ывает ароматы корицы и мирры, засасывал тьму куда-то  внутрь,  в
какие-то свои невообразимые глубины. А пастух все дышал и дышал.
   Из последних сил держась за канаты, Симна смотрел  на  него  и  поражался
неутомимости и выносливости пастуха.  Сколько  еще  он  сможет  поддерживать
такой темп? Не лопнет ли от того,  что  вдохнул?  Или  это  был  всего  лишь
испорченный дьявольской силой  воздух,  который  свободно  вытекает  наружу,
будто гигантская отрыжка?
   Над кораблем забрезжил свет - теплый естественный солнечный свет, несущий
радость и здоровье. Моряки увидели его, почувствовали его на  себе  и  сразу
воспряли духом. А Эхомба все продолжал глубоко вдыхать, пока последние языки
мрака не оказались затянутыми в его внутренности.  Только  тогда  он  закрыл
рот, содрогнулся и безвольно, как тряпичная кукла, рухнул на палубу.
   Симна и Алита  мгновенно  подскочили  к  товарищу.  Подбежали  и  моряки,
обступили плотным кольцом, наперебой предлагая  помощь.  Рассерженный  Симна
приказал им отойти подальше, чтобы Этиоль смог вдохнуть свежий воздух.
   Он поддержал голову лежавшего на палубе Эхомбы, чуть приподнял ее.
   - Давай, Этиоль, дыши! Открой рот  и  вдыхай!  Напейся  свежего  морского
ветерка, очисти легкие от убийственной дряни. - Симна слегка ударил друга по
щеке. - Дыши, будь ты проклят!
   Веки у пастуха дрогнули, словно крылья мотылька прохладным  утром.  Затем
он зашелся в кашле, голова несколько раз дернулась. Тонкая  струйка  черного
пара вытекла между губ. Затем она свернулась в нечто округлое,  напоминающее
комок  хлопка,  всплыла  повыше  и  там,  под  ударами  ветра,  окончательно
рассеялась.
   Симна проследил взглядом за растаявшим сгустком тьмы и отвел глаза только
после того, как тот исчез.
   Эхомба дышал то резко и часто, то медленно и прерывисто. Наконец  дыхание
восстановилось, и пастух открыл глаза. Увидев склоненные над ним лицо  Симны
и морду Алиты, улыбнулся.
   - Друзья!.. - только и смог выговорить он. Еще через несколько  мгновений
Этиоль сумел повернуть голову - осмотрелся, нахмурился и спросил:
   - Почему я здесь лежу? Ну-ка, помогите мне подняться.
   Тут же к пастуху бросились все, кто был на палубе, поставили на ноги.  Он
покачнулся, и вновь руки друзей поддержали его. Эхомба подошел  к  брошенной
им одежде и самостоятельно оделся. После чего вернулся на место, где  стоял,
когда настигла беда, и принял прежнюю позу.
   Возбужденно обсуждая между собой последние события,  моряки  вернулись  к
своим обязанностям. Капитан подошел к Эхомбе, пожал руку.  Вопросов  у  него
было хоть отбавляй, однако он на  время  смирил  любопытство.  Понятно,  что
удивительный пассажир нуждался в отдыхе, ему еще надо окончательно прийти  в
себя. Расспросы могли подождать.
   Только Симна, разумеется, не стал себя сдерживать. Он подскочил к Эхомбе,
едва тот закончил одеваться.
   - В последний раз прошу - скажи, друг, разве ты не волшебник?
   Пастух искоса взглянул на него и улыбнулся.
   - Боюсь, что не в последний раз, Симна,  но  я  все  равно  скажу:  я  не
волшебник!
   - Замечательно! Отлично! Пусть так и будет!.. - Северянин оперся о перила
и смотрел в море. Перед носом  корабля  появилась  стайка  дельфинов  -  они
обгоняли судно, выпрыгивали из  воды,  одним  словом,  по-своему  радовались
жизни. - Тебе стоит лишь внятно объяснить, что произошло. Помню, ты упоминал
об эромакади перед схваткой с Дюнауэйком... Ты тогда сказал,  что  ничто  не
способно победить его, кроме эромакази.
   Эхомба едва ли слышал товарища. Он думал о  теплой  сухой  родной  земле,
оставшейся далеко позади, о маленьком и скромном, но уютном доме, о  веселом
журчании детских голосов и о голосе  жены...  Воспоминания  согрели  сердце.
Ради этого стоит дышать и смотреть на белый свет.
   - Я сказал тебе правду, дружище. И тогда, и теперь говорю, что  эромакади
- пожиратели света. Их ничем нельзя уничтожить, только эромакази в состоянии
справиться с ними. Они - пожиратели тьмы.
   Он повернулся и заглянул в глаза Симны. Смотрел долго, проникал  в  самую
глубь.
   - Симна ибн Синд, я простой пастух, забочусь о коровах и овцах. А  еще  я
эромакази. Человек может быть и тем, и другим. - Этиоль  повернул  голову  к
морю и немигающим взором уставился вдаль - на  долгожданный  берег,  который
был еще за чертой горизонта, но непременно существовал, манил. - Это  совсем
не значит, что я колдун.
   Симна долго молчал, затаив дыхание. На корабле три раза ударили в колокол
- команду и пассажиров созывали к полуденному приему пищи.
   - Так оно или нет, не знаю, только ты не можешь отрицать, что это  делает
тебя больше, чем обыкновенным человеком.
   Эхомба снял руки с поручня и выпрямился.
   - Не больше, друг Симна. Не больше...
   - Ну, значит, чем-то другим... Не пытайся мне объяснить! По крайней  мере
не теперь. - Северянин ухмыльнулся. - То ты выражаешься, как  невежественный
деревенский увалень, а то говоришь так, что я не способен понять, о чем идет
речь. Ты гений или болван? Обыкновенный  идиот  или  могущественный  колдун?
Клянусь жизнью, я так и не могу решить!
   Пастух мягко улыбнулся.
   - Возможно, я гениальный идиот. Симна ибн Синд медленно покачал головой и
положил руку на плечо товарища.
   - У нас достаточно времени, чтобы узнать правду. Тем или  иным  способом,
рано или поздно, но я выясню, что за сокровища ты ищешь. Теперь иди,  поешь,
отдохни. Держу пари, что от глотка-другого горячительного ты не откажешься.
   Эхомба скорчил виноватую гримасу, затем потер шею.
   - Сказать по правде, горло у меня слегка побаливает.
   Вся  троица  во  главе  с  Эхомбой-Наставником   после   отражения   тьмы
благополучно  добралась  до  крупного  порта  Либондаи,  расположенного   на
процветающем побережье королевства Премойс. Город лежал у подножия  высокого
хребта Неримаб-мелех, чьи заснеженные вершины были далеко видны с  моря.  На
берегу путешественники с удивлением обнаружили, что среди  космополитичного,
многоязыкого населения Либондаи даже Алита не вызвал докучливого интереса, и
все трое легко затерялись среди тысяч других  путешественников,  прибывавших
со всех концов света.
   Это обстоятельство вполне устраивало Этиоля Эхомбу, которому после  всего
случившегося требовался отдых.  Но  будучи  любознательным  по  натуре,  он,
посидев некоторое время в четырех стенах, почувствовал себя  оттесненным  от
окружавшей его новизны. Этиоль почувствовал,  что  куда  скорее  восстановит
силы и укрепит дух, если будет задавать вопросы  -  эта  привычка  настолько
глубоко въелась в него, что безболезненно ее было не отбросить, nем более  в
таком необычном для пастуха окружении.
   Подобная неумеренность в познании  нового  вызывала  крайнее  раздражение
Симны, который порой едва сдерживался, наблюдая, с какой дотошностью  Эхомба
расспрашивает  всякого  встречного  и  поперечного.  Однажды  северянин   не
выдержал.
   - Этиоль, неужели тебе надо знать все на свете?
   - Да, - не задумываясь, ответил Эхомба.
   - Но ведь не на все вопросы должны быть  ответы?!  Пастух  простодушно  и
открыто посмотрел на него - с той самой искренностью, с какой  один  человек
может взглянуть на другого.
   - Друг мой Симна, конечно, на все! Иначе зачем бы я был  здесь?  Или  ты,
или Алита, или кто-нибудь  еще?  Зачем  бы  я  стал  искать  прорицательницу
Темарил или вызывать на себя гнев Химнета? Зачем...
   - Прошу прощения, я уже все понял, - перебил его северянин. - Лучше бы не
спрашивал.
