кислая?
     - А ты подумай, Буко. Подумай.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой Рейневан вместо того, чтобы направиться в Венгрию, едет в замок Бодак. Он этого не знает, но выйти оттуда может не иначе как in omnem ventrus

     Они ехали по дороге на Бардо вначале быстро, то и дело оглядываясь, однако вскоре сбавили темп. Кони утомились, да и состояние седоков, как выяснилось, было далеко не лучшим. В седле горбился и постанывал не только Вольдан из Осин, лицо которого было сильно поранено вмявшимся шлемом. Травмы остальных, хоть и не столь эффектные, все же явно давали о себе знать. Охал Ноткер Вейрах, прижимая к животу локоть, и искал удобного положения в седле Тассило де Тресков. Вполголоса призывал святых Куно Виттрам, скривившийся словно после кружки какой-то жуткой кислятины. Пашко Рымбаба ощупывал бок, ругался, плевал на ладонь и рассматривал плевки.
     Из раубриттеров лишь по фон Кроссигу ничего не было заметно. Либо ему не досталось так же крепко, как остальным, либо же он умел мужественнее переносить боль. Наконец, видя, что ему все время приходится дожидаться отстающих дружков, Буко решил свернуть с дороги и ехать лесом. Под защитой деревьев можно было ехать медленнее, не опасаясь, что их настигнет погоня.
     Николетта - Катажина Биберштайн - за все это время не издала ни звука. Хоть связанные руки и пребывание на луке Губертикова седла должны были ей сильно мешать и причинять боль, девушка ни разу не застонала, не произнесла ни слова жалобы. Она бездумно глядела вперед, и было ясно, что погрузилась в полную апатию. Рейневан попытался было незаметно для других поговорить с ней, но все было напрасно - девушка избегала его взгляда, отводила глаза, не реагировала на жесты, просто не замечала их, а может, делала вид, что не замечает. Так все и шло до переправы.
     Через Нису они переправились уже под вечер, не в самом удачном месте, только казавшемся мелким, однако течение тут было значительно сильнее, чем ожидалось. Во время начавшейся суматохи, плеска, ругани и ржания коней Николетта соскользнула с седла и наверняка искупалась, если б не предусмотрительно державшийся поблизости Рейневан.
     - Крепись, - шепнул он ей на ухо, поднимая и прижимая к себе. - Терпи, Николетта. Я вытащу тебя отсюда...
     Он отыскал ее маленькую узенькую ладонь, пожал. Она ответила тем же. Она пахла мятой и аиром.
     - Эй! - крикнул Буко. - Эй, ты, Хагенау! Оставь ее! Губертик!
     Самсон подъехал к Рейневану, принял у него Николетту, поднял, как перышко, и усадил на лошадь перед собой.
     - Я устал ее везти! - опередил Буко Губертик. - Пусть великан меня ненадолго заменит.
     Буко выругался, но махнул рукой. Рейневан смотрел на него со всевозрастающей ненавистью. Он не очень-то верил в пожирающих людей водных чудовищ, якобы обитающих в глубинах Нисы в околицах Бардо, но сейчас многое бы дал, чтобы одно из них вынырнуло из взбаламученной реки и проглотило раубриттера вместе с его рыже-гнедым жеребцом.
     - В одном, - сказал вполголоса Шарлей, разбрызгивающий воду рядом с ним, - я должен признаться. В твоем обществе соскучиться невозможно.
     - Шарлей... Я обязан тебе...
     - Ты многим мне обязан, не возражаю. - Демерит натянул вожжи. - Но если ты вознамерился что-то объяснять, то придержи это при себе. Я ее узнал. На турнире в Зембицах ты пялился на нее ровно теля, потом она нас предупредила о том, что в Стольце тебя будут поджидать. Полагаю, тебе есть за что благодарить ее. Кстати, тебе еще никто не предсказывал, что тебя погубят женщины? Или я буду первым?
     - Шарлей...
     - Не трудись, - прервал демерит. - Я понимаю. Долг благодарности плюс великий афект, ergo, снова придется подставлять шею, а Венгрия оказывается все дальше и дальше. Что делать! Прошу тебя только об одном: подумай, прежде чем начнешь действовать. Ты можешь мне это обещать?
     - Шарлей... Я...
     - Я знал. Будь внимателен. На нас смотрят. И погоняй коня, погоняй! Иначе тебя течение унесет!
     К вечеру добрались до подножия Райхенштайна, Златостоцких гор, северо-западного отрога пограничных цепей Рыхлебов и Есеника. В лежащем над стекающей с гор речкой Быстрой поселке они намеревались передохнуть и перекусить, однако тамошние крестьяне оказались негостеприимными - не позволили себя ограбить. Из-за охраняющей въезд засеки на раубриттеров посыпались стрелы, а ожесточенные лица вооруженных вилами, окшами  и кольями крестьян не вызывали желания ждать от них особого радушия. Кто знает, как все сложилось бы при обычных обстоятельствах, однако сейчас понесенный урон и усталость сыграли свою роль. Первым развернул коня Тассило де Тресков, за ним последовал обычно запальчивый Рымбаба, завернул, даже не бросив в адрес деревни скверного слова, Ноткер фон Вейрах.
     - Чертовы хамы, - догнал их Буко Кроссиг. - Надо, как это делал мой предок, хоть бы раз в пять лет разваливать им халупы, сжигать все до голой земли. Иначе они начинают беситься. Благоденствие и достаток все переворачивают у них в мозгах. Ишь возгордились...
     Небо заволакивали тучи. Из деревни тянуло дымком. Лаяли собаки.
     - Впереди Черный лес, - предупредил едущий первым Буко. - Держаться рядом! Не отставать! Следить за лошадьми!
     К предупреждению отнеслись серьезно, потому что и Черный лес - чащоба из буков, тисов, ольх и грабов - густой, влажный и затянутый туманом, - выглядел не менее серьезно. Настолько не менее, что аж мурашки бегали по спине. Сразу чувствовалось затаившееся где-то там в чащобе зло.
     Кони храпели, мотали головами.
     И как-то не очень заинтересовал побелевший скелет, лежащий у самой обочины дороги.
     Самсон Медок тихо бормотал:

     Nel mezzo del cammin di nostra vita
     mi ritrovai per una selva oscura
     che la diritta via era smarita...



     - Преследует меня, - пояснил он, видя взгляд Рейневана, - этот Данте.
     - И исключительно к месту, - вздрогнул Шарлей. - Миленький лесок, ничего не скажешь... Ехать здесь одному... В темноте...
     - Не советую, - проговорил, подъезжая, Гуон фон Сагар. - Решительно не советую.

***

     Они ехали в горы, по все большей крутизне. Кончился Черный лес, кончились буковины, под копытами заскрипел известняк и гнейс, потом базальт. На склонах яров выросли утесики фантастических форм. Опускались сумерки, из-за туч, черными волнами заходящих с севера, темнело быстро.
     По четкому приказу Буко Губертик взял Николетту у Самсона. Кроме того, Буко, прежде ехавший впереди, передал обязанности провожатого Вейраху и де Трескову, а сам держался поближе к оруженосцу и пленнице.
     - Псякрев... - проворчал Рейневан, обращаясь к едущему рядом Шарлею. - Ведь я должен ее освободить. А этот тип явно что-то заподозрил... Ее стережет, а за нами все время наблюдает. Почему?
     - Может, - тихо ответил Шарлей, а Рейневан с ужасом понял, что это вовсе не Шарлей. - Может, как следует рассмотрел твою физиономию? Зеркало чувств и намерений?
     Рейневан выругался себе под нос. Было уже темновато, но не только это он винил за ошибку. Седовласый чародей явно использовал магию.
     - Ты меня выдашь? - спросил он напрямик.
     - Нет, - не сразу ответил маг. - Но если ты захочешь совершить глупость, удержу... Ты знаешь, я смогу. Поэтому не глупи. А на месте посмотрим...
     - На каком месте?
     - Теперь моя очередь.
     - Не понял.
     - Моя очередь спрашивать. Ты что, не знаешь правил игры? Вы не играли в это в учельне? В quaestiones de quodlibet ? Ты спросил первым. Теперь моя очередь. Кто таков гигант, которого вы называете Самсоном?
     - Мой спутник и друг. Впрочем, почему бы тебе не спросить его самому? Скрывшись под магическим камуфляжем.
     - Я пытался, - запросто признался чародей. - Но это тертый калач. С ходу распознал камуфляж. Откуда вы его выкопали?
     - Из монастыря бенедиктинцев. Но если это quodlibet, то теперь моя очередь. Что знаменитый Гуон фон Сагар делает в comitive Буко фон Кроссига, силезского рыцаря-грабителя?
     - Ты слышал обо мне?
     - А кто ж не слышал о Гуоне фон Сагаре? И о Matavernis, мощном заклинании, уберегшем летом тысяча четыреста двенадцатого года поля над Везером от саранчи.
     - Саранчи было не так уж и много, - скромно ответил Гуон. - А что до твоего вопроса... Ну что ж, обеспечиваю себе пропитание и стирку. И жизнь на довольно приличном уровне. Ценой, разумеется, определенных ограничений.
     - Порой касающихся совести?
     - Рейнмар де Беляу, - поразил чародей Рейневана знанием. - Игра в вопросы - не диспут об этике. Но я отвечу: порой, увы, да. Однако совесть как тело: ее можно закалять. А у каждой палки два конца. Ты удовлетворен ответом?
     - Настолько, что больше вопросов не имею.
     - Значит, выиграл я. - Гуон фон Сагар подогнал вороного. - А относительно девушки - храни спокойствие и не делай глупостей. Я сказал: на месте посмотрим. А мы уже почти на месте. Впереди пропасть. Так что прощай, работа ждет.

***

     Пришлось задержаться. Взбирающаяся круто вверх дорога частично скрывалась в каменистой осыпи, образованной оползнями, частично обрывалась и исчезала в пропасти. Пропасть была заполнена седым туманом, не позволяющим оценить истинную ее глубину. По другую сторону мерцали огоньки, маячили контуры строений.
     - Слезайте, - скомандовал Буко. - Господин Гуон, просим.
     - Держите коней. - Маг остановился на краю обрыва, воздел свой кривой посох. - Держите как следует.
     Он взмахнул посохом, прокричал заклинание, снова, как на Счиборовой Порубке, прозвучавшее по-арабски, но гораздо более длинное, запутанное и сложное. По интонациям тоже. Кони захрапели, попятились, громко топая.
     Повеяло холодом, их неожиданно охватил леденящий мороз. Мороз начал щипать щеки, в носу захрустело, заслезились глаза, холод сухо и болезненно ворвался с дыханием в легкие. Температура сильно упала, они попали как бы внутрь сферы, которая, казалось, засасывает в себя весь холод мира.
     - Держите... коней... - Буко прикрыл лицо рукавом. Вольдан из Осин застонал, схватившись за перебинтованную голову, Рейневан почувствовал, как немеют пальцы, стиснутые на ременных вожжах.
     Притянутый чародеем холод мира, до той поры лишь ощутимый, теперь сделался видимым, принял форму клубящегося над пропастью белого света. Свет вначале заискрился снежинками, потом ослепительно побелел. Послышался протяжный, нарастающий хруст, скрипучее крещендо, завершившееся стеклянным, стонущим, как колокол, аккордом.
     - Я тебя... - начал Рымбаба. И не докончил.
     Через пропасть перекинулся мост. Из льда, искрящегося и блестящего, как бриллиант.
     - Вперед. - Гуон фон Сагар крепко схватил коня за вожжи у самого мундштука. - Переходим.
     - А это выдержит? Не лопнет?
     - Со временем лопнет, - пожал плечами маг. - Лед - вещь весьма непрочная. Каждая минута промедления увеличивает риск.
     Ноткер Вейрах больше вопросов не задавал, быстро потянул коня за Гуоном. За ним ступил на мост Куно Виттрам, затем двинулся Рымбаба. Подковы звенели по льду, разбегалось стеклянное эхо.
     Видя, что Губертик не может управиться с конем и Катажиной Биберштайн, Рейневан поспешил ему на помощь. Но его опередил Самсон, взяв девушку на руки. Буко Кроссиг держался рядом, смотрел внимательно, а руку не спускал с рукояти меча. "Чует, откуда ветер дует, - подумал Рейневан. - Не доверяет нам".
     Испускающий холод мост позванивал под ударами копыт. Николетта взглянула вниз и тихо ойкнула. Рейневан тоже глянул и проглотил слюну. Сквозь ледяной кристалл был виден затягивающий дно пропасти туман и торчащие из него верхушки елей.
     - Быстрее! - подгонял идущий первым Гуон фон Сагар. Словно знал.
     Мост затрещал, на глазах начал белеть, становиться матовым. Во многих местах побежали длинные змейки трещин.
     - Живей, живей, зараза, - поторопил Рейневана ведущий коня Вольдана Тассило де Тресков. Храпели кони, которых вел замыкающий процессию Шарлей. Животные становились все беспокойнее, косились, топали. А с каждым ударом копыт на мосту прибавлялось трещин и царапин. Конструкция потрескивала и стонала. Вниз полетели первые отслоившиеся осколки.
     Рейневан наконец осмелился взглянуть под ноги и с неописуемым облегчением увидел камни, скальные обломки, просвечивающие сквозь ледяные глыбы. Он был на другой стороне. На другой стороне были все.
     Мост захрустел, затрещал и развалился с грохотом и стеклянным стоном. Рассыпался на миллионы сверкающих осколков, летящих вниз и беззвучно погружающихся в туманную бездну. Рейневан громко вздохнул, поддержанный хором других вздохов.
     - Он всегда так, - сказал вполголоса стоящий рядом Губертик. - Господин Гуон, значит. Так только говорит. Бояться было нечего. Мост выдержит и рухнет только тогда, когда перейдет последний. Сколько бы ни переходило, господин Гуон любит пошутковать.
     Шарлей одним словом оценил и Гуона, и его чувство юмора. Рейневан оглянулся. Увидел увенчанную зубцами стену, ворота, над ними четырехугольную сторожевую вышку.
     - Замок Бодак, - пояснил Губертик. - Мы дома.
     - Немного сложноват у вас подход к дому, - заметил Шарлей. - А что будете делать, если магия подведет? На улице заночуете?
     - Чего ж ради. Есть другая дорога от Клодска, вон там проходит. Но по ней дальше, до полуночи, пожалуй, ехать бы пришлось...
     Пока Шарлей разговаривал с оруженосцем, Рейневан обменялся взглядами с Николеттой. Девушка казалась испуганной, словно только сейчас, увидев замок, поняла всю серьезность ситуации. Впервые, казалось, ей принес облегчение и утешение сигнал Рейневана, данный глазами: "Не бойся. И держись. Я вытащу тебя отсюда, клянусь".
     Заскрипели ворота. За ними был небольшой дворик. Несколько слуг, которых Буко фон Кроссиг покрыл ругательствами за то, что они бездельничают, и погнал работать, приказав заняться лошадьми, вооружением, баней, едой и выпивкой. Всем сразу и всем немедленно.
     - Приветствую, - сказал раубриттер, - в моем patrimonium , господа. В замке Бодак.

***

     Формоза фон Кроссиг когда-то была красивой женщиной. Когда-то, ибо, как и большинство красивых женщин, когда молодые годы остались позади, она превратилась в довольно паскудную бабищу. Ее фигура, некогда, вероятно, сравниваемая с юной березкой, теперь ассоциировалась скорее со старой метлой. Кожа, которую наверняка когда-то воспевали, сравнивая с персиком, стала сухой и покрылась пятнами, обтянув кости, как заготовка сапожницкую колодку, в результате чего внушительных размеров нос, некогда наверняка считавшийся сексуальным, сделался чудовищно ведьмоватым - из-за гораздо меньших размерами и не столь крючковатых носов таких баб в Силезии было принято испытывать водой в реках и прудах.
     Как большинство некогда красивых женщин, Формоза фон Кроссиг упорно не замечала этого "некогда", не желала считаться с тем неоспоримым фактом, что весна ее годов ушла безвозвратно. И уже близится зима. Все сказанное особенно хорошо было видно по тому, как Формоза одевалась. Вся ее одежда, от ядовито-розовых башмачков до затейливого тока, от тонкой белой подвики до муслинового couvrechef , от облегающего платья цвета индиго до обшитого жемчугами пояска и пурпурной парчовой surcote  - все это было бы к лицу лишь прелестной юнице.
     К тому же, когда ей доводилось встретиться с мужчинами, Формоза фон Кроссиг инстинктивно начинала играть роль соблазнительницы. Эффект был ужасающий.
     - Гость в дом - Бог в дом. - Формоза фон Кроссиг улыбнулась Шарлею и Ноткеру Вейраху, продемонстрировав заметно пожелтевшие зубы. - Приветствую господ в моем замке. Наконец-то ты пришел, Гуон. Я очень, ну, очень по тебе тосковала.
     По нескольким услышанным во время странствия словам и фразам Рейневан сумел нарисовать себе более-менее верную картину. Ясное дело, не очень точную. И не слишком подробную. Например, он не мог знать, что замок Бодак Формоза фон Панневиц внесла в качестве приданого, выходя замуж по любви за Оттона фон Кроссига, обедневшего, но гордого потомка франконских министериалов.  И что Буко, сын ее и Оттона, именуя замок patrimonium'ом, серьезно разминулся с истиной. Название matrimonium  было бы более верным, хоть и преждевременным. После смерти мужа Формоза не потеряла субстанции  и крыши над головой благодаря родне, влиятельным в Силезии Панневицам. И поддерживаемая Панневицами, была фактической и пожизненной владелицей замка.
     О том, что Формозу связывало с Гуоном фон Сагаром, Рейневан также услышал во время странствия то да сё, достаточно много, чтобы разобраться в ситуации, однако, естественно, слишком мало, чтобы знать, что оклеветанный и преследуемый магдебургской епископской Инквизицией чародей сбежал в Силезию к родственникам: у Сагаров были под Кросно наделы еще со времен Болеслава Рогатки. Потом как-то так получилось, что Гуон познакомился с Формозой, вдовой Оттона фон Кроссига, фактической и, как сказано, пожизненной хозяйкой замка Бодак. Чародей полюбился Формозе и с тех пор проживал в замке.
     - Очень тосковала, - повторила Формоза, поднимаясь на носки розовых туфелек и чмокая чародея в щечку. - Переоденься, дорогой. А вас, господа, прошу, прошу...
     На занимающий середину залы огромный дубовый стол поглядывал укрепленный над камином гербовый вепрь Кроссигов, соседствующий на закопченном и обросшем паутиной щите с чем-то, что трудно было однозначно определить. Стены были обвешаны шкурами и оружием, ни одно из которых не выглядело пригодным к употреблению. Одну из стен занимал тканный в Аррасе фламандский гобелен, изображающий Авраама, Исаака и запутавшегося в кустах барана.
     Comitiva в примятых оттисками доспехов аксонах расселась за столом. Настроение, вначале, пожалуй, угрюмое, немного поправил бочонок, который закатили на стол. Но его снова испортила возвратившаяся из кухни Формоза.
     - Уж не ослышалась ли я? - спросила она грозно, указывая на Николетту. - Буко! Ты похитил дочь хозяина Стольца?
     - Говорил же я сукину сыну, чтобы не болтал. Шарлатан поганый, хайло на полпачежа захлопнуть не может... Кх-м... Собственно, я только что хотел сказать вам, госпожа мать.  И выложить все. А получилось так...
     - Как у вас получилось - я знаю, - прервала Формоза, явно хорошо проинформированная. - Растяпа! Неделю проваландались, а добычу у них кто-то из-под носа увел. Молодым я не удивляюсь, но то, что вы, господин фон Вейрах... Мужчина зрелый, положительный, уравновешенный...
     Она улыбнулась Вейраху, тот опустил глаза и беззвучно выругался. Буко собрался выругаться громко, но Формоза погрозила ему пальцем.
     - И в конце концов такой глупец похищает дочку Яна Биберштайна. Буко! Ты что, вконец рехнулся?
     - Вы бы, госпожа мать, сначала дали поесть, - гневно сказал раубриттер. - Сидим тут за столом, словно на тризне, голодные, в горле пересохло, прям перед гостями стыдно. С каких это пор у Кроссигов завелись такие обычаи? Подавайте еду, а о делах поговорим потом.
     - Еда готовится, сейчас подадут. И вино уже несут. Обычаям меня не учи. Извините, рыцари. А вас, уважаемый господин, я не знаю... Да и тебя, храбрый юноша...
     - Этот велит себя Шарлеем именовать, - вспомнил о своих обязанностях Буко. - А тот юнец - Рейнмар фон Хагенау.
     - Ах! Потомок известного поэта?
     - Нет.
     Вернулся Гуон фон Сагар, переодевшийся в свободную hauppelande  с большим меховым воротником. Сразу же стало ясно, кто пользуется наибольшим фавором хозяйки замка. Гуон тут же получил зажаренную курицу, тарелку пирогов и кубок вина, причем все это подала лично Формоза. Чародей, не смущаясь, принялся за еду, демонстративно не обращая внимания на голодные взгляды остальной компании. К счастью, другим тоже ждать долго не пришлось. На стол, ко всеобщей радости, въехала, предваряемая волной роскошного аромата, большая миска кабанятины, тушеной с изюмом. За ней внесли вторую, с кучей баранины с шафраном, потом третью, полную кушаний из различной дичи, а затем последовали горшки с кашей. С неменьшей радостью были встречены несколько жбанов, наполненных - что установили незамедлительно - двойным медом