нищеты  и  пламенного,  всепоглощающего  устремления.  Горда  своей
бедностью, горда своею независимой, одинокой жизнью в чужом городе.
     Там, в  своем  бедном  прибежище, работая  вечером  при свете лампы, ей
кажется, что ее собственный, еще крохотный удел  таинственно соприкасается с
жизнью высших личностей,  перед  которыми она  преклоняется, и что  она сама
становится скромным, неведомым товарищем великих ученых прошлого, так же как
она, замкнувшихся в плохо освещенных кельях; так же как она, отрешившихся от
сует  своего  времени;  так  же  как  она,  подстегивающих  свой  ум,  чтобы
перескочить через уже достигнутый рубеж знания.
     Да,  эти  четыре года,  которые  сама Мария Кюри  называла "героической
эпохой", были не самыми счастливыми в ее жизни, но, пожалуй, самыми цельными
и  совершенными  по содержанию,  самыми  близкими  к вершинам  человеческого
знания, к которым устремлялся ее взор.
     Когда ты молод, одинок и погружен в науку, можно не иметь на что жить и
жить  самой  полной жизнью.  Огромный энтузиазм придает  двадцатишестилетней
польке силу  не  обращать  внимания  на материальные  лишения.  Впоследствии
любовь,  материнство, супружеские заботы, сложность тяжелого труда изменят в
реальной жизни образ Мари. Но в ту волшебную эпоху, в эпоху наибольшей своей
бедности, она была беспечна,  как ребенок. Она витает в другом мире свободно
и  легко  и  на  всю жизнь  сохранит о нем мысль, как о единственно  чистом,
истинном.
     При таком неустойчивом  существовании  жизнь не всегда протекает ровно.
Какая-нибудь мелкая, казалось  бы,  неприятность нарушает все: непреодолимая
усталость, не слишком серьезное, но требующее ухода и лечения заболевание да
и другие  катастрофы приводят Мари в  ужас... А  то вдруг  единственная пара
ботинок  с  дырявыми подошвами  разваливается окончательно, и надо  покупать
новые. А это  значит  перекроить весь бюджет  на целые  недели, и непомерный
расход придется возместить на пище, на керосине для освещения.
     Или затянется зима, и подморозит мансарду седьмого этажа. В комнате так
холодно,  что  Мари  не  может  спать. Она  дрожит  всем  телом. Запас  угля
истощился... ну  и что ж? Разве молодая жительница Варшавы даст одолеть себя
парижской зиме? Мари зажигает лампу, раскрывает большой сундук и выкладывает
всю  одежду.  Надевает  как  можно  больше  на  себя,  залезает  в  постель,
накидывает кучей  поверх одеяла  остальное - платье и белье. А все  же очень
холодно. Мари протягивает руку, подтаскивает единственный стул, приподнимает
и кладет его на ворох платья, создавая себе смутную иллюзию чего-то тяжелого
и  теплого. Теперь  остается  только  ждать  сна,  но неподвижно,  чтобы  не
разрушить  это сложное сооружение. А в это  время вода  в кувшине постепенно
затягивается ледяной коркой.


        "ПЬЕР КЮРИ"

     Мари вычеркнула из программы своей жизни любовь и замужество.
     Это  не  так уж оригинально. Бедная девушка, униженная и разочарованная
первой   идиллией,   клянется   никогда   больше   не  любить.   Тем   более
студентке-славянке с ее пламенным стремлением к умственным высотам не трудно
отказаться  от шага,  ведущего зачастую девушек  к  порабощению,  счастью  и
несчастью, и посвятить себя лишь своему призванию. Во все эпохи все женщины,
горевшие  желанием  стать  великими  живописцами  или  великими музыкантами,
пренебрегали любовью и материнством.
     Мари создала себе свой мир, неумолимо требовательный  и признающий одну
страсть - к науке. Конечно, в нем находили свое место и родственные чувства,
и любовь к порабощенной отчизне. Но это все! Ничто другое не имеет значения,
не существует.  Таков  жизненный устав  двадцатишестилетней девушки, которая
одиноко живет в Париже и каждый день встречается в  Сорбонне и в лаборатории
с юными студентами.
     Ее обуревают сомнения, преследует бедность, изводит напряженная работа.
Ей  неведома праздность, чреватая опасностями. Гордость и робость  служат ей
защитой. А  также недоверие: с той поры, как  семья З.  не пожелала иметь ее
невесткой,  Мари  пришла к  убеждению,  что  бесприданницам нельзя  найти  в
мужчинах ни преданности, ни нежных чувств. Укрепив себя прекрасными теориями
и горькими воспоминаниями, она цепляется за независимость.
     Неудивительно,  что  даровитая  полька, обреченная  самой  бедностью на
уединение,  сохраняет себя для творческой работы. Но поразительно и чудесно,
что даровитый ученый,  француз, сберег себя для этой польки и подсознательно
ждал ее. Еще тогда, когда Мари жила  на Новолипской улице и  лишь мечтала об
учении в  Сорбонне, Пьер Кюри, придя как-то  домой из Сорбонны,  где  он уже
сделал  несколько  важных  физических открытий,  записал  в  своем  дневнике
печальные строки:

     ...Женщина  гораздо  больше  нас  любит  жизнь  ради  жизни,  умственно
одаренные женщины - редкость. Поэтому, если мы, увлекшись,  охваченные некой
мистической любовью, хотим пойти новой, не обычной дорогой и отдаем все наши
мысли определенной  творческой работе, которая  отдаляет нас  от окружающего
человечества,  то  нам  приходится бороться против  женщин.  Мать требует от
ребенка  прежде  всего  любви,  хотя бы  он при этом стал дураком. Любовница
стремится к власти над любовником и будет считать вполне естественным, чтобы
самый одаренный мировой гений  был принесен в жертву часам любви. Эта борьба
почти  всегда  неравная,  так  как на стороне  женщин законная причина:  они
стремятся обратить нас вспять во имя требований жизни и естества.

     Минули годы. Пьер Кюри, преданный душой и телом научным изысканиям, так
и  не женился ни  на одной из малоинтересных  или просто миленьких девиц,  с
которыми пришлось встречаться. Ему  тридцать пять лет. Он  никого не  любит.
Когда  он ради развлечения перелистывает  свой давно  заброшенный дневник  и
перечитывает уже выцветшие строки былых заметок, четыре слова, полные грусти
и  глухой тоски,  останавливают его взгляд: "Умственно  одаренные  женщины -
редкость".

     * * *

     Когда  я вошла,  Пьер Кюри стоял в пролете стеклянной двери, выходившей
на балкон. Он мне показался  очень  молодым, хотя ему исполнилось в то время
тридцать пять лет. Меня поразило  в нем выражение ясных глаз и чуть заметная
принужденность в осанке высокой  фигуры. Его медленная, обдуманная речь, его
простота, серьезная  и  вместе  с  тем  юная улыбка  располагали  к  полному
доверию. Между  нами  завязался  разговор,  быстро  перешедший  в  дружескую
беседу:  он занимался  такими научными  вопросами, относительно которых  мне
было очень интересно знать его мнение.

     В таких простых,  сдержанных  выражениях Мари опишет их первую встречу,
случившуюся весной 1894 года.
     Один  поляк,  господин Ковальский,  профессор  физики  во  Фрейбургском
университете,   приезжает   во   Францию   со  своей   женой,   еще   раньше
познакомившейся с  Мари в Щуках.  Это не только свадебное путешествие,  но и
научное.  Господин  Ковальский читает  в  Париже  доклады,  присутствует  на
заседаниях Физического общества. Приехав в  Париж,  он навел справки о Мари,
дружески  расспросил  о  житье-бытье.  Студентка  поделилась  с  ним  своими
заботами. Общество поощрения национальной промышленности  заказало ей работу
о  магнитных  свойствах различных  марок стали, и она  начала исследования в
лаборатории профессора Липпманна. Но ей необходимо делать анализы  минералов
и распределять  по  группам  образцы  металлов,  а  это  требует  громоздких
установок   -  чересчур  громоздких   для  этой  лаборатории,  и   без  того
перегруженной. Теперь Мари не знает, как ей быть, где организовать опыты.
     - У меня есть идея, - ответил Ковальский после некоторого раздумья. - Я
знаком с  одним молодым ученым, который работает в Школе физики  и химии  на
улице Ломон. Может быть,  у  него найдется подходящее  помещение. Во  всяком
случае, он вам даст нужный совет. Заходите  к нам завтра вечером после обеда
выпить чаю. Я попрошу этого молодого человека прийти. Вы, наверно, слышали о
нем - его зовут Пьер Кюри.
     В течение вечера, проведенного в комнате тихого семейного пансиона, где
поселились  Ковальские,  растущая взаимная симпатия сближает  двух физиков -
француза и польку.
     У Пьера Кюри совсем особенное обаяние, сочетающее большую серьезность с
беспечной  мягкостью.  Он высокого роста. Ему  очень  идет свободная  одежда
немодного,  широкого  покроя. Он обладает  естественным изяществом,  сам  не
подозревая о  том.  Кисти рук удлиненные.  Правильное, малоподвижное  лицо с
жесткой бородкой. Оно  красиво благодаря бесподобному ясному взгляду кротких
глаз. Взгляд глубокий,  отрешенный от всего  окружающего. Он всегда сдержан,
никогда не повышает  голоса;  в  нем объединяются могучий  ум и  благородная
душа.
     То влечение,  какое он почувствовал с самого начала к малоразговорчивой
иностранке, усиливалось  любопытством.  Эта  мадемуазель Склодовска поистине
удивительная личность. Оказывается, она полька и приехала из Варшавы слушать
лекции  в  Сорбонне.  В  прошлом году первой  выдержала  экзамены и получила
степень лиценциата  по физике, а через несколько месяцев - по математике.  А
если  между  ее серыми глазами залегла маленькая складка  озабоченности, так
это оттого, что она не знает, где  ей устроиться  со  своей  аппаратурой для
исследования магнетизма в различных марках стали.
     Разговор,  сначала общий, скоро переходит в научный диалог между Пьером
Кюри и Мари Склодовской. Девушка с оттенком почтительности задает вопросы  и
слушает указания  Пьера. Как это странно,  думает Кюри, говорить  с  молодой
очаровательной женщиной  о любимой работе, употребляя  технические  термины,
называя сложные формулы, и в то же время видеть, что она воодушевляется, все
понимает и даже иногда возражает с ясным пониманием дела... Как это приятно!
     Он смотрит на волосы, на выпуклый лоб Мари, на ее руки, пострадавшие от
кислот в лаборатории  и от  домашних работ.  Ее  прелесть, особенно заметная
благодаря  отсутствию  кокетства,  сбивает его с толку.  Он  вспоминает, что
говорил ему Ковальский  об этой девушке, когда приглашал его к себе:  прежде
чем сесть в поезд  на  Париж, она работала  годами,  у нее  нет денег, живет
одна, в мансарде...
     -  Вы  навсегда останетесь  во Франции?  -  спрашивает  он  мадемуазель
Склодовску, сам не зная почему.
     По лицу Мари пробегает тень. И она говорит своим певучим голосом:
     - Конечно,  нет.  Если этим летом я  выдержу окончательный  экзамен, то
вернусь в Варшаву. Мне  бы хотелось опять приехать сюда осенью, но не  знаю,
хватит  ли на это средств. Позже я стану профессором  в  Польше и постараюсь
быть полезной. Поляки не имеют права бросать отечество!
     Вмешиваются  Ковальские, и  разговор переходит  на  тяжкие  притеснения
поляков. Три изгнанника вспоминают о  родной земле, обмениваются новостями о
родных,  друзьях.  Удивленный  и  чем-то  недовольный,  Пьер  Кюри   слушает
рассуждения Мари о своих патриотических обязанностях.
     Всецело поглощенный физикой, ученый  не понимает, как эта исключительно
одаренная девушка  может быть занята хоть одной мыслью вне области науки и в
своих планах намеревается тратить силы на борьбу с царизмом.
     Ему хотелось бы ее увидеть еще раз. Еще много раз.

     * * *

     Кто такой Пьер Кюри?
     Даровитый  французский ученый, малоизвестный в своей стране, но  высоко
ценимый своими заграничными собратьями.
     Родился в Париже, на улице Кювье, 15 мая 1859 года. Он второй сын врача
Эжена  Кюри,  тоже   сына  врача.  Эта  семья  эльзасского  происхождения  и
протестантского вероисповедания. Кюри, когда-то скромные мещане, становились
из   поколения  в  поколение  людьми  образованными,  учеными.  Отец  Пьера,
вынужденный  заниматься  врачебной  практикой  для  заработка,  был  горячим
поклонником научных  исследований. Он занимал место ассистента в лаборатории
Музея  естественной истории и написал несколько работ о противотуберкулезных
прививках.
     Обоих сыновей, Жака и Пьера,  еще с детства влекла к себе наука. Пьер с
независимым умом, мечтатель, не мог поладить с дисциплиной и систематическим
трудом в лицее. Доктор Кюри понял, что этот  своеобразный мальчик никогда не
станет   блестящим  учеником  в   школе,  поэтому   сначала   занимался  его
образованием  сам, а затем поручил его отличному преподавателю  -  господину
Базиллю.
     Свободное воспитание  приносит свои плоды: Пьер в шестнадцать лет сдает
экзамен  на аттестат зрелости, а в  восемнадцать получает диплом лиценциата.
Еще  через  год   он  занимает  место  у  профессора  Дезена  на  факультете
естествознания и остается на этой должности пять лет. Он занимается научными
исследованиями  вместе  с братом  Жаком,  тоже  лиценциатом и препаратором в
Сорбонне.  Вскоре  два юных  физика  совместно  заявляют об  открытии  очень
важного явления - пьезоэлектричества, а экспериментальная работа приводит их
к изобретению  нового  прибора  - кварцевого  пьезометра, используемого  для
преобразования  электрических процессов  в  механические и  наоборот. В 1883
году братья с грустью  расстаются. Жак назначен профессором в Монпелье; Пьер
возглавляет практические научные работы студентов в Парижской школе физики и
химии.  Хотя  это  и  отнимает у  него  много времени,  Пьер продолжает свои
теоретические  работы  по  физике   кристаллов.  Эти   работы  заканчиваются
изложением "Принципа симметрии", который  станет одной из основ  современной
науки.
     Взявшись за  свои  экспериментальные  работы,  Пьер Кюри  изобретает  и
конструирует для научных  целей  ультрачувствительные  весы, так  называемые
весы  Кюри,  затем  предпринимает исследования  по  магнетизму  и  достигает
блестящего результата, открыв основной закон - "закон Кюри".
     За эти достижения, имевшие блистательный успех, за  постоянные заботы о
порученных ему тридцати учениках Пьер Кюри в 1894 году, после пятнадцати лет
работы получает  от  французского  правительства  месячный  оклад  в  триста
франков - почти столько же, сколько квалифицированный рабочий на заводе.
     Когда знаменитый английский ученый  лорд  Кельвин  приехал в Париж,  он
отправился  в  Физическое   общество  слушать   доклад   Пьера  Кюри.   Этот
прославленный  старец пишет письмо молодому  физику, говорит с восхищением о
его работах и просит назначить встречу.
     Лорд Кельвин - Пьеру Кюри, август 1893 года:

     Дорогой  господин  Кюри, бесконечно благодарен Вам, что  Вы потрудились
доставить мне созданный  Вами с  братом прибор, который дает мне возможность
так     удобно    наблюдать     великолепное    экспериментальное    явление
пьезоэлектричества.
     Я  написал заметку для "Философского журнала", уточнив, что Ваши работы
предшествовали моим работам. Эта заметка,  вероятно,  попадет вовремя, чтобы
появиться в октябрьском номере, а если нет, то, уж наверно, в ноябре...

     13 октября 1893 года:

     Дорогой господин Кюри,
     надеюсь  завтра  вечером  приехать  в  Париж,  и   был  бы   Вам  очень
признателен, если бы Вы могли назначить, в какое время, с этого дня до конца
недели, будет вам удобно разрешить мне явиться к Вам в лабораторию...

     Во  время  их свиданий,  когда  два  ученых  часами  обсуждали  научные
вопросы,  английский  ученый  с  великим  удивлением  узнал,  что Пьер  Кюри
работает без сотрудников, в жалком помещении, лучшее свое время отдает плохо
оплачиваемым обязанностям и что почти никто в Париже  не знает имени физика,
на которого он, лорд Кельвин, смотрит как на мастера науки.

     * * *

     Пьер Кюри не только  замечательный физик,  но и человек  совсем особого
склада:  когда  некоторые  из  сослуживцев  предлагают  ему  выдвинуть  свою
кандидатуру  на  должность,  которая  улучшит его  материальные  условия, он
отвечает:
     - Мне сказали, что один из профессоров, быть может, уйдет в отставку, а
в  таком  случае  я должен  выставить  свою кандидатуру на  его место.  Быть
кандидатом  на  чье-нибудь место  - пакостное дело,  я  не привык к подобным
упражнениям, в высшей мере развращающим  человека. Я сожалею, что заговорили
со  мной об  этом.  Думаю, что  нет ничего  более зловредного для  души, как
отдаваться таким заботам.
     Представленный директором  Школы физики  к знаку отличия (академическим
пальмам), Пьер отказывается в следующих выражениях:

     Господин директор,
     господин  Мюзе  сказал  мне,  что  Вы  намерены  снова  предложить  мою
кандидатуру префекту для награждения знаком отличия.
     Очень прошу  этого  не делать. Если Вы  выхлопочете этот орден,  я буду
вынужден  отказаться  от  него,  так как  твердо  решил не принимать никаких
отличий любого рода. Надеюсь, что Вы  избавите от поступка, который поставит
меня в несколько смешное положение перед многими людьми.
     Если Ваше  намерение вызвано желанием доказать Ваше участие  ко мне, то
Вы  это  уже  доказали и гораздо  более действенным  путем, предоставив  мне
средства для работы по моему желанию, чем я был очень тронут.
     Примите уверения в моей преданности.

     Пьер Кюри -  и писатель, во  всяком случае, мог бы  стать писателем.  У
этого человека, получившего такое оригинальное воспитание, есть свой стиль -
своеобразный, изящный, уверенный.

     М о т т о :
     Одурять погремушкой ум,
     который хочет мыслить.

     Чтобы  я,  человек  слабый, не  пустил мою  башку гулять на  все четыре
стороны   по   воле   малейшего   встречного  ветерка,   необходима   полная
неподвижность всего вокруг меня или же мне  надо самому завертеться так, как
крутится   гудящий  волчок,   и  тогда  уже  само  движение   сделает   меня
невосприимчивым к окружающим вещам.
     Если же я, стараясь  закрутить себя волчком,  сначала начинаю кружиться
медленно,  то  в это  время  какой-нибудь  пустяк -  одно  слово, чей-нибудь
рассказ, газета,  гость - останавливает меня, не дает мне  стать  гироскопом
или  волчком и  может задержать или отдалить навсегда  ту минуту,  когда  я,
набрав  достаточную скорость,  мог бы, обретя независимость от  окружающего,
сосредоточиться на собственных мыслях.
     Нам надо  есть, пить,  спать,  бездельничать, любить, то есть  касаться
самых приятных вещей в этой жизни, и все же не поддаваться им. Но, делая все
это,  необходимо, чтобы  те  противные  нашему естеству  мысли,  которым  мы
посвятили себя,  оставались господствующими  и продолжали  свое бесстрастное
движение в  нашей бедной голове. Надо из жизни создавать мечту, а из мечты -
реальность.

     Словом, в нем совмещались поэт и артист.

     Что будет со  мной дальше? - писал он в дневнике за 1881 год. - Я очень
редко  целиком  принадлежу  себе;  обычно  часть  моего существа  спит.  Мне
кажется, что с каждым днем мой  ум все больше  увядает. Прежде  я пускался в
рассуждения, научные, да и  другие, теперь  же я  чуть касаюсь тем и не  даю
себе растворяться в них целиком. А как много, много мне надо сделать!
     Бедный мой ум,  неужели ты  так  слаб, что не в силах воздействовать на
мое  тело? О  мои мысли!  Отчего вы  не  можете всколыхнуть  мой бедный  ум?
Значит, вы ничтожны! А вы, самолюбие и честолюбие, разве вы не могли бы хоть
подтолкнуть меня, неужели вы позволите мне жить такой жизнью?
     Я больше всего готов поверить в свое воображение, в то, что оно вытащит
меня из обычной колеи,  быть может, оно прельстит мой ум и увлечет его вслед
за собой, но боюсь, что оно умерло...

     * * *

     Поэт, а вместе с ним и  физик был покорен Мари  Склодовской. Пьер  Кюри
мягко, но настойчиво ищет сближения с польской девушкой. Два или три раза он
виделся с ней на заседаниях Физического общества, где она  слушала сообщения
ученых  о  новых  исследованиях. В знак уважения  он послал ей оттиск  своей
последней   статьи   "О   симметрии   в   физических   явлениях.   Симметрия
электрического и симметрия магнитного полей", а на п