а  неприступные  стены,
вырубленные в камне скал, само  строение  и  прилегающая  к  нему  земля  на
небольшом плато больше походили на место для отдыха, чем на крепость.  Соман
обеспечивал владельца замка всем, в чем тот нуждался.  Он  имел  возможность
посвящать  себя  Петрарке,   работать   в   замечательной   библиотеке   или
наслаждаться красотой ухоженного сада и совершенством фонтанов своего  дома.
Над стенами ступенями поднимались зеленые верхушки  зонтичных  сосен.  Замок
представлял собой эффектное зрелище и в то же время  обладал  той  роскошью,
которая сделает возможным появление Силлинга, описанного в "120 днях Содома"
племянником, проведшим там юные годы. Окружение Сомана еще  более  усиливало
тягу Садов к удовольствиям и способствовало престижу их семьи. В  нескольких
милях   оттуда   лежало   романтическое   ущелье   уединения   Петрарки    с
переливающимися зелеными водами Фонтана де Воклюз. Отделенный даже от  суеты
единственной  улицы  селения,  аббат  де  Сад   предпочитал   не   соблюдать
утомительный обет безбрачия, который, впрочем, он никогда  не  давал  своему
господину.  Когда  в  1777  году  он  умер,  семья  Садов  обнаружила,   что
одиночество аббата развевали одна испанская дама и ее дочь, в  благодарность
за услуги которых священнослужитель по сходной цене продал им  часть  земель
поместья. Племяннику пришлось немало потрудиться, чтобы вернуть утраченное.
   В возрасте пяти-шести лет юный маркиз де Сад жил в  окружении  природы,
романтизм которой мог поспорить с дикой красотой  низко  нависающих  скал  и
пенящейся   воды   картин   Сальватора   Розы,   пейзажами,    предваряющими
повествование готических произведений. Подобное описание встречается в одном
из его собственных произведений, когда в "Жюстине"  героиня  рассказывает  о
крепости Роланда.
   "К четырем часам пополудни мы добрались до подножия гор. Дорога к этому
моменту стала почти  непроходимой.  Мы  вошли  в  ущелье,  и  Роланд  сказал
погонщику мула, чтобы в случае несчастья тот не оставил меня. На  протяжении
более десяти миль мы только и делали, что карабкались вверх  или  спускались
вниз, и так далеко удалились от человеческого жилья и протоптанных троп, что
нам представлялось, мы находимся на краю  вселенной.  Я  против  собственной
воли испытывала некоторое беспокойство. Роланд не  мог  не  видеть  это,  но
ничего не говорил, и его молчание еще  больше  тревожило  меня.  Наконец  на
горном кряже мы увидели замок. Он возвышался над  ужасной  пропастью,  куда,
казалось, вот-вот упадет. Ни одной дороги, ведущей к нему,  нам  не  удалось
увидеть. Та, по которой мы теперь двигались, годилась разве что для коз.  Ее
сплошь усеивали камни. Но, в  конечном  счете,  тропа  вывела  нас  к  этому
жуткому логову, больше походившему на прибежище разбойников, чем  на  жилище
добропорядочного люда".
   Для ребенка с богатым воображением местность,  в  которой  располагался
Соман, неминуемо  должна  была  ассоциироваться  с  образами,  связанными  с
разбоем и другими темными  делами,  которые  с  легкостью  приходили  на  ум
чувствительной  душе,  жившей  в  восемнадцатом  веке.  Добавив  в  описание
подобной деятельности эротические сцены и отдав своих  героинь  разбойникам,
Сад  перешел  за  черту  дозволенного,  перед  которой  большинство  авторов
готического романа благочестиво останавливались. Прибытие  героини  в  замок
Роланда как раз и являет собой пример такого нарушения.
   "Я привез тебя для  обслуживания  моих  фальшивомонетчиков,  у  которых
являюсь главным, - сказал  Роланд  и,  схватив  меня  за  руку,  потащил  по
мостику, который опустили перед нами и  снова  подняли,  как  только  мы  им
воспользовались.
   - Ты все хорошо разглядела? - спросил он, когда мы оказались внутри,  и
показал мне большую, глубокую пещеру в конце двора  с  колесом,  к  которому
были прикованы четыре нагие женщины, крутившие его." - Вот - твои подруги, и
вот - твоя работа. При условии, что будешь работать по десять часов в  день,
вращая это колесо, и, подобно другим девушкам, удовлетворять те  желания,  о
которых я тебе скажу, ты ежедневно будешь получать шесть унций черного хлеба
и миску бобов. Что касается твоей свободы - забудь о ней..."  Художественная
проза Сада написана почти в одно время с "Королевой ужаса" Анны Радклиф. Это
произведение встречалось в публичных библиотеках Лондона и Брайтона, Бата  и
Челтенхема. Но готический роман английского среднего класса, предназначенный
для домашнего и школьного чтения, не  имел  даже  намека  на  сексуальность,
которой сквозят мелодрамы маркиза. Его героиня, к примеру, описывает  судьбу
Сюзанны и других молодых женщин, прикованных Роландом к колесу.
   "Голыми мы были не только из-за жары, а потому что так лучше  прилегали
удары кожаной плетки,  которыми  время  от  времени  потчевал  наш  свирепый
хозяин. Зимой нам выдавали штаны и жилеты,  плотно  облегающие  тело,  чтобы
ничто  не  мешало  нам  чувствовать  плеть   этого   негодяя,   единственное
удовольствие которого заключалось в нещадном избиении нас".
   В своих произведениях Сад демонстрирует удивительное  знание  географии
Франции, от Нормандии до Марселя, от Бордо до Рейна.  Путешествуя  во  время
исполнения воинской обязанности и в  качестве  беженца,  он  записывал  свои
впечатления о городах и ландшафтах, и эти записи позже сослужили ему  добрую
службу. Его путешествия начались в Сомане, еще  в  детском  возрасте.  Летом
аббат со своим юным племянником совершили паломничество на запад, на  другую
сторону Роны, в Овернь. Священник отправился проверять состояние дел  своего
церковного  прихода  аббатства  Сен-Лежер   в   Эбреи.   Маленький   городок
располагался между  Клермон-Фераном  и  Виши,  в  пределах  видимости  высот
Пюи-де-Дом. Сен-Лежер представляла собой квадратную провансальскую  церковь,
с интерьером, все еще украшенным фресками с  изображением  первоапостолов  и
епископов. В отличие от Сомана, она стояла в окружении лугов и ручьев, сразу
за первым ущельем Оверня в Шовиньи, где начиналась страна рек, темных холмов
и древних одиноких мельниц, разбросанных вдоль берегов  реки  то  здесь,  то
там. Ландшафт, как водится,  отражал  настроение  наблюдателя.  В  садовском
случае подобные пейзажи служили плодородной почвой  для  его  воображения  в
создании образов женщин у колеса Роланда.
   С наступлением зимы аббат и ребенок вернулись  в  Соман.  Под  покровом
раннего снега было довольно легко потерять дорогу на высоком,  открытом  для
ветров плато. Воспоминания о путешествии из Сомана в Эбрей могли с легкостью
лечь в основу описания  дороги  в  замок  Силлинг,  куда  вместе  со  своими
жертвами удалились герои, чтобы провести  120  дней  в  зимней  изоляции  от
внешнего мира. Оказавшись дома с дядей, он вновь испытал на  себе  суровость
природы, сочетавшуюся  с  роскошной  жизнью  в  пределах  замка,  что  нашло
отражение на страницах романа. В зимнее время года Соман тоже превращался  в
изолированный район,  но  аббат  де  Сад  своевременно  мог  позаботиться  о
собственном удобстве,  чтобы,  ни  в  чем  не  нуждаясь,  предаваться  своим
увлечениям. На протяжении многих лет он самозабвенно работал над  старинными
документами и семейными записями,  с  интересом  склоняясь  над  рукописями,
которые в один прекрасный день отразятся в его замечательном труде  о  жизни
Петрарки, в котором аббат бесспорно докажет преданность  Петрарки  Лауре  де
Сад.
   Несколько лет, проведенных в относительной бездеятельности, разовьют  у
ребенка чувство связи окружения с происходящими  событиями.  Горный  хребет,
обрывистые,  поросшие  лесом  ущелья,  стремительные  реки  Воклюза   словно
пронизаны   ощущением   восторга   и   обещанием   радости,   деспотизма   и
бесконтрольного потворства своим  желаниям,  которому  в  отдаленных  замках
предавались разбойники для удовлетворения своих  самых  низменных  страстей.
Недели зимней изоляции, проводимые в компании аббата  и  его  гостей,  стали
весьма подходящим временем для  самых  изощренных  мечтаний.  Действительно,
архитектура замка  в  Сомане  с  его  сводчатым  подземельем,  изумительными
лестницами, галереей, апартаментами, выходящими на долину створчатыми окнами
в толще стен, стала характерной чертой романов Сада.
   Все эти годы, проведенные  в  компании  аббата,  специально  формальным
образованием мальчика никто не занимался. Но  он  жил  в  доме,  где  царила
атмосфера учения и интереса  к  древности.  Более  того,  его  знакомство  с
сельской жизнью Прованса дало свои плоды в коротких рассказах, написанных им
в  более  поздние  годы.  Это  были  повести,  как  он  говорил,   рожденные
отдаленными селениями горных районов типа Сомана и  Ла-Коста,  отдельные  из
которых известны не менее, чем традиционный народный юмор. Он писал о людях,
живших в местах, где скалистые склоны так обрывисты, а каменные тропы  столь
круты, что карабкаться по ним даже козы порой не  рисковали,  а  сексуальное
поведение этих людей почти не отличалось от упомянутых животных.
   В "Женатом проповеднике" он описывает монастырь неподалеку от Ла-Косты,
который повсеместно считался прибежищем  пьяниц,  бабников,  развратников  и
игроков. Одним из "святых" этого уединенного приюта считался отец  Габриель,
который влюбился  в  молодую  замужнюю  женщину  из  деревни,  мадам  Роден,
"маленькую брюнетку двадцати восьми  лет  от  роду,  с  вызывающим  видом  и
круглым задом". Сей святоша обратился к ее мужу с  клятвенными  заверениями,
что в селении есть человек, собирающийся его покинуть, не вернув  священнику
долг. И если Габриель не пойдет к нему немедленно, то будет  поздно.  Но,  к
несчастью, ему предстоит отслужить еще одну обедню. Роден,  хотя  и  не  был
священником, латынь немного знал. Не мог бы он оказать отцу Габриелю  услугу
и прочитать мессу вместо него? Самые  горячие  заверения  развеяли  сомнения
Родена относительно уместности такой подмены. Пока муж служил  обедню,  кюре
отправился к его молодой жене и удовлетворил ее "больше  одного  раза".  Сад
замечает, что священник, "имея оснащение не хуже, чем у жеребца", не испытал
трудности в обольщении "молодой шлюхи такого горячего южного темперамента".
   Когда супруг  вернулся,  Габриель  заверил  его  в  получении  долга  и
упомянул, что поставил у своей  жертвы  на  лбу  отметку.  Как  только  пара
осталась наедине, Роден, тем не менее, сказал своей жене  о  репутации  кюре
как соблазнителя, который наставляет рога то одному  мужу,  то  другому.  Он
верил, что ветвистое украшение на сей раз тот "подарил" своему  должнику,  и
от всего сердца посмеялся над глупостью женатых мужчин. Потом  он  рассказал
супруге о службе, которую отслужил вместо Габриеля. Жена в ответ сообщила  о
пережитом утром религиозном отправлении, намекнув Родену, чтобы он готовился
к тому, что вследствие этого небесного визита  она  забеременела,  наподобие
девы Марии.
   Если мальчику Саду и не доставало формального образования, то он быстро
наверстывал упущенное за счет знакомства с  древней  культурой  и  светскими
удовольствиями Сомана и  Эбрея.  Позже  стало  ясно,  что  под  ненавязчивым
присмотром аббата де Сада исподволь проросли семена литературных  амбиций  и
вольнодумства.

   - 2 -

   Когда ребенку исполнилось десять лет, на семейном  совете  постановили,
что благотворный пример ученого дяди должен быть заменен  на  ортодоксальное
обучение. Вероятно, это решение приняли  довольно  своевременно.  Господский
двор в  Сомане  в  скором  времени  публично  признали  местом  сомнительных
удовольствий  и  определенного   нравственного   цинизма.   Учитывая   черты
жестокости  и  своеволия  в  характере  ребенка,  жесткие  рамки  морального
воспитания должны  стать  благотворным  противовесом  годам,  проведенным  в
Провансе.
   Для этого нужно вернуться  в  Париж  и  поступить  в  колледж  Людовика
Великого. В данном случае удача в какой-то степени изменила семье  Садов,  и
сын стал для своих родителей еще более чужим, чем это могло быть  в  обычном
случае. В 1743 году граф де Сад поссорился с кельнским курфюрстом, когда тот
обвинил его в том, что Жан-Батист не дорожил его благосклонностью. Обвинение
вполне могло  оказаться  справедливым.  С  другой  стороны,  курфюрст  любил
азартные игры, причем,  обожал  выигрывать.  Дипломатам  советовали  вежливо
проигрывать  ему.  Граф  де  Сад,  скорее  всего,  проявил  бестактность   -
откровенная продажность как будто не была свойственна его характеру.
   После возвращения графа де Сада во Францию графиня решила поселиться  в
монастыре кармелиток  на  улице  де  Л'Анфер,  где  она  прожила  до  своего
смертного дня. Когда ее сын в возрасте десяти лет вернулся в Париж,  он  уже
не  мог  находиться  под  непосредственным  влиянием  ни  одного  из   своих
родителей.  Расположенный  неподалеку  от  дворца  Конде,  колледж  Людовика
Великого  считался  престижным  учебным  заведением,  как  с  точки   зрения
социальной, так и интеллектуальной. Находился он в ведении Ордена  иезуитов.
Среди его выдающихся учеников  в  восемнадцатом  веке  числились  Вольтер  и
Дидро, и Бодлер в девятнадцатом.
   Согласно традициям  возраста  и  класса,  Сад  имел  не  только  личные
апартаменты, но и частного наставника, аббата Амбле.  Священник  должен  был
стать его  ментором  и  во  взрослой  жизни.  Ему  также  выпала  неприятная
обязанность препроводить своего подопечного в тюрьму для  отбывания  первого
заключения. В зрелые годы маркиз напишет, что  считает  аббата  Амбле  своим
первым  настоящим  учителем,  обладавшим  недюжинным  умом  и   собственными
принципами.
   Еще четыре года до исполнения четырнадцати лет Сад оставался  в  стенах
школы. Во время пребывания там он усвоил  преимущества  порядка  и  системы,
которых ему не хватало в Сомане, и с легкостью приспособился  к  требованиям
расписания. Его не без справедливости называли одним из наиболее  начитанных
французских авторов. Следует сказать, что школьный режим не прошел бесследно
для воображения юного маркиза и три десятилетия спустя нашел отражение в его
творчестве.  История  снабдила  де  Сада  материалом,  а  математика   стала
навязчивой структурой, дававшей основу гротескному миру таких  произведений,
как "120 дней Содома". В своих  письмах  из  тюрьмы  он  пользовался  личным
шифром, в котором цифры стали информационными и завуалированными  символами.
В его  вымышленных  гаремах  количество  распутных  героев  будет  равняться
квадратному корню числа прислуживающим им мальчиков и девочек или числа жен,
шлюх и жиголо, помогающих в оргиях.
   Строгая дисциплина и упорядоченность колледжа нашли отражение в законах
сексуального деспотизма в  замках  Силлинг  или  общине  Сант-Мари-де-Буа  в
"Жюстине". Несмотря на  то,  что  в  его  дворцах  удовольствий  предавались
занятиям извращенным сексом, они в  значительной  мере  походили  на  строго
организованные школы, а к характеру местных рабынь  предъявлялись  претензии
сродни требованиям к благовоспитанным школьницам. Подобно Суинберну и многим
другим   последователям   Сада   девятнадцатого   века,   маркиз   предлагал
сардонический бурлеск морального воспитания.
   Но колледж Людовика  Великого  сулил  также  удовольствия,  которых  не
существовало в Сомане и Эбрее. Одним из главных видов отдыха  в  школе  была
постановка спектаклей. Любовь к театру у Сада проснулась рано и продолжалась
всю его жизнь. Успеха в качестве драматурга он не добьется. Судя по дошедшим
до наших дней откликам, особым талантом или оригинальностью маркиз  тоже  не
обладал. Но во время  своего  продолжительного  заключения  он  утешал  себя
чтением пьес, в надежде, что может стать последователем  Корнеля,  Расина  и
великих трагических драматургов Франции семнадцатого века. Хотя  какими-либо
талантами Сад не обладал, его честолюбивые помыслы подогревались героической
драмой и тщательно  подобранным  списком  комедий,  которые  учителя-иезуиты
рекомендовали для постановки своим ученикам.
   После четырех лет классического обучения античной литературе,  религий,
истории и математике юный маркиз  закончил  колледж.  Теперь  ему  надлежало
получить  документ,   удостоверяющий   его   благородное   происхождение   с
перечислением предков.  Вооруженный  необходимыми  бумагами,  он  приобретал
право поступить  в  Версальскую  школу  легкой  кавалерии.  Сад  выбрал  эту
карьеру, несмотря на то, что в Европе после окончания  в  1748  году  войны,
связанной с австрийским престолонаследием,  восстановился  мир.  Как  и  его
отец, свой жизненный путь он хотел начать со службы в армии.
   Графу де Саду год учебы  сына  в  военной  академии  стоил  три  тысячи
ливров. 5 декабря 1755 года мальчика со звания энсина  произвели  в  младшие
лейтенанты Королевской гвардейской пехоты. Назначение это  не  оплачивалось,
но  освобождало  графа  де  Сада  от  дальнейших   расходов,   связанных   с
образованием  отпрыска.  Словом,  было  сделано  все  возможное  для  самого
Донатье-Альфонса-Франсуа  и  его  дальнейшей  жизни.  Несмотря  на   хрупкое
телосложение и довольно  нежный  облик,  скрытой  за  обманчивой  внешностью
ярости  оказалось  достаточно,  чтобы  помочь  ему  выдержать  с   полдюжины
сражений. На войне он показал себя с лучшей стороны.  Господин  де  Кастера,
бывший свидетелем этого, писал графу де Саду,  что  его  сына  скорее  нужно
останавливать, чем толкать на действия. Такого же  мнения  придерживались  и
старшие офицеры Сада, один из которых заметил о нем: "Совершенно  сдвинутый,
но храбрый".
   Когда в декабре 1755 года маркиз стал младшим лейтенантом, обстановка в
Европе   формально   оставалась   мирной.    Но    британский    командующей
военно-морскими силами адмирал Боскауэн,  проявлявший  активность  в  районе
Ньюфаундленда,  начал  уже  вмешиваться  в   дела   французского   флота   в
северо-западной Атлантике. Заявив протест,  Людовик  XV  отозвал  послов  из
Англии и Ганновера. К весне 1756 года  поползли  слухи  о  возможной  войне,
поскольку французские полки двинулись в южном направлении в сторону  Тулона,
порта дислоцирования кораблей  на  Средиземноморье,  и  в  восточном,  чтобы
оказать поддержку австрийскому союзнику в борьбе против Фридриха  Прусского.
Видя такие приготовления, Англия в мае 1756 года официально объявила Франции
войну, выделив  финансовые  субсидии  и  снарядив  для  участия  в  прусской
кампании ганноверские войска. Но инициатива уже  находилась  во  французских
руках. Не прошло и несколько дней после объявления  Англией  начала  военных
действий против  Франции,  как  французский  флот  нанес  поражение  эскадре
адмирала Бинга из Гибралтара, потом  захватил  Менорку,  а  через  некоторое
время - британскую  военно-морскую  базу  в  Порт-Мейоне.  16  июня  Франция
заявила о состоянии войны с Англией.
   Страна  жила  надеждой,  что  победа  в   этой   кампании,   получившей
впоследствии название Семилетней, станет спасением Франции,  Людовика  XV  и
аристократического уклада жизни.  На  смену  нравственному  цинизму,  поиску
удовольствий и  тенденции  к  политическому  анархизму,  проявившимся  после
смерти Людовика XIV в 1715 году, пришли жестокие испытания войны,  ведущейся
на  трех  континентах.  Ярость  сражений  подогревалась  обещаниями  скорого
триумфа. Новости,  приходившие  со  Средиземноморья,  звучали  успокаивающе.
Сообщения из Северной Америки - и  того  лучше.  Несмотря  на  неприятности,
приносимые адмиралом Боскауэном, французские сухопутные силы и их  индейские
союзники настолько деморализовали английских колонистов,  что,  как  заметил
один британский офицер, французам ничего не стоило бы занять всю Вирджинию и
Мэриленд, если бы только они высадились там.  Но  и  этого  оказалось  мало.
Следовавшее через океан подкрепление из Англии потеряло две тысячи  человек,
ставших  жертвами  "тюремной  лихорадки"  -  тифа,  распространившегося   на
переполне