несчастной  (теперь  это  было  очевидно)  женщины.  Тот  же   обвал
драгоценных камней, те же блеск и чистота светящихся капель - Симне было  до
слез обидно, что, едва выбравшись, за пределы свечения, они таяли в воздухе.
   Тем временем фигура воина начала  очерчиваться  и  пониже  шлема.  Возник
коротконогий, широкий в  кости  воин.  Его  мускулы  были  непропорционально
велики и рельефны. Доспехи переливались всеми цветами радуги,  хотя  каждому
отдельному предмету был присущ тот или иной основной тон.  Сочетание  цветов
неприятно  било  по  глазам:  пурпурный,  малиновый,  золотой   перемежались
полосами горчичного и оранжевого. На плечи воина была наброшена длинная,  не
менее восьми футов, боевая накидка. Накидка распахнулась, и Симна вздрогнул,
увидев ожившие картинки, на которых разворачивались  сцены  адских  пыток  и
эпизоды сражений, - на миниатюрах преобладали  расчлененные  тела,  лишенные
конечностей воины, отрубленные головы, выпадающие внутренности. На некоторых
изображениях  пировали  существа  с  дьявольскими  лицами,  быки,   обретшие
человеческие тела,  жуткие  уроды  с  птичьими  носами,  а  во  главе  стола
неизменно восседал бородатый силач, образ которого в  такой  странной  форме
явился в ночи перед очами Эхомбы и Симны.
   Далее начало твориться что-то странное. Великан  протянул  руку,  схватил
женщину за плечо. Она попыталась вырваться, потом решила сбросить  волосатые
жирные пальцы. Сначала двинула плечом, затем вцепилась в лапу обеими руками.
Ничего не вышло. На лице незнакомки  ясно  читалось  отчаяние,  смешанное  с
отвращением. Великан бестрепетно начал поворачивать женщину к себе...
   Симна, затаив дыхание, смотрел на удивительную  сцену,  разворачивающуюся
перед ним во мраке. Внезапно  воин-гигант  замер  и,  удерживая  женщину  за
плечо,  принялся  всматриваться  вдаль,  за  пределы  зала.  Жуткая  гримаса
исказила его лицо. Он смотрел за пределы комнаты, где находилась его жертва,
смотрел за пределы здания...
   Он смотрел на Этиоля Эхомбу, пастуха из пустынных краев, из нищей округи,
расположенной на побережье холодного моря.
   Гигант взревел, потом внезапно выбросил  руку  в  направлении  Эхомбы.  В
следующее мгновение с его пальцев сорвался кроваво-красный  обжигающий  шар.
Этиоль успел отклониться в сторону, и сгусток нечестивого пламени  ударил  в
землю. Столб  огня  взметнулся  в  небо.  Симна,  почувствовав  адский  жар,
отпрянул, однако огонь тут же сник, погас, только невыносимый, смердящий дух
начал расползаться по стоянке.
   Картина, открывшаяся глазам  Симны,  стала  утрачивать  объем  и  краски;
светящееся  пространство   обратилось   в   плоскость,   в   подобие   листа
разрисованной бумаги, на котором застыли фигуры уродливого воина  и  молодой
прекрасной  женщины.  Затем  светящаяся  плоскость  как  бы  начала   тлеть,
синеватое пламя  охватило  ее  нижний  край,  и,  совсем  как  лист  бумаги,
изображение начало скручиваться и обращаться  в  пепел.  На  землю  полетели
хлопья сажи.
   Как только последний кусочек картинки, вспыхнув, растаял во тьме,  округу
сковала необыкновенная, пропитанная мраком тишина. Оцепенело все, что  могло
дышать; даже ветер замер, и последние струи  дыма  над  костром  уплывали  в
омертвелое небо строго вертикально.
   Потом природа начала оживать. Сначала робко, как бы для проверки,  подала
голос  цикада.  Ей  поддакнула  другая,  третья.  Скоро   заполнившее   ночь
многоголосие поддержала лягушка - квакнула коротко, веско, словно заявляя  о
себе. Ей ответила ночная птица... Ночь сбросила оцепенение  и  вновь  зажила
звучно, вольно.
   Симна почувствовал нехватку воздуха и шумно вдохнул. Крупная редкая дрожь
начала сотрясать тело. Северянин закутался  в  одеяло,  несколько  мгновений
приходил в себя,  однако  озноб  не  отступал.  Тогда  прямо  через  угасшее
костровище он на карачках пополз в сторону Эхомбы. Даже отвратительная вонь,
поднимавшаяся с того места, куда угодил прожаренный на адском огне  шар,  не
могла остановить его.
