но  с  картиной.  Лукас  Устрица  был  великим
художником, и его картины производят  сильное  впечатление.  Возможно,  даже
очень сильное. Нестойкие эстетические натуры падают замертво. Все  остальное
кто-то использует в своих целях. Херри-бой, например.
   На этом и остановимся.
   Интересно, что значит зашифрованное в картине слово "Возьми!"? Херри прав
- для того чтобы взять, необходимо знать, что именно и где  именно.  А  что,
если это касается ценностей? Пятнадцатый век, купцы из Брюгге, Роттердама  и
Антверпена - и Лукас Устрица, который выполнял заказы...  Возможно,  он  был
состоятельным человеком, даже скорее всего так и было. Он не ушел из города,
хотя обычно предчувствовал наводнения.  Он  решил  остаться,  а  перед  этим
спрятал что-то такое... Если бы не присутствие Херри, я бы  поучаствовала  в
этой гонке за сокровищами. Тем более что я стою у истоков разгадки, и пальму
первенства у меня не вырвет никто, даже Херри-бой. А может, он только корчит
из себя жреца, а на самом деле озабочен банальными поисками ценностей? Тогда
все становится на свои места, и я плавно переношусь из мистического триллера
в авантюрный роман.
   Но не успела я обрадоваться своим, таким приземленным и корыстным мыслям,
как снова услышала вздох в глубине острова. Он был умоляющ и едва уловим, но
сразу же разрушил все мои построения. Нужно выбираться отсюда, и  как  можно
скорее. Выждать,  пока  Херри  отправится  на  черную  мессу  к  картине,  и
попытаться разобраться в моторе. Почему я не сделала этого  раньше,  ведь  у
меня было добрых пятнадцать минут на  причале?  Нет,  зачем-то  понадобилось
изучать паспорт Херри-боя и наживать себе лишние неприятности...
   С тобой ничего не случится, Катька, ты все равно выберешься отсюда,  рано
или поздно... Рано или поздно. И еще будешь вспоминать эту поездку как самое
романтическое приключение в своей жизни. И над твоими  похождениями  Жека  с
Лаврухой просто надорвут животы... Жека и Лавруха,  как  это  далеко...  Как
далеко...
   ...Если я и задремала, то сразу же проснулась  от  тонкого  поскрипывания
половиц. Кто-то поднимался по лестнице. Кой черт кто-то, Херри-бой -  больше
некому. Я поняла это через несколько  секунд,  как  только  сообразила,  где
нахожусь. В темном прямоугольнике окна не было видно  ни  зги.  Значит,  уже
вечер  и  я  пробыла  в  этом  этнографическом  склепе  несколько  часов.  С
наступлением сумерек все мои страхи вернулись, и Херри-бой вовсе не выглядел
безобидным сумасшедшим. Шаги становились все ближе, и это подтолкнуло меня к
совершенно необъяснимым с точки зрения здравого смысла действиям. Я тихонько
сползла с девственных кружевных простыней и забралась под кровать.
   Глупее не придумаешь, но встречаться с Херри-боем под покровом ночи вовсе
не хотелось.
   Он не заставил себя ждать.  Сквозь  не  достающее  до  пола  покрывало  я
увидела круг  света  от  фонарика,  низкие  ботинки  и  красные  носки.  Эти
проклятые носки лезли мне в глаза.
   - Катрин! - ласковым шепотом произнес Херри-бой. - Где вы, Катрин?
   Я затаила дыхание. И тотчас же подумала о смятых  простынях.  Перебираясь
под кровать, я даже не удосужилась их поправить.
   - Зачем вы прячетесь? Это смешно...
   Сейчас он поднимет покрывало и увидит меня - взрослую бабу,  сжавшуюся  в
комок. Глупее не придумаешь.
