приют путешественникам,  -  они  решили,
что зверь страдает от жары.
   -  Человек,  -  неожиданно  откликнулся  кот,  -  скажи  хозяевам,  чтобы
поторопились и поскорее принесли  мяса,  иначе  -  клянусь  тем,  что  кровь
красная! - я за себя не отвечаю.
   По этой и целому ряду других причин  Эхомба  был  страшно  рад,  когда  с
помощью членггууского золота Симны нашлось крепкое  судно,  хозяин  которого
согласился доставить путников на северный  берег  Абоквы.  Правда,  возникли
кое-какие проблемы с экипажем, члены которого опешили, увидев на борту Алиту
- не в клетке, не на привязи, а  свободно  бегающим  по  палубе...  Пришлось
устроить им спектакль, и Эхомба продемонстрировал морякам, каким  послушным,
тихим и понятливым является этот прирученный царь зверей (моряки  сочли  его
хозяином кота).
   - Это действительно необходимо? -  едва  слышно  спросил  зверюга,  когда
Эхомба разжал левгепу челюсти и сунул голову в пасть,  чтобы  доказать,  что
полностью владеет ситуацией. Моряки, стоявшие поодаль, принялись свистеть  и
радоваться, как дети.
   Потом, обтерев голову руками, Этиоль тихо ответил:
   - Надеюсь, теперь они поверят, что ты ручной и покладистый, как котенок.
   У Алиты совсем по-человечьи расширились глаза.
   - Ручной? Я?! Да я еще котенком  отличался  буйным  нравом.  Пусть  лучше
грузят побольше продовольствия,  иначе  на  собственной  шкуре  почувствуют,
какой я "ручной"! - Посмотрев направо, он глубоко вздохнул. - Я много слышал
о море, но никогда не видел его. Оно пахнет  так  же,  как  мелкие  озера  в
жаркий полдень.
   - Плавание будет недолгим, - сказал  Эхомба  и  взъерошил  ему  гриву.  -
Думаю, тебе понравится. Капитан заверил меня, что без  свежей  рыбки  ты  не
останешься.
   Кот прикрыл глаза и положил голову на передние лапы.
   - Ладно, так я согласен. Я люблю рыбу. Через секунду он уже сонно урчал.
   В этот момент первый помощник, располагавшийся на мостике возле рулевого,
громко крикнул:
   - Ставить паруса! С якоря сниматься!
   Симна присоединился к пастуху, который занял место впереди  у  наклонного
бушприта и наблюдал, как скошенный нос режет волны. Все вокруг  были  заняты
делом - судно медленно выходило из  небольшой  уютной  гавани.  Городок  был
тихий, улицы выметены, повсюду на подоконниках стояли цветы в горшках.
   - Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз  переплывал  что-то
более широкое, чем озеро! - поделился Симна, потом кивком указал на север. -
Вперед, туда, где нас ждут слава и сокровища!
   - Зачем они? Туда, где нас ждет исполнение обета, - возразил Эхомба.
   - Какая разница? Главное, вперед!
   Широко улыбнувшись, Симна хлопнул товарища по  спине.  В  первый  раз  за
много дней они стояли, освободившись от тяжести заплечных мешков  и  оружия,
которые были сложены в каюте.
   - А что, неплохого хозяина порекомендовали нам местные жители,  -  сказал
Эхомба, кивнув в сторону капитана.
   - Хой, я никогда не встречал таких добрых и понятливых лиц,  как  у  этих
малиин, - откликнулся Симна. - Вспомни, как живо они реагировали на известие
о разгроме членггуу. Я думаю, малиин вполне могли бы сложиться и купить  нам
корабль. Правда, мы об этом их не просили...
   - Так  лучше,  -  коротко  ответил  Эхомба  и  наклонился  вперед,  чтобы
понаблюдать, как острый нос режет воду. - Мы же не моряки.
   - Разумеется, нет! - Симна придвинулся ближе и понизил голос до шепота:
   - Хотя с твоим даром ты мог бы запросто командовать кораблем, правда?
   Эхомба вздохнул.
   - Когда же ты наконец выбросишь эти бредни из головы?  Сколько  раз  тебе
повторять, что я - обыкновенный пастух. Понимаешь, я пасу жующих,  поедающих
траву животных.
   - Не знаю, не знаю. - Симна выпрямился и взглянул в открытое море, что во
всю ширь уже разворачивалось перед ними. - Может, ты  еще  скажешь,  что  не
освободил себя и меня от Тлена? Или не твоя рука усмирила бурю,  и  не  твой
меч обрушил кусок неба на головы проклятых членггуу?
