лазу  на глаз с
женщиной, открывшей радий. И она спрашивает:
     - Что бы вы пожелали?
     Мадам Кюри спокойно отвечает:
     - Один грамм радия для продолжения  моих  исследований, но купить его я
не могу. Радий мне не по средствам.
     У миссис  Мелони возникает  блестящий проект: пусть ее соотечественники
подарят мадам  Кюри  грамм радия. По  возвращении  в  Нью-Йорк она  пытается
убедить десять  богатых семейств, десять миллиардеров, дать  по десяти тысяч
долларов,  чтобы сделать  этот  подарок. Но  безуспешно. Нашлись только  три
мецената, готовые сделать такой жест. Тогда она себе сказала:  "Зачем искать
десять богачей? Почему не открыть подписку среди всех американских женщин?"
     Миссис  Мелони создает  комитет, куда входят  миссис Уильям  Вог  Муди,
миссис  Роберт Г. Мид, миссис Николас Ф. Брэди,  доктор Роберт Эйбб и доктор
Фрэнсис Картер Вуд. В каждом городе Нового Света она организует национальную
подписку  в  Фонд  Мари Кюри. Не  прошло и года  со  времени ее  свидания  с
"женщиной  в  черном  хлопчатобумажном  платье", как она  пишет  Мари  Кюри:
"Деньги собраны, радий - Ваш!"
     Американки  оказывают  Мари  щедрую  помощь,   они  любезно,   дружески
спрашивают:  "Почему  бы  Вам  не   приехать  к  нам?  Нам  хочется  с  Вами
познакомиться".
     Мари  колеблется.  Она всегда  боялась толпы. Ее  страшит парадность  и
торжественность  предстоящей  поездки  в  Америку, страну  столь  жадную  до
мировых сенсаций.
     Миссис Мелони настаивает. Отметает все возражения.
     - Вы говорите,  что  не  хотите расставаться с дочерьми?  Мы приглашаем
Ваших  дочерей.  Вас  утомляют  торжественные  приемы? Мы  составим наиболее
разумную  программу  приемов.   Приезжайте!  Мы  обеспечим  Вам   прекрасное
путешествие, а грамм радия будет передан Вам в  Белом доме самим президентом
Соединенных Штатов.
     Мадам Кюри тронута. Превозмогая свои страхи,  она впервые  за пятьдесят
четыре  года  своей  жизни  соглашается  на неизбежные  последствия  большой
официальной поездки.
     Ее дочери в восторге от предстоящего путешествия и готовятся к отъезду.
Ева заставляет мать купить одно или два новых  платья и убеждает  оставить в
Париже  свои  излюбленные  одеяния  -  самые  потрепанные и  выцветшие.  Все
суетятся вокруг мадам Кюри. Газеты описывают церемонии, ожидающие мадам Кюри
по ту сторону Атлантического океана, а общественные организации придумывают,
чем  почтить  ученую, чтобы  она прибыла  в  США в  ореоле почетных  званий,
достойных ее известности. Для американцев мало понятно, почему мадам Кюри не
член Французской академии  наук, удивительно, что у нее нет ордена Почетного
легиона. Ей  спешно  предлагают  крест Почетного  легиона, но Мари  вторично
отказывается  от  него. Позже  она попросит  наградить  этим  орденом миссис
Мелони.
     27 апреля 1921 года по инициативе  журнала "Я знаю все" был  устроен  в
Большом  оперном  театре  прощальный вечер  в честь  Мари  Кюри  и в  пользу
Института радия.
     Леон Берар, профессор  Жан  Перрен и доктор  Клод Рего произносят речи.
Затем  следует  художественная  программа,   в   которой  принимают  участие
известные актеры, музыканты, приглашенные организатором художественной части
Сашей Гитри. В ней выступают и престарелая Сара Бернар, и Люсьен Гитри.
     Спустя несколько  дней мадам Кюри уже на борту  "Олимпика". Обе  дочери
едут вместе  с ней. На трех женщин, на весь их гардероб только  один сундук,
но сами они занимают самую роскошную каюту  на  пароходе. Мари, как  простая
крестьянка, инстинктивно делает гримасу по поводу чересчур пышной обстановки
и слишком  изысканных блюд. Она  запирается у себя на ключ, чтобы избавиться
от назойливых людей, и пытается забыть о своей официальной миссии, вызывая в
памяти свою скромную и спокойную повседневную жизнь.
     Мадам Кюри - мадам Жан Перрен, 10 мая 1921 года:

     Дорогая  Генриэтта,  на пароходе я  нашла письмо от Вас.  Оно успокоила
меня, так как я с неохотой  покидала  Францию ради этой далекой поездки, так
мало соответствующей и моим вкусам, и моим привычкам.
     Плавание мне не понравилось: море было угрюмое, мрачное и бурное. Я  не
страдала морской болезнью, но меня точно оглушило, и большую часть времени я
проводила у себя в каюте.  Дочери, видимо, были довольны. Сопровождавшая нас
миссис  Мелони   всячески   старалась  их  приручить.  Это  такой   хороший,
дружественно расположенный человек, какого можно себе только представить.
     ...Я думаю о Ларкуесте, о том, как хорошо  мы будем проводить там время
среди своих друзей; о  нашем саде, куда приедете Вы, чтобы  побыть  спокойно
несколько  часов; о синем кротком  море,  которое  мы все так любим, гораздо
более приветливом, чем  этот холодный и безмолвный океан. Думаю и о том, что
Ваша дочь ожидает ребенка и что он будет самым юным членом нашего дружеского
сообщества, первым  представителем нового поколения. После него народится, я
надеюсь, еще много детей наших детей...

     В  дымке солнечного дня  показывается стройный, смелый,  восхитительный
Нью-Йорк. Миссис  Мелони  предупреждает  Мари, что  ее поджидают журналисты,
фотографы и  кинооператоры. Огромная толпа на пристани ждет прибытия ученой.
Любопытные  шли пять часов  пешком, чтобы увидеть  ту,  которую  заголовки в
газетах называют "благодетельницей человеческого рода". Виднеются  батальоны
девочек-скаутов и  студенток,  делегация от  трехсот  тысяч  женщин, машущих
красными и белыми розами; это представительницы  польских организаций в США.
Яркие  цвета флагов  - американских,  французских  и  польских  -  реют  над
тысячами тесно сомкнутых плеч и устремленных на мадам Кюри лиц.
     Мари поместили в кресле на верхней палубе "Олимпика". С нее сняли шляпу
и взяли  у нее  из рук саквояж. Повелительные возгласы фотографов:  "Глядите
сюда,  мадам Кюри! Поверните голову направо!.. Приподнимите  голову! Глядите
сюда!  Сюда!  Сюда!"  -  заглушают  беспрестанное  щелканье  сорока фото-  и
киноаппаратов, наставленных грозным полукругом  на изумленное и усталое лицо
Мари...

     * * *

     Ирен  и Ева несут службу  телохранителей в течение  нескольких горячих,
утомительных недель. Переезды в специальном вагоне, обеды на пятьсот персон,
восторженные  приветствия  толпы и набеги репортеров не могли дать двум юным
дочерям ясное представление о Соединенных  Штатах.  Чтобы почувствовать  всю
прелесть огромной страны, нужно располагать большей свободой и спокойствием.
"Бюро путешествий Барнума" тоже не могло дать многого для  познания Америки.
Зато оно вполне определенно раскрыло им значение их матери...
     Отчаянные  усилия мадам Кюри держаться  в тени имели некоторый успех во
Франции: Мари удалось убедить своих соотечественников и даже своих близких в
том, что личность  выдающегося  ученого  сама  по  себе не имеет значения. С
прибытием Мари в Нью-Йорк завеса падает,  истина обнаруживается. Ирен и  Ева
вдруг  узнают,  что представляет  собой  для  всего мира  эта  стушевавшаяся
женщина, близ которой они все время жили.
     Каждая речь, каждая встреча, каждая  газетная статья несет одну и ту же
весть.  Еще  до  знакомства  с мадам Кюри  американцы  сделали ее  предметом
преклонения,  выдвинули ее в первый ряд  великих современников. Теперь же, в
ее присутствии, тысячи людей покорены "скромным очарованием усталой гостьи",
поражены, как громом, этой "робкой женщиной небольшого роста", "бедно одетой
ученой".
     В квартире  миссис Мелони,  где  все заставлено  цветами (один садовод,
излеченный от рака радием, два месяца выращивал  великолепные  розы  с целью
подарить их Мари), состоялся "военный  совет", на  котором  была разработана
программа  путешествия.  Все города, все  школы,  все  университеты  Америки
приглашают  к себе  мадам  Кюри. Ей предназначены  десятки медалей, почетные
звания, докторские степени.
     -  Вы,  конечно,  привезли  с  собой  ваше  университетское  облачение,
предназначенное  для  торжеств?  - спрашивает  миссис  Мелони.  -  На  таких
торжествах без него не обойтись.
     Наивная  улыбка Мари  вызывает  общую  растерянность. Мари  не привезла
одеяния по  той простой причине, что его у нее  никогда не  было. Профессора
Сорбонны обязаны иметь фрак.  Но мадам Кюри, единственный профессор-женщина,
предоставляла мужчинам удовольствие заказывать себе парадную одежду.
     Спешно вызванный  портной наскоро шьет из черной материи величественное
одеяние с бархатными  отворотами, поверх которого  будет накидываться  яркая
мантия, соответствующая  докторским  званиям.  На  примерках  Мари сердится,
уверяет,  что  рукава  неудобны,  материя  слишком  тяжела,  а главное, шелк
раздражает ее несчастные пальцы, поврежденные радием.
     Наконец  13  мая  все готово. После завтрака  у  миссис  Мелони и после
короткой  поездки  в  Нью-Йорк  мадам  Кюри,  миссис   Мелони,  Ирен  и  Ева
отправляются в путешествие, напоминающее полет метеора.