   - Умоляю тебя, брат, скажи, что  это  было?  Только  не  говори,  что  ты
простой пастух и не имеешь к колдовству никакого  отношения.  Признайся,  ты
великий волшебник?
   Эхомба вздохнул и с улыбкой ответил:
   - Сколько раз повторять, друг Симна, что я обыкновенный скотовод. Поверь,
с гораздо большим удовольствием я сейчас лежал бы с женой, а не с  тобой,  и
слушал бы голоса моих детей,  а  не  рычание  странных  тварей  в  неведомых
землях. Просто, помимо своей воли, вопреки собственным желаниям и планам,  я
оказался вовлеченным в такие дела, отголоски которых ты только что видел.
   Он  отвернулся  и  посмотрел  в  ту  часть  неба,  где  недавно  сверкали
чудовищные картины.
   - Я вовсе не умею колдовать. Я не вызываю потусторонние  силы,  не  читаю
заклинаний, не сжигаю благовония. И то, что произошло, произошло не по  моей
воле. Я просто не мог заснуть и любовался небесами.
   Эхомба вздохнул так потерянно и грустно, что Симна почти поверил ему.
   - Итак, это просто случилось? - Северянин  обвел  рукой  небо.  -  Ты  не
предпринимал никаких усилий, чтобы проникнуть в незримое?
   - Нет! - заявил Эхомба.
   Затем, ни слова не говоря, он начал устраиваться спать. Видно  было,  что
ему тоже не по себе и он нуждается в  покое,  чтобы  осмыслить  случившееся.
Наконец пастух повернулся в сторону Симны ибн Синда.
   - Я сидел, укладывался - вот травы нарвал, - когда это  появилось  передо
мной. Уверен, что женщина -  прорицательница  Темарил,  а  зловещий  воин  -
Химнет Одержимый. Сбылось пророчество погибшего Тарина Бекуита  из  Лаконды.
Как и зачем они появились передо мной - здесь, в пустынном диком крае,  -  я
понятия не имею.
   Симна кивнул и несколько минут хранил молчание.
   - Выходит, ты в самом  деле  не  ведал,  в  какое  дело  ввязываешься?  -
почему-то шепотом спросил он.
   - Меня это не заботило. Все мы опавшие листья,  плывущие  по  реке  жизни
туда, куда нас влечет течение. - Этиоль приподнялся на локте и посмотрел  на
своего товарища. - Ты боишься?
   - Еще бы. Хотел бы я знать, что происходит. -  Северянин  обвел  взглядом
вельд. - Наверняка этот тип охраняет несметные сокровища...
   Эхомба простонал.
   - Тебе что, мало увиденного? Ладно, мне ты не веришь, но своим глазам  ты
веришь? Ну при чем тут сокровища?!
   - Пойми меня правильно, -  торопливо  заговорил  Симна.  -  Эта  женщина,
безусловно, достойна, чтобы ее  спасли.  Разные  есть  сокровища,  некоторые
завернуты в шелка... Кстати, о сокровищах. Ты заметил...
   - Симна ибн Синд, ты неисправим!
   - Пусть лучше я буду неисправимым  искателем  сокровищ,  чем  законченным
простаком. Однако все мои намерения полны благородства. Я помогу тебе спасти
прорицательницу Темарил, тем более что ты поклялся доставить  ее  домой.  Но
все золото или драгоценности, которые достанутся нам по пути, я возьму  себе
в  качестве  вознаграждения,  гонорара,  приза  -  плевать,  как  это  будет
называться.
   Пастух невольно улыбнулся в темноте.
   -  Ты  осмелишься  пойти  против  великого  колдуна  и   воина,   Химнета
Одержимого, ради обыкновенного богатства?
   - Поверь мне, Этиоль, нет такой вещи, как "обыкновенное  богатство".  Да,
он огромный, страшный и к тому же умеет швырять огонь. Но что из того? Кровь
у него такая же, как у простого смертного.
   - Сомневаюсь, - отозвался Этиоль. - Но мне нравится твоя отвага.
   - Знаешь, какой урок я не раз получал от  жизни?  Перед  лицом  опасности
жадность - отличная движущая сила. Ей подвластны все - кроме разве что тебя.
Тебе повезло.
   - Я бы не сказал, что свободен от этого порока. Просто мы жаждем разного.
   - Тогда повезло мне.
   Симна встал и, по-прежнему закутанный в одеяло, вернулся на свое место.
   Его товарищ еще не был готов ко сну.
   -  Симна,  ты  когда-нибудь  рассматривал  былинку?  Северянин,   зевнув,
ответил:
   - Пусть лучше я буду воображать, что судьба свела меня с  великим  магом,
чем с занудливым философом. Оставь притчи на завтра. У нас был тяжелый день,
надо хорошенько отдохнуть, чтобы пораньше встать и двинуться  в  путь,  пока
солнце не поднялось высоко.
   - На твоем месте я предпочел бы шагать по солнцепеку -  по  крайней  мере
змеи прячутся. Они выходят именно во время утренней или вечерней прохлады.
   - Ты уверен?
   В следующее мгновение Симна подскочил на месте - что-то острое  коснулось
его руки возле запястья. Он чертыхнулся,  потер  это  место,  затем  пошарил
вокруг. Нащупал травинку, колеблемую легким ночным ветерком.
   - Так сказала мне змея.
   - Послушай, Этиоль, кролики - это я еще могу понять. Ты  рассказывал  про
обезьян - тоже принимается.
   Но змеи!.. Даже самый могущественный чародей не в состоянии разговаривать
со змеями. У змей нет мозгов. Симна почувствовал,  как  Эхомба  улыбается  в
темноте.
   - Имей в виду - здесь полной змей. Надеюсь только, .что  они  не  слышали
твоих слов. Северянин вздохнул.
   - Вселенная, в которой мы живем, и тонкая травинка... Как соразмерить эти
два понятия? - продолжал пастух, будто только что и не говорил  о  змеях.  -
Жил в нашей деревне мудрый человек, его звали Мамуна Каудон. Так вот, Мамуна
как-то  сказал,  что  весь  сущий  безмерный  мир,  все  бесчисленные  нити,
связывающие его в нечто цельное, могут быть заключены в  остром  крае  одной
травинки. - Он издали показал Симне сорванный ланцевидный травяной побег.  -
Если бы мы стали совсем маленькими, то могли бы всю жизнь провести  на  этом
лезвии, и никогда нам в голову не пришло бы, что  вокруг  существует  что-то
иное, кроме съедобной зеленой плоти, острого перелома земли, света и тьмы.
   Закатив  глаза,  Симна  демонстративно  повернулся  спиной  к  неожиданно
разговорившемуся другу.
   - Даже предположив на минуту, что твой мудрый Мамуна знал, о чем говорит,
и не мучался от действия излишнего количества домашнего  пива,  как  это  мы
могли бы провести всю жизнь на травинке? Трава годна лишь на корм скоту!
   Выпростав из-под одеяла руку, он сорвал  пригоршню  травы  и  швырнул  ее
через себя в сторону Этиоля.
   - Лови, брат! Видишь, я одним махом бросил тебе целое скопище миров.
   Несколько вырванных травинок упали на лицо  Эхомбы.  Пастух  небрежно  их
смахнул, не отрывая взгляда от побега в руке.
   - Мне достаточно и  одного  мира...  Симна  вздохнул  -  не  заснуть  ему
сегодня!
   - Отлично! Наконец-то мы о чем-то договорились! Вот  и  сосредоточься  на
этом мире - завтра у нас тяжелый день.
   - Нет, Симна, задумайся хоть на минуту...
   - Задуматься?! - простонав, взмолился  северянин.  -  Да  у  меня  голова
раскалывается! Эхомба невозмутимо продолжал:
   - Если Мамуна Каудон прав, тогда, возможно, мир, в  котором  мы  обитаем,
всего лишь травинка для  какого-то  большего  существа.  Травинка,  одна  из
множества... ее можно поднести к глазам и рассмотреть, а можно и  отшвырнуть
небрежно в сторону.
   - Пусть только попробуют! Симну ибн Синда в сторону небрежно не бросают!
   По счастью, Эхомба, кажется, закончил. Повисла тишина, а вместе с тишиной
на стоянку набрел холод, предутренний, пронизывающий. Симна ворочался, не  в
силах заснуть.
   Что, если старый деревенский фокусник, о котором говорил Этиоль, все-таки
прав? Этого, разумеется, не может быть... но вдруг? Тогда  все  человеческие
побуждения ничего не значат. Какой смысл копошиться  на  травинке,  если  на
соседнем побеге от твоих усилий ни холодно ни жарко.
   Симна нащупал кончиками пальцев  травинку,  которая  пробилась  из  земли
совсем рядом с его одеялом. Но мять или рвать не стал. Так легко это сделать
- обмотай вокруг пальца и потяни. И росток умрет. Что это значит для порядка
вещей? Их окружают  несчетные  миллиарды  подобных  ростков;  вместо  одного
вырванного место под солнцем займут два новых.
