фия
пятилетней давности. Еще одна -  лето  1997  года,  промежуточные  стадии  я
специально пропустил. Вы видите, Катрин?
   Ничего особенного я не заметила, о чем честно призналась Херри-бою.
   - Вот здесь, в подбрюшье Зверя... Сравните.
   Мне совсем не хотелось заглядывать в пах числу 666, и я лишь мельком,  из
уважения к исследовательскому пылу Херри, взглянула на фотографии.
   - Не могу взять в толк, о чем вы говорите, Херри...
   Он оставил в покое полотнища общих фотографий и перешел к другим -  точно
такого же размера. На них были увековечены детали: Зверь,  поднимающийся  из
пучины.
   Теперь изображение  приблизилось.  Херри  выложил  передо  мной  все  три
фотографии - строго в хронологическом порядке:  1992,  1995  и  1997  год  -
именно эти цифры были выведены маркером в правом верхнем углу фотографий.
   Только теперь я поняла, что он имеет в виду.
   Зверь поднимался из пучины.
   За семь  лет  его  тело  заметно  удлинилось.  Этот  анимационный  эффект
заставил меня похолодеть. Я не могла понять причин страха, они не крылись  в
моем почти стерильном разуме, они перли из подсознания.
   - Вы видите, Катрин? - прошептал Херри, и я вздрогнула. - Вы видите?
   - Да. Теперь вижу.
   - Он поднимается. Я тоненько хихикнула.
   - Что вы хотите этим сказать, Херри?
   - Ничего. Только то, что он поднимается.
   - Это... Это просто мистификация, вы ведь не станете утверждать, что... -
на этом месте я споткнулась и замолчала.
   - Это не мистификация, Катрин...
   - Но этого не может  быть,  согласитесь,  Херри,  -  я  обшарила  глазами
фотографии. - Этого просто не может быть. Картина -  законченная  вещь.  Как
она может двигаться внутри себя самой?.. Просто дичь какая-то. Вы показывали
кому-нибудь эти снимки?
   - Нет.
   - Почему? - Здесь, в отдалении от картины, имея на руках лишь ее  бледный
фотографический отпечаток, я могла позволить себе снисходительную смелость.
   - Кому  я  могу  показать  это,  Катрин?  Мне  просто  не  поверят.  Меня
заподозрят в шарлатанстве. Но, клянусь, в этом нет никакого шарлатанства.  Я
просто фотографирую, и все. Я изучаю картину. Хотя до сих пор не изучил... Я
знаю только одно: это нечто большее, чем просто картина.
   Огонь в камине ярко вспыхнул, я вздрогнула и недоверчиво рассмеялась.
   - Не говорите чепухи, Херри!
   - Но вы же сами видите...
   - Я вижу несколько профессионально сделанных  фотографий.  Возможно,  это
просто монтаж... Херри-бой протестующе поднял руки.
   - Честное слово,  я  просто  фиксировал  картину  на  пленку.  В  течение
последних десяти лет... А семь лет назад начались все эти изменения...
   Черт возьми, кто-то  из  нас  двоих  все-таки  должен  мыслить  здраво!..
Подумав несколько секунд, я взяла функции здравомыслящего человека на себя.
   - Как вам вообще пришла в голову мысль с  такой  завидной  периодичностью
фотографировать картину, Херри?
   Передо мной замелькали шерстяные темно-красные носки: Херри  прошелся  по
комнате, вытащил из пузатого резного шкафчика распечатанную бутылку бренди и
плеснул его в стаканы. Это было именно то, чего мне не  хватало:  невозможно
слушать бредни Херри-боя на трезвую голову.  Я  махнула  янтарное  пойло  не
глядя, но сам Херри пить не стал. Он зажал стакан в пальцах.
   - Вы должны знать, Катрин... Вы же занимаетесь галереями. А ваш  charming
friend Bullfinch реставратор, ведь так?
   - Допустим.
   -  Картину  необходимо  периодически  фотографировать,  тем  более  такую
старую,  необходимо  следить  за  ее  красочным  слоем...  Делать   анализы,
корректировать температурный режим... Это элементарные правила, Катрин.
   Так вот, в какой-то момент я просто сравнил изображения. И увидел то, что
видите  сейчас  вы.  Все  последующие  годы  я  фотографировал   изображение
целенаправленно. Я видел, как она меняется.
   - Да. Меняется, - я снова уставилась в снимки.
   -  Единственное,  что.  я  могу  делать  сейчас,  -  это   констатировать
изменения. Больше от меня  ничего  не  зависит,  -  Херри-бой  выпил  бренди
крупными дрожащими глотками и снова наполнил стакан. - Еще бренди, Катрин?
   - Конечно.
   - Сейчас я исполняю роль привратника, апостола Петра с ключами. Но только
не от рая... Вы понимаете меня,  Катрин?  -  В  глазах  Херри-боя  мелькнули
искорки тщательно скрываемого сумасшествия, и я невольно отодвинулась.
   - Вы  скорее  повивальная  бабка,  -  я  постучала  согнутым  пальцем  по
изображению Зверя, но Херри-бой не оценил моего юмора.
   - Не нужно так шутить, Катрин... Что вы знаете об Апокалипсисе?
   - Ничего. Я ведь атеистка, я говорила вам, Херри.
   Отставив свой  стакан,  Херри  на  коленях  подполз  к  папке  и  вытащил
очередную порцию фотографий.  На  снимках  был  зафиксирован  совсем  другой
фрагмент картины.
   - Если верить Откровению Иоанна, Зверь появляется не  один,  -  Херри-бой
ткнул пальцем в фотографию фрагмента. - Этот снимок - последний по  времени.
Я сделал его совсем недавно, уже после возвращения из России...
   Первого или второго возвращения? - едва не вырвалось у меня, но я вовремя
сдержалась.
   - Смотрите, Катрин. Вот тот, кто низвергает огонь с  небес  и  "обольщает
живущих  на  земле"  поклоняться  Первому  Зверю.  Так   сказано   в   Книге
откровений...
   ...Чудовище было отталкивающим: чешуйчатое  тело,  когтистые  лапы  льва,
источенная язвами морда, острые и искривленные, как турецкие ятаганы,  рога.
От монстра исходил ослепительный  свет;  его  направленные  лучи  падали  на
головы грешников.
   - А теперь два предыдущих, - Херри подсунул мне еще два снимка. -  Та  же
деталь картины.
   Теперь я воочию видела эволюцию Второго Зверя, его превращение из агнца в
монстра. На ранних по времени снимках свет, идущий от  него,  был  мягким  и
ласкающим, он вползал в нестойкие сердца и обволакивал их.
   - Это мистификация. Фотомонтаж. Я не верю вам, Херри.
   Он схватил меня за руки и прижался к ним горячим лбом.
   - Я бы тоже хотел не верить... Как бы я хотел не верить, Катрин...
   Расшвыряв снимки по углам комнаты, Херри-бой снова ринулся к стеллажам  и
вытащил  с  самой  нижней  полки  огромную   деревянную   шкатулку,   больше
смахивающую на ларец. Оттуда с величайшими предосторожностями была извлечена
книга - настоящий фолиант в обгоревшем сафьяновом  переплете.  Под  обложкой
хранилось всего лишь несколько страниц, большей части книги не существовало.
Аккуратно перевернув некоторые из них, Херри-бой  нашел  то  место,  которое
искал.
   -  Это  хроники  жизни  Лукаса  ван  Остреа,   жизнеописание   художника,
оставленное его учеником Юстом Левеном. К сожалению, большая часть хроник не
сохранилась: сама рукопись сгорела еще в семнадцатом веке.  Почему  остались
именно эти листы - неизвестно...
   - Провидение.
   - Неизвестно, - еще раз с нажимом повторил  Херри-бой.  -  Но  что  здесь
есть, не относится к последнему  периоду  творчества...  Скорее  здесь  все,
кроме этого последнего периода, - тогда еще у Лукаса были ученики, тогда еще
он не придумал свой  удивительный  состав  красок,  рецепт  которого  утерян
теперь безвозвратно. Левей сопровождал Устрицу в Антверпене и  Брюгге,  и  в
нескольких других небольших городах. Там, где Лукас  получал  заказы.  Левей
покинул его перед  тем  как  Устрица  получил  заказ  на  групповой  портрет
Корпорации стрелков в Мертвом городе. Можно сказать, Юст бежал от него.  Юст
не говорит об этом прямо, но это можно прочесть и между строк...
   - Интересно, что они не поделили?
   - Судя  по  тому,  как  это  изложено  у  Левена,  -  в  какой-то  момент
подмастерье стал смертельно бояться мастера. Вот это место, - Херри поправил
очки и без всякого выражения прочел:
   - "Я не могу постичь то зло, которое он несет за  плечами...  Я  даже  не
могу назвать это злом. Скорее это Знание о Зле..."
   - Это настолько же туманно, насколько лишено смысла, -  сказала  я.  -  У
каждого человека существует свое Знание о Зле.  Разве  я  не  права,  Херри?
"Знание о Зле" можно заменить массой других слов. Например, интуиция, чем не
синоним?..
   Херри вздрогнул и едва не уронил книгу.
   - Почему?.. Почему вы произнесли это слово, Катрин?
   - Хорошо, если оно вам так активно не нравится,  могу  подобрать  другие:
любовь, ненависть, красота, уродство. Смотря что вы  вкладываете  в  понятие
"зло".
   - Нет, - заупрямился Херри-бой. - Первой вы все-таки назвали интуицию.
   - Ну и что?
   - То, что у  Лукаса  Устрицы  была  нечеловеческая  интуиция...  Вы  ведь
знаете, Катрин, голландцы  всегда  сражались  с  морем.  Нидерланды  и  есть
"низинные земли". В тринадцатом,  четырнадцатом  и  последующих  веках  нашу
страну  преследовали  наводнения.  Масса  жертв,  гигантские  усилия,  чтобы
противостоять им. Последнее, самое крупное, было в 1953 году.  Тогда  дельта
Рейна, Мааса и Шельды оказалась затопленной, погибло больше 1800 человек.  И
это 1953 год, учтите...
   - Но какое отношение имеет к этому Устрица?
   - Простите, я отвлекся. Пятнадцатый  век,  сплошные  наводнения,  жертвы,
разрушенные города. Но Лукас Устрица  ни  разу  не  попался.  Он  уходил  из
города, а следом за ним  устремлялась  вода.  Так  считает  Юст  Левен,  так
считали те, кто после смерти Лукаса пытался преследовать его картины.
   - А как считаете вы?
   - Совсем по-другому, Катрин, совсем по-другому... Лукас  Устрица  обладал
сверхъестественной интуицией  -  это  слово  произнесли  вы,  заметьте.  Или
Знанием о Зле, так говорит Левен. Существуют животные, которые предчувствуют
землетрясения, - кошки, например. Устрица же предчувствовал наводнения.
   - Экстрасенс, - хмыкнула я.
   - Возможно, он и обладал некоторыми экстрасенсорными способностями. Но он
прибыл в Мертвый город и погиб вместе со всеми. Его интуиция не сработала.
   - Ну и что?
   - Не сработала или не  захотела  сработать?  -  Херри  поправил  очки  на
переносице. - А что, если он приехал в этот город умереть?
   Я нервно засмеялась, и мой смех, отразившись в углах комнаты, зазвенев  в
фаянсовых тарелках, снова вернулся ко мне.
   - Зачем ему нужно было умирать?
   - Затем, что должен был родиться кто-то еще. Кто-то,  кому  Лукас  мостил
дорогу.
   - И кто же этот "кто-то"? - бренди было чересчур крепким, оно ударило мне
в голову с такой силой, что силуэт Херри-боя,  этой  испуганной  повивальной
бабки Зверя, расползся прямо у меня на глазах.
   Повивальная бабка, блестя очками, потрясла перед моим носом фотографиями.
   - Это он, Катрин. Вы понимаете, это он!..
   В больничку, к психиатрам, сказал бы  доблестный  Лаврентий  Снегирь.  Но
Снегирь был в далеком и совсем не страшном Питере.  Я  сидела  на  проклятом
острове, я видела картину, я видела фотографии, я была почти готова поверить
в это.
   И все же не поверила. Слишком много бренди...
   - Это он, это он, ленинградский почтальон, - прогундосила я. - Не валяйте
дурака, Херри. Неужели вы думаете, что в конце двадцатого века,  после  того
как космические корабли избороздили Большой театр...
   - Я не понял...
   - Это русская шутка, Херри, простите... Неужели вы  думаете,  что  осенью
1999 года я поверю в весь этот бред?
   - Вот и вы заговорили о числах. Но если отбросить единицу  и  перевернуть
цифры, то получится 666.
   - Ценное замечание.
   - Прекратите! - мне показалось, что Херри-бой ударит меня. Но он  лишь  с
силой поставил стакан на пол, и бренди расплескалось на фотографии. -  Дайте
мне досказать до конца.
   - Хорошо. Я слушаю.
   - 666 - и Зверь поднимается. Вы сами видели это. Вы видели  картину.  Она
вас раздавила...
   - Но...
   - Она вас потрясла, не спорьте.
   - Это очень сильная вещь. Допустим. Что дальше?
   - По свидетельству Хендрика Артенсена...
   - Вашего неуемного предка...
   - Да. По свидетельству Хендрика Артенсена, последнее, что писал Лукас ван
Остреа, был  алтарь  для  церкви  Святой  Агаты.  Страшный  суд.  Наводнение
произошло в ночь перед тем, как триптих  должен  был  занять  свое  место  в
церкви.
   - Dreadful unlucky chance, - медленно произнесла я.
   Ужасный несчастный случай, именно так  отозвался  о  смерти  Лехи  Титова
Херри-бой. Я запомнила это выражение.
   - Следуя своей интуиции, Лукас должен был уйти из города. Но он не  ушел.
Он остался. Остался, чтобы выпустить Зверя. Вы понимаете?
   Бог ты мой!.. Только теперь я начинала смутно понимать,  в  какое  дерьмо
вляпалась.  Мертвый  катер  на  причале  Мертвого  города,  Северное   море,
отделяющее меня от побережья, странная картина прямо в сердце острова...
   И сумасшедший.
   Как же раньше я этого не увидела?
   Ламберт-Херри  Якобе,  кроткий  Херри-бой,  просто  свихнулся  на   почве
исследований творчества одного, не слишком  широко  известного  художника...
Ему очень долго удавалось  прикидываться  относительно  нормальным,  даже  я
попалась. Но как я могла попасться? Вот уже  полдня  я  задавала  себе  этот
вопрос и так и не могла ответить на него...
   - Катрин... Я прошу вас, Катрин...  Не  думайте  обо  мне  того,  что  вы
подумали... - просительно сказал Херри-бой, как и все  сумасшедшие,  он  был
чересчур мнительным.
   - Ну что вы, - засюсюкала я. - Ничего такого я не думала...  Наоборот,  я
внимательно слушаю вас. Честное слово.
   - Я же вижу... Я же вижу,  что  вы  не  верите  мне.  Но  вы  поверите...
Поверите, когда все сойдется в одной точке. Все и так сошлось в одной точке.
   И эта точка находится как раз на  моей  переносице.  Сейчас  этот  парень
вытащит ракетницу и пульнет мне в лоб. И  тогда  я  поверю,  я  буду  просто
вынуждена поверить. Я с тоской обвела комнату. Не слишком удачное место  для
защиты, уголок, облюбованный Херри-боем,  куда  предпочтительнее  -  за  его
спиной камин и каминные принадлежности: щипцы, кочерга и лопатка, за которые
сейчас я отдала бы что угодно.
   Каминные щипцы и кочерга - идеальное средство для защиты от  сумасшедших.
Треснуть бы ими по круглым очкам Херри, да руки коротки.
   - Херри, вы должны понять, - я попыталась хоть как-то оправдаться. - Я  -
человек из совсем другого мира... Я никогда не занималась Лукасом  Устрицей.
Вы даже не представляете, как я далека от этого. И  вы  хотите,  чтобы  я  в
течение какого-нибудь получаса поверила,  прониклась  всем  тем,  о  чем  вы
говорите? Давайте  рассуждать  логично,  Херри,  вы  же  ученый.  Дайте  мне
время...
   - Я не знаю, сколько времени у нас осталось.
   У меня точно немного. Послезавтра приедет техник... Но  почему  я  должна
принимать на веру то, что он приедет послезавтра? А если он  и  приедет,  то
где гарантия, что он не такой же юродивый, как Херри? Нужно было  покопаться
в моторе, я же немного разбираюсь  в  нем,  я  видела,  как  чинил  его  мой
капитанишко в Питере...
   Я описала небольшой полукруг и несколько придвинулась к каминным  щипцам.
Теперь, при желании, я могла бы до них дотянуться. Если, конечно,  Херри  не
разгадает мой замысел раньше.
   Но Херри-бой был слишком поглощен своим Зверем.
   - Я не знаю, сколько времени у нас осталось, - снова повторил  он,  -  но
аргументов - хоть отбавляй.
   - Давайте, - благословила его я.
   - Начнем с конца. Главный свидетель - это вы, Катрин.
   Кем-кем, а главным свидетелем я уже побыла. Но  лучше  бы  сейчас  передо
мной сидел Кирилл Алексеевич Марич...
   - Почему я?
   - Ваше удивительное сходство с девушкой на картине. Даже имена совпадают.
Вы появляетесь рядом с исчезнувшей частью картины, более того - вы обладаете
этой частью. Я не буду сейчас уточнять, как она попала к вам.
   Сделай одолжение, Херри-бой!
   - Хотя это  тоже  важно...  Прежде  чем  она  оказалась  у  вас,  погибло
несколько человек, правда? - Херри-бой незаметно  для  меня  выправился,  он
перестал смахивать на  сумасшедшего,  но  зато  стал  удивительно  похож  на
дознавателя. Но дознаватель с голландской стороны - откуда он может знать  о
смерти Быкадоро-ва? Ведь эти сведения нами никогда не афишировались, так  же
как и сведения о первом известном владельце картины  -  Аркадии  Аркадьевиче
Гольтмане...
   - Один точно погиб. И почти на ваших  глазах,  -  уклонилась  от  прямого
ответа я.
   - Вот видите... Доска из России - это часть целого.  Но  и  она  обладает
самостоятельной силой...
   - И вы вызвали меня сюда именно поэтому?
   - Я не вызвал... Я пригласил вас. Я думаю, вы поможете  мне  найти  ключ.
Именно вы, рыжеволосая Катрин...
   - Ключ? Какой ключ?
   - Мне кажется, Лукас оставил здесь что-то. Он оставил ключ...
   - Это метафора, Херри? - осторожно спросила я.
   - Как хотите, - он нетерпеливо дернул подбородком. - Можете называть  это
метафорой... Суть не меняется. Лукас не мог  уйти  просто  так.  Он  оставил
ключ, и я уже видел слепок этого ключа. Мне кажется, что видел...
   - Я не  совсем  уверена,  что  понимаю,  о  чем  вы  мне  говорите,  -  с
сумасшедшими лучше быть лояльной. Терпение  и  благожелательность,  Катерина
Мстиславовна!
   - Сейчас поймете, Катрин.
   Херри-бой  с  удвоенной  энергией  заползал  среди  фотографий  и  выбрал
наиболее удачный снимок центральной части  триптиха.  Затем  снова  полез  в
папку и вытащил еще один снимок.
   - Вот, смотрите. Это петербургские снимки "Всадников". Те, что я делал  в
мастерской у второго вашего приятеля, Ивана Бергмана. Вы помните?
   Конечно же,  я  помнила:  софиты,  которыми  Херри  окружил  "Всадников",
несколько  точек  съемки  и  разные  объективы.  Тогда   Херри-бой   казался
безобидным специалистом по Лукасу ван Остреа, он не вызывал у  меня  никаких
опасений.
   - Да. Я помню.
   - А теперь я просто соединю их.
   - Что?
   - Фотографии... Пока фотографии, ведь "Всадников" еще нет в Голландии.  Я
соединю их так, как  выглядели  бы  вместе  левая  створка  триптиха  и  его
центральная часть.
   Херри-бой составил фотографии, и картина начала Страшного Суда стала  еще
более полной. Всадники состыковались с видениями Зверя идеально.
   - Теперь вы понимаете, что это одно целое?
   - Да. Теперь  понимаю.  -  Херри-бою  действительно  стоило  бороться  за
"Всадников",  он  нуждался  в  них   больше   всего.   И   он   имел   самые
предпочтительные права.
   - Мне нужны "Всадники", Катрин! - он посмотрел на меня умоляюще.
   - Я же сказала. Переговоры можно начать в самое ближайшее  время.  Только
вот что, Херри... Где же еще одна створка? Правая?
   - Я не знаю...
   - А как к вам попала центральная часть?
   - О, это еще одна давняя история. Я уже говорил вам о страшном наводнении
1953 года. Тогда вода прорвала дамбы. Ее нашли в одном  из  домов  у  Рейна,
хозяева которого погибли. Утонули. Картина была  передана  сюда,  в  Мертвый
город. Уже после этого Мертвый город стал музеем.
   - Ну а вы как  здесь  оказались,  Херри?  -  я  с  видимым  удовольствием
задавала Херри-бою самые простые вопросы, именно они отводили его от опасной
черты невменяемости.
   - Я был студентом Амстердамского университета, когда  впервые  услышал  о
Лукасе Устрице. Факультет естественных наук.
   Ну что ж, студенты факультета естественных наук чаще  всего  ударяются  в
мистику, точно так же, как  физики-ядерщики  обожают  ходить  в  церковь  по
выходным.
   - Я приехал сюда на экскурсию, совершенно случайно, со  своими  друзьями,
со своей невестой и увидел картину... И она сказала мне...
   - Невеста?
   - Да нет же... Картина... Я стоял перед  ней,  и  она  сказала  мне:  "Ты
должен остаться здесь, Ламберт-Херри"...
   Час от часу не легче, Херри-бой, оказывается, слышит голоса. Но, с другой
стороны,  Жанна  д'Арк  тоже  слышала  голоса,  что  не  помешало  ей  стать
национальной героиней Франции... Я так и видела эту летнюю поездку  к  морю,
веселенькую  экскурсию,  которая  не  предвещала  ничего   страшного.   Юный
Херри-бой и его невеста, типичная голландка с грубым  ртом;  их  подвыпившие
друзья из университета - разухабистая студенческая компашка, любители  пива,
селедки и каких-нибудь "Секс П