   - Так и скажу - не я! Все это  свершилось  посредством  знаний  и  умений
других людей. Посредством их трудов... Я только служу чем-то вроде  привода,
передаточного механизма. К тому же нам чертовски везет.
   - Верно. А я монах, искусный в маскировке, -  тихо  рассмеялся  Симна.  -
Этиоль Эхомба, ты один из самых искусных лжецов, которых я только  встречал.
Может, не самый лучший, но уж точно самый упрямый.
   - Ладно, - согласился Эхомба, - если тебе  так  хочется,  считай,  что  я
колдун.
   - Какая выдержка! Какая сила воли! -  Лицо  Симны  выражало  нескрываемое
восхищение. - Не важно, какую историю ты выдумываешь, главное - следовать ей
до конца. Упорно, не колеблясь. - Он кивком указал на север, в морскую даль.
- Так и держись. Это может здорово помочь на той стороне.
   - Ты что, бывал в тех краях?
   - Еще вопросы будут? - Теперь уже Симна устало покачал  головой.  -  Нет,
там я не бывал. - Он ткнул большим пальцем себе за спину, как бы указывая на
небольшой портовый городок, где их так  гостеприимно  встретили.  -  Вспомни
рассказы малиин, которые утверждали, что северные земли ничуть не напоминают
их край или  те  места,  откуда  мы  пришли.  Они  утверждают,  что  уровень
цивилизации и просвещения там таков, что местные просто стесняются  посещать
северное побережье. Это и меня приводит в замешательство -  что  подумают  о
нас заморские умники, каково придется Алите. Я-то бывалый, выкручусь, а тебе
опыта недостает, ты так и говори: мол, простой  пастух  и  ничего  более.  С
котом легче. Он, конечно, вызовет  интерес,  но  ненадолго.  Если,  конечно,
будет держать язык за зубами.
   - Ничего, справлюсь, - ответил Эхомба без особой,  впрочем,  уверенности.
Действительно, в деревнях,  маленьких  поселениях,  в  пустыне  и  безлюдной
местности он был своим человеком, но  большой  город  -  это  что-то  совсем
другое. Ладно, выдюжим! Тем более что у него нет выбора. Он обязан добраться
до северного побережья и там отыскать корабль, достаточно большой и прочный,
чтобы одолеть Семордрию.
   Море Абоква оказалось добрым и покладистым  к  путешественникам.  Было  и
волнение, однако ровные горки водных валов вызывали скорее любопытство,  чем
страх. Корабль покачивало, но  мягко  и  плавно;  такая  качка  не  вызывала
тошноты и не портила аппетит. Из воды то и дело выскакивали  летающие  рыбы,
похожие на серебряные дротики,  пущенные  неведомой  рукой  вдоль  левого  и
правого бортов корабля. Блеснув на солнце,  рыбы  ныряли  в  разводья  белой
пены, гоняемой ветром по шапкам волн, и возвращались в родную стихию. Чайки,
беспрестанно следовавшие за кормой, беспокойно и  громко  кричали,  особенно
когда кок вываливал в море отбросы.
   Путешественники, заплатившие за проезд,  были  предоставлены  сами  себе.
Только  прогуливающийся  или  дремлющий  Агата  привлекал  внимание   членов
команды. Самые храбрые из них отваживались на что-то вроде игры - кто  ближе
всего пройдет возле  зверя.  Это  развлечение  доставляло  морякам  огромное
удовольствие. Они держали пари, деньги так и переходили из рук в руки,  пока
однажды Агата, потерявший терпение, не задел когтем  одного  из  смельчаков.
Только взмахнул лапой, и на палубе раздался истошный крик. На этом  игра  со
зверем  закончилась.  Тем  не  менее  пострадавший  моряк  гордился   легкой
царапиной, словно медалью, и без конца демонстрировал ее всем желающим.
   Они были в море уже несколько дней, когда погода начала портиться.

XXXII

   Сначала капитан не заметил ничего дурного во внезапном  изменении  ветра.
Хотя Абоква считалось внутренним  морем,  там  порой  разыгрывались  шторма,
которые были в состоянии потопить судно  любого  размера.  Капитан  приказал
принять обычные меры предосторожности. Главный парус был зарифлен,  порты  и
люки наглухо задраены,  помповые  насосы  приведены  в  готовность,  матросы
заняли места по штормовому расписанию.
   Когда пассажиров известили о возможной опасности, они решили  действовать
по собственному разумению и  первым  делом  укрылись  в  каюте.  Здесь  было
относительно сухо и тепло - сколько хочешь размышляй над  капризами  погоды.