   Херри-бой не стал поправлять смятую постель и  не  стал  заглядывать  под
покрывало. Он аккуратно снял веревки (я всего лишь перешагнула их) и  присел
на кровати. Теперь прямо перед собой я увидела носки с тугими  резинками.  И
ботинки с крепкими  подошвами.  Евросоюз  изготовляет  вещички  на  совесть,
ничего не скажешь. Нужно вылезать, это действительно выглядит смешно. Сейчас
я покажусь из-под кровати и даже сумею обыграть свой детский страх. В  конце
концов, Херри-бой не дал мне повода себя бояться... Я уже готова была подать
голос, рассмеяться  и  дернуть  Херри  за  красный  носок  (никакого  вкуса,
Херри-бой!), когда рядом с  ботинком  увидела  каминную  кочергу.  Херри-бой
аккуратно поставил ее между ног. Она опустилась на пол с негромким  коротким
стуком. Весомый аргумент в споре, ничего не скажешь.
   - Вы же взрослый человек, Катрин, - продолжал увещевать меня Херри-бой. -
Давайте вернемся в дом. Я приготовил ужин.
   Это уж точно. Ты приготовил ужин для своего Зверя. И первым  блюдом  буду
я.
   - Давайте поговорим, Катрин...
   Поговорить-то можно, только вот кочерга зачем?
   Я решила стоять до последнего. Притворюсь  спящей,  в  конце  концов,  не
будет же он опускать кованое железо на голову спящей девушки.
   - Вас нет уже четыре часа.... Кто бы мог подумать!
   - Я волнуюсь!.. Кто бы мог подумать!
   - Я говорил вам, что в Мертвом городе можно заблудиться...
   Кто бы мог подумать!
   - Он совсем не такой, каким кажется на первый взгляд...
   Кто бы мог подумать!
   - Не стоит ходить по нему ночью. Одной...
   Спасибо за совет.
   - Мало ли что может случиться... Это точно.
   - Но вы не должны бояться...
   Ага. Особенно в контексте каминной кочерги.
   - Может быть, я кажусь вам странным... Еще каким странным, Херри-бой.
   - Но все проще и сложнее одновременно, Катрин. Не проще, это уж точно.
   - Вы нужны Мертвому городу, Катрин. Вы должны разгадать его  тайну...  Вы
ведь уже сделали первый шаг... Это ты говорил, не стоит повторяться.
   - Сделайте второй... Спешу и падаю.
   - Я жду вас, Катрин. Я буду ждать вас  в  доме.  Мы  обо  всем  поговорим
спокойно. Наверное, у вас есть вопросы. Я готов ответить на них...
   Свежо предание, Херри-бой. Мы узнаем друг о друге все - и станем врагами.
А враг с каминной кочергой - это опасный враг.
   - Я буду ждать вас... Не задерживайтесь.
   Надо  мной  скрипнули  грубо  сколоченные  доски:  Херри-бой  поднялся  с
кровати, каминная кочерга взмыла вверх, а красные носки отдалились  от  меня
на почти безопасное расстояние. Снова скрипнули половицы.
   Обманный маневр.
   Сейчас ты подождешь внизу,  пока  я  не  выползу  из  своего  ненадежного
убежища, а потом возьмешь меня тепленькую и, под конвоем  каминной  кочерги,
доставишь к своим фотографиям. И снова будешь мучить меня никому не  нужными
сравнениями с дочкой бургомистра.
   Но у Херри-боя не хватило терпения. Он вернулся через три минуты.  Я  все
еще, скорчившись, лежала под кроватью. Игры закончились.  Через  секунду  он
подойдет и вытащит меня за рыжие волосы...
   Херри-бой действительно подошел  к  кровати  -  но  только  затем,  чтобы
поправить музейный экспонат. Он стряхнул простыни и подтянул одеяло. А потом
снова повесил тонкий канат.
   - Вы, русские, очень неаккуратны, - сказал Херри-бой в пространство.
   Он был настоящим смотрителем музея. Настоящим директором.
