,  какая  обнаружится в  ее портретах  несколькими  годами
позже.   Но  прежняя  толстощекая   девчушка  стала   грациозной   девушкой.
Восхитительные волосы и кожа. Тонкие щиколотки  и красивые запястья. Правда,
лицо  ее  не  отличается правильностью черт  и  далеко  от  совершенства, но
обращает на себя внимание  волевым складом рта  и глубоко посаженными серыми
глазами,  которые  все  же  кажутся  большими  благодаря  поразительной силе
взгляда.
     Когда  старший сын  З.,  Казимеж,  вернулся из Варшавы  в  Щуки,  чтобы
провести  праздничные дни,  а  затем и летние каникулы в родном доме, он там
застал  молодую  гувернантку,  умевшую отлично танцевать,  грести, бегать на
коньках,  умную, хорошо воспитанную, способную сочинять стихи так же хорошо,
как править экипажем и ездить верхом, - словом, таинственную и совершенно не
похожую  ни  на  одну  из  знакомых  ему  барышень.  И  он  влюбился  в  эту
гувернантку. А под  ее революционными доктринами таилось уязвимое сердце,  и
Маня тоже увлеклась очень красивым, очень милым студентом.
     Ей не исполнилось  еще и  девятнадцати. Он  чуть  постарше. И они стали
думать о брачных узах.
     Ничто, казалось, не препятствовало их браку. Правда, Маня  была в Щуках
только "панной  Марией" - наставницей хозяйских  детей, но  она пользовалась
всеобщим расположением: сам  З.  совершает с ней долгие  прогулки по  полям;
пани З. благоволит к ней; Бронка  обожает. И муж и жена  оказывают ей особые
знаки внимания. Несколько раз посылали приглашения погостить у  них ее отцу,
брату, сестрам. В день Маниного рождения преподнесли ей подарки и цветы.
     Поэтому Казимеж З., не опасаясь,  с уверенностью в благоприятном исходе
дела спросил родителей, одобряют ли они его сватовство.
     Ответ  последовал немедленно. Отец вышел из  себя, мать чуть не упала в
обморок. Как? Их любимый сын готов жениться на особе, не имеющей за душой ни
гроша, вынужденной  искать места "в людях"!  Молодой человек,  который может
хоть завтра жениться на самой знатной, самой богатой девушке во всей округе!
В своем ли он уме?
     И там, где  так  стремились  показать,  что считают Маню другом дома, в
одну   минуту   возникают   непреодолимые   общественные   перегородки.   То
обстоятельство, что девушка из хорошей семьи, блестяще образованна, морально
безупречна,  -  все это ничто в сравнении с короткой  фразой: "Брать в  жены
гувернантку неприлично".
     Под  действием  уговоров, резкой  отповеди  и  головомойки  решительные
намерения студента тают. У него  слабый  характер.  Его пугают упреки и гнев
родителей. А  Маня, уязвленная  пренебрежением со стороны людей, не  стоящих
ее, замыкается  в  неловкой холодности и нарочитой молчаливости.  Она решила
твердо, раз и навсегда, выбросить из головы мысль о своем счастье.
     Но любовь  имеет  одно  общее  свойство с  честолюбием: одного  желания
избавиться от нее недостаточно.

     * * *

     Простой выход из положения - расстаться с семьей З. - оказался для Мани
невозможным. Она  боялась  встревожить своего отца. А главное, не могла себе
позволить  роскошь -  бросить  очень выгодное  место.  Прошло  время,  и  от
накоплений  Брони остались одни воспоминания. Теперь обучение старшей сестры
на медицинском факультете оплачивали Маня и отец. Каждый месяц посылает Маня
своей сестре пятнадцать рублей, а иногда и двадцать  - почти половину своего
месячного  заработка. А где найти такое  же вознаграждение? В  конце  концов
между нею и  семьей  З. не  произошло ни  прямого объяснения, ни  тягостного
столкновения.  Было разумнее молча испить чашу унижения и остаться  в Щуках,
как будто ничего не произошло.
     Жизнь  опять  течет все  так  же, как  и  раньше. Маня по-прежнему дает
уроки,  бранит  Андзю,  встряхивает  Юлика,  который  засыпает   от   всякой
умственной  работы. Продолжает свои  занятия с  крестьянскими  детьми. Как и
раньше, она сидит над книгами  по химии, сама удивляясь своей настойчивости.
Играет в шахматы, ездит на балы и гуляет на чистом воздухе...
     Впоследствии она записывает:

     Зимой  эти   широкие  равнины,  когда  их  покрывает  снег,  не  лишены
очарования, и  мы  совершали далекие прогулки на  санях. Бывало так,  что  с
трудом разбирались, где дорога.
     "Не  сбейтесь с проторенного  пути!" - кричала я вознице.  Он отвечает:
"Едем  в самый раз!" или "Не  бойсь!" - И... перекувыркиваемся. Но  от таких
случаев делалось только еще веселее.
     Помню  также хорошо, как в тот год, когда выпал очень глубокий снег, мы
построили из снега  чудесную  хижину. В  ней  мы могли  сидеть и  любоваться
огромной, чуть розоватой белой гладью.

     Неудачная любовь,  обманутые надежды на  высшее образование, постоянная
нужда  в деньгах - все  эти испытания вызывают  у  Мани стремление  забыть о
собственной  судьбе, и  ее мысли  обращаются  к  семье. Не  для того,  чтобы
взывать  о помощи. Даже  не для того,  чтобы пожаловаться  на  горечь  своих
чувств. Ее  письма полны добрых советов и  предложений. Ей хочется, чтобы ее
близкие жили как можно лучше.
     В письме 1886 года она пишет отцу:

     Прежде всего и больше всего пусть милый папа бросит огорчаться тем, что
не может  помогать нам.  Недопустимо,  чтобы  наш  отец  жертвовал  для  нас
чем-нибудь  еще  сверх  того,  что он  уже  дал  нам.  Мы  получили  хорошее
образование,  солидную культуру и  неплохой  характер. Таким  образом, пусть
папа не унывает: мы не пропадем. С  моей стороны,  я буду навек признательна
своему горячо  любимому  отцу  за  то, что он сделал для  меня, а  сделал он
неизмеримо  много. Только одно меня печалит - что мы не в состоянии достойно
отплатить ему за это. Мы можем  лишь любить  и почитать его, насколько это в
силах человека...

     В письме от 9 марта 1887 года Маня пишет Юзефу:

     Мне думается, что, заняв несколько сотен рублей, ты  смог бы остаться в
Варшаве, а не хоронить себя в провинции. Прежде  всего,  одно условие, милый
братик, - не  сердись,  если я напишу