ия:  плохое зрение,
ревматизм в одном плече, раздражающий шум в ушах.
     Разве  в этом  дело? Есть вещи поважнее.  Мари  только что  построила в
Аркейе  завод  для  массовой  переработки  радиоактивных  минералов.  Она  с
увлечением проводит в нем первые опыты.  Она занята работой над своей книгой
- научным памятником, какого после ее смерти не  сможет создать никто. А вот
исследования по семейству актинидов идут недостаточно успешно! А не  надо ли
ей заняться изучением "тончайшей структуры" альфа-частиц?  Мари встает рано,
бежит в лабораторию, возвращается домой вечером, после обеда...
     Она  работает с большой поспешностью и с присущей ей неосторожностью. В
отношении себя  самой  она не  соблюдает мер  безопасности,  которые  строго
предписывает  своим  ученикам: трогать пробирки с  радиоактивными веществами
только пинцетом, не прикасаться  к  неизолированным  пробиркам, пользоваться
свинцовыми щитами  во избежание вредных  облучений. Она,  конечно, позволяет
исследовать кровь и  у себя, так  как  это общее  правило в Институте радия.
Формула состава ее крови отклоняется  от  нормы. Неудивительно! Уже тридцать
лет  Мари  Кюри  имеет дело  с радием,  вдыхает его эманацию. На  протяжении
четырех  военных  лет  она,  кроме  того,  подвергалась  опасным  излучениям
рентгеновских  аппаратов.  Небольшое  изменение  состава  крови,  неприятная
болезненность в кистях рук,  обожженных радием, то  сохнущих, то мокнущих, в
конце концов уж не такое жестокое наказание за столь рискованные действия!
     В декабре 1933 года приступ какой-то болезни одолевает Мари еще больше.
Рентгеновский снимок обнаруживает  довольно  крупный  желчный  камень. Та же
болезнь,  что  унесла  и  старика  Склодовского! Мари  боится операции  и во
избежание ее устанавливает для себя определенный режим и лечится.
     Уже давно ученая не обращает  внимания на внешние удобства жизни  и все
откладывает   осуществление  своих   личных  заветных  планов  -   постройку
собственного летнего дома в Со и перемену зимней квартиры в Париже, а теперь
вдруг развивает бурную деятельность.
     Просматривает  сметы и не  колеблясь  идет  на  крупные расходы. Решено
летом  выстроить виллу  в Со. А в октябре  Мари уедет  с  набережной Бетюн и
займет квартирку  в  новом, современном доме, построенном в  Университетском
городке.
     Она  чувствует слабость, но  старается  убедить  себя,  что здоровье ее
неплохо. Ездит в Версаль  кататься на коньках, отправляется к Ирен в Савойю,
чтобы походить  вместе с ней на лыжах. Радуется,  что  ее тело сохранило еще
гибкость и подвижность. На Пасху она пользуется приездом Брони и совершает с
ней путешествие на юг в автомобиле.
     Эта затея имела гибельные последствия. Мари  захотелось ехать не прямо,
а с заездами в стороны, чтобы показать Броне красивые места. Когда, наконец,
после  нескольких переездов они  доехали  до  виллы  в  Кавальере,  она  вся
измучилась и продрогла. В вилле стоял холод, и наспех затопленные калориферы
прогрели дом не скоро. Мари,  дрожа  от озноба, сразу впала  в отчаяние. Она
рыдала в объятиях  Брони, как больной ребенок. Ее одолевал страх,  что из-за
какого-нибудь  бронхита у  нее  не хватит  сил  закончить свою  книгу. Броня
ухаживает за сестрой и успокаивает ее.
     На  следующий  день  Мари  преодолела  упадок  духа,  и  он  больше  не
возобновлялся.
     Несколько солнечных дней ободрили ее и утешили. При возвращении в Париж
она  чувствует себя уже  гораздо лучше. Врач находит, что у нее грипп и, как
все  врачи  за   последние  сорок  лет,  что  она   переутомлена.  Небольшую
температуру, держащуюся все это время,  Мари считает пустяком. Броня уезжает
в Варшаву со смутным чувством тревоги.
     Перед  отходом варшавского поезда на вокзальной платформе, где  они так
часто прогуливались раньше, сестры целуются в последний раз.
     Состояние здоровья Мари колеблется - то лучше,  то хуже.  В  дни, когда
она  чувствует себя  крепче, она  ходит  в лабораторию.  В дни  подавленного
состояния, слабости  сидит дома и пишет свою книгу. Несколько часов в неделю
посвящает новой квартире и планам виллы в Со.
     8 мая 1934 года она пишет Броне:

     Я чувствую все возрастающую потребность иметь собственный дом с садом и
горячо желаю, чтобы мне  это удалось. Затраты  на  постройку можно свести  к
доступной мне сумме, и я смогу начать закладку фундамента.

     Но  коварный  враг  действует  быстрее. Лихорадочное состояние и  озноб
усиливаются.  Еве приходится терпеливо пускать в  ход дипломатию, чтобы мать
согласилась  принять  доктора.  Под  предлогом,  что  люди   этой  профессии
надоедливы, что им она  не может платить (ни один  врач не  брал гонорара от
мадам Кюри), Мари все  время отказывалась от постоянного врача. Эта  ученая,
этот друг прогресса, отказывается от лечения, как простая крестьянка.
     Профессор Рего сам заходит к  Мари с  дружеским визитом.  Он предлагает
посоветоваться со своим другом - доктором Раво, а тот рекомендует пригласить
профессора  Булена,  главного врача  городских больниц. Последний же, только
взглянув  на  бескровное  лицо Мари, сразу говорит:  "Лежать в постели.  Вам
нужен отдых!"
     Сколько  раз мадам Кюри слышала такие  восклицания!  И не внимала.  Она
продолжает  переутомляться, бегая по лестницам с этажа на этаж на набережной
Бетюн, почти  каждый день  работает в  Институте радия.  В солнечный майский
день  1934 года  после полудня  она остается  в  физическом зале до половины
четвертого,  усталыми руками касается пробирок, приборов  - своих неизменных
спутников.  Обменивается  несколькими фразами с сотрудниками. "У меня жар, -
говорит она слабым голосом, - поеду домой". Еще раз обходит сад,  где яркими
пятнами  выделяются вновь  распустившиеся цветы.  Вдруг она  останавливается
перед чахлым розовым кустом и зовет механика:
     - Жорж, взгляните на этот куст: необходимо заняться им теперь же!
     К ней подходит один из учеников, заклинает ее ехать домой на набережную
Бетюн.  Она  слушается,  но,  перед  тем как  сесть в  автомобиль,  еще  раз
оборачивается и говорит:
     - Так не забудьте, Жорж, о розовом кусте...
     Ее  тревожный  взгляд  на  хилое  растение  и  был  последним  "прости"
лаборатории.

     * * *

     Она  уже  не  встает  с  постели.  Малоэффективная  борьба  с неведомой
болезнью, называемой то гриппом, то бронхитом, ведет к утомительным способам
лечения.  Мари подчиняется им с  неожиданной, пугающей  кротостью, позволяет
перевезти себя в клинику для полного обследования. Два рентгеновских снимка,
пять или шесть анализов ставят в тупик специалистов, приглашенных к больной.
По-видимому, ни  один из органов  не затронут, никаких характерных признаков
определенной  болезни.   Но  поскольку   давнишние  рубцевания  и  небольшой
воспалительный   процесс   дали   затемнения  на   снимках  легких,  доктора
предписывают Мари компрессы и банки. Когда же она, чувствуя себя ни хуже, ни
лучше,  возвращается  на  набережную Бетюн,  окружающие  начинают  осторожно
поговаривать о санатории.
     Ева робко  намекает ей о пользе такого изгнания.  И тут Мари слушается,
готова  ехать. Она  надеется на чистый воздух, думает, что  ее выздоровлению
мешают городской шум и пыль. Строятся планы. Ева поедет с матерью и проживет
с ней в санатории несколько  недель,  затем  приедут из  Польши ее сестра  и
брат, чтобы  не оставлять  ее одну, на август приедет Ирен. А  к  осени Мари
поправится.
     В  комнате больной сидят Ирен и Фредерик Жолио, говорят  с мадам Кюри о
работах в лаборатории, о доме в Со,  о правке гранок  ее книги,  которую она
недавно  кончила писать. Один из молодых сотрудников  профессора  Рего,  Ежи
Грикуров,  который  заходит почти каждый день справляться о  здоровье  Мари,
расхваливает ей  всю прелесть и пользу санатория. Ева занимается устройством
новой квартиры, выбирает цвет обоев, занавесок, обивки.
     Несколько раз Мари с легким смешком говорит, посматривая на дочь:
     - Может быть, мы делаем много шума из ничего?
     Но у Евы  для таких  случаев  заготовлены  возражения  и  шутки, и ради
успокоения Мари она  изо всех  сил тормошит  подрядчиков.  Вместе  с тем она
надеется   умилостивить   судьбу:  хотя   врачи   и   не  смотрят  на   дело
пессимистически, а  в доме никто не выказывает тревоги, Ева без всяких на то
оснований уверена в худшем.
     В солнечные ясные весенние дни Ева сидит часами у постели обреченной на
бездействие матери.  И перед Евой обнажается цельная  душа Мари, ее чуткое и
благородное сердце,  ее  безграничная  нежность,  почти  нестерпимая в такой
момент. Она становится  прежней  "милой Мэ". А  главное, остается все той же
юной  девушкой,  которая  сорок шесть  лет  тому  назад  писала по-польски в
письме:

     Люди, так  живо чувствующие, как я, и неспособные изменить это свойство
своей натуры, должны скрывать его как можно больше.

     В  этом  - разгадка ее стыдливой,  чрезмерно  чувствительной, скрытной,
легко  ранимой  души.  В течение  всей  славной  жизни Мари подавляла в себе
непосредственные  порывы,  признания  в  слабости и,  может быть,  призывы о
помощи, готовые сорваться с ее уст.
     Даже теперь она не  изливает  свою душу, не  жалуется или,  может быть,
чуть-чуть, едва заметно. Говорит только  о будущем... О будущем лаборатории,
института в Варшаве, о будущем своих  детей:  она знает, что через несколько
месяцев Ирен  и Фредерик  Жолио получат Нобелевскую премию. Мечтает  о своей
будущей жизни в новой квартире (чего ей не дождаться)  или в своем доме в Со
(который так и не будет никогда построен).
     Мари  слабеет.  Прежде чем  перевозить мать  в  санаторий,  Ева  просит
четырех корифеев медицинского  факультета  собраться  на консилиум:  лучших,
самых знаменитых  врачей во Франции.  Я не называю их  имена, чтобы  это  не
имело  вида  их осуждения  или  черной неблагодарности с  моей  стороны. Они
полчаса  обследовали  женщину,  страдающую  непонятным   недугом,  колеблясь
определили его  как возобновление  туберкулезного процесса  и поверили,  что
пребывание в горах победит болезнь. Они ошиблись.
     Трагически спешные приготовления  к отъезду. Чтобы  беречь силы Мари, к
ней  пускают только самых  близких. Но она сама  нарушает предписание, велит
провести тайком к  себе в комнату  свою  сотрудницу мадам Котель и отдает ей
несколько  распоряжений: "Надо тщательно  упаковать актиний и хранить его до
моего возвращения...  Мы  с  вами вновь займемся  нашей работой  после моего
отдыха".
     Несмотря   на  сильное  ухудшение,  врачи  советуют  ехать  немедленно.
Путешествие  мучительное,  несказанно  трудное.  Доехав  до  Сен-Жервэ, Мари
теряет сознание  и  поникает  на  руках Евы  и  сестры милосердия. Когда  же
наконец ее помещают в  лучшую комнату санатория в Санселльмозе, снова делают
рентгеновский снимок и анализы, обнаруживается - дело не в легких, и переезд
был бесполезен.
     У Мари  жар, температура  выше сорока градусов. И ее нельзя скрыть, так
как Мари сама с  добросовестностью  ученого проверяет высоту столбика ртути.
Она  почти не  говорит  об этом обстоятельстве, но  в  ее  поблекших  глазах
отражается  страх.  Спешно  вызванный  из Женевы  профессор  Рох  сравнивает
результаты анализа крови  за последние  дни  и обнаруживает быстрое  падение
числа  белых и  красных кровяных шариков.  Он ставит диагноз злокачественной
острой анемии. Поддерживает  Мари в  ее  неотвязной мысли  о желчных камнях.
Уверяет ее, что  никакой  операции не  будет,  и  назначает  энергичное,  но
безнадежное лечение. А жизнь уходит из утомленного организма.
     Начинается тяжкая борьба, когда тело не хочет погибать и сопротивляется
с неистовым ожесточением. Ухаживая за матерью, Ева ведет борьбу  иного рода:
в еще ясном уме мадам Кюри нет мысли  о смерти. И это чудо надо сохранить. В
особенности  надо  умерить физическую боль, подкрепить  и  тело, и душу.  Ни
тягостных   способов  лечения,  ни   запоздалого   переливания  крови,   уже
бесполезного и  пугающего. Никаких нежданных сборищ у постели умирающей, так
как  Мари,  увидев собравшихся  родных,  была бы убита  внезапным  сознанием
ужасного конца.
     Я буду всегда лелеять в своей памяти имена тех, кто помогал моей матери
в эти  ужасные  дни. Доктор  Тобе,  директор санатория, и доктор  Пьер Ловис
отдавали  Мари  не  только  свои  знания.  Вся  жизнь  санатория  как  будто
остановилась, застыла  в неподвижности  от  душераздирающей  вести:  умирает
мадам Кюри.
     Весь  дом  преисполнен уважения,  готовности помочь. Оба  врача сменяют
друг  друга  в  комнате  больной.  Они  подбадривают  Мари  и  облегчают  ее
состояние. Заботятся  о Еве, помогают бороться, лгать и, хотя она их об этом
не просила, обещают ей облегчить последние страдания Мари снотворным.
     Утром 3 июля  мадам Кюри  в  последний раз  сама  измеряет температуру,
держа  термометр  в  дрожащей  руке,  и  удостоверяется  в   резком  падении
температуры, как это  всегда бывает перед кончиной.  Она радостно улыбается,
когда  Ева  уверяет  ее,  что это  признак  выздоровления,  что  теперь  она
поправится.  Глядя  в  открытое  окно  и  повернувшись  лицом  к  солнцу,  с
выражением  надежды  и страстной  жажды жить,  Мари  говорит:  "Мне принесли
пользу не лекарства, а чистый воздух, высота..."
     Во  время агонии она тихо  стонет  от  боли и  с удивлением  жалуется в
полубреду: "Я не  могу ничего выразить... Я отсутствую..." Она не произносит
ни одного  имени известных ей людей.  Не  зовет ни старшей дочери, прибывшей
накануне  с мужем в Санселльмоз, ни Евы, никого из близких. Большие и мелкие
заботы  о  своей  работе  случайно  всплывают  в  ее  удивительном  мозгу  и
проявляются  в  бессвязных фразах: "Параграфы  глав  надо сделать совершенно
одинаковыми... Я думала об этом издании..."
     Она очень пристально вглядывается в чашку  с чаем и, пытаясь мешать его
ложкой, впрочем, не ложкой, а как бы шпателем, спрашивает:
     - Это приготовлено из радия или мезотория?
     Мари отошла от людей.  И навсегда присоединилась к  тем  любимым вещам,
которым посвятила свою жизнь.
     Теперь она произносит только неразборчивые слова,  и вдруг,  когда врач
собирался сделать ей укол, у нее вырывается слабый крик протеста:
     - Не хочу. Оставьте меня в покое!

     * * *

     В  последние   часы  ее  жизни  обнаружилась  вся  сила,  вся  огромная
сопротивляемость только по виду хрупкого организма, вся крепость ее  сердца,
затаенного  в  уже  холодеющем  теле  и  продолжавшегося  биться  неутомимо,
непрестанно. Еще шестнадцать часов доктор Пьер Ловис и Ева держат  застывшие
руки  этой женщины - ни живой, ни  мертвой.  На утренней  заре,  когда  горы
порозовели  и  солнце  начало подниматься в изумительно чистом  небе,  когда
яркий  свет величественного  утра залил  всю комнату, постель, худые  щеки и
стеклянные,  ничего   не   выражавшие  светло-серые  глаза,  сердце  наконец
перестало биться.
     Науке  еще  предстояло  сказать свое слово о теле усопшей. Ненормальные
симптомы, анализы крови, указывающие на  заболевание, отличное  от известных
науке  злокачественных  анемий,  указали  истинного виновника: радий.  Позже
профессор Рего писал:

     Мадам  Кюри  может  считаться одной  из  жертв  длительного  общения  с
радиоактивными веществами, которые открыли ее муж и она сама.

     В Санселльмозе доктор Тобе сделал официальную запись:

     Мадам Мари Кюри скончалась в Санселльмозе 4 июля  1934  года. Болезнь -
острая  злокачественная  анемия.  Костный  мозг  не  дал реакции,  возможно,
вследствие перерождения от длительной аккумуляции радиоактивных излучений.

     Событие  выходит  за  пределы затихшего санатория, расходится  по всему
миру  и то здесь, то там вызывает острую боль: в Варшаве - у Эли; в Берлине,
в поезде, мчащемся во Францию, - у Юзефа  Склодовского и Брони  - той Брони,
которая  напрасно  стремилась  попасть  вовремя и  повидать  милое  лицо;  в
Монпелье -  у Жака  Кюри; в  Нью-Йорке  - у  миссис  Мелони;  в  Париже  - у
преданных друзей.
     У бездействующих приборов Института  радия рыдают молодые ученые.  Один
из любимых учеников Мари - Жорж Фурнье потом напишет: "Мы потеряли все".
     Отрешенная от боли, волнений, почитаний, Мари Кюри покоится  на кровати
в Санселльмозе,  в том доме, где люди, ей подобные, люди науки и преданности
своему  долгу,  ухаживали за ней  до  самого конца. Никого  постороннего  не
допускали потревожить ее покой, хотя бы только взглядом. Никто из любопытных
не  будет знать, какой сверхъестественно  красивой  она покидала мир.  Вся в
белом, седые волосы над открытым огромным лбом, лицо умиротворенное, строгое
и мужественное, как у  рыцаря,  - в  этом виде она представляет  собой самое
прекрасное, самое благородное из всего существующего на Земле.
     Ее  шершавые, жесткие, глубоко прожженные  радием руки уже  не страдают
обычным  тиком.  Они  вытянуты  вдоль  покрывала,  окостенели  и   до  ужаса
недвижимы. Ее так много работавшие руки.

     * * *

     В пятницу 6 июля 1934 года, в полдень, мадам Кюри переселяется в жилище
мертвых - скромно,  без пышных проводов, без надгробных речей политических и
государственных  деятелей. Ее погребли в Со  в  присутствии родных, друзей и
любивших ее сотрудников.
     Гроб  Мари поставили на гроб  Пьера Кюри. Броня и Юзеф бросили в могилу
горсть польской  земли.  На могильном  памятнике прибавилась  надпись: "Мари
Кюри-Склодовская. 1867-1934".
     Изданная через год книга, которую Мари закончила перед смертью, явилась
последним ее посланием "влюбленным в физику".
     В Институте радия, продолжавшем свою работу, этот огромный  том вошел в
его  светлую  библиотеку, присоединясь к  другим  творениям  науки. На сером
переплете имя  автора:  "Мадам  Кюри,  профессор  Сорбоннского университета.
Лауреат Нобелевской премии по физике. Лауреат Нобелевской премии по химии".
     А заглавие - одно строгое лучезарное слово:

     РАДИОАКТИВНОСТЬ.

     * * * * * *


        "ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МАРИИ КЮРИ"

     1867 г., 7 ноября. - В Варшаве в семье  учителя Владислава Склодовского
родился пятый ребенок - дочь Мария.
     1883 г., июнь. -  В  Варшаве  Мария  Склодовская  оканчивает гимназию с
золотой медалью.
     1884  г.  -  После годового отдыха шестнадцатилетняя Мария  Склодовская
начинает  давать   уроки.   Активное  участие   в   деятельности   "Вольного
университета".
     1885-1891 гг. - Для оказания помощи уехавшей в Париж сестре Броне Мария
Склодовская работает гувернанткой в  зажиточных буржуазных  семействах.  Она
усиленно занимается самообразованием, обучает грамоте деревенских ребятишек.
Вернувшись в  Варшаву, Мария  начинает самостоятельные занятия в лаборатории
Музея промышленности и сельского хозяйства. Отъезд в Париж.
     1891-1894  гг.  -  Мария  Склодовская  становится  студенткой Сорбонны.
Напряженные занятия на факультете естествознания. Мария, проявив  выдающиеся
способности  и  огромное  трудолюбие получает  два  диплома  лиценциата - по
физике и математике.
     1895  г.,  26 июля.  - Бракосочетание Пьера Кюри  и Марии  Склодовской.
Мария начинает работать в лаборатории Пьера Кюри в Школе физики и химии.
     1897  г.,  12  сентября.  - Мария Кюри родила  первую  дочь  - будущего
лауреата  Нобелевской премии Ирен Жолио-Кюри.  Мария  Кюри начинает  изучать
открытое в 1896 г. А.Беккерелем явление радиоактивности.  Она устанавливает,
что излучение соединений урана - свойство атомов урана.
     1898 г. - Мария Кюри замечает, что радиоактивность некоторых минералов,
содержащих уран и торий,  во много раз сильнее,  чем следовало  ожидать. Она
делает предположение, что эти минералы содержат новый радиоактивный элемент.
Напряженная совместная работа супругов Кюри привела к блестящему результату:
они открыли полоний (июль), а затем радий (декабрь).
     1899-1900  гг.  -   Пьер