глазах пытались целовать у Мари руки, старались дотронуться до ее платья...
     17 июня  мадам Кюри должна была вторично признаться в своем  бессилии и
прервать поездку. Угрожающее падение кровяного  давления встревожило врачей;
Мари  делает  передышку и  вновь  находит  силы съездить  еще  в  Бостон,  в
Нью-Хейвен, посетить колледжи  Уэлсли, Йейла, Гарвуда,  Симонса, Радклифа. А
28 июня она садится на "Олимпик", где  ее  каюта завалена кучами телеграмм и
заставлена корзинами цветов.
     На газетных  столбцах  ее имя готово смениться именем  другой "звезды",
прибывшей из Франции. Боксер Жорж Карпантье, уже завоевавший  себе известную
репутацию, только что  прибыл в Соединенные Штаты,  и  репортеры  приходят в
отчаяние  из-за  того,  что  не  могут  вырвать у  мадам Кюри предсказания о
результате матча Карпантье с Демпси.

     * * *

     Мари крайне устала, но  в  конечном счете  очень довольна. Она радостно
пишет  в  своих  письмах,  что "получила  небольшую контрибуцию  с Америки в
пользу Франции  и Польши",  приводит сочувственные фразы  по поводу двух  ее
отечеств,  сказанные президентом Гардингом и  вице-президентом Кулиджем.  Но
при  всей ее скромности для Мари ясно, что  она лично имела огромный успех в
Соединенных Штатах, что она  завоевала миллионы американских сердец, а также
искреннюю привязанность всех тех, кто с ней встречался близко. Миссис Мелони
так и останется  до последнего  часа Мари  самым преданным, самым нежным  ее
другом.
     От  всего  путешествия  у  Мари  Кюри  остались   смутные  и  сумбурные
впечатления,   среди  которых  проступают  блестящими  точками  особо  яркие
воспоминания.   Ее   поразила   большая,   деятельная   жизнь   американских
университетов, пышность  и веселье традиционных  торжеств,  а  больше  всего
превосходные условия, созданные для процветания спорта в среде студентов.
     Сильное  впечатление   произвела   на  нее  роль  женских  объединений,
чествовавших  ее  на  протяжении  всего  путешествия.  Наконец, великолепное
оборудование  лабораторий  и тех  многочисленных  больниц,  где  применяется
радиотерапия, вызвали у Мари  горькое  чувство:  она с  тоской думала, что в
1921 году  во всей Франции  нет  еще ни  одной больницы, предназначенной для
лечения радием.
     Запас радия, ради которого Мари ездила в Америку,  уезжает вместе с нею
на том же пароходе, надежно спрятанный в корабельном несгораемом шкафу.
     Этот  символический грамм наводит на определенные размышления о карьере
Мари Кюри. Чтобы купить ничтожную частичку радия, надо было выклянчивать его
по  всей Америке.  Мари  пришлось лично  являться в города-благотворители  и
приносить благодарность.
     Как  не  появиться  навязчивой  мысли  о  том,  что   простая  подпись,
поставленная в свое время под  патентом на  производство радия,  изменила бы
все по-другому! Разве двадцать лет борьбы и всяческих препятствий не вызвали
у  Мари  сожалений,  разве  они  не  убедили  ее  в  том,  что,  пренебрегая
богатством, она тем самым  приносила  в жертву химере  развитие собственного
творчества?
     В  кратких  автобиографических заметках,  написанных по возвращении  из
Америки, мадам Кюри ставит себе эти вопросы и дает на них ответ:

     ...Значительное большинство моих друзей утверждает, и не без оснований,
что, если бы  Пьер Кюри и я  узаконили наши права, мы приобрели бы средства,
достаточные  для  того,  чтобы  самим создать  хороший Институт радия,  а не
упираться  в  разные  препятствия,  которые  ложились  тяжелым грузом на нас
обоих, а теперь лежат на мне. И все-таки я думаю, что мы были правы.
     Человечество,  конечно,  нуждается  в  деловых людях, которые извлекают
максимум из  своего  труда и,  не забывая об  общих  интересах, соблюдают  и
собственные выгоды.
     Но  человечеству  необходимы  и  мечтатели,  для  которых  бескорыстное
служение  какому-нибудь  делу  настолько  увлекательно,  что   им  немыслимо
предаваться заботам о личных материальных благах.
     Нет сомнения, что такие мечтатели и  не заслуживают  богатства, раз они
сами  не  стремятся   к  его  приобретению.  Во   всяком  случае,  правильно
организованное человеческое общество должно обеспечить таким  работникам все
средства  для  осуществления их работы, избавить  их жизнь  от  материальных
забот и дать им возможность свободно отдаваться научному исследованию.


        "РАСЦВЕТ"

     Я думаю, что для моей матери путешествие в Америку было поучительным.
     Оно  доказало,  что  ее  добровольное отчуждение  от  окружающего  мира
парадоксально.  Студентка  может  запереться  у себя  в  мансарде  со своими
книгами, какой-нибудь безвестный  исследователь может отрешиться от внешнего
мира и всецело сосредоточиться на своих работах - он даже обязан это делать;
но пятидесятилетняя мадам  Кюри - это уже не  студентка, а  ученая с мировым
именем. На  мадам Кюри  лежит  ответственность  за новую науку. Значение  ее
имени  таково,  что  одним  жестом,  одним   своим  присутствием  она  может
осуществить любой проект, имеющий общеполезное значение и близкий ее сердцу.
Со  времени  путешествия  она уделяет время  и  для внешних  сношений, и для
общественных миссий.
     Я  не  стану описывать  каждое  путешествие  Мари;  они похожи одно  на
другое. Научные конгрессы, конференции, университетские торжества, посещение
лабораторий  приводят  ее  в  столицы  многих  стран.  Ее  шумно  встречают,
чествуют,   она  старается   быть  полезной.  Очень  часто   ей   приходится
превозмогать слабость.
     Когда все официальные  обязательства бывают  ею  выполнены,  то  лучшей
наградой   для  нее  является  возможность  отыскивать  красивые  пейзажи  и
удовлетворять свою любовь  к природе. Тридцать лет работы только  усилили ее
языческое  обожание  красоты  мира. Переезд через  Атлантику на  итальянском
пароходе доставляет ей ребяческое удовольствие.

     Мы видели летучих рыб! - пишет она Еве. - Мы убедились, что нашей  тени
может  не быть почти  совсем,  так как солнце  стоит  прямо над  головой. Мы
наблюдали, как всем известные светила тонут в море: Полярная звезда, Большая
Медведица. А на юге всплывает Южный крест, очень красивое созвездие. Я почти
ничего не знаю о звездах на небе...

     Четыре недели в Рио-де-Жанейро, куда она приехала с Ирен читать лекции,
явились для нее приятной разрядкой.
     Каждое  утро Мари - инкогнито - купается в бухте. После обеда совершает
прогулки пешком, на автомобиле, на гидроплане...
     Италия,  Голландия, Англия  принимают  у себя Мари по нескольку  раз. В
1931 году она вместе с Евой совершает незабываемое, пленительное путешествие
по  Испании. Президент Масарик, такой же, как она,  любитель сельской жизни,
приглашает ее в Чехословакию, в свой загородный дом.
     В Брюсселе,  куда она  периодически приезжает на Сольвеевский конгресс,
ее  принимают  не  как  известного  физика,  а как своего человека,  хорошую
соседку. Она любит эти собрания, где все, кого она называет в одном из своих
писем "влюбленными в физику",  обсуждают новые открытия и новые теории. Чаще
всего ее посещения Бельгии сопровождаются обедом у короля и королевы. Король
Альберт и королева Елизавета, с которыми Мари встречалась еще на бельгийском
фронте, сердечно к ней относятся.
     В мире нет больше уголка, где бы не знали  ее имени. Разве нет портрета
мадам  Кюри в старинном китайском городе Тайюань-фу в храме Конфуция? Мудрые
ученые этой страны поместили ее  портрет  среди "благодетелей человечества",
рядом с Декартом, Ньютоном, Буддой и великими императорами Китая...

     * * *

     15  мая  1922 года Совет  Лиги  Наций  избирает  мадам Кюри-Склодовскую
членом   Международной    комиссии   по   научному   сотрудничеству.   Мадам
Кюри-Склодовская соглашается.
     Это  важная дата  в  жизни  Мари Кюри. С  того  времени,  как она стала
знаменитой, сотни всяких начинаний, лиг и обществ просят поддержать их своим
авторитетом, но  свое  согласие  она  давала  не всегда.  Мари  отказывается
входить  в те  комитеты, в которых  она не  сможет работать из-за недостатка
времени.  При  всех обстоятельствах она  желает сохранить за собой полнейший
политический нейтралитет. Она не  хочет изменять своему  прекрасному  званию
"чистейшей воды ученой", бросаться в борьбу мнений, и даже самый  безобидный
манифест никогда не получает ее подписи.
     Приверженность мадам Кюри к  деятельности Совета Лиги Наций приобретает
поэтому особое значение. Это останется единственной ее изменой Науке.
     Международная комиссия  по научному сотрудничеству объединила блестящих
людей:  Бергсона,  Джильберта Меррея, Жюля  Дестре и  многих других...  Мари
станет вице-президентом комиссии. Принимает участие в  нескольких  комитетах
экспертов, а также в комитете Института научного сотрудничества в Париже.
     Тот,   кому   Мари   представляется   способной   восторгаться   пустым
жонглированием общими словами, плохо знает эту практическую идеалистку. Мари
Кюри работает в Женеве, и еще раз ей удается послужить Науке.
     Она борется с тем, что называет "анархией  в мировой научной работе", и
пытается  привлечь  своих  собратьев  к согласованной работе над разрешением
целого  ряда  определенных вопросов,  по виду  незначительных,  но таких, от
которых   зависит  прогресс   научного  познания:  рациональная  организация
библиографии таким  образом, чтобы  научный  работник  сразу мог  найти  все
сведения о  полученных достижениях других ученых в той  области, которую  он
изучает;  единая  система  обозначений  и терминологии  в науке;  унификация
формата  изданий;  краткие  рефераты  работ,   опубликованных   в  журналах;
составление таблицы констант.
     Преподавание  в   университетах   и  лабораториях  надолго  приковывает
внимание  Мари. Она стремится  улучшить  методы. Провозглашает необходимость
"целенаправленной  работы", координирующей  деятельность  исследователей,  и
предлагает  установить  связь   между  руководителями   научных  учреждений,
настоящий генеральный штаб,  призванный управлять всеми научными  операциями
на Европейском континенте.
     Всю жизнь ею владела одна  мысль  - о  тех дарованиях, которые остаются
неведомыми  и  неиспользованными  среди  слоев  населения,  не  избалованных
судьбой.  В  каком-нибудь  крестьянине  или  рабочем,  быть  может,  кроется
писатель, художник, ученый или музыкант.
     Вынужденная ограничивать свою практическую деятельность, Мари посвящает
себя более широкому развитию международных научных стипендий.

     В  чем  заинтересовано  человеческое общество? - пишет она в  одной  из
своих докладных записок. - Разве не его долг способствовать расцвету научных
дарований? Разве  оно  так  богато ими,  что может  приносить  в  жертву те,
которые готовы  проявиться?  Я  же  думаю,  что  совокупность  способностей,
необходимых для настоящего научного призвания, - явление бесконечно ценное и
тонкое,  редкое сокровище, было бы нелепо и преступно давать ему  гибнуть, а
нужно заботливо ухаживать  за  ним,  предоставляя все  возможности  для  его
расцвета...

     Наконец  -  какой   парадокс!..   -  ученая-физик,  всегда  чуждавшаяся
материальной  выгоды,  становится  ради  своих  коллег  борцом  за  "научную
собственность":  она  стремится  обосновать авторское  право  ученых,  право
вознаграждения за бескорыстные научные  труды, легшие в  основу промышленной
технологии. Ее мечта - найти для лаборатории средство против бедности в виде
субсидий на научные исследования за счет коммерческих прибылей.
     Один  раз  Мари оставляет на  время практические вопросы  и едет в 1933
году  в  Мадрид  председательствовать  на  обсуждении  проблемы  "Будущность
культуры" с участием писателей и артистов всех стран, "дон-кихотов по  духу,
сражающихся с ветряными мельницами",  как сказал о них Поль Валери, зачинщик
этого  собрания.  Мари  удивляет  товарищей  по   конгрессу  своей  любезной
властностью  и  оригинальностью  выступлений.  Члены  конгресса   кричат  об
опасности  "специализации",  "стандартизации"  и  возлагают  на  науку часть
ответственности за "кризис культуры", охвативший весь мир. Интересно видеть,
как  Мари  Кюри,  по  своей  натуре   самый   типичный   Дон-Кихот  из  всех
присутствующих  дон-кихотов,  с  таким  же  убеждением, как  защищала раньше
любовь к науке, защищает  теперь личное дерзание  и предприимчивость - одним
словом, сильные чувства, которые всегда и управляли ею в жизни.
     Тем, кто с этим не согласен, она говорит:

     Я  принадлежу к числу людей,  которые  думают,  что наука - это великая
красота. Ученый у себя в лаборатории не просто техник - это ребенок лицом  к
лицу с явлениями природы,  действующими на него, как волшебная сказка. Мы не
должны допускать, чтобы люди думали, будто  прогресс науки сводится к разным
механизмам, машинам, хотя и в них есть своя красота.
     ...Не думаю я также,  что дух смелой предприимчивости рискует исчезнуть
из нашего  мира. Если  я вижу в  окружающем меня нечто жизненное, то это как
раз дух  смелой  предприимчивости, по-видимому  неискоренимый и  родственный
любознательности...

     Борьба  за международную культуру, соединенную с  уважением к различным
национальным   культурам,   защита  личности  и  таланта,  где  бы  они   ни
обнаружились, борьба за "укрепление  великой  духовной силы  науки  во  всем
мире". Борьба за  "моральное разоружение", за мир во всем мире. Таковы сферы
борьбы, которую ведет  мадам Кюри, не льстя себя  суетной надеждой на скорую
победу.
     Мари Кюри - Еве Кюри, июль 1929 года:

     Я  полагаю,  что работа в международных организациях - это задача очень
нелегкая, однако приступить к ней необходимо, отдавая все свои силы и будучи
готовым на любые жертвы;  при всем своем несовершенстве  дело Женевы - очень
большое дело и заслуживает поддержки.

     * * *

     Две, три, четыре поездки в Польшу...
     Не ради отдыха, забвения тревог едет мадам Кюри к своим близким. С того
времени,  как  Польша  стала свободной,  Мари не дает  покоя большой проект:
создать  в  Варшаве  Институт  радия  как центр  для научных  исследований и
лечения рака.
     Но одного ее упорства недостаточно, чтобы преодолеть  все  затруднения.
Выздоравливающая от долгого порабощения  Польша  бедна: бедна и деньгами,  и
техническими  средствами. А у Мари  нет времени самой хлопотать и отыскивать
средства. Нужно ли называть союзницу, которая по  первому зову становится  с
ней  плечом  к плечу?  Броня,  хотя  и  обремененная  годами,  но  такая  же
энтузиастка и такая же деятельная, как и тридцать лет тому назад, берется за
это дело.  Она и  архитектор, и ходатай, и казначей.  В скором  времени  всю
страну  наводнили плакаты и марки с изображением Мари. Требуются деньги или,
вернее,  кирпичи: "Покупайте по  одному  кирпичу,  чтобы построить  Институт
имени   Марии  Склодовской-Кюри!"   -  взывают  тысячи  почтовых   открыток,
воспроизводящих факсимиле  собственноручного  заявления  ученой: "Мое  самое
пламенное  желание  - создать  в Варшаве  Институт  радия". Это  предприятие
пользуется  щедрой  поддержкой  государства,  города   Варшавы   и  наиболее
значительных польских учреждений.
     Запас кирпичей  все увеличивается... И в  1925  году  Мари  приезжает в
Варшаву на закладку института. Торжественная встреча: воспоминания прошлого,
обещания на будущее... Горячая любовь всего народа сопутствует той,  которую
один  из  ораторов  называет  "первой  фрейлиной нашей  прелестной владычицы
Польской Республики".  Университеты, академии, города преподносят Мари самые
пышные  почетные  звания... В один из  солнечных  дней  президент республики
закладывает первый кирпич  в  фундамент  института,  мадам  Кюри  -  второй,
президент города Варшавы - третий...
     Никакой  официальной  натянутости  при  торжествах!  Глава  государства
Станислав Войцеховский не только из  любезности восхищается совершенством, с
каким Мари говорит на родном языке после стольких лет отсутствия. А разве он
не был в Париже товарищем Марии Склодовской? Воспоминания, воспоминания.
     - А  вы  помните,  что тридцать лет  тому  назад  вы дали мне  дорожную
подушечку,  когда я  возвращался в Польшу с  тайной  миссией?  -  спрашивает
президент. - Она мне очень пригодилась!
     - Я  даже помню,  -  со  смехом отвечает Мари, -  что вы  забыли мне ее
вернуть!
     Пан Котарбинский, очень  известный  и  очень  старый актер,  вскочив на
сцену  Народного  театра, приветствует  мадам  Кюри  комплиментом, тот самый
Котарбинский, которому веселый подросток Маня сплела когда-то в Зволе  венок
из полевых цветов.
     Годы  идут,  из отдельных кирпичей вырастают  стены. Но  это  не  конец
трудам  Мари  и  Брони. Каждая из  них дала на это дело большую  часть своих
сбережений,  а все же не  хватает денег на покупку  такого количества радия,
чтобы начать лечение от рака.
     Мари не унывает. Обследует горизонт и останавливает взгляд на западе...
на Соединенных  Штатах, где уже один раз ей  помогли так щедро,  - на миссис
Мелони. Великодушная американка знает, что Институт в Варшаве  так  же дорог
Мари, как  ее собственная лаборатория.  Миссис Мелони совершает  новое чудо,
собрав  деньги,  необходимые  на  покупку  грамма  радия, -  второго грамма,
подаренного  Америкой мадам  Кюри.  Все начинается сызнова!  В октябре  1929
года, так  же как  в 1921 году, Мари  садится  на  пароход и направляется  в
Нью-Йорк. Она едет благодарить Соединенные Штаты от имени Польши. Так же как
в  1921 году, ее  изводят всякими чествованиями. В этот приезд  она является
гостьей президента Гувера и живет несколько дней в Белом доме.