   ...Шаги Херри-боя уже давно стихли, но я все еще не  торопилась  вылезать
из-под кровати. Мне не нравилось его поведение, сoвсем не нравилось.  Но  он
тактичен - пока еще тактичен. Я ему нужна. Пока еще.
   У меня не было часов, и в темной утробе дома я ориентироваться не  могла.
Но и сидеть под кроватью вечность я не могла тоже. Немного  успокоившись,  я
все же покинула свое убежище и, сняв  ботинки,  осторожно  спустилась  вниз.
Херри-боя нигде не было,  но  он  предусмотрительно  оставил  мне  зажженную
лампу. Она стояла на столе  и  освещала  нижний  этаж  дома  ровным  неярким
светом. Мысленно поблагодарив заботливого безумца, я  прикрутила  фитилек  и
огляделась. Не мешало  бы  вооружиться  на  случай  мелких  неприятностей  с
Херри-боем.
   Но быт давно умерших голландцев был совершенно  невинен:  яркие  вышивки,
резные полки, фаянсовая посуда и  безделушки  из  металла,  смахивающего  на
серебро. Такими безделушками хорошо открывать  пивные  бутылки.  Ни  на  что
другое они не годятся.
   Я вышла из дома, плотно прикрыв за собой дверь.
   И  поразилась  тому,  что  увидела:  в  каждом   из   нескольких   домов,
составляющих улицу, на первых этажах горел тусклый свет.  Огоньки  в  пустых
глазницах домов  выглядели  невероятно,  они  не  согревали  здания,  совсем
напротив - лишь подчеркивали  их  безжизненность.  Даже  могилы,  украшенные
горящими свечами  в  Родительскую  субботу,  выглядели  бы  более  обжитыми.
Херри-бой, должно быть, обошел все дома и в каждом оставил  по  лампе.  И  в
каждом поднимался  на  второй  этаж.  И  поправлял  покрывала.  И  поправлял
веревки. И произносил ту же тронную речь, которую  слышала  я.  Ты  чересчур
тактичен,   Херри-бой.   А   уму   тактичность   противопоказана.   Особенно
изощренному. Быть может, поэтому "Всадниками" владеешь  не  ты,  а  я.  Быть
может, поэтому ты не разгадал тайну скорпионьих хвостов. А я  ее  разгадала.
Или почти разгадала. Быть может, поэтому ты кажешься почти умалишенным.
   Стараясь избегать света в окнах, я поднялась вверх по улице.  Отсюда  был
хорошо виден весь остров, слабо освещенный лампами в домах. Только два  дома
были темными и безжизненными - берлога Херри-боя и остов рыбной лавки Рогира
Лонгтерена. Подумав несколько секунд,  я  решительным  шагом  направилась  к
лавке. Может быть,  сень  пятнадцатого  века  спасет  меня  от  ненавязчивых
домогательств Херри-боя. И его такой же ненавязчивой кочерги.
   Я хорошо помнила безжизненные стены рыбной лавки Рогира.  Но  когда  ночь
накрыла ее с головой, интерьер вдруг  причудливо  изменился.  Да,  я  хорошо
помнила стены, но я совсем забыла, что дом этот, в отличие  от  всех  других
домов, принадлежит прошлому. И оно обступило меня, стоило только мне  войти.
В торце дома зияла прорезь окна, но теперь  она  была  заполнена  призрачным
светом - матовый купол Музея Картины заглядывал в лавку. Несколько секунд  я
стояла, зачарованная этим причудливым зрелищем.  А  потом  дом  вдруг  ожил,
наполнился  тенями  когда-то  живших  здесь  людей  -  или  мне  это  только
показалось? Мастерская Лукаса Устрицы  была  наверху,  на  втором  этаже,  -
сейчас о ней напоминали только стены, но дух художника все еще витал  здесь,
я могла в этом поклясться. Иначе как объяснить, что лавка до сих пор жива  и
наполнена дыханием. Шепоты и крики  окружали  меня  со  всех  сторон:  здесь
разделывали рыбу,  отчаянно  торговались  из-за  медяков,  костерили  менял,
прикармливали кошек и писали картины...
   Не в силах справиться - с шумом в ушах? с  шумом  в  голове?  с  шумом  в
сердце? - я села на камни. И тотчас же услышала голос Херри-боя.
   - Вот я и нашел вас, Катрин...

***

   Это было так неожиданно, что я едва сдержала крик  и  вскочила  на  ноги:
из-под "катерпиллеров" полетела мелкая галька. Херри-бой стоял передо мной и
улыбался. Руки он предусмотрительно спрятал за спину.
   - Вот я и нашел вас, Катрин, - тихо повторил он.
   - Черт, вы меня напугали...
   - Зачем вы прятались?
   - С чего вы взяли? Я вовсе не пряталась. Просто гуляла по острову.
   - Ну, и как прогулка?
   - Замечательно. Это вы устроили такую иллюминацию?
   - Кроме меня и вас, на острове никого нет.
   -  Да,  действительно.  Сморозила   глупость,   извините.   Но   выглядит
впечатляюще.
   - Правда?
   - Правда. И часто вы такое устраиваете?
   - Первый раз. Получилось неплохо, вам не кажется? Я искал вас.
   - Зачем же меня искать? - я придала голосу  максимальную  небрежность.  -
Вот она я.
   - Вас трудно было загнать, Катрин, - признался Херри-бой.
   Загнать, накрыть, обложить флажками - что за терминология, в самом  деле?
Похоже, Херри-бой  считает  меня  редким  экземпляром  фауны  и  к  тому  же
собственностью острова.
   - Зачем же нужно было меня загонять? Я бы и сама вернулась. И потом, если
уж какая-то блажь взбрела  вам  в  голову...  Здесь  некуда  пойти  и  негде
спрятаться. И заблудиться невозможно.
   Голоса и тени отступили - очевидно, стерильный Херри-бой напугал их своим
стерильным присутствием. Мы с Херри-боем  стояли  посреди  абсолютно  пустой
клетки.
   - Я знал, что вы придете сюда, Катрин. Рано или поздно. Вы  не  могли  не
прийти. Вас привлекает темнота. И если кругом свет - вы обязательно выберете
темный угол...
   Очень интересная интерпретация.
   - В каком смысле? - спросила я.
   - Во всех смыслах, Катрин. Во всех смыслах.
   Херри-бой мгновенно включил фонарик -  я  услышала  только  сухой  щелчок
кнопки - и направил его мне  в  лицо.  Сильная  лампа  ослепила  меня,  и  я
отвернулась.
   - Прекратите, Херри. Что за гестаповские методы, в самом деле.
   - Вот видите, я прав. Вам  нравится  темнота,  -  заметил  Херри-бой,  но
фонарик все же опустил.
   Теперь - и он, и я - мы  довольствовались  только  рассеянным  светом  от
купола музея. Херри-бой грациозно перемещался вокруг меня, и мне  ничего  не
оставалось делать, как подчиниться ритму этого странного танца. Одно я знала
твердо:  я  должна  находиться  от  него  на   максимальном   удалении,   на
противоположном конце диаметра. Мы сделали  несколько  кругов,  и  Херри-бой
наконец остановился. Интуитивно он выбрал  самую  удачную  точку:  теперь  я
находилась прямо против купола, а Херри - против меня. Его  лицо  исчезло  в
темноте, я видела только  силуэт:  идеально  круглая  голова  и  столб  шеи,
основанием упирающийся в куртку.
   Я же оказалась полностью освещена. Именно этого ты  и  хотел,  Херри-бой:
чтобы я была полностью освещена.
   Добившись этого, Херри-бой затих. Я не видела его лица,  но  чувствовала,
как жадно он рассматривает меня. Он вытащил на свет все мои пороки и  теперь
хочет изучить их.
   - Ну? - спросила я. - Что дальше? Он молчал.
   - Что случилось? Вы напрочь забыли русский? А совсем недавно  так  сносно
болтали, Херри...
   - Теперь я  понимаю  его,  -  медленно  произнес,  нет,  скорее  выдохнул
Херри-бой.
   - Кого?
   - Лукаса... Я понимаю, почему он выбрал вас, Катрин... Я бы  тоже  выбрал
вас.
   - Не валяйте дурака, Херри. Я замерзла, я устала и хочу спать.
   - Как я его понимаю...
   - И жрать я тоже хочу, - я специально грубила ему, может быть,  хоть  это
приведет его в чувство.
   Но он совсем не слышал меня; расстояние между нами медленно  сокращалось.
Фонарик выпал из рук Херри и звякнул о камни. Нет, он сам отбросил его.
   - Катрин, вы именно такая, какой он видел вас...
   Дверь была сзади, мне ничего не стоило развернуться и  бежать.  Но  я  не
могла и пошевелиться. Оболочка, которая до сих  пор  укрывала  Херри-боя  от
реальности, вдруг неожиданно прорвалась, и моему изумленному взору предстала
так долго скрываемая страсть. Жажда жизни, вот что это было. Жажда  женщины,
некогда принадлежавшей великому художнику. Теперь и Херри-бой хотел обладать
ей, чтобы почувствовать Лукаса Устрицу до конца. Странно, но это  совсем  не
оскорбляло меня. Напротив, новое, неведомое доселе желание  вдруг  поднялось
во мне и горячей волной затопило  глаза.  Не  только  Херри-бой  видел  меня
глазами Лукаса, но и я сама - сама!  -  почувствовала  то  же,  что  и  дочь
бургомистра, утонувшая в своей несчастной любви.
   Херри-бой осторожно подходил ко мне - он как будто  боялся,  что  хрупкое
равновесие веков, возникшее между нами,  неожиданно  нарушится.  Из  темноты
проступало его лицо - бледное и восторженное. Страсть  заострила  его  черты
подобно смерти, иначе и быть не могло: здесь, в естественной  декорации,  мы
заново проживали давно отыгранный сюжет. Тени и шепоты вернулись снова,  они
наблюдали за нами, они прекрасно знали, что будет дальше.
   - Вы прекрасны, Катрин, - губы Херри-боя едва шевелились, но я  различала
каждую букву, каждое слово. - Вы прекрасны...
   Где-то совсем рядом снова послышался странный утробный звук, но теперь он
больше не пугал меня. Я готова была поверить, что ждала этих  слов  и  этого
мужчину несколько веков. Я готова была поверить во что угодно...
   Херри-бой осторожно опустил  меня  на  камни,  ставшие  вдруг  мягкими  и
податливыми, и принялся осторожно расстегивать куртку.  Он  все  еще  боялся
прикоснуться ко мне, я видела, чего это ему стоило... И  когда  его  бледное
лицо оказалось совсем рядом, я подняла глаза к небу, только  на  секунду,  -
чтобы тотчас закрыть их в предчувствии поцелуя, - и увидела это...
   Наваждение  прошло.  Херри-бой  снова   стал   Херри-боем,   вот   только
прямоугольник неба, очерченный  острыми  краями  стен  рыбной  лавки  Рогира
Лонгтерена, вернее, два прямоугольника - большой и маленький -  узкая  часть
дома и его широкая часть... Контуры этого прямоугольника живо напомнили  мне
наспех срисованный план. Боже мой, неужели все так просто?
   - Херри! - едва выговорила я и уперлась ладонями в его грудь. -  Херри...
Я нашла его...
   Мой резкий голос  -  возможно,  чересчур  резкий,  -  сразу  же  отрезвил
голландца. Его почти невесомое до сих пор тело  сразу  же  стало  тяжелым  и
неповоротливым, как тело насильника.
   - Я нашла его, Херри!
   - Кого? .
   - Ключ, о  котором  вы  говорили...  Он  здесь.  Слово,  зашифрованное  в
картине, вы помните, да?..
   - TOLLE...
   - Да, "Возьми!" Кажется, я знаю, где нужно взять.
   - Подождите, я ничего не понимаю, Катрин...
   - Смотрите на верхнюю часть стены! Вы  видите,  как  они  смыкаются?  Два
прямоугольника, Херри,  два  прямоугольника,  как  на  плане,  -  большая  и
маленькая комнаты. Вы помните план, Херри?
   - Я... Не знаю...
   - Вы помните, где находилась замочная скважина, открытый  рот  старика  в
тиаре? Вы помните?!
   Мне вовсе не нужно было прибегать к услугам  Херри-боя:  нарисованный  на
бумаге план прочно засел в моей голове. Два состыкованных  прямоугольника  и
замочная скважина у левой стороны меньшего из них.  Сбиваясь  и  проглатывая
слова, я поведала об этом Херри. Он испуганно смотрел на меня, казалось, что
глаза его сейчас вылезут из орбит.
   - Вы понимаете, Херри? Вы понимаете меня?..
   Договорить я не успела - вздохи и стоны внутри  острова  становились  все
явственнее:  казалось,  его  распирало  изнутри,  или  отголоски   какого-то
далекого  землетрясения  или  взрывной  волны   доходят   сюда.   Совершенно
ошарашенный, Херри-бой цеплялся за мои руки, он не мог даже представить, что
разгадка будет такой простой.
   Но в конце концов он сумел  справиться  с  собой  и  попытался  осмыслить
сказанное.
   - Я знал... Я знал, что вы найдете его, Катрин... Боже мой,  неужели  это
правда? Катрин...
   Таким возбужденным я не видела его никогда. Волосы Херри-боя прилипли  ко
лбу, желваки на щеках ходили как поршни, а кадык беспомощно дергался.
   - Идемте... Возьмем план и попытаемся сравнить... Если все  обстоит  так,
как вы говорите... Я даже представить себе не могу...  Если  все  так...  О,
если бы это было так!
   Он поднялся сам и помог подняться мне. Еще несколько минут ушло на поиски
фонарика. Чертыхаясь и все время натыкаясь на пальцы друг друга,  мы  искали
его среди битых камней - Херри-бой даже не помнил, куда  отбросил  его.  Так
ничего и не найдя, мы, не сговариваясь, бросились к  двери  и  выскочили  на
улицу.
   - Быстрее, Катрин, быстрее, не отставайте, - умолял меня Херри-бой.
   Эта его внезапная и такая низменная суетливость рассмешила меня.
   - Успокойтесь, Херри. Лукас Устрица ждал вас  пять  веков,  подождет  еще
немного...
   - Вы правы, конечно, правы... Но умоляю вас, быстрее, Катрин!..
   Теперь мы были  похожи  на  старателей,  охваченных  золотой  лихорадкой.
Сравнение не в  нашу  пользу,  но  круг  человеческих  страстей  чрезвычайно
ограничен, и вырваться из него невозможно: любовь, ненависть, жажда  наживы,
исследовательский зуд - не так много пунктов в перечне.
   - Куда вы дели свою кочергу, Херри?  -  спросила  я,  чтобы  хоть  как-то
разрядить обстановку.
   Он посмотрел на меня непонимающе, я вообще  сомневалась  в  том,  что  он
видит меня сейчас. Черные прямоугольники неба -  вот  что  мелькало  у  него
перед глазами. А ведь еще несколько минут назад я была для  него  потерянным
раем.
   ...Только в доме мы отдышались.
   Херри-бой бросился к бумажкам и фотографиям, которые по-прежнему валялись
на пол