Все, что от них требовалось, это не путаться под ногами у матросов.
   Чем ближе  подходил  шторм,  тем  более  странным  казалось  предгрозовое
состояние погоды. Не  было  ни  дальних  зарниц,  ни  приближающихся  ударов
молний, ни раскатов грома. Что еще  удивительнее,  даже  ветра  поначалу  не
ощущалось. Скоро корабль накрыли черные как ночь тучи. Наползали они плавно,
надвигались  неслышимо,  постепенно  затмили  горизонт  и,  наконец,  сузили
пространство вокруг корабля, словно его укутали в огромное темное одеяло.
   Каждый человек на борту был  готов  встретить  шторм.  Команда  собралась
опытная, морякам не раз уже приходилось встречаться с бурями,  так  что  вой
ветра, вздымающаяся палуба и удары волн не  могли  их  испугать,  но  с  тем
безмолвием и сгущающейся тьмой, которые на  этот  раз  надвигались  на  них,
никому прежде встречаться не доводилось.
   Облака мало того что сгущались, они еще как бы проседали под  собственной
тяжестью и осаживались на судно, погружая его в тяжелый давящий мрак.  Ветра
по-прежнему не было, все свершалось в оцепенелой,  замедленной  тишине,  как
будто они попали в око урагана, а сам шторм бушевал где-то в другом месте.
   Моряки были встревожены. Этот опытный,  уверенный  в  себе  народ  теперь
напряженно вглядывался в губительный мрак, засосавший  в  себя  их  корабль.
Каждый с недоумением спрашивал себя: где проливной дождь, сверкающие молнии,
почему море спокойно? Действительно,  только  легкое  волнение  сопровождало
подступившую тьму. Где все  обязательные  приметы  настоящей  бури?  Корабль
по-прежнему на слабой волне шел вперед, послушно  повинуясь  самому  слабому
движению руля.
   Затем люди на борту  ощутили  какой-то  смрад.  Скоро  гнетущее  зловоние
заполнило палубу - ничего хорошего эта примета  не  обещала.  Смрад  не  был
похож на вонь, издаваемую протухшей рыбой или водорослями. Кто-то из опытных
моряков крикнул, что этот  запах  напоминает  ему  древние  сточные  канавы,
найденные в покинутом городе Вра-Тет. Его население погибло много сотен  лет
назад, но в подземельях, погребенных под развалинами, еще что-то шевелилось,
ухало, жило. Другой моряк заявил, что  подобный  запах  мог  нагнать  ветер,
прилетевший с полей давным-давно отгремевших  сражений,  где  десятки  тысяч
воинов полегли костьми.
   Алита, которому вонь досаждала куда сильнее, чем любому из  людей,  зажал
нос передними лапами, причем с такой силой, что  тот  едва  не  скрылся  под
верхней губой.
   - Что это,  кот?  -  Симна  тревожно  вглядывался  во  тьму,  поглотившую
корабль.
   - Не знаю. Что-то гниет, разлагается, но что именно, сказать не могу.
   Северянин обернулся к долговязому пастуху, который смотрел куда-то вдаль.
   - Что думаешь, Этиоль? Ты как пастух должен быть хорошо знаком  со  всеми
видами зловония. Есть какие-нибудь идеи?
   Эхомба не откликнулся.
   - Этиоль? - вновь позвал Симна и, шагнув вперед, взял товарища под руку.
   - Что? - вдруг встрепенулся Эхомба. Он посмотрел на Симну, несколько  раз
моргнул и ответил:
   - Прости, дружище. Да, я знаю, что это такое.
   - Тогда скажи нам, - потребовал Алита. - Я не знаком с морскими запахами,
но мне известно, что такое буря, а здесь творится что-то непонятное,  с  чем
мне никогда не приходилось сталкиваться.
   Пастух сжал губы.
   - Потому что это не буря.
   Кот и северянин обменялись взглядами.
   - Но тучи, Этиоль?  -  спросил  Симна.  -  Темные  облака  обычно  всегда
предвещают бурю, а на море - шторм.
   - Это не облака, - также кратко и  малопонятно  объяснил  Эхомба.  -  Наш
корабль заглатывает нечто неведомое.
   Подобный ответ пришелся явно не по вкусу  ни  Симне,  ни  коту.  Особенно
Симне не понравилось употребленное только что слово "заглатывает".
   - Если это не шторм, то что же?
