же,  находилась  еще  в
полном расцвете сил, напоминанием о чем служил трехлетний ребенок.  Несмотря
на  враждебность,  которую  испытывал  к  ней  Сад,  в  описании  его  друга
мадемуазель де Руссе, она предстает как  живая  и  соблазнительная  женщина.
Мать невесты выглядела миниатюрной, остроумной, энергичной  и  произвела  на
графа де Сада впечатление исключительно приятной собеседницы. Она  разделяла
любовь Сада к любительскому театру, и в доме ее брата  в  апреле  1764  года
принимала участие
   в двух пьесах, где вместе с ней играли Сад и  Рене-Пелажи.  Де  Монтрей
была начисто лишена обыденности и старомодности. Но для Сада было бы  лучше,
если бы дела обстояли иначе. К несчастью для него,  она  также  представляла
собой  новое  поколение  аристократок,  практичных  и  твердолобых  в  делах
финансовых и житейских. Добиться ее порицания или  недовольства  оказывалось
не так-то просто, но, если это происходило,  уже  ничто  не  могло  изменить
мнения этой женщины.
   Возможно,  она  могла  бы  почувствовать  неладное  раньше,  но,  когда
разразился скандал с petite maison Сада,  мадам  де  Монтрей  приняла  точку
зрения, что мальчишки всегда будут оставаться мальчишками. По своим  внешним
данным ее в то время еще вполне можно  было  бы  называть  "спортивной"  или
"светской дамой", хотя эти характеристики вошли в  оборот  в  более  поздние
годы. После происшествия с Жанной Тестар 21 января 1764  года  она  написала
аббату де Саду, заверив его, что не  чувствует  враждебности  к  его  семье.
"Чтобы искупить прошлое, вашему  племяннику  нужно  не  давать  поводов  для
укоров в будущем". Потом вместе с дочерьми  она  с  удовольствием  увлеклась
театральными  постановками  Сада.  Монтрей  в  тот  период  гораздо   больше
волновало финансовое состояние графа де Сада. В первые месяцы после  свадьбы
стало ясно, что граф де Сад неминуемо приближался к банкротству, и  по  этой
причине все труднее становилось выпрашивать у него деньги, которые он обещал
платить сыну.
   Для доставки свадебных приглашений семья Садов отправила слугу в черном
и со шпагой в руке. Церемония имело место в Париже 17 мая 1763 года в церкви
Сен-Рош на улице Сен-Оноре. Она проходила  со  всей  приличествующей  случаю
помпой и не без благословения Людовика XV. С полами  из  белого  с  красными
прожилками мрамора в поддерживаемых колоннами проходах и  полукруглой  части
здания, устремляющимся вверх куполом и римским великолепием,  выдержанная  в
стиле  неоклассицизма,  Сен-Рош  была  построена  во  времена   царствования
Людовика XIV.  Расположенная  в  непосредственной  близости  от  королевских
дворцов и увеселительных заведений города, она  являлась  как  нельзя  более
подходящим местом для аристократического бракосочетания. Свадебный  контракт
подписали двумя днями раньше в  городском  доме  Монтрей  на  улице  Нев  дю
Люксембург, близ дворца Конде и мест, где Сад провел свое детство.
   Согласно  брачному  контракту,   на   семейство   Монтрей   возлагалась
обязанность устроить для молодых дом  в  Эшоффуре  и  Париже.  Граф  де  Сад
передавал сыну недвижимость Ла-Коста, Мазана, Сомана и Ма-де-Кабан.  Однако,
за вычетом определенной денежной суммы, Саду ничего другого  не  оставалось,
как довольствоваться одним лишь проживанием в полученных владениях. Аббат де
Сад, проживавший в Сомане по приглашению брата, оставался  по-прежнему  там.
Тем не менее вскоре начались споры относительно вклада  графа  в  финансовое
содержание своего сына. Де Сад-старший отказался от чести  быть  наместником
короля в своих четырех провинциях в пользу  своего  сына.  Хотя  титул  этот
считался почетным, наместник получал от короля ежегодно сумму, равную десяти
тысячам ливров. Теперь между сыном  и  отцом  из-за  денег  возникла  ссора,
искусно подогреваемая мадам  де  Монтрей.  Молодой  человек  утверждал,  что
папочка должен ему за наместничество за три предыдущих года.
   В ссоре из-за денег, по словам графа де Сада, сын принял сторону  семьи
жены и выступил против отца. Старый человек напрасно приходил  к  нему,  ища
встречи, в то время как  мадам  де  Монтрей  принимали  ежедневно.  В  семье
бывшего солдата и дипломата время брало свое, и судьба оказалась не  на  его
стороне.
   В Авиньоне в 1762 году скончался старейший представитель семьи Садов  -
любящая бабка. Сам  граф  теперь  находился  в  тяжелом  состоянии.  Водянка
донимала пуще прежнего, и его  тяга  к  жизни  слабела.  Жена  Сада-старшего
удалилась в монастырь кармелиток. После свадьбы сына жить ему оставалось  не
более четырех лет. Смерть, по крайней мере, избавила графа от величайшего из
скандалов, связанных с именем Садов.
   К маркизу, открывшему ее дочери двери в высший свет и  непосредственное
окружение короля, президентша де Монтрей сразу после  свадьбы  относилась  с
благодарностью и  любовью.  Сомневаться  не  приходилось,  что  молодой  муж
действительно обожал Рене-Пелажи и  обращался  с  ней  хорошо.  Даже  ущерб,
нанесенный его репутации скандалом, связанным с делом Жанны  Тестар,  вскоре
забыли. В новой ипостаси, принимаемый высоким судом  в  Дижоне  летним  днем
1764  года,  он   не   без   простительного   преувеличения   заверил   всех
присутствующих, что это  "самый  счастливый  день  в  моей  жизни".  Принося
присягу, Сад поклялся следовать примеру своих  коллег,  справедливо  вершить
правосудие и служить образцом для подражания, как для добродетельных, так  и
для нечестивых. В последующие годы ему пришлось стать не столько  вершителем
правосудия,  сколько  ответчиком  уголовного  суда.   Брак   его   продолжал
процветать. Несмотря на то, что  в  1764  году  Рене-Пелажи  после  рождения
мертвого ребенка слегла в постель,  пара  подарила  мадам  де  Монтрей  трех
внуков. Луи-Мари де Сад, старший сын, родился в январе 1768 года, и  на  его
крещении присутствовал принц де Конде  и  принцесса  де  Конти.  Второй  сын
Донатьен-Клод-Арман родился 27 июня 1769 года, а  дочь  Мадлена-Лаура  -  17
апреля 1771 года. Обоих мальчиков мадам де Монтрей любила  до  самозабвения,
проявляя при этом  ревность  собственника,  которая  стала  причиной  многих
неприятностей.

   - 3 -

   Через шесть месяцев после свадьбы счастливому браку был нанесен  первый
удар, когда Сады и Монтрей получили известие об  аресте  Сада  в  Париже  29
октября 1763 года. Удар этот смягчили привилегии, которые,  благодаря  отцу,
Сад получил в Дижоне в 1764 году. Скандал вызвал у мадам де Монтрей  чувство
дискомфорта. Все же, как отмечалось в письмах к аббату де Саду, она  верила,
что женитьба окажет на ее зятя благотворное влияние, тем более, до  сих  пор
для Рене-Пелажи он являлся надежным и ответственным мужем. Однако уж имелись
сведения,  что  его  проступок  являлся  не  единичным  импульсивным   актом
распутства,  а  имел  давнюю  предысторию.   Если   верить   предупреждению,
сделанному Луи Марэ владельцам публичных домов 30 ноября 1764 года, на  Сада
в полиции имелось солидное досье.
   Но в 1763 году надежда еще как будто существовала. Губернатору Венсенна
заключенный под стражу  маркиз  принес  свои  самые  искренние  извинения  и
сожаления. Сад только попросил разрешения увидеть свою любимую жену и,  если
это будет возможно, позволить этому дорогому существу вернуть  его  на  путь
праведный, с которого он, к сожалению, сбился.  Сартину,  генерал-лейтенанту
полиции,  маркиз  признался,  что  заслужил  свое  тюремное  заключение.  Он
попросил разрешения увидеться  со  священником,  уверяя,  что  его  арест  и
заключение под стражу являются выражением Божьей милости и это  поможет  ему
обрести  душевный  покой  и  осмотрительнее  вести  себя  в  будущем.  Любое
предложение,  направленное  на  то,  чтобы  сделать  Сада  изгоем  общества,
воспринималось как чудовищное. 16 марта 1767 он и Рене-Пелажи присоединились
к королю и королеве, дофину и его сестре, принцессам и графам  Прованским  и
Артуа в качестве свидетелей на бракосочетании графа де Куаньи и  мадемуазель
де Руасси.
   Саду  приходилось  много  времени  проводить  в  непривычном  окружении
северной Франции. Когда в 1763 году его выпустили из  Венсенна,  непременным
условием освобождения стала необходимость жить под наблюдением семьи Монтрей
в Эшоффуре. Ранним зимним днем карета, в которой он пересек Париж и  миновал
Версаль, начала путешествие длиной в сто миль по дороге, ведущей в Аржантан,
Вир,  Мортен,  к  холмам  у  основания  Шербургского  полуострова.   Эшоффур
располагался неподалеку оттуда, хотя поездка занимала несколько дней. Долгая
волнистая дорога  проходила  среди  лесов,  поднимавшихся  по  обе  стороны.
Деревья  стояли,  погруженные  в  мрачную,  пугающую  мглу.  На  перекрестке
небольшого городка Л'Эгл карета свернула на север  и  через  несколько  миль
наконец подъехала  к  поместью  Монтрей  с  его  простым  каменным  домом  в
Эшоффуре, расположенном среди перелесков на холме, откуда открывался вид  на
деревню, поля и дальние леса нижней Нормандии.
   Местность совсем не походила на Прованс, хотя лесные тайны так же нашли
отражение в прозе Сада, как и горные замки  Воклюза.  Длинный  и  узкий  дом
стоял  в  окружении  садов,  обнесенных  стеной.   Ничего   живописного   не
присутствовало в его  белых  стенах  и  высокой  крыше.  Он  служил  центром
процветающей сельскохозяйственной общины, с полями и амбарами,  в  такой  же
степени характерными для северной Европы, в какой  виноградники  и  поросшие
оливами склоны Ла-Коста или Сомана обычны для юга. Южнее Эшоффура  начинался
Ла-Манш. Южнее Ла-Косты - Средиземное море.  Этому  разделению  культур  еще
предстояло сыграть свою роль в конфликтах, которые ожидали маркиза.
   В Эшоффуре у Сада и Рене-Пелажи спальни были смежными, их окна выходили
на лесную чащу, тянущуюся к югу. В нескольких  футах  от  них  располагалась
комната Анн-Проспер, выходившая окнами на парковую аллею деревьев с северной
стороны. Хотя младшая сестра, возможно,  и  поглядывала  на  своего  зятя  с
гордостью и обожанием, никаких доказательств того, что в  тот  период  между
ними  существовало  сексуальное  влечение  друг  к  другу,  кроме   как   на
подсознательном уровне, не представлялось. После шести месяцев  безупречного
поведения в Эшоффуре, в мае Саду позволили посетить высокий суд Дижона в его
официальной должности наместника провинции. Находясь там, он какое-то  время
посвятил чтению манускриптов позднего Средневековья, хранившихся в монастыре
Шартреза. В этих рукописях содержались описания фрагментов  истории  Франции
четырнадцатого и пятнадцатого веков. Сада больше всего  интересовали  драмы,
связанные  с  убийством,  предательством,  пытками  во   время   гражданских
разногласий и политической  нестабильности,  которые  характеризовали  эпоху
правления Карла VI  и  его  королевы  Изабеллы  Баварской.  Во  время  своей
весеннего визита в Дижон  он  делал  из  рукописей  выписки,  сложившиеся  в
последние годы жизни в  исторический  роман  "Изабелла  Баварская,  королева
Франции". Маркизу повезло, что он успел сделать  эти  записи  в  1764  году,
поскольку с приходом Революции и документы, и памятники Шартреза  погибли  в
момент революционного рвения республиканцев. Эти  деяния  Сад  назвал  актом
"безумного вандализма" того времени. Естественно, ни о какой присяге  новому
порядку речи быть не могло.
   Из Дижона в Эшоффур он вернулся через Париж, где оставался до  сентября
1764 года. К  тому  моменту  требование  проживать  в  нормандском  поместье
оказалось отменено свыше. Снова перед ним лежала широкая дорога, соединявшая
Л'Энгл с Версалем. Теперь полиция или Монтрей почти  не  могли  уследить  за
ним, потому что Сад снимал квартиры в городе и Версале, в  которых  проводил
не больше одной ночи в компании выбранной  им  девушки.  Его  petite  maison
находился в Аркей, лежавшем в нескольких милях к югу от Парижа среди недавно
разбитых парковых насаждений, где виллы для себя начали строить  аристократы
и богачи города. Моду эту ввел Людовик XV, устроив  в  Версале  Парк-о-Серф.