     * * *

     Девочки в  белых платьях стоят  шпалерами  на  залитых солнцем дорогах,
тысячи девочек бегут по луговинам встречать автомобиль с мадам Кюри, девушки
машут цветами и знаменами, кричат "виват!" и поют хором... Вот ослепительные
видения  первых  дней  путешествия,  посвященных  женским  колледжам  Смита,
Вассара, Брин Маура, Маунт-Холиока. Хорошая, очень хорошая мысль - приручить
Мари  Кюри прежде всего общением  с восторженной молодежью, со  студентками,
похожими на нее самое! Через неделю делегатки от тех же школ идут процессией
в  "Карнеги-холл",  в   Нью-Йорке,   во   время  колоссальной   манифестации
университетских  объединений  женщин.  В  присутствии  видных   американских
профессоров,  послов  Франции и  Польши,  Игнация Падеревского,  приехавшего
аплодировать своей  подруге давних дней, Мари Кюри получает звания,  премии,
медали и редкое отличие - "гражданство города Нью-Йорка".
     На   приемах   следующих  двух   дней,  когда  пятьсот   семьдесят  три
представителя   американских   научных   обществ   собрались   в   гостинице
"Уолдорф-Астория", чтобы чествовать  Мари Кюри, она  шаталась  от усталости.
Между  энергичной,  шумной  толпой  и  хрупкой  женщиной,  жившей  до  этого
замкнуто,  как  бы  монашеской  жизнью,  борьба   неравная.  Мари   оглушена
приветственными   криками  и   шумом.   Ее  пугают  неисчислимое  количество
обращенных на нее  глаз и  беззастенчивое  скопление публики на ее пути. Она
боится,  что этот страшный  людской  водоворот сотрет  ее в порошок.  Вскоре
какой-то фанатик так  калечит  ей руку чересчур восторженным  пожатием,  что
ученая  вынуждена закончить  путешествие  с  вывихнутой  кистью и  рукой  на
перевязи - как раненная славой.