   Эхомба опять помедлил с ответом. Вскинув голову,  он  высматривал  что-то
вверху, как человек,  стоящий  на  дне  глубокого  колодца,  отчаянно  ловит
солнечный луч. Услышав обрывки разговора,  некоторые  моряки  оставили  свои
места и подошли ближе, внимательно глядя на долговязого чужестранца.
   - Это "что-то" уже давно преследует меня, копит силы.  Впервые  я  с  ним
встретился в ту ночь, когда помог людям деревьев разгромить напавших на  них
слельвов.
   Симна с недоумением взглянул на товарища, потом удивленно спросил:
   - Кого?
   - Это случилось, дружище, еще до нашей встречи. В  тот  день,  когда  нам
удалось одолеть Тлен, ты тоже мог видеть это существо.  Оно  кружило  где-то
неподалеку, когда мы победили Дюнауэйка. Его присутствие я ощущал и на земле
квиппов, особенно возле Стены.
   Пастух помолчал, некоторое время вглядывался в низкое темное небо,  затем
продолжил:
   - С самого первого момента, когда я оказался в окружении народа деревьев,
оно идет за мной. Должно быть, выбирает удобный момент.
   - Удобный момент? - Симна тоже уставился в небо, пытаясь узреть в клочьях
разорванных, стремительно  бегущих  облаков  это  самое  "что-то",  сумевшее
надежно прикрыться мраком, вонью и завесой  страха.  -  Удобный  момент  для
чего?
   Вид у Эхомбы  был  до  такой  степени  грустный  и  серьезный,  что  даже
северянин подтянулся, перестал иронизировать.
   - Чтобы проглотить, - ответил пастух.
   Эти слова вызвали в воображении Симны еще  менее  приятные  чувства,  чем
использованный глагол "заглатывать".
   - То есть это "что-то" пытается нагнать нас и съесть?
   - Уже, - грустно откликнулся Эхомба.
   - Что уже? - не понял Симна. С невозмутимым спокойствием пастух продолжал
изучать подступившую со всех сторон тьму.
   - Мы уже внутри него. Но оно еще не заглотило  нас.  Оно  должно  сделать
паузу, прежде чем начать заглатывать.
   - Хой, раз ты так говоришь, значит, так оно  и  есть.  Спорить  не  буду,
брат.
   Широко раскрытыми глазами, в которых не  было  ни  тени  страха,  воин  с
севера по-новому взглянул вокруг себя. Изменилось ли что-нибудь с  тех  пор,
как тьма опустилась на корабль? Да, все вокруг  стало  черным-черно,  словно
они оказались внутри куска угля. И это давящее ощущение, измазавшее людей  с
ног до головы, подобно маслу, оно тоже было в новинку, как и вся  атмосфера,
вдруг потерявшая незримость, неощутимость и вместо того вдруг  пропитавшаяся
смрадом разложения,  превратившаяся  в  липкую,  весомую  массу...  Все  это
действительно изменилось, но чего ждать дальше?
   Один  из  моряков  ударил  по  языку  мрака,  протянувшемуся  к  нему   и
попытавшемуся обхватить предплечье.
   Это движение на несколько секунд разогнало  тьму;  обрывки  сгустившегося
мрака повисли над палубой и начали медленно оттягиваться  в  сторону.  Между
тем тьма сгущалась и бесконечной ночью ложилась на корабль, грозя окутать  и
задушить всех на  борту.  Моряки  отчаянно  принялись  очищать  вокруг  себя
пространство, ругань и проклятия заполнили палубу, но  с  каждым  ударом  по
пропитанному  ужасом  воздуху  становилось  ясно,  что  так  от  черноты  не
отбиться, как не отбиться от облака, от тени. И эта тень  с  каждой  минутой
становилась все сильнее и сильнее.
   И все более жадной до живой плоти...
   Симна отчаянно отбивался от прикосновений тьмы - впечатление было  такое,
словно на него напал незримый великан. По времени  это  было  позднее  утро,
однако ни единый солнечный лучик не  мог  пробиться  в  мрачную  утробу,  их
поглотившую. Алита пытался  перекусить  длинные  толстые  отростки  темноты,
которые, извиваясь, подтягивались к нему со всех сторон. Он то и дело ревел,
лязгал зубами, а стая чудовищных змей становилась все гуще. Они нападали  со
всех сторон, перестраивались, кое-где утолщались, где-то становились тоньше.
С  каждой  минутой  сил  у  них  прибывало.  Тень  все  яснее  ощущала  свое
могущество.
   - Что же это?! - воскликнул  Симна.  Он,  как  и  другие  члены  команды,
отчаянно пытался счистить с себя налипавшую на тело невесомую грязь. -  Ради
Гидана, скажи, что это за пакость?!