   С этими словами он, не скрывая раздражения,  уткнулся  лицом  в  огромный
кубок. Шум и выкрики, звучавшие в таверне, где они проводили время,  его  не
беспокоили. Наконец, сделав несколько глотков, Симна  грубовато  посоветовал
товарищу:
   - Лучше помолчи и осуши кубок.
   У их ног, едва уместившись под широким столом, свернувшись клубком  урчал
Алита. Время от времени он мощно зевал, показывая внушительные клыки,  затем
вновь погружался в сон. 


ПО МЫСЛЯЩИМ КОРОЛЕВСТВАМ


Алан Дин ФОСТЕР
Перевод с английского С.Анисимова. Spellcheck - Walery






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     И явилось простому пастуху из затерянного племени странное видение. Видение, приказу коего НЕЛЬЗЯ было не повиноваться. И стали его единственными спутниками - огромный черный кот, обладающий даром разума и речи, да лихой, циничный авантюрист, не знающийни веры, ни доверия. И лежал и путь по странным землям, по королевствам то ли мыслящим, то ли безумным. Там, где говорили таинственные цветы и лгали ясновидение кони. Там, где дешево стоила жизнь, а за предательство платили звонким золотом. Там, где подвиг Избранного нарушит течение Времени - и избежать этого возможно, лишь совершив нечто, ни человеку, ни духу не подвластное. Ибо дальним и страшным будет путь за неведомое море - к неведомой Цели...

I

     Самый могущественный человек на свете не мог спать.
     По крайней мере Химнет Одержимый считал себя самым могущественным человеком на свете, а тех немногих, кому могло бы прийти в голову поспорить с ним, в живых не осталось. Даже если он и не самый могущественный человек, то уж, безусловно, самый могущественный маг. Положим, могла бы набраться горстка опрометчивых, неразумно отважных людей, которые решились бы встать на его пути, но не было никого, кто посмел бы сразиться с ним оружием колдовства и некромантии. Здесь он был мастером мастеров, и всякому, кто баловался чернокнижием, приходилось отдавать ему дань уважения.
     Впрочем, несмотря на всю обширность своих познаний, спать он не мог.
     Поднявшись с постели, являвшей собою некий резной храм Морфея, над которым трудились на протяжении шести лет десять лучших в стране резчиков по дереву, Химнет медленно подошел к сводчатому окну, откуда открывался вид на его королевство, изобильные и многолюдные пространства Эль Ларимара - от волнистых зеленых холмов у подножия неприступного убежища на вершине горы до омываемых солнечными лучами берегов безграничного океана Аурель. Насколько хватало глаз, в каждом доме и на каждой ферме, в любой лавке или мастерской именно его, Химнета, почитали высшей из всех земных властей. Он попробовал окунуться душой в тепло и надежность этого чувства, чтобы дать ему омыть себя, будто сладостным дождем. И не сумел.
     Отвратительный сон, не дававший уснуть, никак не желал забываться.
     Но еще хуже бессонницы была невозможность припомнить подробности. Смутные, туманные образы иных существ не давали покоя, Некоторые из этих видений были людьми, другие - нет. Не в силах отличить их от любых других духов, Химнет не мог подобрать воздействующие средства. Такая ситуация не просто раздражала - выверенность поступков была предметом особой гордости властителя, и смутность нынешнего сновидения вселила тревогу.
     Он решил, что выйдет прогуляться. Прогуляться среди своего народа. Он всегда чувствовал себя лучше, наблюдая, как ему оказывают почтение, и снисходительно принимая выражения преданности. Пройдя к середине громадной, но безупречно убранной опочивальни, Химнет поднял руки и прочитал одно из нескольких тысяч коротких, но весьма действенных заклинаний.
     В отличие от слабых солнечных лучей, пробивавшихся сквозь высокое окно, материализовавшийся свет был очень плотным. Приняв форму маленьких желтых пальцев, отделившихся от его рук, он принялся одевать Химнета. Правитель предпочитал свет человеческим рукам. Воздушные прикосновения послушного сияния не ущипнут, не забудут застегнуть пуговицу, не оцарапают шею. Они не ошибутся в выборе белья, не выронят драгоценной заколки или ожерелья. К тому же свет никогда не попытается вонзить в спину отравленный кинжал, яростно поворачивал его, покуда густая алая кровь Химнета не брызнет на полированные плиты пола, пачкая ножки кровати и портя бесценные ковры из шкур редкостных зверей.
     Ну и что из того, если сгустки застывшего желтого света напоминали его прислужникам не проворные опытные пальцы, а сплетения извивающихся белесых могильных червей? Полеты вялого воображения лакеев мало занимали Химнета.
     Шелковое белье ласкало тело, а роскошные одеяния настолько преобразили фигуру властителя, что на турнире портняжного искусства он мог бы потягаться с самим императором райских птиц. Рогатый шлем из гравированной стали и ярко пурпурная мантия довершали образ необоримой мощи и величия. Итак, Химнет был готов появиться среди своих подданных.
     Пара грифонов, прикованных цепью снаружи дверей опочивальни, при появлении Химнета насторожилась, полыхнув топазовыми кошачьими глазами. Властитель на мгновение задержался, чтобы погладить любимцев. Эти сторожевые псы растерзали бы в клочья любого, кто попробовал бы проникнуть в святая святых его покоев. Их нельзя было ни подкупить, ни отпугнуть, а чтобы справиться с ними, требовалась небольшая армия. Когда хозяин отошел, грифоны снова уселись на корточки, словно задремав, на самом же деле, как всегда, оставаясь сверхъестественно настороженными.
     Перегриф ждал повелителя в прихожей, сиди за своим столом. Бросив быстрый взгляд на два черных облачка величиной с поросенка, которые следовали за чародеем, оторвавшись от свитков и бумаг, встал.
     - Доброе утро, господин.
     - Не доброе. - Химнет остановился по другую сторону стола. - Я сегодня плохо спал.
     - Мне жаль это слышать, господин. - У старого солдата были румяные щеки, аккуратно подстриженная борода и глаза цвета дамасской стали. Шести с половиной футов роста, массивный и все еще мускулистый, Перегриф мог выхватить саблю и расправиться с дюжиной мужчин в два раза моложе него. Боялся он только одного Химнета, зная, что Одержимый способен лишить его жизни лишь несколькими тщательно выбранными словами да легким движением покрытого броней кулака. Поэтому бывший генерал служил преданно и заставлял себя быть довольным.
     - Странные сны, Перегриф. Расплывчатые чудища и загадочная неразбериха.
     - Может быть, снотворного снадобья, господин?
     Химнет раздраженно покачал головой:
     - Пробовал. Как раз этот сон и не поддается обычным эликсирам. Происходит что-то непонятное. - Он выпрямился, сделал глубокий вдох, и воздух в комнате задрожал. - Сегодня я иду гулять. Проследи за приготовлениями.
     Старый воин коротко кивнул:
     - Тотчас же, господин. - Он повернулся, чтобы выполнять приказание.
     - Кстати, Перегриф...
     - Да, мой господин?
     - Как ты в последнее время спишь?
     Прежде чем ответить, солдат тщательно подумал:
     - Довольно хорошо, господин.
     - Предпочел бы, чтобы было иначе. Возможно, в компании я бы страдал меньше.
     - Безусловно, господин. Нынешней же ночью я перестану спать.
     Химнет, скрытый шлемом, удовлетворенно улыбнулся:
     - Я всегда могу рассчитывать на твое сочувствие и помощь, когда плохо себя чувствую, Перегриф.
     - Это мой долг, господин. - Воин ушел, чтобы подготовить появление своего хозяина среди его народа.
     Химнету доставлял удовольствие неспешный спуск с высоты крепости по ступеням. Порой он спускался на огненном столпе, или пользовался желобом из полированного серебра - приятно иногда попрактиковаться. Но он знал, что телу тоже нужны упражнения.
     По дороге вниз Химнет миновал многочисленные коридоры и боковые проходы. Слуги и стражники, чем бы ни занимались, замирали, давая понять, что знают о его присутствии. Большинство улыбались, некоторые - нет. Кое-кто замечал присутствие зловонных, густых черных облаков, неотступно следовавших по пятам своего хозяина, и их бросало в дрожь. Проходя мимо одной дверцы, что вела в отдельную башню, Химнет приостановился и поглядел вверх. Там, в специально сотворенном маленьком раю, в уединении жила женщина. Любое слово из ее уст вознесло бы его на седьмое небо. Но Химнет знал, что ничего не услышит. Пока не услышит. Придут и слова, и улыбки, и объятия. Всему свое время, а времени у него бесконечно много.
     Он мог бы принудить ее. Щепотка порошка, пара капель зелья вечером в вино - и она станет столь же слабой и сломленной, как истерзанные местности на востоке. Но это было бы порабощение, а не триумф. Имея все, Химнету хотелось большего. Не менее прекрасные тела можно получить с помощью золота иди колдовства; завоевать сердце значительно сложнее.
     Еще раз с тоской взглянув на дверь, властитель двинулся дальше. Проходя через парадный зал с величественно свисающими пурпурными и темно-красными знаменами, головами саблезубых тигров и драконов, арктических медведей и тропических тасманских волков по стенам, он прямо перед лестницей повернул налево к меньшей двери, ведущей к конюшне.
     Как обычно в Эль-Ларимаре, на дворе ярко светило солнце. Конюх заканчивал чистить четырех гнедых жеребцов с золотистыми гривами. Колесница была достаточно велика, чтобы вместить громоздкую фигуру Химнета, и возничего. Перегриф с возжами в руках уже ждал на козлах. Он облачился в золоченые доспехи и выглядел весьма внушительно, однако огромный, словно башня, некромант в мантии затмевал его.
     Огненные кони, предвкушая бег, нетерпеливо рвались в упряжи. Химнет почувствовал, что ему уже лучше. Он забрался в колесницу и сел рядом с тем, кто управлял его домом и лошадьми.
     - Трогай, Перегриф. Давай окажем народу честь, пусть лицезрят мое величие. Сдается мне... сдается мне, что я совершу сегодня одно-два благодеяния. Может быть, даже никого не убью.
     - Ваше великодушие поистине легендарно, господин. - Старый воин взял вожжи. - Н-но!
     С ржанием и храпом упряжка рванула вперед по мощеной дороге, ведущей из крепости. Колесница летела вниз по склону горы. Перегриф кнутом лишь указывал коням дорогу, а Химнет Одержимый становился все бодрее от безумной гонки. Спустились к подножию, промчались сквозь апельсиновые, оливковые и миндальные рощи, мимо маленьких деревенских лавочек и фермерских домиков и въехали в пригороды столицы дивного, несравненного Эль-Ларимара.
     Обернувшись, Химнет отчетливо разглядел крепость. Она венчала гребень самой высокой горы, господствовавшей над плодородными равнинами. Между тем с места, где сейчас находилась колесница, правитель не мог увидеть одну часть крепостного сооружения, некую башню. В этом невидимом остроконечном шпиле томилась единственная неосуществленная частица его самого, отсутствующий элемент совершенства...
     Плохой сон, плохой угол обзора. Две плохие вещи за одно утро. Встревоженный, но полный желания освежиться, Химнет Одержимый отвернулся от своего удаляющегося убежища и вновь стал смотреть на улицы, несущиеся навстречу бешено летящим коням.
     Мастерски управляя упряжкой, Перегриф крикнул своему сеньору:
     - Куда желаете поехать, господин?
     - Пожалуй, к океану. - Колдун немного подумал. - Мне всегда идут на пользу поездки к побережью. Во всем королевстве лишь океан способен хотя бы отдаленно сравниться со мной по силе.
     Не говоря ни слова в ответ, воин щелкнул кнутом над конями, и те мгновенно свернули вправо на другую дорогу, чуть было не налетев на стаю домашних моа <Австралийское название динорниса, очень крупной (до 3 м. высотой) бегающей птицы, обитавшей в Новой Зеландии и истребленной в течении последних двух столетий. - Здесь и далее примеч. пер.>. Почувствовав ускорившийся аллюр, эбеновые близнецы-миазмы, всегда следовавшие по пятам некроманта, придвинулись поближе к его каблукам. Когда воробушек с ярким оперением на миг укрылся от ветра позади колесницы, они тут же набросились на незваного гостя. Через секунду лишь несколько перьев выплыло из блестящего чернильного облачка.
     Кони скакали мимо крестьянских телег, везущих товары на базар, обгоняли медлительные повозки с большими колесами, груженные дровами или распиленными бревнами. Кузнецы поворачивали законченные лица и глядели на господина сквозь сажу и искры своих горнов, а кормящие матери отрывали взгляды от младенцев и кланялись как можно ниже.
     Колесница летела по суетливому городу, сверкающим видением карминного великолепия, равно озаряя и богатых, и нищих, пока наконец не достигла гавани.