я  надо....  Жека  отошла  от  меня,
нелепая и грациозная одновременно. И снова гаденькие мысли  зашевелились  во
мне - мысли, которых я никогда себе не прощу. Не нужно было ее приглашать. С
поносом ее детей и покосившейся дачкой (пятьдесят долларов в месяц).
   Вечер катил по накатанной колее, а я с легкостью исполняла  роль  хозяйки
богатого поместья. После очередной порции коньяка кому-то из гостей пришла в
голову светлая мысль отправиться на залив и поплескаться  в  теплых  волнах.
Эта мысль была поддержана только после  мартини.  Языки  и  галстуки  гостей
развязались сами собой, даже Жека осмелела и  почти  естественно  влилась  в
небольшую, но дружную мужскую компанию.
   - У тебя милая подруга, - шепнул мне Титов. - Очень непосредственная.
   - Кто это с ней?
   - Бородин, из мэрии. Нужный человек. Ведает  арендой...  Непосредственные
пейзанки вполне в его вкусе.
   Я не одернула зарвавшегося Леху, напротив - гаденько хихикнула. Он  обнял
меня.
   - Черт возьми, ты дивно хороша...
   Я и сама знала, что хороша; несколько раз я ловила откровенно  похотливые
взгляды титовских гостей. Крепись, Кэт, это  всего  лишь  оборотная  сторона
медали.
   И все же без эксцесса не обошлось: изрядно набравшийся Лавруха  опрокинул
на меня чашу с пуншем. Напрочь забыв  о  светскости,  я  огрела  Снегиря  по
спине.
   - Измарал мне платье, гад! - прошептала я. - Четыреста долларов...
   - Да ладно тебе, Кэт... Подумаешь, платье изгваздал. У тебя таких платьев
вагон будет. Главное, что репутация осталась неподмоченной. Ты голландца  не
видела?
   - Нет, а что?
   - Если увидишь - передай, что его ждут. Общество жаждет услышать лекцию о
средневековых живописных ужасах.
   - Хорошо, передам.
   Проклиная все на свете, я потащилась наверх - переодеться.
   ...В   доме   было   пустынно.   Приближающиеся   сумерки   придали   ему
таинственность, и я почувствовала себя женой Синей Бороды. Наверняка в  этом
доме есть комната, куда никто никогда не заходил... Я уже  сутки  здесь,  но
так и не изучила его до конца, хотя меня можно упрекнуть в  чем  угодно,  но
только не в отсутствии любопытства. Я прошла на кухню, выпустила из кладовки
обиженного Пупика, взяла его на руки и поцеловала в мокрый нос.
   - Ну, Пупий Саллюстий Муциан, все обстоит великолепно, ты как думаешь?
   У Пупика не было никаких мыслей по этому поводу, и он попытался шваркнуть
меня лапой по щеке.
   - И ты туда же, - вздохнула я и выпустила из рук вздорного кастрата.
   Поднявшись на второй этаж, я все-таки не удержалась. В конце коридора,  в
незапертом кабинете, на специальной подставке стоял миллион долларов. Никому
сейчас не нужный. Самый обыкновенный вибратор для удовлетворения  похоти.  В
конце концов, и стремление к власти, и стремление к богатству, и  чрезмерное
честолюбие - это всего лишь человеческая похоть, не больше...
   Войдя в кабинет, я  несколько  минут  простояла  возле  слабо  освещенных
"Всадников Апокалипсиса". В изможденном жарой начале ночи они были еще более
прекрасны и яростны, чем обычно. Имела ли я право присвоить их  себе?  Стать
судьей их финального заезда, где так явно лидировал бледный конь Смерти?..
   Легкий шорох за спиной заставил меня вздрогнуть.
   Я обернулась. В углу, сжавшись в комок на кресле, сидел Херри-бой. Он все
еще не мог оторваться от своих "Всадников", он сам был готов вести их  коней
под уздцы куда угодно. Лучше всего - в Мертвый город Остреа...
   - Вы напугали меня, Херри, - укоризненно сказала я.
   - Простите, - он произнес это совсем без акцента, но я даже не  удивилась
этому. Две недели бесплодного ожидания  сделали  свое  дело.  Его  обожаемый
Лукас остается в России, и теперь нужно учиться общаться с ним на русском...
   - Вас ищут, Херри.
   - Меня?
   - Общество хочет послушать маленькую лекцию о Лукасе Устрице.
   - Я не знаю... - Херри-бой вжался в кресло.
   - Давайте, Херри. Это доставит вам удовольствие.
   Удовольствие ниже среднего, если учесть количество выпитого гостями, но я
не стала об этом распространяться. Меньше всего Херри-бою хотелось оставлять
картину без присмотра, но я была  хозяйкой,  а  со  своим  уставом  в  чужой
монастырь не ходят. Пока я уламывала несчастного голландца, дверь  скрипнула
и в кабинет, помахивая хвостом, вбежал Пупик, еще один почитатель творчества
Лукаса Устрицы.
   Пупик по-хозяйски  прошелся  по  кабинету  и  развалился  на  полу  перед
картиной.
   - Вы идете, Херри? - спросила я.
   - Да, конечно...
   Больше всего Херри-бою хотелось оказаться на месте кота, я это видела. Но
и гнать голландца в шею из кабинета я вовсе не собиралась. Оставив два  тела
на поле брани, я отправилась в свою комнату.
   Переодевшись и наскоро подправив макияж, я нап правилась к двери, дернула
ручку.
   И с удивлением обнаружила, что дверь заперта.
   Уж не Леха ли решил надо мной подшутить?
   - Кончай свои шутки, - строго сказала я.
   За  дверью  было  тихо.  Только  в  конце  коридора  были  слышны  чьи-то
торопливые шаги. Я еще раз подергала ручку и  нервно  рассмеялась.  Ситуация
выглядела совершенно нелепой, если учесть,  что  до  моего  появления  здесь
двери в спальню не запирались вообще. Вчера, после того, как мы с Лехой были
застуканы Дементием в самых недвусмысленных позах, я сама настояла  на  том,
чтобы к двери в спальню был придан  ключ.  Но  такой  прыти  от  Лехи  я  не
ожидала. ,
   - Открой! - снова попросила я.
   И снова - никакого ответа.
   - Идиот, - крикнула я и, подумав, добавила:
   - Идиоты!..
   Тишина.
   Я заходила по спальне, потом подошла к окну и  забарабанила  пальцами  по
пуленепробиваемому стеклу. Никакого намека на старые добрые шпингалеты, лишь
гладкая поверхность и тихий  шум  работающего  кондиционера.  Черт  бы  тебя
побрал с твоими двумя покушениями!..
   Я вытянулась на кровати и  забросила  руки  за  голову.  Злость  на  Леху
постепенно проходила. Рано или поздно он заявится -  не  буду  же  я  сидеть
здесь вечно. А когда он заявится,  я  устрою  ему  Варфоломеевскую  ночь.  А
потом, когда лимит на гугенотов будет полностью исчерпан, дам  ему  овладеть
собой...
   Эта мысль примирила меня с действительностью, и я сама не  заметила,  как
заснула.
   А проснулась от легкого покалывания в пальцах: так и есть,  рука  у  меня
затекла. В спальне было темно. Все еще туго соображая, я села на  кровати  и
потрясла головой.
   Мельком взглянув на часы (я проспала всего лишь тридцать пять минут, надо
же!), я встача с кровати и решила предпринять очередной штурм двери.
   Ручка поддалась сразу же. Чувствуя себя круглой дурой,  я  легко  открыла
дверь и вышла в коридор. Ключ торчал в замке, а я даже не  могла  вспомнить,
видела ли я его, когда заходила. Как бы то  ни  было,  Леху  ждет  не  очень
приятная сцена.
   Так  никого  и  не  встретив,  я  спустилась  вниз,  вышла  на   террасу,
уставленную соломенной мебелью, и втянула ноздрями  воздух:  да  здравствует
свобода! В кресле сидел Жаик с неизменным кроссвордом в руках.
   - Отличный вечер, - как ни в чем не бывало сказала я ему. - Впервые  вижу
казаха, который разгадывает кроссворды.
   - А вы что, когда-нибудь видели казахов?
   В  академии,  на  станковой  живописи,  училось  несколько  казахов.  Они
беспробудно пили и так же беспробудно дрались с монголами. И при  этом  были
довольно приличными художниками.
   - Имела счастье.
   - Рад за вас.
   Оставив Жаика наедине с  "изобретением  А.Ф.  Можайского"  и  "персонажем
оперы Р.  Леонкавалло  "Паяцы",  я  пошла  на  гул  голосов,  мимо  лужайки,
уставленной креслами  и  столиками  с  остатками  еды  и  выпивки.  Любитель
непосредственных пейзанок о чем-то  сосредоточенно  беседовал  с  человеком,
который был мне представлен как директор частного охранного предприятия. Они
синхронно кивнули мне, а любитель пейзанок даже скользнул  по  моему  платью
заинтересованным взглядом вышедшего в тираж самца.
   Вечеринка уже вступила в свою завершающую стадию.
   Над темной водой залива, недалеко от  пришвартованной  титовской  яхты  с
сакраментальным названием  "ГУЛАГ",  виднелось  несколько  отчаянных  голов.
Лав-руха и Херри-бой  сидели  на  песке  у  самой  воды  и  пили  коньяк  на
брудершафт.
   - А где Жека? - спросила я, так и не  решившись  упомянуть  имя  Лехи.  Я
найду его сама и призову к ответу.
   - Уехала, - Лавруха потянулся и рухнул на песок.
   - Как - уехала?
   - Ты же знаешь, у нее дети и лимит времени...
   - Понятно. А вы, я смотрю, времени зря не теряете.
   - Ага. Дышим полной грудью. А где ты своего благоверного потеряла?
   - Что значит - потеряла?
   - Я думал, вы там предаетесь радостям секса... И все так думают...
   - А его здесь нет?
   - Нет. Во всяком случае, последние полчаса я его не видел.
   Я побродила по узенькой  полоске  вылизанного  пляжа  и  пересчитала  все
гостевое поголовье. Лехи среди гостей не было.
   - Что, женишок сбежал? - подмигнул мне Лавруха и скабрезно хихикнул.
   Не удостоив его ответом, я вернулась к дому. Жаик  по-прежнему  сидел  на
террасе.
   - Вы не видели Алексея? - независимым голосом спросила я.
   Казах  сразу  же  отложил  журнал,  и  в  его  узких   глазах   мелькнуло
беспокойство.
   - Разве он не с вами?
   - Как видите.
   - Но он  же...  -  непроницаемое  лицо  Жаика  сразу  же  перестало  быть
непроницаемым. Впервые я увидела, как происходят тектонические  подвижки  на
поверхности  его  почти  мертвой  гладкой  кожи,  как  заостряются  скулы  и
вытягиваются губы.  Сторожевой  пес  был  явно  взволнован,  хотя  объяснить
причину его волнения я не могла.
   С непередаваемой, почти животной грацией он выбросил  тело  из  кресла  и
метнулся в дом. Я последовала за ним.
   Казах обежал весь дом за каких-нибудь семь минут: в пространстве особняка
он ориентировался гораздо лучше меня. Все это время он  не  отрывал  от  уха
портативную рацию, которая обычно болталась у него на поясе.
   - Андрей, хозяин не выезжал? -  услышала  я  обрывок  разговора.  Андреем
звали парня, который сегодня дежурил на воротах.
   Ответ явно расстроил Жаика, и он принялся рыскать  по  дому  с  удвоенной
энергией. А спустя несколько минут я услышала громкий стук в дверь на втором
этаже. Судя по всему, Жаик бился в дверь кабинета.
   - Хозяин? Вы здесь, хозяин? - от голоса телохранителя  все  еще  исходило
почтительное ледяное спокойствие.
   Вот только я не была так спокойна.  Кабинет  Титова  на  втором  этаже...
Кабинет Гольтмана на первом этаже. И в недрах этих кабинетов, так  непохожих
друг на друга, мерцает холодным светом картина Лукаса ван Остреа... Холодным
светом или адским огнем?
   Ноги у меня подкосились. Почти  теряя  сознание,  я  рухнула  в  глубокое
кресло.
   Почему я подумала о картине? Почему я решила, что Леха обязательно должен
быть в кабинете? Он мог отправиться куда угодно... Но тогда Жаик обязательно
знал бы об этом, короткая азиатская тень, ангел-хранитель  с  черным  поясом
карате на бедрах... Но Жаик колотит в двери, а из-за  дверей  ему  никто  не
отвечает.
   Собрав остатки сил, я поднялась и побрела по лестнице вверх.  Это  заняло
гораздо больше времени, чем я  предполагала:  я  останавливалась  на  каждой
ступеньке, чтобы хотя бы на несколько секунд отдалить конец пути.  Я  знала,
что увижу в конце...
   Много позже, когда события этого вечера отдалились и не вызывали  ничего,
кроме глухой тоски,  я  часто  задавала  себе  вопрос:  почему  я  сразу  же
спроецировала  трагическую  историю  смерти  Гольтмана   на   Леху?   Но   я
спроецировала и оказалась права.
   По  лестнице,  мимо  меня,  профессионально  тихо   пробежало   несколько
охранников: их портативные рации работали исправно. Когда  же  я  наконец-то
вскарабкалась на второй этаж, кабинет уже осаждали телохранители.
   - Хозяин, вы здесь? - все еще увещевал закрытые двери Жаик.
   Двери молчали.
   - Что будем делать? - спросил один из охранников. Тот самый Андрей, страж
врат и главный ключник.
   - Он точно не выезжал?
   - Нет.
   - И на берегу его нет? - риторический вопрос. Если  Жаик  сидел  у  дома,
значит, Леха обязательно должен  был  находиться  в  доме,  этого  требовали
правила безопасности.
   - Что будем делать?
   - Ломайте двери, - неожиданно для себя скомандовала я.
   Только теперь охранники  обратили  внимание  на  то,  что  рядом  с  ними
находится еще кто-то. И этот кто-то им активно не нравится. "Возвращалась бы
ты восвояси, в трущобы Гарлема", - без труда читалось на их физиономиях.
   - Делайте, что она говорит, - казах все-таки решился.
   - Может, не стоит? - Андрей с сомнением осмотрел высокие дубовые двери.
   - Хозяин в доме, - тихим бесцветным голосом  произнес  Жаик.  -  И  я  не
видел, чтобы Он выходил.
   - А если через кухню?..
   - Он никогда не пользуется черным ходом. Он человек привычки.
   И все снова посмотрели на меня: я  одна  была  вопиющим  нарушением  всех
правил. Разрушителем всех привычек.
   - Слышали? - я непроизвольно  отступила  за  спину  Жаика.  -  Тоже  мне,
телохранители. У семи нянек дитя без глазу...
   Лучше бы я этого не говорила. Охранники синхронно сжали кулаки и обрушили
всю их мощь на дубовую дверь.
   Она поддалась сразу. Или почти сразу. И снова  меня  посетило  ирреальное
чувство уже виденного. Точно таким же образом я открывала  дверь  в  спальню
Жеки, когда пыталась прорваться  к  Быкадорову.  Только  дверь  была  не  из
мореного дуба, а из прессованного картона, обитого фанерой.  И  к  ней  было
придвинуто трюмо...
   "Интересно, чем воспользовался Леха?" - совершенно буднично подумала я, а
поймав себя на этой мысли, вскрикнула. Я знала, что увижу за дверью.
   Единственная из всех.
   Прямо за дверью послышался грохот, и охранники ворвались в кабинет.
   Маленькая изящная конторка из красного дерева, которую я заприметила  еще
вчера, теперь валялась на полу. Должно быть, она была довольно тяжелой, если
учесть те усилия, которые прилагали охранники,  чтобы  прорваться  вовнутрь.
Конторка оказалась придвинутой к двери - Леха  тщетно  пытался  спастись  от
внешнего мира.
   Так же, как и Быкадоров.
   А потом я увидела и самого Леху.
   Он лежал на полу, у подножия картины.  Софиты  бесстрастно  освещали  его
обнаженное тело. Такое же совершенное, как и  тело  Быкадорова.  В  ложбинке
Лехиного позвоночника стоял непросохший пот, а скрюченные пальцы  впились  в
паркет. Ему не хватило  всего  лишь  нескольких  мгновений,  чтобы  войти  в
картину... Нет, он не созерцал, как Быкадоров, он хотел обладать женщиной  с
портрета. Я представить себе не могла, что внезапная смерть  может  таить  в
себе столько страсти. И быть такой прекрасной. Я хотела мертвого  Леху  так,
как никогда не хотела Леху живого.
   От этой преступной, противоестественной мысли мне стало тошно.
   - Прекрати орать, - как сквозь толстое стекло, услышала я голос Андрея. Я
орала? Я ору?..
   - Выйди отсюда.
   Я отчаянно замотала головой.
   - Нет!..
   Он легко справился со мной, отвел в угол и почти бросил в кресло.  Отсюда
мне  была  хорошо  видна  сцена  жертвоприношения:   Жена   Апокалипсиса   с
полустертыми складками на мантии и ее несостоявшийся любовник.  Остальные  -
живые - фигуры совсем не вписывались  в  композицию.  Кто-то  из  охранников
бешено  щелкал  телефонными  кнопками,  остальные  окружили   тело   хозяина
растерянным полукругом.
   - "Скорая"?.. Это "Скорая"?.. Жаик присел на корточки перед телом хозяина
и осторожно коснулся пальцами его шеи.
   - Не нужно "Скорую"... Он мертв.
   Мертв.
   Я истерически засмеялась. Жаик неторопливо поднялся,  подошел  ко  мне  и
наотмашь ударил меня по щеке. Это возымело действие: я  сжалась  в  комок  и
затихла.
   - Ничего здесь не трогать. И всем выйти из кабинета. Андрей, позови Юхно.
   Юхно. Я запомнила золотое тиснение на визитке,  врученной  мне  несколько
часов назад, когда Леха был еще жив и утверждал, что я дивно хороша... Но  в
самый последний момент предпочел мне  "Рыжую  в  мантии".  Предпочел  мне  -
меня...  А  Владимир  Николаевич  Юхно  был  директором  частного  охранного
предприятия "Орел".
   Орел - одно из четырех животных Апокалипсиса. Лукас  ван  Остреа  был  бы
доволен.
   - Забери ее отсюда, - кивнул Жаик в мою сторону. Я еще глубже  вжалась  в
кресло и вцепилась в подлокотники.
   - Ну, не знаю... - с сомнением произнес Андрей.
   - Ладно. Пусть остается. Позови Юхно и принеси воды... Этой...
   Андрей исчез за дверью, и мы с Жаиком остались одни в огромном  кабинете.
Он  деловито  обшарил  поверхность  наглухо  закрытого  окна  с   таким   же
пуленепробиваемым стеклом, что и в спальне. Я  знала  об  этом.  Еще  вчера,
раздувая жабры, Леха поведал мне, что его особняк  охраняется  так  же,  как
резиденция президента "Бочаров ручей".
   Оставив в покое окно, Жаик переместился к картине и принялся  внимательно
рассматривать ее, затем коснулся варварским плоским пальцем поверхности.
   - Не надо... - слабым голосом попросила я.
   - Чего - "не надо"? - он даже не обернулся.
   - Не трогайте картину... Это Остреа. В два прыжка он оказался возле моего
кресла и поставил ногу в легком ботинке мне на колено.
   - Мне плевать, что это Остреа, или как там его... Ты видишь,  мой  хозяин
мертв. А еще сорок минут назад он был жив и здоров. И  я  хочу  получить  от
тебя объяснения.
   - От меня?
   Чутье не изменило  ему:  я  была  единственной,  кто  имел  самое  полное
представление о картине. И о той жатве,  которую  она  собрала.  Я  знала  о
"Рыжей в мантии" больше, чем кто-либо другой. И все-таки меньше, чем Леха  и
Быкадоров. Но я была жива, и поэтому не могла претендовать  на  абсолютность
этого знания.
   - Я слушаю, - поторопил меня казах.
   - Мне нечего сказать. Оставь меня в покое.
   - Почему ты решила, что нужно ломать двери?
   - Я не знаю... Ты сам это решил.
   - Все было хорошо, пока не появилась ты. Ты в доме сутки, а  хозяина  уже
нет в живых.
   - Ну и что? - я медленно начинала приходить  в  себя.  -  Ты  не  сможешь
обвинить меня в его смерти, как бы ни  старался.  Дверь  ведь  была  закрыта
изнутри. Задвинута мебелью, правда?
   Казах скрипнул зубами; больше всего ему хотелось бы сейчас привязать меня
к лошадям и стегануть их по крупу. Только куски моего мяса могут хоть как-то
удовлетворить его. И накормить  его  скорбь.  Он  был  искренне  привязан  к
хозяину, он был предан ему, как только может быть предан восточный  человек,
- я это видела. И он видел, что я вижу. Обычная бесстрастность изменила ему,
но он ничего не мог с собой поделать.
   - Ты что-то знаешь.
   - Что?
   - Это ведь не просто так?
   - Тебе виднее, - в отличие от Жаика я не была рядом с Лехой три года.
   - Почему она так на тебя похожа? -  неожиданно  спросил  он  и  кивнул  в
сторону картины.
   - Вопрос к автору.
   Пока Жаик соображал, что же мне ответить, в кабинет вошли двое - Андрей с
низким стаканом коньяка  и  Владимир  Михайлович  Юхно,  директор  охранного
предприятия "Орел". Судя по сосредоточенному выражению лица,  Юхно  уже  был
введен в курс дела. Он сразу же присел перед телом Лехи и пощупал  пульс  на
шее - точно так же, как это сделал Жаик несколько минут назад.
   - Он мертв, - сказал казах. Он повторял это слово с разными  интонациями,
он так до конца и не смог поверить в реальность происходящего.
   - Вижу. Что здесь произошло?
   - Не знаю. Около пятидесяти минут назад он вошел  в  дом.  Я  остался  на
террасе.
   - И больше никого в доме не было?
   - Она, - Жаик кивнул в мою  сторону.  Юхно  с  любопытством  охотника  за
головами взглянул на меня.
   - Это правда?
   - Да. Я зашла переодеть платье, - коньяк, принесенный Андреем, вернул мне
способность соображать. - Маленькая неприятность, меня облили пуншем.
   - И что дальше? - Неужели это он целовал мне руку совсем  недавно?  После
подобного тона остается только снять отпечатки пальцев и  сфотографироваться
анфас и в пр