   - Эромакади. - Эхомба по-прежнему стоял не двигаясь, не обращая  внимания
на пальцы тьмы, касавшиеся его ушей, тыкающих в глаза. -  Пожиратели  света!
Они поглощают свет вокруг нас, так же, впрочем, как и тот свет, что  исходит
из нас. Свет жизни.
   - Из нас? -
   Это подал голос Алита, по примеру  людей  ведущий  безнадежную  борьбу  с
чем-то жутким, не обладающим плотью. Кот по-прежнему пытался  укусить  мрак,
оторвать и уничтожить его отростки, но все было напрасно.
   - Они посягают на наши мысли, души, на тот способ, с помощью которого  мы
утверждаем свое существование в этом призрачном и  светоносном  мире.  Жизнь
есть свет, Алита, и эромакади не могут встать у него  на  пути.  Иногда  они
ослабевают и тогда прячутся в закоулках мрака; иногда,  поднакопив  силенок,
выползают  из  своих  укрытий.   Эромакади   -   причина   всех   несчастий,
обрушивающихся  на  людей.  Их  союзники  чума,  война,  слепой  фанатизм  и
невежество. Крошечного эромакади привлечет зловещая  презрительная  ухмылка;
эромакади покрупнее прилетит на  бандитское  нападение;  большой  и  сильный
эромакади явится на ложь политика. Наш эромакади - особенно мощный.
   Многое из слов товарища казалось Симне бессмыслицей,  какой-то  невнятной
философской дребеденью. Но что бы это ни было, липкая мрачная  мразь  вокруг
ощущалась вполне  реально.  Прежде  северянин  почти  никогда  не  испытывал
страха, потому что все его страхи, как правило, обретали физическую форму  и
могли быть поражены мечом. Теперь навалилось что-то странное. Как, помилуйте
небеса, сражаться с воздухом!
   Продолжая отбиваться от неумолимой тьмы, Симна вдруг заметил, что  Этиоль
наконец отпустил канат,  за  который  держался,  и  медленно  полез  вперед.
Пастух, балансируя, прошел по бушприту, там остановился, вытянулся в струнку
и повернул лицо вперед, в ту сторону, куда медленно и  безвольно  дрейфовало
судно. Затем он начал снимать с  себя  одежду,  методично,  вещь  за  вещью,
швыряя ее на палубу.  Оставшись  в  чем  мать  родила,  Этиоль,  долговязый,
тонкий, стал похож на пугало. Его руки были широко раскинуты,  словно  он  о
чем-то умолял небо.
   Обезумевшие матросы не обращали на происходящее  никакого  внимания.  Те,
кто бросал взгляд на нос корабля, думали, что малый тронулся рассудком;  они
же пока в состоянии отличить, что и  где,  и  не  спешили  присоединиться  к
безумцу.
   Между тем мрак смыкался все  плотнее,  душил  мысли,  туманил  зрение  и,
забивая уши ватным безмолвием, приглушал звуки. Дышать стало трудно,  каждый
вздох давался в борьбе. Может ли человек задохнуться во мраке?
   Этиоль Эхомба по-прежнему в одиночестве стоял на бушприте, отделившись от
всех, кто был на палубе.  Отделившись  от  человечества.  Стоял  -  и  вдруг
глубоко вдохнул.
   Его грудная клетка расширилась - Симна услышал  это,  несмотря  на  вопли
обезумевших моряков.  Звук  был  подобен  шуму,  издаваемому  человеком  при
глубоком дыхании. Но то, что произошло потом, уж никак нельзя было отнести к
обычным явлениям.
   Тонкие щупальца мрака начали отползать к человеку, стоявшему на бушприте,
и явно не по собственной воле. Они  втягивались  в  широко  распахнутый  рот
Эхомбы и пропадали из виду. Более толстые языки тьмы,  извиваясь,  старались
отпрянуть в разные стороны, но какая-то неведомая сила неодолимо  влекла  их
вперед. Они тоже погружались в человечьи внутренности. Эхомба дышал  глубоко
и мощно, не останавливаясь, его грудная клетка при каждом вдохе расширялась.
   В первый раз за все время, как тьма поглотила корабль, по палубе пробежал
ветерок, зашевелились обвисшие паруса. Затем порывы усилились, ветер налетал
сверху, снизу, продувал со  всех  сторон,  рассыпался  по  окружавшим  судно
водам.
   Эхомба дышал ровно, без остановки. Он втягивал в себя клочья  мрака,  как
человек впит