Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Сапковский Анджей. Сага о Рейневане 1 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  -
к, значит, двух этих. Ручаетесь? - Ручаюсь. Несколько секунд они мерили друг друга колючими взглядами. "Отыщу обоих, - думал инквизитор. - И скорее, чем ты полагаешь. Это моя забота". "А моя, - думал Стенолаз, - забота в том, чтобы ты не нашел их живыми". - Прощайте, господин Грелленорт. С Богом. - Прощайте, ваше преподобие. *** Аптекарь Захарис Фойгт стонал и охал. В келье ратушева карцера его кинули в угол, в приямок, в котором собиралась вся стекающая со стен влага. Солома здесь была гнилая и мокрая. Однако аптекарь не мог не только сменить места, но и вообще едва шевелился - у него были разбиты локти, вывернуты плечевые суставы, переломаны голени, размозжены пальцы рук, к тому же страшно горели обожженные бока и ступни. Поэтому он лежал навзничь, стонал, охал, моргал покрытыми запекшейся кровью веками. И бредил. Прямо из стены, из покрытой плесенью кладки, непосредственно, казалось, из щелей между кирпичами, вышла птица. И тут же преобразилась в черноволосого, всего в черном человека. То есть в человекообразную фигуру. Ибо Захарис Фойгт прекрасно знал, что это не был человек. - О мой господин, - застонал он, корчась на соломе. - О князь тьмы... О любезный мэтр... Ты пришел! Не покинул в несчастье своего верного слугу... - Вынужден тебя разочаровать, - сказал черноволосый, наклоняясь над ним. - Я не дьявол. И не посланник дьявола. Дьявол мало интересуется судьбами единиц. Захарис Фойгт раскрыл рот для крика, но смог только захрипеть. Черноволосый схватил его за виски. - Место укрытия трактатов и гримуаров, - сказал он. - Сожалею, но я вынужден их из тебя извлечь. Тебе уже от книг не будет никакого проку. А мне они сильно пригодятся. А коли уж я здесь, то спасу тебя от дальнейших мучений и пламени костра. Не благодари. - Если ты не дьявол... - Глаза теряющего власть над собой чародея испуганно расширились. - Значит, ты прибыл... От того, другого... О Боже... - И снова тебя разочарую, - усмехнулся Стенолаз. - Этот судьбами единиц интересуется еще меньше. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, в которой оказывается, что хоть понятия "рентабельное искусство" и "художественный гешефт" вовсе не должны обозначать contradictio in adiecto , тем не менее в области культуры даже эпохальные изобретения не так-то легко находят спонсоров Как и каждый большой город в Силезии, Свидница угрожала крупным денежным штрафом каждому, кто осмелится выкинуть на улицу мусор либо нечистоты. Однако незаметно было, чтобы этот запрет исполнялся неукоснительно, и даже наоборот, было ясно, что упомянутая угроза никого не волновала. Короткий, но обильный утренний дождь подмочил улицы города, а копыта лошадей и волов быстро превратили их в дерьмо-грязево-соломенное болото. Из болота, словно колдовские острова из океанских вод, вырастали кучи отходов, богато изукрашенные различнейшими, порой весьма фантазийными экземплярами падали. По самой густой грязи прогуливались гуси, по самой жидкой - плавали утки. Люди, то и дело оступаясь, с трудом перемещались по "тротуарам" из досок и дранки. Хотя законы магистрата угрожали штрафом и за свободный выпас скотины, тем не менее по улицам во всех направлениях бегали визжащие свиньи. Свиньи казались ошалевшими, мотались вслепую на манер своих библейских пращуров из страны Гергесинской , задевая пешеходов и распугивая лошадей. Они миновали улочку Ткачей, потом громыхающую молотками Бондарную, наконец Высокую, за которой уже раскинулся рынок. Рейневана так и подмывало заглянуть в недалеко расположенную и знаменитую аптеку "Под золотым линдвурмом", поскольку он хорошо знал аптекаря, господина Христофора Эшенлёра, у которого обучался основам алхимии и белой магии. Однако отказался от своего намерения, ибо последние три недели многому научили его касательно принципов конспирации. Кроме того, Шарлей подгонял. Он не замедлил шага даже у одного из подвалов, в которых подавали пользующееся мировой славой свидницкое мартовское пиво. Быстро - насколько позволяла толкучка - они пересекли торговые ряды в галерее напротив ратуши и пошли по забитой телегами улице Крашевицкой. Затем вслед за Шарлеем вошли под низкий каменный свод, в темный туннель ворот, в котором воняло так, словно здесь испокон веков освобождались от избытка мочи древние племена силезцев и дзядошан. Из ворот попали во двор. Тесное пространство было завалено всяческим мусором и поломанными предметами, а кошек было столько, что не постыдился бы храм богини Баст в египетском Бубастисе. Конец двора подковой окружала внутренняя галерея, рядом с ведущей туда крутой лестницей стояла деревянная статуя, носящая слабые следы краски и позолоты - свидетельниц многих канувших в Лету веков. - Какой-нибудь святой? - Лука Евангелист, - объяснил Шарлей, ступая на скрипящие ступени. - Покровитель художников-маляров. - А зачем мы сюда, к этим малярам-художникам, пришли? - За различной экипировкой. - Потеря времени, - решил нетерпеливый и стремящийся к своей любимой Рейневан. - Теряем время. Какая еще экипировка? Не понимаю... - Тебе, - прервал Шарлей, - подыщем онучи. Новые. Поверь, они срочно необходимы. Да и мы вздохнем свободнее, когда ты расстанешься со старыми. Лежащие на ступенях кошки неохотно уступали дорогу. Шарлей постучал, массивные двери отворились, и в них возник невысокий, худощавый и расчёхранный типус с синим носом, в халате, испещренном феерией разноцветных пятен. - Мэтр Юстус Шоттель отсутствует, - сообщил он, смешно щуря глаза. - Зайдите позже, добрые... О Господи! Глазам своим не верю! Благородный господин... - Шарлей, - быстро упредил демерит. - Надеюсь, ты не заставишь меня торчать на пороге, господин Унгер. - А как же, а как же... Прошу, прошу... Внутри помещения крепко пахло краской, льняной олифой и смолой, кипела активная работа. Несколько пареньков в замасленных и испачканных фартуках копошились вокруг двух странных машин. Машины были оборудованы воротами и напоминали прессы. Прессами они и были. На глазах у Рейневана из-под прижатого деревянным винтом штампа вытащили кусок картона, на котором была изображена Мадонна с Младенцем. - Интересно. - Что? - Синеносый господин Унгер оторвал взгляд от Самсона Медка. - Что вы сказали, молодой господин? - Что это интересно. - И более того. - Шарлей поднял лист, вынутый из-под другой машины. На листе отпечатались несколько ровно уложенных прямоугольников. Это были игральные карты для пикета - тузы, выжники и нижники, современные, по французскому образцу, в цветах pique и trefle. - Полную талию, - похвалился Унгер, - стало быть, тридцать восемь карт, мы делаем за четыре дня. - В Лейпциге делают за два. - Но серийную дешевку, - возмутился синеносый. - С паршивых гравюр, кое-как раскрашенные, криво резанные. Наши, ты только взгляни, какой четкий рисунок, а когда я их раскрашу, получится шедевр. В наши карты играют в замках и дворцах, да что там, в кафедрах и колегиатах, а в те, лейпцигские, только лапсердаки режутся в шинках да борделях... - Ну ладно, ладно. Сколько берете за талию? - Полторы копы грошей, если loco-мастерская. Если franco-клиент, то плюс стоимость доставки. - Проводите в индергмашек , господин Шимон. Я там подожду мастера Шоттеля. В комнате, через которую они проходили, было тише и спокойнее. Здесь за станками сидели трое художников. Они были так увлечены работой, что даже не повернули голов. На доске первого художника был только грунт и эскиз, поэтому содержание будущей картины угадать было нельзя. Произведение второго было уже достаточно проработано, проступило изображение Саломеи с головой Яна Крестителя на блюде. На Саломее было ниспадающее до ног и совершенно прозрачное платье, художник позаботился о том, чтобы проступили детали. Самсон Медок хмыкнул. Рейневан вздохнул, взглянул на третью доску и вздохнул еще громче. Картина была почти совершенно окончена и изображала святого Себастьяна. Однако Себастьян на картине принципиально отличался от привычных изображений мученика. Правда, он по-прежнему стоял у столба, по-прежнему вдохновенно улыбался, несмотря на многочисленные стрелы, вонзенные в живот и торс эфеба. Впрочем, на этом подобие оканчивалось. Ибо здешний Себастьян был абсолютно гол. Он стоял, так роскошно свесив чрезвычайно толстый срам, что картина эта у любого мужчины должна была вызывать чувство собственной неполноценности. - Специальный заказ, - пояснил Шимон Унгер. - Для монастыря цистерцианок в Тшебнице. Извольте, господа, пройти в индергмашек. *** С близлежащей Котельной улицы доносился дикий грохот и лязг. - У этих, - показал головой Шарлей, с некоторых пор что-то писавший на листке бумаги, - у этих, видать, много заказов. Бойко идут дела в котельницком деле. А как у вас, дорогой господин Шимон? - Застой, - довольно грустно ответил Унгер. - Заказы, правда, есть. Ну и что? Если невозможно товар развозить? Четверти мили не проедешь, а тебя уже задерживают, откуда, ё, куда выспрашивают, по какому делу, в сапетах и вьюках копаются... - Кто? Инквизиция? Или Колдиц? - И те, и другие. Попы-инквизиторы у доминиканцев, о, рукой подать, сидят. А в господина старосту Колдица ну прям дьявол вступил... И все из-за того, что недавно схватил двух чешских эмиссаров с еретическими посланиями и манифестами. Они, когда их пыточный мастер в ратуше припек, тут же показали, кто с кем сносился, кто им помогал. И у нас здесь, и в Яворе, в Рахбахе, даже по деревням, в Клечкове, в Виpax... Только здесь, в Свиднице, восемь на кострах сгорело на выгоне перед Нижними воротами. Но всамделишная беда началась неделю назад, когда в день апостола Варфоломея, в самый полдень, на вроцлавском тракте кто-то замордовал богатого купца, господина Миколая Ноймаркта. Странное, ох, ё, странное это было дело... - Странное? - неожиданно заинтересовался Рейнмар. - Почему? - А потому, юный господин, что никто понять не мог, кто и зачем господина Ноймаркта убил. Одни болтали, ё, мол, рыцари-разбойники, хоть, к примеру, тот же Хайн фон Чирне или Буко Кроссиг. Другие говорили, что это Кунц Аулок, тоже тот еще бандюга. Аулок, говорят, какого-то парня по всей Силезии гоняет, потому как тот парень чью-то жену опозорил насилием и чаровством. Третьи толкуют, что непременно тот самый преследуемый парень и убил. А еще одни болтали, что убийцы - гуситы, которым господин Ноймаркт чем-то насолил. Как там было взаправду, не угадаешь, но господин староста Колдиц взбесился. Клялся, что с убийцы господина Ноймаркта, когда его поймают, живьем шкуру сдерет. А в результате товар нельзя развозить, потому что постоянно проверяют то одни, то другие, если не Инквизиция, так, ё, старостовы... Да, да. - Да, да. Рейневан, который уже давно что-то чертил углем на листе, вдруг поднял голову, ткнул локтем Самсона Медка. - Publicus super omnes, - сказал тихо, показывая тому лист. -Annis de sanctimonia. Positione hominis. Voluntas vitae. - Что? - Voluntas vitae. А может, potestas vitae. Стараюсь воспроизвести надпись на обгоревшем листке Петерлина. Ты утверждал, что это важно. Или забыл? Мне надо было вспомнить, что там написано. Вот я и вспоминаю. - Ах да. Правда. Хммм... Potestas vitae. К сожалению, у меня это ни с чем не ассоциируется. - А мастера Юстуса, - проговорил вполголоса Унтер, - все нет, ё, и нет. Словно в ответ на заклинание дверь открылась, и появился человек в черной просторной, подбитой мехом делии с очень широкими рукавами. На артиста-художника он не смахивал. А смахивал на бургомистра. - Здравствуй, Юстус. - Клянусь костями святого Вольфганга. Павел? Ты? На свободе? - Как видишь. А зовусь теперь Шарлеем. - Шарлей, хммм. А твои... эээ... компаньоны? - Тоже на свободе. Мэтр Шоттель погладил тершегося о его щиколотку кота, появившегося неведомо откуда. Потом присел за стол, сплел руки на животе, внимательно посмотрел на Рейневана, долго, очень долго не отрывал глаз от Самсона Медка. - Ты приехал за деньгами, - наконец с грустью в голосе угадал он. - Должен тебя предупредить... - Что дело идет неважно, - бесцеремонно оборвал его Шарлей. - Знаю. Слышал. Вот список. Написал, утомившись ожиданием. Все, что на нем проставлено, я должен получить завтра. Кот запрыгнул Шоттелю на колени. Гравировщик задумчиво погладил его. Долго читал. Наконец оторвал глаза от бумаги. - Послезавтра. Завтра воскресенье. - Верно. Забыл, - кивнул Шарлей. - Что ж, отпразднуем и мы святой день. Не знаю, когда снова загляну в Свидницу, так что грешно было бы не посетить парочку-другую холодных подвальчиков, не испробовать, как в этом году удалось мартовское. Ну, послезавтра, maestro, так послезавтра. В понедельник, ни днем позже. Понял? Мэтр Шоттель утвердительно кивнул. - Я не спрашиваю, - заговорил через минуту Шарлей, - о состоянии моего счета, ибо ни компанию распускать, ни свою долю забирать не собираюсь. Однако убеди меня, что ты заботишься о компании. Что не пренебрегаешь данными тебе некогда советами. И идеями. Идеями, которые могут быть для компании прибыльными. Знаешь, о чем я? - Знаю. - Юстус Шоттель извлек из кошеля большой ключ. - И тотчас докажу, что твои задумки и советы принимаю близко к сердцу. Господин Шимон, достаньте, пожалуйста, из сундука и принесите пробные образцы ксилографии. Тех, что из библейской серии. Унгер быстро управился. - Вот. - Шоттель разложил листы на столе. - Все сделано моей собственной рукой, ученикам не давал. Некоторые готовы под пресс, над некоторыми еще работаю. Я верю, что твоя идея заслуживает внимания. И люди будут покупать. Нашу библейскую серию. Ну, пожалуйста, оцени. Оцените, господа. Все наклонились над столом. - Что это... - Зарумянившийся Рейневан указал на лист, на котором была изображена нагая пара в совершенно недвузначной позе и ситуации. - Что это такое? - Адам и Ева. Видно же. А опирается Ева на Древо познания... - Ага. - А здесь, извольте взглянуть, - продолжал демонстрировать гравировщик, явно гордясь своей работой, - Моисей и Огарь. Здесь Самсон и Далила. Тут Амнон и Фамарь. Вовсе недурно у меня получилось. Верно? А это... - Ого-го! Это что такое? Что за путаница? - Иаков, Лия и Рахиль. - А это... - заикаясь, проговорил Рейневан, чувствуя, что кровь вот-вот прыснет у него из щеки. - Это что... Это... - Давид и Ионафан, - беспечно пояснил Юстус Шоттель. - Но это надо еще подправить. Переделать. - Переделай, - довольно холодно прервал Шарлей, - на Давида и Вирсавию. Потому что здесь, холера, недостает только Валаама и ослицы. Сдержи малость воображение, Юстус. Его излишек вредит, как избыток соли в супе. А это не идет на пользу делу. Впрочем, вообще-то, - добавил он, - чтобы задобрить немного обиженного художника, - bene, bene, benissime, maestro. Лучше, чем я ожидал. Юстус Шоттель просветлел как любой тщеславный и обожающий похвалу артист. - Видишь, Шарлей, я не бездельничаю и о фирме забочусь. И еще скажу тебе, что я установил очень интересные контакты, которые могут оказаться весьма выгодными для нашей компании. Понимаешь, "Под быком и ягненком" я познакомился с необычным юношей, способным изобретателем... Да что говорить, сам увидишь и услышишь. Я его пригласил. Он вот-вот подойдет. Ручаюсь, когда ты с ним познакомишься... - Не познакомлюсь, - прервал Шарлей. - Я не хочу, чтобы этот юноша вообще видел меня здесь. Ни меня, ни моих спутников. - Понимаю, - заверил после краткого молчания Шоттель. - Значит, ты снова вляпался в какое-то дерьмо. - Можно сказать и так. - Криминальное или политическое? - Все зависит от точки зрения. - Ну что ж, - вздохнул Шоттель, - такие времена. То, что ты не хочешь, чтобы тебя здесь видели, понимаю. Однако в данном случае твои опасения беспочвенны. Юноша, о котором я говорю, немец, родом из Майнца, бакалавр Эрфуртского университета. В Свиднице проездом. Никого здесь не знает. И не узнает, потому что вскоре уезжает. Есть смысл, Шарлей, с ним познакомиться, стоит задуматься над тем, что он изобрел. Это необычный, светлый ум, я бы сказал - мечтатель. Истинный vir mirabilis. Увидишь сам. *** Громко и звучно разлился звон приходского колокола. Его призыв к Angelus подхватили колокольни остальных четырех свидницких храмов. Колокола окончательно завершили рабочий день - наконец умолкли даже работящие и шумные мастерские на Котельной улице. Уже давно разошлись по домам художники и подмастерья мастерской Юстуса Шоттеля, так что, когда наконец явился обещанный гость, достойный знакомства светлый ум и мечтатель, в комнате с прессами оставались только сам мэтр, Шимон Унгер, Шарлей, Рейневан и Самсон Медок. Гость действительно был человеком молодым, ровесником Рейневана. Школяр сразу признал школяра, знакомясь, гость поклонился Рейневану несколько менее чопорно, а улыбнулся несколько более искренне. На пришельце были высокие ботинки из тисненой козловой кожи, мягкий бархатный берет и короткий плащ поверх кожаной куртки, застегивающейся на многочисленные латунные крючки. На плече висела большая дорожная торба. В общем, он больше походил на бродячего трувера, чем на школяра, - единственное, что указывало на академические связи, был широкий нюрнбергский кинжал, оружие, популярное во всех учебных заведениях Европы как среди студентов, так и у научной братии. - Я, - начал пришедший, не ожидая, пока его представит Шоттель, - бакалавр Эрфуртской академии Иоганн Генсфляйш фон Зульгелох цум Гутенберг. Это несколько длинновато, поэтому обычно я сокращаю имя до Гутенберга. Иоганн или, как у вас принято, Ян Гутенберг. - Похвально, - ответил Шарлей. - А поскольку я тоже сторонник сокращения вещей и предметов непотребно длинных, перейдем не мешкая к делу. Чего касается ваше изобретение, господин Ян Гутенберг? - Печатания. Точнее - печатания текстов. Шарлей равнодушно перелистал лежащие перед ним ксилографии, вынул и показал одну, на которой под изображением Святой Троицы значилось: BENEDICTE POPULI DEO NOSTRO - Знаю... - слегка покраснел Гутенберг. - Знаю, господин, что вы имеете в виду. Однако рекомендую обратить внимание на то, что для изображения на вашей ксилографии этого не очень длинного, согласитесь, текста гравировщику надо было бы кропотливо резать по дереву два дня. И если он при этом ошибся хотя бы в одной букве, то вся работа пошла б насмарку. И пришлось бы все начинать сызнова. А если б понадобилось создавать гравюру, скажем, для всего шестьдесят пятого псалма, сколько б потребовалось времени? А на все псалмы? А на всю Библию? Сколь долго... - Не иначе, как вечность, - прервал Шарлей. - Изобретение же вашей милости, как я понимаю, сводит на нет недостатки, присущие работе по дереву? - В значительной мере. - Любопытно. - Если позволите, я продемонстрирую. Иоганн Генсфляйш фон Зульгелох цум Гутенберг раскрыл торбу, высыпал содержимое на стол. И взялся за работу, громко описывая свои действия. - Я изготовил, - говорил он и показывал, - из твердого металла кубики с отдельными литерами. Литеры на кубиках, как видите, вырезаны выпуклыми, я назвал это патрицей. Оттиснув такую патрицу в мягкой меди, я получил... - Матрицу, - догадался Шарлей. - Это ясно. Выпуклые подходят к вмятым, как папа к маме. Слушаю дальше, господин фон Гутенберг. - В углубленных матрицах, - продолжал бакалавр, - я могу отлить столько бухштаб, то есть букв, сколько захочу. Вот таких, прошу взглянуть. Буквы, кубики которых идеально прилегают друг к другу, я укладываю... в соответствующем порядке... вот в эту рамку... Рамка небольшая, служит лишь для демонстрационных целей, но нормально, извольте взглянуть, она имеет размер страницы будущей книги. Как видите, я устанавливаю длину строки. Вкладываю клинья, чтобы создать ровные пробелы и отступы. Сжимаю рамку железной обоймой, чтобы все

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору