е  молодчики  оккупировали
галерею. Но вместо слов: "Это ограбление. Всем лечь  на  пол",  их  главарь,
низкорослый сухонький азиат,  произнес  тривиальное:  "Добрый  день".  После
этого  появился  сам  Алексей  Титов,  милый   молодой   человек   с   лицом
проектировщика финансовых пирамид. И тем не менее это  лицо  показалось  мне
смутно знакомым.
   - Добрый день, - продублировал он свою собственную охрану. - Где она?
   - Кто? - опешила я.
   - Картина, которую вы продаете. Говорят, она стоит бешеных денег.
   - Таких бешеных, что ни один противостолбнячный укол вам не поможет, -  я
терпеть не могла финансовые пирамиды, моя родная тетка пала их жертвой перед
самой смертью.
   Милый молодой человек посмотрел на меня с одобрением.
   - А вы забавная штучка, как я посмотрю, - сыто  хохотнул  он.  -  Давайте
знакомиться. Меня зовут Алексей Титов. Вам что-нибудь говорит это имя?
   - Космонавт, что ли?
   - Космонавта звали Герман, - терпеливо пояснил  Титов.  -  А  меня  зовут
Алексей Алексеевич. Хочу купить у вас картину.
   - Аукцион будет через два дня.
   - Никаких аукционов. Беру не глядя.
   - Вы коллекционер? - это был праздный вопрос: даже  пуговицы  на  пиджаке
выдавали в нем нувориша, поднявшегося в 1991 году на поставках цитрусовых.
   - Возможно.
   Все ясно, если ты что-то и коллекционируешь, так это не праведные денежки
и заказы на устранение конкурентов.
   - Боюсь, наша картина вам  не  по  карману,  -  подначила  я  Титова,  не
подозревая, что наношу ему личное оскорбление.
   - Сколько?
   - Миллион двести долларов, - зажмурившись, выпалила я:  Лавруха  бы  мной
гордился.
   - Вам чек или наличные? - осведомился чертов нувориш.
   - Миллион двести - это начальная цена. Возможно, кто-то предложит больше.
   - А вы сами что предложите?
   - Могу предложить кофе, - ляпнула я. - Растворимый.
   - Валяйте растворимый, - он посмотрел на меня с интересом.
   Этот  интерес  касался  меня  самой  -   моих   рыжих   волос,   Жекиного
асексуального  костюмчика,  с  которым  я  почти  сроднилась,  и  туфель  на
шпильках, нестерпимо натиравших ноги.
   - Как вас зовут? - наконец-то удосужился поинтересоваться он.
   - Екатерина Мстиславовна.
   - Отчество, я думаю, мы опустим. А все остальное меня устраивает. Что  вы
делаете сегодня вечером?
   - Ничего не выйдет. Картина не продается до аукциона,  -  опыт  последних
дней подсказывал мне: держи глухую оборону, даже если твои псевдовоздыхатели
и охотники за картиной по совместительству предложат тебе недельный  тур  на
Мартинику.
   - Оставим картину, - в голосе Титова проскочили нотки нетерпения.  -  Что
вы делаете сегодня вечером?
   - Хотите предложить мне казино? Или ночной клуб со стрип-шоу?
   -  Сегодня  в  Капелле  грузинские  духовные  песнопения.  Не   составите
компанию?
   Я прикусила язык: неудачный пассаж  о  стрип-шоу  показал,  что  дешевкой
выгляжу я, а  не  он.  Так  ничего  и  не  ответив  на  его  приглашение,  я
отправилась в кабинет, повернула  ключ  в  замке  и  уставилась  на  себя  в
зеркало.
   Я не проделывала подобного со времен Быкадорова.
   Вернувшись в зал с подносом, я уселась против молодого человека, даже  не
одернув юбку.
   Я не проделывала подобного со времен Быкадорова.
   - Так как? -  снова  спросил  у  меня  Алексей  Алексеевич  Титов,  шумно
прихлебнув эрзац из чашки. -  Или  грузинские  духовные  песнопения  вас  не
вдохновляют?
   - Не знаю, - искренне призналась я.
   - Ансамбль "Рустави" и Смешанный хор Сионского кафедрального  патриаршего
собора. Кофе у вас отвратительный. Настоящая бурда.
   Его безразлично-оскорбительный тон задел меня. Я  была  мелкой  сошкой  в
дешевеньком костюмчике, а он - хозяином жизни с полным боекомплектом охраны.
И ему было плевать, где именно залезть под юбку понравившейся ему  случайной
женщины: в ночном клубе или в Сионском кафедральном патриаршем соборе.
   -  А  вы,  смотрю  я,  потомственный  дворянин.  И  ваши  предки  владели
собственной яхтой уже во времена всемирного потопа.
   - Возможно. О вас такого не скажешь.
   Конечно, я была не только  мелкой  сошкой,  но  и  строптивой  владелицей
второсортной галерейки, запруженной керамическими  козлами.  Лишь  благодаря
фантастическому  стечению  обстоятельств  строптивая   владелица   оказалась
причастной к сотням тысяч долларов. И она сделала то, что обычно  проделывал
Пупик, если ему что-то не нравилось. Пупий Саллюстий Муциан гадил в ботинки.
Я такой  счастливой  возможности  была  лишена  напрочь  и  потому  плеснула
остывший кофе прямо  в  холеную  морду  Алексея  Алексеевича  Титова.  Дюжие
молодчики из охраны схватились за полы пиджаков, но  Титов  властным  жестом
пресек их служебное рвение. Он  с  достоинством  вынул  из  кармана  носовой
платок, протер им лицо и непоправимо испорченную сорочку. И,  не  говоря  ни
слова, поднялся со стула.
   - Кофе действительно отвратительный. Настоящая бурда, - бросила  я  вслед
ему и наконец-то одернула юбку.
   Пошел ты!..
   На  пороге  Алексей  Алексеевич  остановился,   повернулся   ко   мне   и
обезоруживающе улыбнулся.
   - Жду вас без пяти семь у Капеллы.
   ...Остаток рабочего дня я провела в библиотеке  имени  Л.Н.  Толстого  на
Шестой  линии.  Проштудировав  годовые  подписки  "Коммерсанта",   "Делового
Петербурга", а также - на всякий случай - некоторые криминальные  издания  и
газету "Вне закона", я оказалась  подкована  на  все  четыре  конечности.  И
теперь знала об Алексее Алексеевиче Титове гораздо больше, чем любая из  его
девочек по вызову, не говоря уже о стационарных любовницах.
   Он владел крупнейшей топливной компанией в регионе,  разветвленной  сетью
бензоколонок и не менее разветвленной сетью супермаркетов. О таких  мелочах,
как ресторан и два казино, даже неловко было упоминать.
   На все руки от скуки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Интересно, сколько
он платит за ночь?
   Ни в какую Капеллу я идти не собиралась, но самым необъяснимым  для  себя
образом ровно без пяти  семь  уже  торчала  у  входа  в  Капеллу.  Ждать  не
пришлось: Алексей Алексеевич Титов оказался пунктуальным человеком.
   Ко мне подошел все тот же азиат из  его  охраны  и,  почтительно  склонив
голову, предложил следовать за ним.
   -  Какой  у  вас  пояс?  -  спросила  я.  Азиат,  надменный,   как   лорд
Адмиралтейства, непонимающе уставился на меня.
   - Карате или айкидо? А может быть, борьба сумо?..
   Так ничего и не ответив, азиат провел меня в переполненный зал.
   Алексей Алексеевич уже поджидал меня, демократично  устроившись  в  пятом
ряду. Охрана маячила тут же - справа и слева, спереди и сзади - с выражением
профессиональной скуки на лицах. Я плюхнулась в  кресло  по  левую  руку  от
Титова. Кресло по правую занимала какая-то старая грымза.
   - Здравствуйте, Катя! - приветливо поздоровался Титов, обнажив  два  ряда
великолепных фарфоровых зубов
   - Здравствуйте, - ничего более оригинального я придумать не могла.
   - Познакомьтесь, это моя мама, Агнесса Львовна.
   Грымза  повернулась  ко  мне   и   протянула   сухую   лапку,   унизанную
бриллиантами. Теперь я поняла, почему  лицо  Титова  показалось  мне  смутно
знакомым: он был похож на свою мать.
   А уж забыть ее  физиономию,  растиражированную  телевидением  и  прочими,
весьма достойными средствами массовой информации, было невозможно.
   Агнесса Львовна Стуруа,  известная  правозащитница  и  член  Хельсинкской
группы, активный участник общества "Мемориал". Более нелепого  альянса,  чем
мать и сын, капиталист и бессребреница, и придумать было невозможно. Я  едва
удержалась от улыбки,  но  протянутую  мне  лапку  все  же  пожала.  Агнесса
прошипела что-то вроде "Очень приятно", обнажив такие же фарфоровые, как и у
сына, зубы. Ей совсем не было приятно, в гробу она  меня  видела,  очередную
шлюшонку ее любвеобильного Лешика, но положение обязывает.
   - Вы поклонница духовной музыки? - светски спросила Агнесса.
   - Предпочитаю трэш, хип-хоп  и  техно,  -  ответила  я.  -  Вы  позволите
программку, Алексей Алексеевич?..
   Уткнувшись в программку ("регент  Этери  Коходзе,  молитву  читает  Джони
Джанджалашвили"), я исподтишка наблюдала за известной правозащитницей.  Лицо
ее, унавоженное дорогой косметикой; лицо, потрепанное  классовыми  боями  .с
агентами КГБ и ночными попойками с  агентами  ЦРУ,  являло  собой  настоящее
произведение  искусства.  Лукас  ван  Остреа  остался   бы   доволен   такой
натурщицей. В его полотнах она заняла бы достойное место старухи, напялившей
на себя маску молодой женщины.
   Персонификация Лжи, сказал бы младший Гольтман, специалист по  сюжетам  и
символам.
   Все первое отделение я не могла сосредоточиться  на  грузинских  духовных
песнопениях: мне мешали волны скрытой ненависти, идущие от Агнессы, и  тупые
затылки охраны, окружавшие меня со всех сторон. Поэтому последнюю вещь перед
антрактом  -  "Рождество  твое  нетленно  есть,  Дево",   я   восприняла   с
энтузиазмом.  Интересно,  чем  займет  меня  в  коротком  перерыве   Алексей
Алексеевич?
   В антракте мы просочились в буфет,  часть  которого  была  предварительно
оцеплена охраной Титова. Он заказал  шампанское  и  пирожные.  Я  тотчас  же
принялась пожирать их.
   - Ну как? - спросил Алексей Алексеевич, с умилением наблюдая за мной.
   - Вы всегда знакомите всех своих шлюх с мамой? - спросила я, заталкивая в
рот остатки крема.
   - А вы думаете, что вы шлюха?
   - Это вы так думаете.
   - С чего вы взяли? - он даже не нашелся, что ответить.
   - Ну как же, приперлась сюда, а ведь могла не  приходить.  Если  бы  мне,
после десяти минут знакомства, предложил  подобный  культпоход  какой-нибудь
кровельщик из жека, я послала бы его подальше.
   - А меня?
   - Вас не послала, как видите. Более того, нахожу вас очень сексуальным.
   - Правда?
   - Большие деньги всегда сексуальны, - продолжала вовсю откровенничать я.
   Пока он соображал, что же мне ответить на такие убийственные  откровения,
к нам присоединилась Агнесса Львовна.
   - Вот, купила диски, - сказала она, мгновенно оценив мизансцену:  богатый
простак и  коварная  соблазнительница.  -  Вам  понравился  "Тропарь  святым
апостолам", милочка?
   - Я ничего не понимаю в духовной музыке. Должно быть,  это  действительно
красиво. Хотя и несколько однообразно.
   Я залпом осушила свой бокал и подмигнула Агнессе.
   - Скучаете по Советской власти, Агнесса  Львовна?  Агнесса  поджала  свои
неистовые, стертые многочисленными шпионскими поцелуями, губы.
   - Буду ждать тебя в зале, - сказала она  сыну  и  в  сопровождении  двоих
охранников направилась в зал. Мне было отказано в праве на существование.
   - Ты не очень-то вежлива с моей матерью, - заметил Титов.
   - Ненавижу правозащитников, - совершенно искренне ответила я. -  А  также
американский империализм, НАТО и бомбежки Сербии. И еще ненавижу, когда меня
называют милочкой.
   Изложив  свои  программные  тезисы,  я  уставилась  на  Титова.  Если  он
проглотит и это...
   Он проглотил.
   - Еще шампанского? - спросил Титов, игнорируя третий звонок.
   - Пожалуй.
   - Знаешь, что? Поехали в ресторан.
   - К цыганам?
   - Что-то вроде того.
   - А как же церковные хоралы?
   - Ты права, - в глазах Титова явственно  прочитывалось  желание  обладать
рыжей хамкой здесь и сейчас. - Это несколько однообразно.
   И к тому же - присутствие страстотерпицы-мамаши, которая явно мешает тебе
углубиться в изучение моего тела.
   Титов  подозвал   охрану,   как   подзывают   породистых   собак:   сухим
пощелкиванием пальцами. Он что-то шепнул на ухо своему азиату.  Тот  коротко
кивнул и исчез из поля зрения.
   - Ну что, едем?
   - Раз уж я пришла в Капеллу, то от ресторана не  откажусь.  Оттянемся  по
полной программе, - я с трудом удержалась от циничного "деньги вперед".
   Бедная Агнесса Львовна!
   Мы вышли из Капеллы в сумерки, еще дышащие дневным  зноем.  Телохранители
вполне профессионально придерживали  нас,  пока  азиат  не  обшарил  глазами
прилегающую к Капелле площадь и  не  проверил  представительский  "Мерседес"
Титова.
   - Бедный ты, бедный, - сказала я Титову. - Не  хотела  бы  я  быть  твоей
женой. Каждый раз трястись перед банальной посадкой в автомобиль...
   -  Я  пока  не  предлагаю  тебе  быть  моей   женой.   Какую   кухню   ты
предпочитаешь?
   - Мне все равно. Я же не жрать с тобой еду!
   - Правда? - Титов озадачился. - А что тогда?
   - Оттянуться по полной программе.
   - Интересно, каким образом?
   - Посмотрим.
   За моей спиной маячил призрак "Всадников Апокалипсиса", и я  была  совсем
не намерена оставлять хоть какие-то козыри в  руках  бензинового  короля.  Я
портила ему всю игру, я шла не с тех карт, ловчила  и  откровенно  подменяла
масти. Стандартный план ухаживания рассыпался на глазах, и у Титова не  было
времени, чтобы придумать новый. Если он  окучивает  меня,  чтобы  заполучить
"Всадников", то ничего у него не получится.
   Наконец  все  прилегающее  (оно  же  простреливаемое)  пространство  было
изучено юрким азиатом, и мы забрались в "Мерседес". Я  никогда  не  была  ни
валютной  проституткой,  ни  бизнес-леди,  и  мой  опыт  ограничивался  лишь
работягами-"Жигулями",   подержанным   "Опель-Кадетом"    да    снегиревским
"Москвичом". Только раз я прокатилась на "Шкоде" одного приятеля и посчитала
это верхом блаженства.
   И вот теперь "Мерседес" представительского класса, шикарная вещь, будет о
чем рассказать Лаврухе и Пупику.
   Совсем забыла, что через два дня я получу свои деньжата  и  смогу  купить
такой же "Мерседес". И небольшой особнячок в районе Крестовского острова.
   Я улыбнулась своим мыслям и Алексею Титову заодно.
   ...Ресторан назывался "Анаис", и швейцар у  входа  распахнул  перед  нами
дверь с истинно французской галантностью.
   - Ваша частная собственность? - небрежно спросила я у Титова.
   - Нет. Я не ужинаю в своем ресторане.
   Достойный ответ. Алексей Алексеевич Титов, несмотря  на  свое  богатство,
нравился мне все больше и больше. Да что там  говорить,  к  концу  вечера  я
почувствовала легкое покалывание в пальцах. Первый признак влюбленности.  Он
и сам почувствовал это.
   - Ну что, - спросил он, поднимая бокал с вином. - Больше  не  испытываете
ко мне классовой ненависти?
   - Счастливо излечилась.
   В ресторане мы снова перешли на "вы", это больше соответствовало  свечам,
неспешной перемене блюд и интимному полумраку.
   Он накрыл мою руку своей, и  тут  я  вдруг  подумала  о  до  сих  пор  не
всплывавшем настоящем хозяине картины из деревни Лялицы.
   Лялицы. Вот что было нашим с Лаврухой упущением. Мы пробили все возможные
каналы, пытаясь установить принадлежность картины, и не позаботились  только
о друге Аркадия Аркадьевича Гольтмана. Он может возникнуть в самый последний
момент и предъявить права  на  картину.  От  этой  мысли  у  меня  похолодел
затылок.
   - Что с вами, Катя? - встревоженно спросил Титов.
   - Мне нужно позвонить.
   - Так срочно? - ему явно не хотелось выпускать мою руку.
   - Один-единственный деловой звонок.
   - В двенадцать часов ночи?
   - Я же имею дело с богемой,  -  пора  напомнить  ему,  что,  кроме  всего
прочего, я являюсь владелицей галереи.
   Титов достал из кармана сотовый и протянул его мне.
   - Нет. Мне не хотелось бы... Это конфиденциальный разговор.
   - По поводу картины? - неожиданно холодно спросил Титов.
   И сразу  разонравился  мне.  Я  была  лишь  средством,  целью  оставались
"Всадники Апокалипсиса".
   - Именно по поводу картины.
   - Надеюсь, вы замолвите за меня словечко? - сразу  же  сменив  тактику  и
сладко улыбнувшись, спросил Титов.
   Я положила локти на стол: классовая ненависть вспыхнула с новой силой.
   - Зубки не на Ломоносовском фарфоровом заводе делали? - спросила я.
   - Нет.
   - Вот  что,  Алексей  Алексеевич,  давайте  условимся.  Если  вы  так  уж
фанатично хотите обладать картиной, то роете не в том направлении. Вряд ли я
смогу вам пригодиться. Картина уже выставлена на аукцион. Я ничего  не  могу
сделать в обход хозяина. Теперь все решают только деньги.
   - Сколько комиссионных вы должны получить в случае продажи?
   - Думаю, это не ваше дело.
   - Я дам вдвое больше, если поможете мне заполучить ее.
   "Заполучить"   было   очень   точным   словом.   Титов   не   смыслил   в
коллекционировании ни уха ни рыла, вряд ли он даже знал о наличии в  истории
голландской живописи такого художника, как Лукас ван Остреа. А  его  треп  о
миллионе долларов наличными был  обыкновенным  блефом:  даже  преуспевающему
бизнесмену не так просто вытащить из кармана  (или  из  производства)  такую
сумму. Но почему он так домогается "Всадников"?
   - Говорят, что это створка триптиха, - он внимательно посмотрел на  меня.
- Это правда?
   - Допустим.
   - А еще говорят, что женщина,  изображенная  на  ней,  -  копия  вы.  Это
правда?
   Я едва не упала со стула: из инстинкта самосохранения мы делали  упор  на
"Всадников", по возможности замалчивая Деву Марию. Фотографии картины  нигде
не публиковали а  цельное  представление  о  доске  имели  только  несколько
специалистов-экспертов.
   - Откуда вы знаете?
   - Агентурные данные. Это правда, что вы похожи?
   - Слухи сильно преувеличены. По лицу Титова пробежала едва заметная  тень
разочарования.
   - Зачем вам картина, Алексей? - спросила я. - Вы ведь не коллекционер.
   - Собираюсь им стать.
   Ну конечно, в богатых домах это считается хорошим тоном.
   - Знаете, что я вам посоветую? Если у вас так много лишних денег, начните
с Ван Гога. Семьдесят восемь миллионов за вариант "Подсолнухов", как вам?
   - Никак, - честно признался Титов.
   - Не любитель Ван Гога?
   - Говорят, что это очень редкая вещь. Что  этот  художник  оставил  после
себя три картины. А эта - четвертая.
   - Вы вообще когда-нибудь слыхали о Лукасе ван  Остреа?  -  Мой  тон  стал
подозрительно похож на тон Херри-боя.
   - В общих чертах.
   Ничего ты не слышал вплоть до последнего благословенного августа.  Это  и
ежу понятно.
   - Он не слишком ценится на рынке, - продолжала запугивать  я  бензинового
короля.
   - А почему же за него так много просят?
   - Редкая вещь. Ни одной из картин Остреа нет в частной коллекции, - тут я
снова вспомнила деревню Лялицы.
   - Вот видите! Ни одной, - Титов удовлетворенно откинулся на стуле.
   Теперь я увидела его насквозь: печень, разъеденная  циррозом  честолюбия;
легкие, отягощенные кавернами амбиций; и сердце, качающее  спесь  по  венам.
Ему необходимо  обладать  редкой  вещью,  чтобы  утвердиться  в  собственных
глазах. И в глазах всех окружающих тоже. Представительский "Мерседес" есть у
каждого второго, любовница-фотомодель - у каждого первого,  а  вот  картина,
которой никогда не было в частной коллекции... Я представила себе загородный
дом Титова - где-нибудь в освежеванном нуворишами Репине. Или  Комарове.  Он
поставит "Всадников" на  каминную  полку,  между  какими-нибудь  породистыми
пастухом и пастушкой из фарфора. По средам "Всадников"  будет  протирать  от
пыли домработница, а по пятницам Алексей Алексеевич Титов  займется  приемом
зарубежных деловых партнеров: "I hope you will fill at home with us".
   Они выпьют баккарди и уставятся в картину. Это очень редкая вещь,  скажет
Алексей Алексеевич, единственная  вещь  голландского  художника  Лукаса  ван
Остреа, находящаяся в частной коллекции. С таким человеком стоит иметь дело,
подумают деловые партнеры, это солидный человек. Это  человек,  не  лишенный
вкуса. Это богатый человек, верящий  в  стабильность:  только  в  стабильных
обществах люди  вкладывают  в  картины  большие  деньги.  Так  подумают  его
партнеры. И подпишут с ним соглашение о намерениях.
   А потом приедут его приятели. Они выпьют водки,  и  Леха  Титов  небрежно
скажет им,  что  отвалил  за  картину  миллион  баксов.  Сумасшедший  мужик,
подумают его приятели, но до чего широкая душа!..  В  России