дь далеко. Я Прагу знаю, там у меня много знакомых...
     - Ты что, в церковь не ходишь? Проповедей не слушаешь? Теперь Прага да и вся Чехия - котел с кипящей смолой, можно крепко ошпариться. А через некоторое время там скорее всего станет еще веселее. Дерзость гуситов перешла все границы, столь наглой ереси не потерпит ни папа, ни Люксембуржец, ни саксонский курфюрст, ни ландграфы Майсена и Тюрингии, да что там, вся Европа двинется на Чехию крестовым походом.
     - Уже были, - кисло заметил Рейневан, - антигуситские крестовые походы. Ходила уже на Чехию "вся Европа". И здорово получила по шее. О том, как это происходило, мне совсем недавно рассказывал очевидец.
     - Достойный доверия?
     - Безусловно.
     - Ну и что? Получила и сделала выводы. Теперь подготовится лучше. Повторяю: католический мир не потерпит. Это всего лишь вопрос времени.
     - Их терпят уже почти семь лет. Потому что вынуждены.
     - Альбигойцев терпели сто. И где они теперь? Повторяю: это всего лишь вопрос времени, Рейнмар. Чехи изойдут кровью, как изошел Лангедок катаров. И методом, испытанным в Лангедоке, в Чехии тоже станут истреблять всех подряд, предоставив Богу распознавать неповинных и верных. Поэтому мы едем не в Чехию, а в Венгрию. Там нам могут грозить самое большее - турки. Я предпочитаю турок крестоносцам. Турки, если говорить об "истреблении неверных", не достают крестоносцам даже до пяток.

***

     Лес стоял тихий, ничто в нем не шуршало и не пищало, вся живность либо испугалась заклинаний, либо - что больше походило на правду - просто угомонилась. Рейневан для верности кинул в огонь остатки трав.
     - Завтра, - спросил он, - доберемся уже, надеюсь, до Свидницы?
     - Несомненно.

***

     У езды по бездорожью оказались, как выяснилось, свои недостатки. Например, выехав на дорогу, они никак не могли сообразить, откуда и куда она ведет.
     Шарлей постоял немного над оттиснувшимися в песке следами, рассмотрел их, ругаясь себе под нос. Рейневан пустил лошадь к придорожной траве, сам посмотрел на солнце.
     - Восток, - рискнул он, - там. Значит, нам скорее всего надо туда.
     - Не умничай, - обрезал Шарлей. - Я как раз изучаю следы и определяю, куда направлено основное движение. И утверждаю, что нам надо... туда.
     Рейневан вздохнул, потому что Шарлей указал в ту же сторону. Он потянул лошадь и двинулся вслед за демеритом, бодро шагавшим в избранном направлении. Спустя некоторое время вышли на распутье. Четыре совершенно одинаково выглядевшие дороги вели на четыре стороны света. Шарлей гневно заворчал и снова наклонился над оттисками подков. Рейневан вздохнул и начал искать глазами травы. Походило на то, что без магического навенза не обойтись.
     Кусты зашевелились, лошадь фыркнула, а Рейневан подпрыгнул.
     Из зарослей вышел, подтягивая штаны, дед, классический представитель местного фольклора. Один из бродячих попрошаек, сотнями выпрашивавших подаяние у женских монастырей и еду по корчмам и крестьянским дворам.
     - Слава Иисусу Христу!
     - Во веки веков, аминь.
     Дед, разумеется, выглядел как положено типичному нищему. Его сермяга была испещрена разноцветными латками, лыковые лапти и кривая клюка говорили о том, что их владелец исходил немало дорог. Из-под драной шапки, материал для которой поставляли в основном зайцы и кошки, выглядывали красный нос и всклокоченная борода. В руке дед нес волочащуюся по земле торбу, а на шее - висящую на веревке оловянную кружку.
     - Помоги вам святой Вацлав и святой Винцент, святая Петронелла и святая Ядвига, покровительница...
     - Куда ведут эти дороги? - прервал литанию Шарлей. - Которая будет в Свидницу, дедушка?
     - Э-э-э? - приложил дед ладонь к уху. - Чего говоришь?
     - Куда, спрашиваю, дороги ведут?
     - А-а-а... Дороги... Ага... Знаю! Вот энта идеть на Ольшаны... А та к Свебодзицам... А вон та... Это... Ну... Подзабыл, как ево...
     - Не важно, - махнул рукой Шарлей. - Я уже понял. Если туда на Свебодзицы, то в противоположную сторону - на Становице, что на стшегомском тракте. Значит, к Свиднице через Яворову Гуру ведет как раз эта дорога. Будь здрав, дедок.
     - Помоги вам святой Вацлав...
     - А если, - на этот раз прервал Рейневан, - если кто-нибудь станет тебя о нас выпытывать... Так ты нас не видел. Понятно?
     - А чего ж не понять? Помоги вам святая...
     - А чтоб ты хорошо помнил, о чем тебя просили, - Шарлей пошарил в кошеле, - возьми-ка, дедушка, денежку.
     - Батюшки-светы! Благодарствую! Помоги вам...
     - И тебе тоже.
     - Глянь, - Шарлей обернулся, прежде чем они немного отъехали, - посмотри только, Рейнмар, как он радуется, как ощупывает и обнюхивает монету, наслаждается ее толщиной и весом. Право же, такая картина - истинная награда Для дающего.
     Рейневан не ответил, занятый наблюдением за стаей птиц, неожиданно взлетевших над лесом.
     - И верно, - продолжал балаболить Шарлей, с серьезной миной шагая рядом с лошадью, - никогда не надо безразлично и бездушно проходить мимо человеческого горя. Никогда не следует поворачиваться к бедняку спиной. В основном потому, что бедняк может неожиданно заехать клюкой по затылку. Ты меня слушаешь, Рейнмар?
     - Нет. Гляжу на птиц.
     - Какие птицы? О, псякрев! В лес! Скорее в лес! Живо!
     Шарлей с размаху хлестнул лошадь по крупу, а сам кинулся в лес с такой скоростью, что рванувшаяся в галоп лошадь смогла его догнать только за линией деревьев. В лесу Рейневан соскочил с седла, затянул лошадь в чащу, потом присоединился к демериту, наблюдающему за дорогой из-за деревьев. Некоторое время все было спокойно, птицы замолкли, стало так тихо, что Рейневан уже готов был посмеяться над Шарлеем и его излишними опасениями. Но не успел.
     На распутье влетели четыре всадника, под ломот копыт и храп лошадей окружили деда.
     - Это не стшегомские, - буркнул Шарлей. - А значит, это... Рейнмар?
     - Да, - глухо подтвердил тот. - Это они. Кирьелейсон, наклонившись в седле, громко спрашивал о чем-то деда. Сторк из Горговиц напирал на него конем. Дед крутил головой, молитвенно сводил руки, несомненно, желая, чтобы конникам помогала святая Петронелла.
     - Кунц Аулок, - узнал, удивив Рейневана, Шарлей, - он же Кирьелейсон, разбойник, а ведь надо же - рыцарь из известного рода. Сторк из Горговиц и Сыбек из Кобылейглавы, редкостные мерзавцы. А вон тот, в куньей шапке, - Вальтер де Барби. Преданный епископом анафеме за нападение на фольварк в Очицах, собственность рацибужских доминиканок. Ты не говорил, Рейнмар, что по твоим следам идут аж такие знаменитости.
     Дед упал на колени, по-прежнему, сложив руки, умолял, кричал и колотил себя в грудь. Кирьелейсон свесился с седла и хлестнул его по спине плеткой, вслед за ним воспользовались плетками Сторк и остальные, причем возникла толкотня, во время которой все мешали друг другу, а кони начали пугаться и биться боками. Поэтому Сторк и проклятый епископом де Барби соскочили с седел и принялись дубасить вопящего деда кулаками, а когда тот упал, начали бить ногами. Дед кричал и выл так, что аж жалость брала.
     Рейневан выругался, ударил кулаком по земле. Шарлей косо взглянул на него.
     - Нет, Рейневан, - холодно сказал он. - И не думай. Это не французские куколки из Стшегома. Это четверо тертых перетертых, вооруженных до зубов бандитов и мясников. Это Кунц Аулок, с которым, пожалуй, я не управился бы даже один на один. Так что отбрось глупые мысли и надежды. Надо сидеть тихо, как мышь под метлой.
     - И смотреть, как мордуют ни в чем не повинного человека.
     - Именно, - ответил демерит, не опуская взгляда. - Потому что если уж выбирать, то моя жизнь мне гораздо милее. А я, кроме всего прочего, еще задолжал нескольким людям. Было бы неэтично и глупо рисковать, лишив их шансов вернуть свои деньги. Впрочем, мы напрасно болтаем. Все уже кончилось. Им надоело.
     Действительно, де Барби и Сторк угостили деда несколькими прощальными пинками, наплевали на него, запрыгнули на коней, и через минуту разбойничья шайка уже мчалась галопом, погикивая и взбивая пыль, в сторону Яворовой Гуры и Свидницы. - Не выдал, - вздохнул Рейневан. - Избили его и испинали, а он нас не выдал. Вопреки твоим насмешкам нас спасла поданная бедолаге милостыня. Ибо милосердие и щедрость...
     - Если б Кирьелейсон, вместо того чтобы хвататься за плеть, дал ему скойца, дедуня выдал бы нас не задумываясь, - холодно бросил Шарлей. - Едем. К сожалению, снова по дикому бездорожью. Кто-то тут, помнится, совсем недавно хвастался, что оторвался от погони и замел за собой следы.
     - А не следует ли, - Рейневан как бы не заметил сарказма и глядел, как дед, ползая на четвереньках, ищет во рву шапку, - а не следует ли отблагодарить? Дать ему еще немножко? У тебя же есть полученные от грабежа деньги, Шарлей. Прояви чуточку милосердия.
     - Не могу. - В бутылочных глазах демерита сверкнула издевка. - И как раз из милосердия. Я дал деду фальшивую монету. Если вздумает расплатиться одной, его только вздуют. А если поймают с несколькими - повесят. Так что я милосердно позволю ему избежать такой участи. В лес, Рейнмар, в лес. Не будем терять времени.

***

     Пошел краткий и теплый дождь, а как только он прекратился, лес начал затягивать туман. Птицы молчали. Было тихо, как в церкви.
     - Твое гробовое молчание, - проговорил наконец шедший рядом с лошадью Шарлей, - вроде бы о чем-то говорит. Похоже, о недовольстве. Попробую угадать... Дедок?
     - Да. Ты поступил скверно. Неэтично, говоря деликатно.
     - Ха, человек, привыкший хендожить чужих жен, начинает учить меня морали.
     - Не сравнивай, уважаемый, вещи несравнимые.
     - Тебе только кажется, что они несравнимые. Кроме того, мой грязный по твоему мнению поступок был продиктован заботой о тебе.
     - Прости, но это трудно понять.
     - При случае я тебе объясню. - Шарлей остановился. - Однако сейчас предлагаю сосредоточиться на более важном. Я, например, понятия не имею, где мы находимся. Заблудился в этом треклятом тумане.
     Рейневан осмотрелся, взглянул на небо. Действительно, просвечивавший сквозь клочья тумана белый кружок солнца, еще мгновение назад видимый и указывавший направление, теперь исчез совершенно. Плотная мгла висела низко, иногда даже скрывала верхушки самых высоких деревьев. У земли туман местами лежал так, что папоротники и кусты, казалось, выглядывают из молочного океана.
     - Вместо того чтобы убиваться над судьбой убогих дедов, - снова заговорил демерит, - и маяться от душевного разлада, ты б лучше использовал свой талант, чтобы отыскать дорогу.
     - Не понял?
     - Ради бога, не изображай из себя невинное дитятко. Все ты прекрасно понял.
     Рейневан тоже считал, что без навензов не обойтись, однако не слез с лошади, медлил. Он был зол на демерита и хотел, чтобы тот это почувствовал. Лошадь фыркала, хрипела, трясла головой, топала передними копытами, отзвук топота глухо разносился по погруженной в туман чащобе.
     - Я чувствую запах дыма, - вдруг заметил Шарлей. - Где-то неподалеку жгут костер. Лесорубы или углежоги. У них мы узнаем о дороге. А твои магические навензы оставим До лучших времен. Демонстрацию неудовольствия - тоже.
     Он пошел быстрее. Рейневан едва поспевал за ним, лошадь косилась, упиралась, беспокойно храпела, давила копытами сыроежки. Выстланная толстым ковром прелых листьев земля начала вдруг понижаться, и, не заметив как, они оказались в глубоком яру. Склоны яра покрывали наклоненные, искореженные, обросшие лишаями мха деревья, их корни, обнаженные сползающей почвой, казались щупальцами чудовищ. Рейневан почувствовал, как по спине поползли мурашки. Лошадь фыркала.
     Из тумана перед ним послышалась ругань Шарлея. Демерит стоял там, где яр разветвлялся на два рукава.
     - Туда, - уверенно сказал он.
     Яр продолжал разветвляться, они оказались в самом настоящем лабиринте из балок и оврагов. Там, казалось Рейневану, запах дыма шел со всех сторон сразу. Однако Шарлей шел прямо и уверенно, лихо ускоряя шаг, и даже начал посвистывать. И перестал так же быстро, как начал...
     Рейневан понял почему, когда под подковами захрустели кости.
     Лошадь дико заржала, Рейневан соскочил, обеими руками повис на узде, и в самое время. Панически храпящая гнедая глянула на него испуганным глазом, попятилась, тяжело колотя копытами, круша черепа, тазовые и бедренные кости. Нога Рейневана увязла между поломанными ребрами человеческой грудной клетки, он стряхнул их, дико махнув ногой. Он дрожал от отвращения. И от ужаса.
     - Черная Смерть, - сказал стоящий рядом Шарлей. - Болезнь тысяча трехсот восьмидесятого года. Тогда вымирали целые деревни, люди бежали в леса, но и там их настигал мор. Мертвецов хоронили по ярам, как вот здесь. Потом животные выкопали трупы и растащили кости.
     - Вернемся... - закашлялся Рейневан. - Вернемся. Как можно скорее. Не нравится мне это место. Не нравится мне этот туман. Не нравится мне запах этого дыма.
     - А ты трусоват, - съехидничал Шарлей, - словно девочка. Мертвяки...
     Он не докончил. Послышался свист, визг и хохот, да такой, что они аж присели. Над яром, волоча за собой искры и хвост дыма, пролетел череп. Прежде чем они успели остыть, пролетел другой, свистящий еще страшнее.
     - Возвратимся, - глухо сказал Шарлей. - Как можно скорее. Не нравится мне это место.
     Рейневан был совершенно уверен, что возвращаются они по собственным следам, той же дорогой, по которой пришли. И однако вскоре путь им преградил отвесный откос балки. Шарлей молча развернулся, направился в другой ров. После нескольких шагов здесь их тоже остановила отвесная, покрытая путаницей корней стена.
     - Чтоб их черти взяли, - прошипел Шарлей, поворачиваясь. - Не понимаю...
     - А я, - простонал Рейневан, - боюсь, что да...
     - Нет выхода, - буркнул демерит, когда они в очередной раз уткнулись в тупичок. - Надо вернуться и пройти через кладбище. Быстрее, Рейнмар. Раз, два...
     - Погоди. - Рейневан наклонился, осмотрелся, пытаясь найти нужную траву. - Есть другой способ.
     - Теперь? - резко прервал Шарлей. - Только теперь? Теперь-то на это нет времени!
     Над лесом со свистом пролетела очередная черепная комета, и Рейневан тут же согласился с демеритом. Они пошли по навалу костей. Лошадь храпела, трясла мордой, пугалась. Рейневан с величайшим трудом тащил ее за поводья. Запах дыма крепчал. В нем уже можно было различить ароматы трав. И чего-то еще. Неуловимого, тошнотворного. Пугающего.
     А потом они увидели костер.
     Костер дымил неподалеку от вывернутого с корнями дерева. На огне стоял, испуская клубы пара, покрытый сажей котелок. Рядом вздымалась куча черепов. На черепах лежал черный кот. В типично кошачьей разморенной позе.
     Рейневан и Шарлей остановились как вкопанные. Даже лошадь перестала храпеть.
     У костра сидели три женщины. Двух заслонял дым и пыхающий из котелка пар. Третья, сидящая справа, казалась довольно пожилой. Ее темные волосы действительно густо припорошила седина, но выдубленное солнцем и непогодой лицо было обманчиво - женщине можно было дать и четыре, и восемь десятков лет. Она сидела в небрежной позе, покачиваясь и неестественно крутя головой.
     - Приветствую, - проскрипела она, потом громко и протяжно рыгнула. - Привет, тан Глэмз.
     - Перестань болтать, Ягна, - сказала вторая женщина, сидевшая в середине. - Опять, холера, набралась.
     Порыв ветра немного прибил дым и пар, теперь можно было рассмотреть получше.
     Женщина, сидевшая посередине, была высокой и довольно крепко сложенной, из-под черной шляпы на плечи падали огненно-рыжие волнистые волосы. У нее были выступающие, очень румяные скулы, красивые губы и очень светлые глаза. Шею прикрывал шарф из грязно-зеленой шерсти. Из такого же материала были вывязаны чулки - женщина сидела, довольно свободно расставив ноги и не менее свободно поддернув юбку, что позволяло любоваться не только чулками и икрами ног, но и многим достойным удивления остальным.
     Сидящая справа от нее третья была самой младшей, почти девчонкой. У нее были блестящие в синих кругах глаза и худощавое лисье лицо с бледной и не очень здоровой кожей. Светлые волосы украшал венок из вербены и клевера.
     - Извольте, - сказала рыжая, почесывая бедро повыше зеленого чулка. - Нечего было в горшок кинуть, и вот, пожалте, ёдово само заявилось.
     Названная Ягной темноволосая рыгнула, черный кот мяукнул, холерические глаза подростка в венке зажглись злым огнем.
     - Прощения просим за вторжение, - поклонился Шарлей. Он был бледен, но держался неплохо. - Просим прощения у уважаемых и весьма любезных дам. И просим не беспокоиться. Никаких церемоний. Мы здесь случайно. Совершенно неумышленно. И уже уходим. Нас уже нет. Если милые дамы позволят...
     Рыжеволосая подняла из кучи череп, высоко подняла его, громко проговорила заклинание. Рейневану показалось, что он распознал в нем халдейские и арамейские слова. Череп защелкал челюстями, взлетел в воздух и со свистом помчался по-над вершинами сосен.
     - Едово, - безо всяких эмоций повторила рыжая. - К тому же говорящее... Будет оказия поболтать за трапезой.
     Шарлей еле слышно выругался. Женщина плотоядно облизнулась и впилась в Рейневана и Шарлея глазами. Дольше тянуть было невозможно. Рейневан набрал побольше воздуха в легкие.
     Коснулся рукой темени. Правую ногу согнул в колене, поднял, переплел сзади с левой, левой рукой ухватил носок башмака, и хотя раньше он делал так всего лишь дважды, все прошло на удивление ловко. Достаточно было на минуту сосредоточиться и пробормотать заклинание.
     Шарлей выругался опять. Ягна рыгнула. Глаза рыжеволосой расширились.
     А Рейневан, не меняя позы, немножко приподнялся над землей. Невысоко, самое большое на три-четыре пяди. И ненадолго. Но и этого было достаточно. Рыжеволосая подняла глиняный кувшинчик, солидно отхлебнула из него раз, потом другой. Девочку не угостила. Ягна жадно протянула руку, но рыжеволосая сразу же убрала кувшин из поля досягаемости когтистых пальцев. При этом она не спускала с Рейневана светлых глаз с двумя черными точечками зрачков.
     - Ну, ну. Кто бы мог подумать! Магики, самые настоящие магики. Первый разряд. Толедо. Здесь. У меня. У простой ведьмы. Какая честь. Подойдите, подойдите поближе. Не бойтесь. Надеюсь, вы не восприняли всерьез шутку о ёдове и каннибализме. Э? Надеюсь, не приняли это за чистую монету?
     - Нет-нет, что вы, как можно, - поспешно заверил Шарлей, так спешно, что было ясно - лжет.
     Рыжеволосая фыркнула.
     - Так чего же, - спросила она, - ищут в моем бедном закутке господа чародеи? Чего желают? А может...
     Она замолчала и рассмеялась.
     - А может, господа чародеи просто-напросто заблудились? Спутали дорогу? Пренебрегли магией из-за чисто мужского высокомерия? И теперь то же самое высокомерие не позволяет господам чародеям признаться. Тем более - перед женщинами?
     Шарлей быстро взял себя в руки.
     - Ваша проницательность, - он учтиво поклонился, - под стать вашей красоте.
     - Нет, гляньте только, сестренки, - сверкнула глазами ведьма. - Какой светский попался кавалер, какими милыми изволит потчевать комплиментами. Умеет сделать приятное женщине. Ну, прямо-таки трубадур. Или епископ. Искренне жаль, что так редко... Ибо женщины и девушки, надо сказать, довольно часто рискуют углубиться в глухомань и урочище, моя репутация известна далеко за пределами этого яра, мало кто умеет удалить плод так ловко, безопасно и безболезненно, как я. Но мужчины... Ну, эти заходят сюда значительно реже... Значительно реже... А жаль, жаль...
     Ягна гортанно засмеялась, девчонка шмыгнула носом. Шарлей покраснел, но, вероятно, больше от веселья, чем от смущения. Тем временем Рейневан тоже пришел в себя. Сумел вынюхать что надо во вздымающемся из булькающего котелка паре и рассмотреть пучки трав. Высушенных и свежих.
     - Красота и проницательность дам, - выпрямился он немного чванливо, но сознавая, что сейчас блеснет, - под стать лишь их скромности. Ибо я уверен, что сюда на