жим девицам в сильно потрепанных одежках, едва прикрывающих обилие потных и запыленных прелестей. Девиц было несколько, а Шарлей лыбился всем по очереди, так что Рейневан потерял надежду услышать ответ.
     - Вопрос, - застал его врасплох демерит, отрывая взгляд от подрагивающей под мокрой от пота длинной рубашкой круглой попочки последней из прелестниц, - носит философский характер. А на таковые я не привык отвечать в трезвом состоянии. Но обещаю, ты получишь ответ еще до захода солнца.
     - Не знаю, дождусь ли. Не сгорю ли раньше от любопытства.
     Шарлей не ответил, зато ускорил шаг так, что Рейневану пришлось заставить лошадь пойти легкой рысью. В результате они вскоре оказались у Свидницких ворот. А дальше, за группой отдыхающих в тени умазюканных паломников и покрытых язвами нищих, уже был Стшегом с его узкими, грязными, вонючими и полными народу улицами.
     Куда бы и к какой бы цели их ни вела дорога, Шарлей ее знал, так как шел уверенно и без всяких колебаний. Они прошли по улочке, в которой тарахтело столько ткацких станков, что она, несомненно, называлась Ткацкой либо Суконнической. Вскоре вышли на небольшую площадь, над которой вздымалась церковная колокольня. Через площадь - это можно было видеть и обонять - недавно прогоняли скот.
     - Только глянь, - останавливаясь, проговорил Шарлей. - Церковь, корчма, бордель, а между ними кучка дерьма. Вот парабола человеческой жизни.
     - А вроде бы, - Рейневан даже не улыбнулся, - ты на трезвую голову не философствуешь.
     - После долгого периода воздержания, - Шарлей безошибочно направился в заулок к прилавку, уставленному кувшинами и горшками, - я упиваюсь самим только ароматом хорошего пива. Эй, добрый человек! Подай-ка белого стшегомского! Из подвала. Изволь заплатить, парень, поскольку, как утверждает Священное Писание, argentum et aurum поп est mihi.
     Рейневан фыркнул, но бросил на прилавок несколько геллеров.
     - Ты скажешь наконец, какие дела привели тебя сюда?
     - Скажу. Но лишь после того, как осушу по меньшей мере три из этих вот дел.
     - А потом? - насупил брови Рейневан. - Только что упомянутый бордель?
     - Не исключено. - Шарлей поднял кружку. - Не исключено, парень.
     - А дальше? Трехдневное возлияние по случаю обретения свободы... передвижения?
     Шарлей не ответил, потому что пил... Однако прежде чем прикончил кружку, подмигнул поверх нее, а это могло означать все.
     - И все-таки это была ошибка, - серьезно проговорил Рейневан, не отрывая взгляда от прыгающего кадыка демерита. - Возможно, ошибка каноника. А может, моя, что я его послушался и связался с тобой.
     Шарлей пил, не обращая на него никакого внимания.
     - К счастью, - продолжал Рейневан, - это можно легко исправить. И положить конец.
     Шарлей оторвал кружку от губ, вздохнул, слизнул пену.
     - Ты хочешь что-то мне сказать, - догадался он. - Ну так говори.
     - Мы, - холодно сказал Рейневан, - просто не подходим друг другу.
     Демерит показал глазами, чтобы ему налили вторую кружку пива, и несколько мгновений, казалось, его внимание занимала исключительно она.
     - Малость мы различаемся, факт, - согласился он, отхлебнув. - Я, к примеру, не привык хендожить чужих жен. Если поискать как следует, наверняка отыщутся еще некоторые различия. Это нормально. Ибо хоть мы и созданы по образу и подобию, но при этом Творец позаботился об индивидуальных особенностях. За что ему и хвала.
     Рейневан махнул рукой, злясь еще больше.
     - Я вот подумываю, - выпалил он, - а не распрощаться ли мне с тобой во имя создавшего нас Творца. Здесь и сейчас. Разойтись в разные стороны, каждый в свою. Я ведь и вправду не знаю, на что ты можешь мне пригодиться. Боюсь - ни на что.
     Шарлей глянул на него по-над кружкой.
     - Пригодиться, говоришь. В чем и как? Легко проверить. Крикни: "На помощь, Шарлей!" И помощь будет тебе оказана.
     Рейневан пожал плечами и развернулся, намереваясь уйти. При этом кого-то задел. А тот ударил его лошадь так сильно, что она взвизгнула и дернулась, свалив обидчика в навоз.
     - Как ходишь, жлоб? Куда прешь со своей скотиной? Это город, а не твоя зачуханная деревня!
     Человек, которого он нечаянно задел, был одним из трех молодых мужчин, одетых богато, модно и элегантно. Все трое были невероятно похожи - одинаковые фантазийные фески на волосах, завитых на железках, подбитые ватой кафтаны, простеганные так густо, что их рукава смахивали на огромных гусениц. На мужчинах были вошедшие в моду облегающие парижские брюки, называемые mi-parti , штанины которых сшивают из тканей контрастных цветов. Все трое держали в руках изящные тросточки с шариками.
     - Иисусе Христе и все святые, - бросил модник, накручивая тросточкой мельницу. - Что за хамство пышно цветет в этой Силезии, что за непристойная дикость! Кто-нибудь когда-нибудь научит их культуре?
     - Придется, - сказал второй с таким же галльским акцентом, - взять на себя этот неблагодарный труд. И провести их в Европу.
     - Верно, - подхватил третий модник в сине-красных mi-parti. - Для начала, в порядке введения, обработаем по-европейски шкуру этому простофиле. А ну, господа, за палки! И не ленитесь!
     - Эй-эй! - крикнул хозяин пивного ларька. - Без дебошей, господа купцы! Не то стражу кликну!
     - Заткнись, силезский хам, а то достанется и тебе.
     Рейневан собрался было убежать, да не успел. Трость ударила его по плечу, вторая с сухим треском попала по спине, третья саданула по ягодицам. Он решил, что ждать дальнейших ударов нет смысла, и крикнул:
     - На помощь! Шарлей! На помощь!
     Шарлей, который посматривал на происходящее с умеренным интересом, отставил кружку и не спеша подошел.
     - Хватит шалить, господа.
     Модники оглянулись - и как по команде расхохотались. Действительно, Рейневан должен был это признать, демерит в своем куцем и пестром одеянии выглядел не наилучшим образом.
     - Господи Иисусе, - фыркнул первый модник, видать, набожный. - Ну и потешные же субъекты попадаются на здешнем краю света!
     - Какой-то местный шут, - определил второй. - Сразу видно по чудаческой одежде.
     - Не одежда красит человека, - холодно ответил Шарлей. - Уйдите отсюда, любезные. Да поскорее.
     - Что?
     - Господа, - повторил Шарлей, - соблаговолите мирно удалиться. То есть уйти куда-нибудь подальше. Не обязательно в Париж. Достаточно на другой край города.
     - Чтоооо?
     - Господа, - медленно, терпеливо и настойчиво, словно детям, повторил Шарлей. - Соизвольте отсюда уйти. И заняться чем-нибудь для себя более привычным. Содомией, например. В противном случае вы, господа, будете побиты, к тому же основательно. И прежде чем кто-либо из вас успеет проговорить credo in Deum patrem omnipotentem.
     Первый модник замахнулся тростью. Шарлей ловко увернулся. Ухватился за трость и вывернул ее. Модник перекувыркнулся и шлепнулся в грязь. Оставшейся в руке у демерита тростью он хватанул по голове второго купца, отправив того на прилавок пивовара, и тут же ударом быстрым как мысль дал по лапе третьему. Тем временем первый вскочил и кинулся на Шарлея, взревев раненым зубром. Демерит без видимого усилия сдержал нападение ударом, от которого модник перегнулся пополам, Шарлей тут же локтем крепко дал ему по почкам, падающему врезал по уху, казалось, просто так, походя. Но двухцветный модник свернулся червяком и больше уже не вставал.
     Двое оставшихся переглянулись и как по команде выхватили кинжалы. Шарлей погрозил им пальцем:
     - Не советую. Ножи могут покалечить!
     "Парижане" предостережению не вняли.
     Рейневану казалось, что он наблюдает за происходящим очень внимательно. Однако чего-то, видимо, не заметил, потому что не понял, как случилось то, что случилось. По сравнению с наскакивающими на него и размахивающими кинжалами, как крыльями ветряных мельниц, модниками Шарлей казался почти неподвижным, а его движения малозаметными, однако настолько быстрыми, что их не успевал уловить глаз. Один из "парижан" упал на колени, наклонив голову чуть не до земли, захрипел и один за другим выплевывал в грязь зубы. Второй сидел и кричал. Раззявив рот на всю ширину, он кричал и плакал. Тонко, вибрирующе, безостановочно, совсем как ребенок, которому долго не давали грудь. Собственный кинжал он все еще держал в руке, а нож дружка торчал у него в бедре, вбитый по самую золоченую гарду.
     Шарлей глянул на небо, развел руки жестом, долженствовавшим означать: "Разве я не говорил", потом скинул свою смешную, очень тесную куртку, подошел к тому купцу, который плевался зубами, ловко схватил его за локти, поднял, вцепился в рукава и несколькими точными пинками выбил модника из кафтана. А затем нарядился в него сам.
     - Не платье красит человека, - сказал он, с удовольствием потягиваясь, - а человеческое достоинство. Однако лишь хорошо одетый человек чувствует себя воистину достойно.
     Потом он наклонился и сорвал у модника с пояса расшитый кошель.
     - Богатый город Стшегом, - сказал он. - Богатый. Деньги, сами видите, валяются на дороге.
     - На вашем месте... - проговорил дрожащим голосом хозяин пивного ларька. - На вашем месте я бежал бы, господин. Это богатые купцы, гости благородного господина Гунцелина фон Лаасана. Они хорошо получили за скандалы, которые постоянно учиняют... Но лучше бегите, потому что господин фон Лаасан...
     - Хозяйнует в этом городе, - докончил Шарлей, забирая кошель у третьего модника. - Благодарю за пиво, добрый человек. Пошли, Рейневан.
     Они пошли, а модник с ножом в бедре долго провожал их отчаянным, непрекращающимся плачем младенца:
     - Уаа-уаа! Уаа-уаа! Уаа-уаа! Уаа-уаа!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой и Рейневан, и читатель получат возможность лучше познакомиться с Шарлеем. Такую возможность предоставляет совместное странствование и различные сопутствующие ему события. Под конец появляются три ведьмы - совершенно классические, совершенно канонические и совершенно анахронические

     Поудобнее расположившись на обомшелом пне, Шарлей рассматривал монеты, которые высыпал из кошельков в шапку. Он не скрывал недовольства.
     - Судя по одежде и гонору - зажиточные выскочки. А в кошельках, ну, глянь, парень, какое убожество. Какое безденежье. Какой мусор. Два экю, немного обрезанных парижских сольди, четырнадцать грошей, полугрошевики, магдебургские пфениги, прусские скойцы и шелёнги, денарии и геллеры ценой дешевле облаток, какая-то еще мелочь, которую я даже узнать не могу, скорее всего фальшивки. Больше, чтоб мне провалиться, стоят сами кошельки, вышитые серебряной нитью и жемчугом. Но кошельки - не наличные, где я их обращу в валюту? Монет здесь не хватит даже на захудалого конягу, а мне необходим конь. Да и одежка этих, псякрев, фертиков тоже стоила больше. Нет, надо было их обобрать догола.
     - Тогда, - довольно резко заметил Рейневан, - господин Лаасан послал бы вслед за нами, наверно, не двенадцать, а сто человек. И не по одному, а по всем трактам.
     - Однако послал он двенадцать, так что рассуждать тут не о чем.
     Действительно, не прошло и получаса после того, как оба через Яворские ворота покинули Стшегом, как из тех же ворот вылетели и помчались по тракту двенадцать конников в цветах Гунцелина фон Лаасана, вельможи, владельца стшегомского замка и фактического хозяина города. Однако Шарлей, доказав свою сметку, почти сразу после выезда из города велел Рейневану свернуть в лес и укрыться в чаще. Теперь он выжидал, желая удостовериться, что погоня не вернется.
     Рейневан вздохнул и присел рядом с Шарлеем.
     - Эффект нашего знакомства таков, - сказал он, - если сегодня утром за мной гонялись только братья Стерчи и нанятые ими бандиты, то к вечеру мне на пятки наседает фон Лаасан и стшегомские кнехты. Что будет дальше, страшно подумать.
     - Ты просил помочь, - пожал плечами демерит. - А ведь я обязался тебя опекать и защищать. Я уже говорил, но ты не соизволил поверить. Фома неверующий. То, что ты увидел своими глазами, тебя не убедило? Или тебе обязательно надо было ощупать раны?
     - Если бы тогда пораньше подоспела стража, - надулся Рейневан, - или дружки побитых, то и вправду было бы что ощупывать. Но сейчас бы я уже висел. А ты, опекун мой и защитник, болтался бы рядом. На соседнем крючке.
     Шарлей не ответил, только снова пожал плечами и развел руками. Рейневан невольно улыбнулся. Он, как и раньше, не доверял странному демериту и - как и раньше - не понимал, чего ради ему доверял каноник Отто Беесс. Он по-прежнему не только не приближался к Адели, но даже все время от нее отдалялся. К перечню местностей, в которых он не мог показаться, прибавился Стшегом. Однако, честно говоря, Шарлей ему немного понравился. Рейневан очами души своей уже видел, как Вольфгер Стерча елозит на коленях и один за другим выплевывает зубы, а Морольд, таскавший в Олесьнице Адель за волосы, сидит и воет: "Уаа-уаа!"
     - Где ты научился так драться? В монастыре?
     - В монастыре, - спокойно подтвердил Шарлей. - Поверь, парень, монастыри забиты учителями. Почти каждый прибывающий туда что-нибудь да умеет. Так что стоит только захотеть.
     - У демеритов в кармеле было то же самое?
     - Еще лучше, в смысле обучения, разумеется. У нас была масса свободного времени, которое неизвестно было куда девать. Особенно если тебе не нравился брат Барнаба. Брат Барнаба, цистерцианец, хоть красивый и пухленький, как девочка, девочкой все же не был, и этот факт некоторым из нас немного мешал.
     - Пожалуйста, без подробностей. Что будем делать?
     - По примеру сынов Эмона , - Шарлей встал и потянулся, - садимся вдвоем на твоего гнедого Баярда. И двигаемся на юг, к Свиднице. По бездорожью.
     - Почему?
     - Хотя мы и раздобыли три кошелька, нам по-прежнему не хватает argentum et aurum. В Свиднице я найду на это антидотум.
     - Я спрашиваю: почему по бездорожью?
     - Свидницким трактом ты прибыл в Стшегом. Велика вероятность столкнуться там нос к носу с твоими преследователями.
     - Я оторвался от них. Уверен...
     - Они тоже рассчитывают на эту уверенность, - прервал демерит. - Из твоего рассказа следует, что тебя преследуют профессионалы. От таких оторваться нелегко. В путь, Рейневан. Хорошо бы еще до ночи оказаться подальше от Стшегома и господина фон Лаасана.
     - Согласен. Хорошо бы.

***

     Вечер застал их в лесу. Сумерки настигли около какого-то жилья, дым ползал там по крышам хат и стелился по округе, смешиваясь с туманом, поднимающимся с полей. Сначала они решили было заночевать под расположенным неподалеку от халуп навесом, закопавшись в теплое сено, но их учуяли собаки и так яростно облаяли, что пришлось отказаться от этой затеи. Уже почти вслепую они отыскали на опушке леса полуразвалившийся пастушеский шалаш.

***

     В лесу постоянно что-то шуршало, что-то похрапывало, что-то попискивало и ворчало, во мраке то и дело вспыхивали бледные фонарики глаз. Вероятнее всего, это были куницы или барсуки, но Рейневан для верности бросил в костер остатки собранного на вонвольницком кладбище бореца, добавил набранной под вечер заячьей капусты, не прекращая при этом бормотать себе под нос заклинания. Однако в том, что это были соответствующие моменту заклинания, как и в том, что он их как следует помнил, он полностью уверен не был.
     Шарлей с любопытством посматривал на него, потом сказал:
     - Продолжай. Рассказывай, Рейнмар.
     О своих неприятностях Рейневан уже рассказал Шарлею во время "исповеди" у кармелитов, тогда же в общих чертах изложил свои планы и намерения. Тогда демерит не комментировал. Тем более неожиданной была его реакция теперь, когда зашел разговор о деталях.
     - Не хотелось бы, - сказал он, ковыряя веткой в костерке, - чтобы столь приятное начало нашего знакомства подпортила недосказанность и неискренность. Откровенно и без недомолвок скажу тебе, Рейнмар: твой план стоит лишь того, чтобы его сунуть псу под хвост.
     - Что?
     - Псу под хвост, - повторил Шарлей, играя голосом, как истинный проповедник. - Вот куда годится только что изложенный тобою план. Ты - юноша толковый и образованный, поэтому не можешь этого не видеть. Не можешь также рассчитывать на мое в нем участие.
     - Я и каноник Отто Беесс выдернули тебя из-под замка. - Рейневан так и кипел от ярости, однако сдержался. - И вовсе не из особой к тебе любви, а только потому и только для того, чтобы ты - именно! - участие принял. Ты демерит толковый и не мог этого не понять там, в монастыре. И все же только теперь ты заявляешь, что участвовать не станешь. Так и я скажу честно и откровенно: возвращайся в тюрьму к кармелитам.
     - Я все еще в тюрьме у кармелитов. Во всяком случае - официально. Но ты, похоже, этого не понимаешь.
     - Почему же? Понимаю. - Рейневан вдруг вспомнил беседу с кармелитским шафажем. - Прекрасно также понимаю, что тебе необходимо искупить покаянием свои грехи, потому что после покаяния nullum crimen тебе возвращаются милости и привилегии. Но понимаю я и то, что каноник Отто держит тебя в руках. Ибо стоит ему только объявить, что ты сбежал от кармелитов, и ты будешь изгнанником до конца жизни. Не сможешь вернуться к своему ордену и теплому монастырчику. Кстати, что это за орден и что за монастырчик? Можно узнать?
     - Нельзя. По сути дела, дорогой Рейнмар, ты верно понял ситуацию. Действительно, от демеритов меня выпустили как бы неофициально, покаяние мое все еще продолжается. Правда и то, что благодаря канонику Беессу оно продолжается не в тюрьме, а на свободе, за что хвала канонику, ибо я свободу люблю. Однако зачем бы благочестивому канонику отбирать у меня то, что он дал? Ведь я делаю то, что он мне велел.
     Рейневан раскрыл рот, но Шарлей не дал ему заговорить.
     - Твой рассказ о любви и преступлении, хоть и увлекает и вполне достоин пера Кретьена де Труа, меня тем не менее захватить не смог. Ты не убедил меня, парень, в том, что каноник Отто Беесс предназначил мне роль твоего помощника по спасению попавших в затруднительное положение невинных девиц и сообщника в осуществлении кровной мести. Я каноника знаю. Он человек умный. И направил он тебя ко мне, чтобы я тебя спас, а не для того, чтобы оба мы лишились голов под топором палача. Поэтому я исполню то, чего ожидает от меня каноник, спасу тебя от погони. И безопасно выведу в Венгрию.
     - Я не уйду из Силезии без Адели. И не отомстив за брата. Я не скрываю, что мне не помешала бы помощь и что я рассчитываю на нее. На тебя. Но если нет - что делать. Управлюсь сам. А ты волен поступать как хочешь. Поезжай в Венгрию, в Русь, в Палестину, куда твоя душа желает. Пользуйся столь любезной тебе свободой.
     - Благодарю за совет, - холодно ответил Шарлей. - Но не воспользуюсь.
     - Что ж так?
     - Один ты, совершенно ясно, не управишься. Лишишься головы. И тогда-то каноник припомнит о моей.
     - Ха! Если тебе так уж дорога голова, то пойми: выбора у меня нет.
     Шарлей долго молчал. Однако Рейневан уже успел немного узнать его и понимал, что это не конец.
     - Во всем, что касается брата, - проговорил наконец недавний узник кармелитов, - я буду действовать решительно. Хотя бы потому, что ты не очень-то представляешь себе, кто мог его убить. Не прерывай! Кровная месть - дело серьезное. А у тебя, как ты сам сказал, нет ни свидетелей, ни доказательств, единственное, что есть, - это домыслы и предположения. Не прерывай, я же просил! Выслушай. Уедем, переждем, соберем факты, доказательства, добудем средства. Создадим группу. Я помогу тебе. Если меня послушаешь, обещаю, ты насладишься местью в полной мере. Трезво.
     - Но...
     - Я еще не кончил. Но в отношении твоей избранницы, Адели, предложенный тобою план по-прежнему годен лишь псу под хвост. Однако что ж делать, завернув в Зембицы, мы проделаем не очень большой крюк. А в Зембицах многое прояснится.
     - Ты на что намекаешь? А? Адель меня любит!
     - А кто возражает?

***

     - Шарлей!
     - Слушаю.
     - Почему каноник и ты так настаиваете на Венгрии?
     - Потому что это далеко.
     - А почему не Чехия? Тоже ве