     Мне подарили  маленького слоника, выточенного из слоновой кости,  очень
миленького, а  также еще  одного -  совсем  крошечного, - пишет  она  Еве. -
Кажется,  слон  -  символ  республиканской  партии, и  Белый  дом переполнен
слонами всяких размеров - и одиночными, и целыми группами...

     Америка, разоренная  экономическим кризисом, имеет более серьезный вид,
чем в 1921 году. Но  прием, оказанный Мари, не стал менее  горячим.  В  день
своего рождения  мадам Кюри  получает сотни подарков,  присланных неведомыми
друзьями: цветы, книги, вещи, денежные  чеки на нужды ее лаборатории  и даже
гальванометры, ампулы с радоном, образцы редкоземельных  элементов. Накануне
отъезда  Мари  под дружеским руководством Оуэна Д. Юнга посещает университет
Св.  Лаврентия,  на   фронтоне  которого  высечено  из   камня   горельефное
изображение мадам Кюри. Она присутствует на юбилее Эдисона; во всех  речах и
даже  в  послании с Южного полюса от капитана  Бэрда звучат приветствия Мари
Кюри.
     29  мая 1932 года  Мари Кюри приезжает в Варшаву  на открытие Института
радия. В присутствии  президента республики Мосьцицкого коллега и друг мадам
Кюри профессор Рего открывает в Варшаве  Институт радия - внушительного вида
здание,  обширное благодаря практическому уму Брони  и  гармоничное по  всем
линиям  благодаря ее  вкусу.  Уже  несколько  месяцев  назад  в  него  стали
поступать больные для прохождения курса радиотерапии.
     Мари в последний раз  видит  Польшу, старинные  улицы родного  города и
Вислу, которой  любуется при  каждом своем приезде, глядя  на нее с  тоской,
почти с угрызениями совести. В своих письмах Еве она снова и снова описывает
ее воды, берега и камни, привязанная к ним самым сильным из инстинктов:

     Вчера утром я пошла  одна  прогуляться в сторону Вислы...  Река  лениво
вьется  в  своем широком  ложе,  серо-зеленая вблизи  и голубая  вдали,  где
отражается в ней небо. Очаровательные  песчаные отмели блестят на солнце, то
там,  то  здесь выступая  из  воды  и направляя  прихотливое  течение  реки.
Ослепительно сверкающие кромки вдоль края отмелей указывают границу наиболее
глубоких мест.  У  меня появляется  непреодолимое  желание побродить по этим
великолепным  лучезарным  пляжам.  Я  сознаю,  ч