     * * *

     Большой день. "ДАНЬ УВАЖЕНИЯ ГЕНИЮ...  БЛЕСТЯЩЕЕ ОБЩЕСТВО  В БЕЛОМ ДОМЕ
ЧЕСТВУЕТ ПРОСЛАВЛЕННУЮ ЖЕНЩИНУ..." 20 мая в Вашингтоне президент Соединенных
Штатов  Гардинг дарит мадам  Кюри  грамм радия  или, вернее,  его  символ  -
специально  сделанный,  окованный  свинцом  ларец  для хранения  пробирок  с
радием.  Но  содержимое  пробирок  настолько  драгоценно,  а  вместе  с  тем
настолько  опасно  своим  излучением, что  их оставили для  безопасности  на
заводе. Ларчик, содержащий  только модель радия, выставлен на столе в центре
Восточного  зала,  где  толпятся  дипломаты,  высшие  чины  государственного
управления, армии, флота и представители университета.
     Четыре  часа  пополудни.   Двери   отворяются   настежь   и  пропускают
торжественное шествие: впереди миссис Гардинг под руку  с французским послом
Жюссераном,  за ними  мадам  Кюри под руку  с  президентом  Гардингом, далее
миссис Мелони, Ирен и Ева Кюри и дамы из Комитета Мари Кюри.
     Начинаются речи. Последняя -  речь  президента  Соединенных  Штатов. Он
сердечно  обращается  к  "благородной  женщине,  преданной  супруге, любящей
матери, которая наряду  с огромной  творческой работой выполняла все женские
обязанности". Он передает Мари пергаментный свиток, перевязанный трехцветной
лентой,  и надевает ей на шею  муаровую  ленту,  на которой висит  маленький
золотой ключик - ключик от ларца.
     Все благоговейно выслушивают короткое благодарственное слово Мари Кюри.
Затем в веселой суматохе гости переходят  в  Синий  зал, где  все дефилируют
перед мадам  Кюри; она сидит в кресле  и  молча  улыбается  всем по  очереди
подходящим к ней. Вместо Мари им пожимают руки Ирен  и Ева, и в  зависимости
от национальности лиц, приветствующих  Мари, которых  представляет ей миссис
Гардинг, отвечают по-английски, по-польски, по-французски.
     Теперь остается только построить  в порядке всех присутствующих и выйти
на крыльцо, где уже ждет целая армия фотографов.
     Привилегированные  журналисты,  допущенные  на это торжество и трескуче
объявившие:  "Изобретатель  радия  получает  от  своих  американских  друзей
бесценное  сокровище", были бы очень поражены, узнав, что мадам Кюри заранее
лишила себя  того  грамма,  который преподнес ей президент Гардинг. Накануне
торжества, когда миссис Мелони дала ей на одобрение дарственный пергаментный
свиток, Мари внимательно его прочла. Потом решительно сказала:
     - Надо изменить  этот  акт.  Радий, который дарит Америка  мне,  должен
навсегда принадлежать науке. Пока я жива, я буду  пользоваться им только для
научных работ.  Но  если  оставить акт в  таком виде, то после  моей  смерти
подаренный мне радий  окажется наследственной  собственностью частных лиц  -
моих дочерей. Это  недопустимо. Я хочу подарить его моей лаборатории. Нельзя
ли позвать адвоката?
     - Да... конечно! - ответила миссис Мелони с  некоторым замешательством.
-  Раз вы так хотите,  то  мы  займемся этими  формальностями  на  следующей
неделе.
     - Не на следующей неделе, не завтра, а сегодня вечером. Дарственный акт
войдет в силу немедленно, а я могу умереть через несколько часов.
     Юрист, с большим трудом найденный в такой поздний  час, составил вместе
с Мари новый текст. Она тут же его подписывает.

     * * *

     Филадельфия. Почетные звания. Докторские степени. Обмен подарками между
мадам Кюри  и  высшими  представителями как  науки,  так  и  промышленности.
Директор одного завода преподносит ученой пятьдесят миллиграммов мезотория.
     Члены знаменитого Американского  философского  общества  награждают  ее
медалью  Джона Скотта. В знак благодарности Мари дарит обществу исторический
кварцевый   пьезометр,  которым   она   пользовалась  в  первые  годы  своих
исследований.
     Она посетила  радиевый завод в  Питтсбурге, где был выделен пресловутый
грамм.
     В университете получение еще одной степени доктора! Мари опять надевает
свою  профессорскую,  очень   идущую   к   ней  мантию  и  носит  ее  вполне
непринужденно,  но отказывается  покрыть  свои  седеющие  волосы  квадратной
шапочкой  - Мари находит ее ужасной и обвиняет в том,  что она не "держится"
на голове. Среди толпы студентов и профессоров  в черных жестких  квадратных
шапочках она стоит с  непокрытой головой,  держа свою шапочку в  руке. Самой
умелой кокетке не додуматься до такого ловкого хода!
     Она собирается с духом, чтобы не упасть в  обморок  во время церемонии,
принимает  цветы, слушает речи,  гимны...  Но  на  следующее утро разносится
зловещий  слух: мадам Кюри  чувствует себя слишком  слабой, чтобы продолжить
путешествие. Она отказывается от поездки по городам Запада, и намеченные там
приемы отменяются.
     Американские  журналисты,  в  порыве  сознания  своей  вины, сейчас  же
начинают обвинять  свою страну в том, что пожилую и слабую женщину подвергли
непосильным испытаниям. Их статьи  очаровательны своей  непринужденностью  и
живописностью.
     "ЧРЕЗМЕРНОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО!"  -  так  заявляет одна  газета  громадными
буквами. "Американские  женщины доказали свое высокое  умственное  развитие,
придя на помощь этой ученой. Но  злые критики могут нас упрекнуть в том, что
мы  заставили  мадам  Кюри  заплатить  своим  здоровьем  за   подарок   ради
удовлетворения  нашего  самолюбия". Другая газета  заявляет  просто:  "Любой
директор цирка или  мюзик-холла  заплатил бы мадам  Кюри дороже,  чем  стоит
грамм радия, за труд, вдвое меньший".
     Мари играла  со  своими  поклонниками в открытую игру,  и  они выиграли
первый тур.  Теперь устроители  ее путешествия  применяют  все уловки, чтобы
оградить  ее  покой.  Мадам  Кюри  усвоила  привычку  сходить  с  поездов  с
противоположной стороны и пробираться по шпалам, чтобы избежать восторженной
толпы, которая ждет ее на перроне.
     Объявлено о ее прибытии  в  Буффало!  Она  сходит на предыдущей станции
"Ниагарский  водопад". Ей хочется спокойно посмотреть на знаменитые каскады.
Короткая  передышка!  Комитет  по   организации   ее  приема  в  Буффало  не
отказывается  от желания  видеть  у  себя  Мари  Кюри. Автомобили  мчатся  в
"Ниагарский водопад" и захватывают беглянку.
     Ирен и Ева, первоначально только члены ее свиты, становятся тем, что на
театральном  языке  называется  "дублерши". Ирен,  одетая в  университетское
одеяние,   заменяя  мать,  принимает  почетные  степени  доктора.  Серьезные
организаторы,  обращаясь к Еве (шестнадцатилетней девочке), произносят речи,
заготовленные для мадам Кюри, говорят  ей о ее "превосходных работах",  о ее
"долгой трудовой жизни" и ждут от нее подобающего ответа! В тех городах, где
комитетские  дамы  спорят,  кому  из них принадлежит честь поместить у  себя
Мари,  семейство  Кюри  расчленяют, отдавая Ирен  и Еву, как заложниц, самым
настойчивым хозяевам.
     Когда  девочки   не  представляют  свою  слишком  знаменитую  мать,  им
предлагают развлечения,  соответствующие их возрасту: игру в теннис, катание
на  лодке, изысканный воскресный отдых на Лонг-Айленде, купание в  Мичигане,
вечерние представления в театре, веселые ночные забавы на Кони-Айленде...
     Но  самые упоительные дни приходятся  на путешествие  по Западу. Миссис
Мелони, хотя и отказалась от мысли провезти мадам Кюри по  всей Америке, все
же решила показать  ей самое удивительное чудо своей страны - Большой каньон
в Колорадо. Мари слишком устала, чтобы горячо  выказывать свое удовольствие,
зато дочери ее в  восторге. Все занимает  их:  три дня в поезде до  Санта-Фе
через  пески Техаса;  завтраки и  обеды на маленьких, пустынных станциях под
испепеляющим солнцем;  гостиница "Большой каньон", островок комфорта на краю
этой необычайной расселины в земной коре -  пропасти в сто километров длиной
и пятнадцать шириной: при первом взгляде на нее делается  страшно и замирает
голос...
     Ирен и  Ева  на крепких индейских мулах едут по краю  бездны и  смотрят
вниз   на  окаменевший  хаос  из  гор,  скал,  песков,  который   окрашен  в
разнообразные  цвета  -  от  фиолетового  до  красного,  от  оранжевого   до
охристого, прорезанные красивыми тенями. Девочки не выдерживают и  по горной
тропе  спускаются на мулах до дна пропасти, где несет песок  и ил и ворочает
камнями еще юная, неистовая река Колорадо.
     Остались только наиболее значительные, неизбежные  торжества,  но  и их
хватило  бы,  чтобы измотать самого  выносливого силача! 28 мая в  Нью-Йорке
Мари вручают диплом доктора - honoris causa  - Колумбийского университета. В
Чикаго  ей  присваивают  звание  почетного члена  местного университета, она
получает  еще несколько почетных  званий и присутствует  на трех приемах. На
первом широкая лента, протянутая  в качестве барьера, отделяет  мадам Кюри и
ее дочерей от толпы, которая проходит перед ними.
     На втором  приеме, где пели "Марсельезу",  Польский национальный гимн и
"Звездный флаг", Мари почти скрылась за целой горой цветов, положенных к  ее
ногам   поклонниками.  Последний  прием  по  своей  бурности  превзошел  все
остальные: он  был  устроен  в польском  квартале города Чикаго и  лишь  для
польской  публики. Здешние  польские эмигранты  чествовали не только ученую,
она была  символом их  далекого отечества. Мужчины  и  женщины со слезами на