Королевский гарем набирался из красавиц, которым вменялось в обязанность все
помыслы Людовика направлять исключительно на особ женского пола, но никак не
мужского, чего некоторые особенно  опасались.  Одна  из  наиболее  известных
девушек - пятнадцатилетняя Луиза О'Мерфи, которую можно  увидеть  на  холсте
Буше, где изображенная в нагом виде, она лежит распластавшись лицом вниз  на
шелках и бархате дивана, небрежно раздвинув ноги и выставив грудь в  манере,
которая пришлась бы Саду по вкусу.
   В подобном моральном климате никто не собирался докучать маркизу до тех
пор, пока он вел себя осмотрительно. Несмотря на то, что имя  Сада  все  еще
встречалось в отчетах Луи Марэ, воспоминания о скандале, связанном с  Жанной
Тестар, практически выветрились из памяти полиции.
   Теперь в качестве любовницы  в  Париже  Сад  выбрал  восемнадцатилетнюю
актрису из "Комеди Итальян", мадемуазель Колетт.  Несмотря  на  весьма  юный
возраст и невинный вид, девица славилась своим крайне развратным поведением.
Сначала он делил ее вместе с маркизом де Линьере, но тот  в  скором  времени
отказался от своих прав на актрису, и она стала всецело принадлежать  одному
Саду. К концу 1764 года бдительный Марэ записал в своем отчете,  что  Колетт
спала с маркизом три раза в неделю. 16 июля  1764  года  Сад  с  откровенной
лживостью написал ей, что трудно ее видеть и не любить и невозможно любить и
не говорить об этом. Поскольку она, вероятно, не знает его  имени,  добавлял
он, его слуга, через которого она может передать ответ, к ее услугам.
   Мадемуазель Колетт такая наглость  оскорбила,  во  всяком  случае,  она
приняла оскорбленный вид. В тот же день Сад отправил  ей  второе  письмо,  в
котором сообщал, что находится у ее ног и сгорает от желания загладить вину.
Когда спустя шесть месяцев они поссорились, актриса пригрозила  обнародовать
его письма. Резко изменив тон, маркиз потребовал, чтобы она вернула ему  их,
хотя тут же ее заверил: "Женская мстительность всегда презренна, и сейчас  я
пишу тебе только с тем, чтобы доказать эту истину, и никаких последствий  не
опасаюсь".
   Марэ и его соглядатаи продолжали вести  слежку  за  Садом  и  наблюдать
развитие его отношений с актрисами и девушками из балета.  У  инспектора  не
возникало ни малейших сомнений  относительно  того,  чем  маркиз  занимается
каждую вторую ночь  в  своем  petite  maison  в  Аркейе.  Время  от  времени
камердинер Сада подбирал  в  центре  Парижа  группу  девушек  и  привозил  в
особняк, где для  удовольствия  хозяина  их  пороли  плетьми.  Констебль  из
Бурж-ле-Рейн, расположенного южнее  Аркейе,  заметил,  что  избиения  женщин
стали одним из наиболее частых развлечений  Сада.  Но,  поскольку  жалоб  от
жертв не поступало, вмешательство в это дело  не  представлялось  возможным.
Объяснялось это, вероятно, тем, что девушки, о которых шла речь,  в  большей
степени страдали от рук закона и не получали при этом ни гроша, в  то  время
как Сад щедро оплачивал их услуги. Для  большинства  из  них  вознаграждение
равнялось месячному жалованию, хотя лакей маркиза и вычитал из причитающейся
суммы расходы на карету для доставки  "прелестниц"  в  особняк  и  домой.  В
целом, сведений о происходящем почти не существовало.
   Жан-Франсуа Балле, общественный прокурор района Аркейя  славился  своей
профессиональной   скрупулезностью.   Он   описывает   подробности    одного
февральского вечера 1768 года, когда  слуга  Сада  отправился  в  предместье
Сен-Антуан - рабочий район в восточной части Парижа, прилегающий к Бастилии.
Иного выбора у него не было, поскольку Марэ, как следует из  его  записи  16
октября,  предупредил  содержательниц  фешенебельных  домов  терпимости,   с
которыми Сад ранее сотрудничал, и они, "зная о том,  на  что  он  способен",
давать ему девушек отказывались. Маркизу ничего не  оставалось  делать,  как
обратить свой взор на девушек, "менее притязательных",  которые  поддавались
на уговоры его слуг. В тот  февральский  вечер  лакей  вернулся  с  четырьмя
девушками, некоторые из них на вечер Сада,  вероятно,  прибыли  впервые.  Их
провели в его комнату, где  разворачивалось  действо.  Женщины  разделись  и
поодиночке или вместе подверглись порке. Имел ли Сад с ними половые связи  и
какого рода, Балле  не  знал.  Тем  не  менее,  когда  вечерние  развлечения
закончились, маркиз для всех устроил ужин.  После  этого,  вполне  вероятно,
могли последовать другие  сцены  "разврата",  по  завершении  которых  слуга
получил распоряжение отвезти девушек в город. В заключении своего наблюдения
общественный прокурор написал, что Сад, как и полагается джентльмену,  через
лакея заплатил им, при этом три франка из двадцати тот оставил  себе,  чтобы
покрыть расходы на транспорт. Что-либо предпринять по этому поводу оказалось
нельзя. К тому  времени,  когда  эти  сведения  достигли  Балле,  установить
личности  девушек  уже  не  представлялось  возможным.  Также   не   имелось
доказательств их участия в описанном действии против своей воли. Глупо  было
бы предполагать, что  девушка  могла  согласиться  подвергнуться  наказанию,
считавшемуся прерогативой закона, не совершив  правонарушения.  Раз  она  не
возражала, то и говорить не о чем. В любом случае,  чтобы  доказать  что-то,
требовались более весомые аргументы.  Способ  получения  информации  о  роде
занятий в petite maison свидетельствует о  том,  что  Сад  скупился  платить
извозчикам нанимаемых  экипажей  за  сохранение  этой  информации  в  тайне.
Несколько ранее он поскандалил с одним из них по поводу  оплаты,  когда  тот
приехал в Аркей, и во время ссоры нанес ему удар. Откровенные излияния о его
извращенных удовольствиях, полученных в тот  февральский  вечер  1768  года,
вероятно, являлись своего рода местью того извозчика,  пожелавшего  сравнять
счет, или его коллег.
   Несмотря на то, что сие вызывало  негодование  его  соседей  в  Аркейе,
девушек для плотских ночных утех Сад предпочитал  нанимать  группами.  Кроме
того, это в какой-то степени позволяло им чувствовать себя  в  относительной
безопасности.  Ему  даже  приходилось   испытывать   некоторые   неудобства,
поскольку он едва ли мог выдержать несколько половых актов, необходимых  для
приведения в исполнение  его  эротических  мечтаний.  В  своих  литературных
творениях  одинокому  герою,  осаждаемому  группой   юных   рабынь,   маркиз
предлагает  несколько  способов  и  рецептов  по  восстановлению   потенции.
Например, в примечании в "Жюстине"  он  пишет,  что  девушка,  обслуживающая
подобного мужчину, должна уметь владеть руками и губами, а также знать,  как
использовать согретую одежду, а сам мужчина обязан иметь опыт по внутреннему
и наружному применению алкоголя.
   На практике и в теории художественного вымысла  в  спектаклях  Сада  на
помощь герою  и  в  качестве  его  замены  приходили  слуги  мужского  пола.
Банальная  оргия  превращалась  в  хорошо   поставленный   спектакль,   хотя
разворачиваемое в нем действие выглядело вполне реально. Ход  событий  и  их
детализация,  как  правило,  разрабатывались  Садом  заранее.  Использование
других мужчин, послушных приказам героя в отношении  с  молодыми  женщинами,
является стержневым моментом "120 дней Содома". Fouteurs {исполнители (фр.)}
не  играют  самостоятельной  роли  в  схеме  событий,  а   только   являются
уполномоченными представителями своих хозяев,  воплощающими  в  жизнь  самые
невероятные предложения, которые при виде столь прекрасного гарема  приходят
на ум их господам.
   Ходили слухи, что для своих развлечений в petit  maison  в  Аркейе  Сад
использовал не только  девушек,  но  и  мальчиков.  Хотя  они  вполне  могли
помогать ему с девушками из предместья  Сен-Антуан,  имелись  все  основания
подозревать Сада в бисексуальности, проявления которой  вскоре  стали  более
заметны. Ла Мьерр из Французской академии однажды на вечере оказалс