   Но если он содержит в  себе  целый  мир?  Мелочь  в  масштабе  Вселенной,
песчинка в море песка, но, может быть, для каких-то  невообразимо  крошечных
существ в нем заключается вся жизнь?
   "Чушь! - оборвал себя Симна. - Смех да и только!"
   Он коснулся края травинки  -  и  отвел  руку.  Обычное  слабое  растение,
пробившееся сквозь землю. Ни один кролик не  пощадит  его,  любая  лошадь  с
удовольствием съест его вместе с сотнями растущих по соседству собратьев.  А
Симна ибн Синд отвел руку.
   Он не знал почему. Он знал только одно: в  следующий  раз,  когда  придет
время ложиться спать, он хоть одеяло заткнет в уши, лишь бы не слушать речей
пастуха. Надо же такое выдумать! Травинка, как целый мир!.. По счастью,  он,
Симна ибн Синд, невосприимчив к подобному бреду!
   Северянин повернулся на другой бок и, уже засыпая,  подумал:  сколько  он
сейчас одним движением передавил миров?..
   На следующее утро, проснувшись, он уже с доброй долей юмора  вспоминал  о
ночных переживаниях. Эхомба успел набрать в котелок воды и  развести  огонь.
Теперь, небрежно оперевшись на копье, он смотрел в сторону севера.
   Симна, в свою очередь, разглядывал Этиоля.
   Простак, что еще скажешь. Никаких  притязаний,  только  бредовые  идеи  -
точнее,  одна  идея.  В  том,  может,  и   заключается   его   преимущество.
Сосредоточился на одном...
   Собравшись вставать, Симна случайно бросил взгляд на свою левую  руку,  и
его глаза широко раскрылись. От запястья к локтю протянулась цепочка красных
пятнышек. Они группировались  по  два  и  чем-то  напоминали  следы  укусов.
Северянин потер уже начавшие бледнеть пятнышки. Не зудит, и под  кожу  вроде
ничего не проникло. Однако что за насекомые могли так его пометить?  А  если
не насекомые, тогда кто же?
   Догадавшись, воин подскочил на месте и прыгнул  на  расстеленное  одеяло,
словно оно могло его защитить. Принялся оглядываться, высматривать что-то  в
траве. Так и есть, похоже, он устроился посреди гадючника.  На  сухой  земле
отчетливо выделялись следы проползавших здесь змей. Множества змей,  которые
оставили свои отметины в знак предупреждения.
   - Ладно, - закричал Симна. - Приношу извинения.  У  змей  есть  мозги!  А
теперь уходите, хорошо?
   Он повернулся и увидел смотревшего на него Этиоля.
   - Чего смеешься?
   - Я не смеялся, - спокойно ответил пастух.
   - Ха! - Северянин стал раздраженно  сворачивать  одеяло.  -  Может  быть,
внешне ты и не смеешься, но я  слышу  твой  внутренний  хохот.  Не  ты  один
способен слышать насквозь!
   - Я не смеялся, - так же ровно повторил Эхомба. Повернувшись,  он  указал
копьем:
   - Пойдем туда. Жаль, что придется делать крюк, но идти напрямую -  значит
остаться без воды. Я вижу скалы.
   Симна на миг прекратил собирать вещи и пристально вгляделся в ту сторону,
в какую показывал Эхомба. Однако как ни напрягал глаза, он не видел  ничего,
кроме ровной как стол пустынной местности. Спорить с товарищем воин не  стал
- если человек доказал свою правоту в вопросах совершенной красоты и полного
уродства, не говоря уже о змеях, вряд  ли  стоит  возражать  ему  по  поводу
наличия отдаленных скал.
   Надев заплечные мешки, двое мужчин тронулись в путь на северо-восток. Уже
в дороге Симна вдруг поймал себя на мысли, что он то и дело просит извинения
у травинок, которых давил ступнями, сопровождая каждое извинение  мысленными
проклятиями в адрес своего спутника. Красные пятна на  руке  почти  исчезли,
тем не менее северянин внимательно вглядывался в невысокие заросли.

XV

   Кто-то кричит!
   - Что?.. - Симна засмотрелся на стаю разноцветных попугаев,  перелетавших
с дерева на дерево.
   - Я слышал крик, - повторил Эхомба.
   Симна прислушался, однако вокруг было тихо. Ранее он никогда не жаловался
на слух; более того, дружки поражались, как это  ему  удавалось  услышать  в
ночи скрип открываемого окна  или  двери,  а  любовницы  ценили  способность
уловить шаги мужа, когда тот еще только входил в  дом.  Симна  повернулся  в
указанную Эхомбой сторону, прислушался и наконец различил слабый  отголосок.
Что-то вроде завывания. Он нахмурился.
   - Доносится  с  востока,  точнее  определить  трудно.  Кто  кричит,  тоже
непонятно. Если зверь, должно быть, просто исполин какой-то.
   Эхомба одобрительно покивал.
   - Я вроде догадываюсь, кто бы это мог быть,  однако  в  здешних  краях  я
впервые, могу и ошибиться. Так что давай подождем, пока это не приблизится.
   - Это приблизится?! - воскликнул Симна. - Зачем? Чем дальше  от  нас  это
будет орать, тем лучше.
   - Оказывается, ты не любопытен. - Эхомба сверху вниз глянул на  спутника.
- А мне, например, интересно, что же может орать с невероятной силой,  и  не
ошибся ли я в своей догадке.
   - Твоя любознательность не знает границ, Этиоль. Порой она даже переходит
всякие границы. Как раз в тот момент, когда прорицательница Темарил ждет  от
нас помощи, тебе позарез надо взглянуть, кто там голосит в саванне.  А  что,
если этому захочется попробовать нас на вкус? Что, если как раз его языка ты
не знаешь? Как тогда мы будем  договариваться,  чтобы  оно  оставило  нас  в
покое?
   - Ты не любопытен, - продолжал сокрушаться  Этиоль.  -  А  вот  если  мне
что-то непонятно или неизвестно, я не успокоюсь, пока не  разберусь,  в  чем
дело. Другие ребятишки смеялись надо мной, когда я выпытывал у взрослых, как
называется то или это. Мне говорили,  что  любопытство  убивает  кошек,  но,
видимо, это относится только к кошкам, потому  что  вот  я  здесь,  живой  и
невредимый, хотя и безмерно невежественный...
   - Не буду спорить, -  пробормотал  Симна.  Шум  стал  вполне  различим  и
отчетливо напоминал раскаты грома, сдобренные жуткими, до  мурашек  по  коже
завываниями. На этот раз, по разумению северянина, задача состояла не в том,
чтобы услышать его, а как избежать с ним встречи.
   Он огляделся в  поисках  подходящего  укрытия,  затем  кивнул  в  сторону
скальных выступов.
   - Полагаю, там мы будем в безопасности.
   - Согласен, - улыбнулся Этиоль. - Ответы желательно получать из надежного
укрытия, обезопасив себя от всяких неожиданностей. В тебе, Симна  ибн  Синд,
оказывается, немало здравого смысла.
   - А в тебе немало всякого другого.  -  Северянин  подтолкнул  товарища  к
камням. - Но ты  все  равно  мне  нравишься.  Воистину  вкусы  бывают  самые
несуразные.
   - Даже если я не веду тебя к сокровищу? - усмехнулся Эхомба.
   - Сейчас не до шуток,  -  стараясь  не  отстать  от  длинноногого  друга,
вымолвил Симна.
   Под ногами у них мешались мчавшиеся к своим  норам  ошалевшие  от  страха
большие грызуны - все как на подбор в добротных шубках из желтоватого  меха.
С дерева вспорхнула ярко раскрашенная птица,  облачко  зеленых  и  бирюзовых
перышек полетело с ветвей.
   К несчастью, у подножия скалы не оказалось пещеры. Пришлось влезть повыше
и устроиться среди двух густо помеченных лишайниками камней. Щель  была  для
путников тесновата и полностью не укрывала, но  даже  это  было  лучше,  чем
торчать на ровной земле.
   - Смотри! - На  этот  раз  северянин  отреагировал  первым,  указывая  на
восток. - Приближается!.. Что  именно,  не  могу  сказать,  однако  оно  уже
неподалеку.
   - Точно, - согласился Этиоль, прикрывая глаза от слепящего  солнца.  -  И
это не животное.
   Рев  стремительно  нарастал.  Путникам  уже  приходилось  кричать,  чтобы
услышать друг друга.
   - То есть как не животное? - спросил Симна. - Что же тогда?
   - Ветер.
   Северянин напряженно прислушался и покачал головой.
   - Нет, не ветер. Я не знаю, что  это,  но  оно  живое.  Слышишь,  сколько
ярости в голосе?
   - А кто тебе сказал, что ветер бездушен и  что  он  не  может  испытывать
ярость или гнев? - спокойно возразил Эхомба. - А этот ветер не только  шумит
грозно, он и выглядит злым.
   Теперь вой и рев смешались в один  неподражаемый,  ввергающий  в  безумие
звук, принадлежавший существу, которое наконец появилось в поле зрения,  что
открывало узкое пространство между камнями. Неясный, нечеткий сгусток, он  в
то же время обладал тем, что можно было назвать формой: