стати, о Рубенсе.  У  покойного  Аркадия  Аркадьевича  было  несколько
рисунков Рубенса. Большая историческая ценность.
   - Счастливчик.
   - Так вот, рисунки среди прочего похитили неделю назад,  я  говорил  вам.
Одним из похитителей,  и  это  теперь  установлено,  был  бывший  муж  вашей
подруги.
   Ты должна держать себя в руках, Кэт. Я опустила руку в  карман  платья  и
нащупала ключ от ящика стола. Это придало мне уверенности.
   - И вы решили, что они могут всплыть в моей картинной галерее? Это просто
абсурд, капитан, вы должны  понимать,  что  художественные  ценности  такого
уровня через никому  не  известную  нищую  галерею  не  продашь.  Разве  что
где-нибудь на "Сотбисе", и то как минимум год спустя.
   - Вы полагаете?
   - Не держите меня за дуру.
   - Да нет, - Марич тотчас же пошел на попятный. - Я не подозреваю вас...
   - Слава богу.
   - Тем более что почти все похищенное мы нашли. И грабителей задержали  по
горячим следам. Скрыться удалось только господину Быкадорову.
   - Ненадолго, - я цинично выгнула губы.  -  Рубенс  вернулся  к  законному
владельцу?
   - Да.
   - Вы сказали - "почти все похищенное", - я все-таки не удержалась, жгучее
любопытство накрыло меня волной. - Значит, было еще что-то,  чего  найти  не
удалось?
   - Ну, это мелочи. Пара миниатюр и витражный проект ван Альста ... Две работы  без  указания  авторства.
Задержанные сообщили, что все это осталось у покойного господина Быкадорова.
   Ни слова о доске, хотя она вполне может проходить  под  термином  "работа
без указания авторства". И все же я воспрянула духом.
   - Во-первых, ван Альст - это не мелочь, а весьма почитаемый живописец.  И
во-вторых, проще всего валить на покойника. Потрясите ваших задержанных.
   - Да, может быть, вы и правы. Но дело в том, что задержанные еще не знали
тогда, что господин Быкадоров умер.
   - Чего вы от меня хотите, капитан?
   - Я подумал...
   - Знаю я, о чем вы подумали. Вы ищете связь между  картинной  галереей  и
похищением. Ее нет, Кирилл Алексеевич. Через мою картинную галерею  подобные
вещи реализовать невозможно. Последний раз  я  видела  Быкадорова  три  года
назад. И никогда не знала, чем он занимается. Надеюсь, мое незнание не будет
преследоваться в уголовном порядке?
   - Вот как?  -  Марич  улыбнулся  своей  иезуитской,  хорошо  поставленной
улыбкой и с треском захлопнул мышеловку. - Значит, три года назад, говорите?
А ваша подруга - его бывшая жена -  утверждает,  что  последний  раз  видела
своего покойного мужа шесть лет назад. Значит, вы встречались с  ним  помимо
его жены?
   Ни один мускул не дрогнул на моем  лице,  когда  я  ляпнула  первое,  что
пришло мне в голову.
   - Ну, встречались помимо жены,  -  это  сильно  сказано.  Так,  увиделись
случайно на трамвайной остановке. Привет-привет, вот и все.
   Марич скорбно приподнял брови. Нет, я  тебе  не  по  зубам,  капитан!  От
дальнейших расспросов меня спасла пришедшая за картиной шведка.
   - Извините, у меня посетитель, Кирилл Алексеевич,  -  ангельским  голосом
сказала я. - Была бы рада вам помочь, но...
   - Да, конечно, я понимаю. Всего доброго, - униженный и оскорбленный Марич
побрел к выходу, а я занялась Ингрид-Хильдой-Бригиттой-Анной-Фридой.
   Я извинилась за вчерашнее и поведала ей душераздирающую историю о кончине
автора "Зимнего утра". Он умер вчера, погиб в автомобильной  катастрофе,  "a
motor car is off the road" . Прости меня, Снегирь, живи сто лет, но смерть  художника  хороша  только
тем, что дает  ему  дополнительные  козыри,  смерть  художника  -  еще  одна
разновидность  скандала,  и  только  она  способна  оживить   угасший   было
интерес... Шведка  оказалась  не  по-шведски  впечатлительной  и  тотчас  же
отложила еще две снегиревские картины. Спустя двадцать  минут  я  неожиданно
оказалась счастливой обладательницей полутора тысяч долларов.  Этого  хватит
на первоначальное исследование картины.
   Со времени отъезда Жеки и Снегиря в Зеленогорск прошло  два  с  половиной
часа. Даже учитывая  преклонный  возраст  "Москвича"  и  время  на  лобзание
двойняшек, можно предположить, что Лавруха объявится в  Питере  в  ближайший
час. Я хорошо знала его, он не станет задерживаться,  потому  что  его  ждет
картина. Он очарован ею так же, как и я.  Он  не  станет  терять  времени...
Нужно возвращаться домой и спокойно дожидаться Лавруху. Я вытащила  пакет  с
картиной из ящика стола, направилась к выходу...
   И снова столкнулась с Маричем. Из галереи он так и не ушел.
   Черт бы тебя побрал, дашь ты мне покой или нет?
   - Ну? - я была больше не в состоянии изображать любезность. - Что еще  не
слава богу?
   - Я думал, вы поинтересуетесь судьбой покойного.
   - Я уже поинтересовалась судьбой покойного, -  это  была  чистая  правда:
бригада, увозившая Быкадоро-ва в морг, сообщила мне, что он будет  сожжен  и
похоронен в городском колумбарии, если, конечно, родственники не  возражают.
Я не возражала и даже уточнила, куда можно внести деньги.
   - А ваша подруга?
   - Вряд ли она будет на похоронах.
   - А вы?
   - Я буду.
   Уж не отправишься ли ты  на  похороны,  чтобы  убедиться,  что  Быкадоров
ничего не унес с собой в могилу?...
   - Я вот что хотел сказать, Катерина Мстиславовна, - Марич опустил  глаза,
и морщинка между бровями предательски дрогнула. - Может быть,  мы  выпьем  с
вами кофе где-нибудь, если вы не возражаете?
   - В другой раз, Кирилл Алексеевич, - сказала  я,  искренне  надеясь,  что
никакого другого раза не будет. - Сейчас начало шестого, галерея закрыта.  Я
больше вас не задерживаю.
   Стараясь сохранять спокойствие и  нести  пакет  как  можно  беспечнее,  я
закрыла галерею.
   - Я провожу вас, - положительно, Марич никак не мог расстаться со мной.
   - Не стоит. Я живу недалеко, за  углом.  Я  ускорила  шаг,  давая  понять
незадачливому капитану, что аудиенция закончена.
   - Еще один вопрос, Катерина Мстиславовна... Это ваш натуральный  цвет?  Я
даже опешила.
   - Какой цвет?
   - Цвет волос, я имею в виду... Никогда не видел таких рыжих волос...
   - Бедняжка, ничего-то вы не видели, - я не удержалась от шпильки.  -  Это
мой натуральный цвет, капитан...

***

   Похороны были назначены на два.
   За  полчаса  до  церемонии  мы  со  Снегирем  уже  мчались  по  проспекту
Непокоренных в сторону городского колумбария. На  почти  идеальной,  недавно
реконструированной трассе Лаврухин "Москвич" выжимал восемьдесят.
   - Н-да, - глубокомысленно  заметил  Лавруха,  переключая  скорости.  -  О
времена, о  нравы!  Единственная  приличная  дорога  в  городе,  и  та  -  в
крематорий.
   Вчера, вернувшись из Зеленогорска, он ухватился за картину и больше с ней
не  расставался.  Он   обзвонил   нескольких   своих   приятелей,   серьезно
занимавшихся реставрацией, и договорился об  экспертизе.  Вечер  прошел  без
происшествий, если не считать  демарша  Пупика,  который  наотрез  отказался
расставаться с доской. Кот ходил вокруг картины кругами, пытался  потереться
об нее и лишний раз лизнуть поверхность.
   - Изменник! - прикрикнула я на Пупика.
   - Ничего не  поделаешь,  ваши  отношения  никогда  не  были  гладкими.  -
Некоторое  количество  самогона,   влитого   в   глотку,   сделало   Лавруху
философичным. - Ты ведь тоже многое себе позволяла...
   - Лавруха!
   - Я только хотел сказать, что и коты имеют право на адюльтер.
   - Ценная мысль... Сколько займет экспертиза, ты как думаешь?
   -  Первоначальная  -  несколько  дней  от  силы.   Что   ты   собираешься
предпринимать, Кэт? Не выставишь же ты ее в "Валхалле" в самом деле?
   Снегиревский пассаж о галерее заставил меня  вспомнить  визит  Марича.  Я
рассказала о Мариче Лаврухе, и это привело его в мрачное расположение духа.
   - Не нравится мне, что он возле нас крутится.
   - Ничего удивительного, - я даже не  знала,  кого  хочу  убедить  больше:
Лавруху или саму себя. - Он просто расследует обстоятельства дела, только  и
всего.
   - Вот именно. Только какого дела?
   - О смерти....
   -  Но  ты  же  сама  сказала,  что  со  смертью   как   раз   все   ясно:
безвременная-кончина, обширный инфаркт. Что-то здесь не то.
   Я и сама знала, что не то... И потом - фраза Марича о нескольких работах,
авторство которых не установлено. И его замечание насчет моих рыжих волос...
Гольтман был крупным коллекционером, значит, не следует исключать того,  что
его коллекция описана и  снабжена  каталогом.  И  если  доска  действительно
принадлежала Аркадию Аркадьевичу, то сохранилось и ее описание. И, возможно,
фотография. Марич мог видеть эту фотографию, а  мое  сходство  с  написанной
девушкой просто неприлично.... Засветив картину, мы с  Лаврухой  обязательно
подставимся и, взявшись за руки,  сразу  же  вольемся  в  ряды  соучастников
грабежа.
   - А может, ты ему просто понравилась как женщина? -  высказал  осторожное
предположение Лавруха.
   - Не смеши меня, Лаврентий!
   - Отчего же? Ты еще о-го-го, рыжая-бесстыжая....
   - Оставим мои прелести в покое.
   - Слушай, а может, Жека  права?  Ну  ее,  эту  картину...  Отдадим  ее  в
надежные руки родной милиции.
   Я посмотрела на Лавруху так, как будто видела его впервые.
   - Сейчас это невозможно. Ну как ты  представляешь  себе  сцену  передачи?
"Извините, товарищ капитан, рядом с телом была картина, но я как-то совсем о
ней забыла.  А  теперь  случайно  вспомнила...  Горю  желанием  передать  ее
правосудию..."
   - Почему бы и нет?
   - Я не могу, - честно призналась я и наклонилась к Снегирю. - Ты  ведь  и
сам не можешь, правда?  Не  так  часто  в  руки  простых  смертных  попадают
загадочные  вещи  подобного  уровня...  И  вдруг  нам   удастся   установить
авторство...
   - Давай рассуждать здраво, Кэт. Если  эта  картина  принадлежала  крутому
мэну из Павловска, он наверняка тоже занимался ее экспертизой...
   - Еще не факт. А вдруг это подлинник? Ты представляешь себе,  сколько  он
может стоить?..
   - Тогда  это  просто  хищение  в  особо  крупных  размерах...  Ты  будешь
великолепно смотреться в зале суда.
   - Короче, Лавруха, - нытье Снегиря стало утомлять меня. - Ты со мной  или
нет?
   - С тобой, - Снегирь вздохнул. - Жека права: ты авантюристка.
   Больше к вопросу о законности  наших  действий  мы  не  возвращались.  По
дороге в крематорий Лавруха сказал мне, что картина благополучно  отдана  на
экспертизу, в надежные руки Вани Бергмана, закадычного снегиревского дружка.
Бергман проводил исследования нескольких картин для Эрмитажа и слыл  крупным
специалистом в области реставрации.
   ...Церемония прощания с Быкадоровым прошла скромно. Кроме меня и Лаврухи,
в зале оказался лишь представитель социальной службы, совсем  не  густо  для
такой феерической личности, как Быкадоров. Я подумала о  его  теле,  которое
так хорошо знала и которое лижут сейчас языки равнодушного пламени, - ничего
себе, последнее объятие... На секунду мне стало муторно, и я оперлась о руку
Снегиря.
   - Здравствуйте, - услышала я за своей спиной тихий голос.
   Ну конечно же, Марич, что-то давно его не было!
   - Вы не даете мне соскучиться по вас, капитан, - сквозь зубы процедила я.
- Хотя бы сегодня могли оставить меня в покое.
   - Долг службы, - и здесь вывернулся  Марич.  -  Вы  не  представили  меня
своему спутнику.
   - Лаврентий Снегирь, - с достоинством произнес Лавруха. - Художник.
   - Вот как? А ваша очаровательная спутница вчера вас похоронила, -  тотчас
же сдал меня капитан: очевидно, он подслушал мой  .трогательный  спич  перед
шведкой в галерее. Что ж, хотя бы английский он знает. Очко в пользу Кирилла
Алексеевича.
   - Что вы говорите? - Лавруха нежно погладил меня по щеке.
   - Пришлось, - покаялась я. - Ты же знаешь, как любят художников после  их
смерти. Иначе я не сбагрила бы ей три картины.
   - Она у нас большая затейница, - в голосе Снегиря послышалось одобрение.
   - Я вижу... Не очень-то вы разборчивы в средствах, Катерина Мстиславовна.
   Что есть, то есть, капитан. Но это вполне укладывается в  вашу  схему.  Я
уже заклеймена, как мелкая прохиндейка и мошенница...
   Спустя час урна с прахом Быкадорова была установлена в крошечном  отсеке,
и мы, в молчании постояв возле нее несколько минут, направились к выходу.
   - Вы не подбросите меня до центра? - спросил Марич, не отстававший от нас
ни на шаг.
   - С удовольствием, - Лавруха, в отличие от меня, был сама  любезность.  -
Вам в какое место?
   - На Литейный.
   - На Литейный, четыре? - уточнил Лавруха.
   - Да, если можно.
   На Литейном, четыре, располагалось главное управление ФСБ. Кроткий  агнец
капитан Марич оказался серьезным человеком.  Гораздо  более  серьезным,  чем
могло показаться на  первый  взгляд.  Но  на  это  обстоятельство  мне  было
совершенно наплевать. Сейчас мне  было  наплевать  на  все,  кроме  картины.
Угнездившись в машине, я демонстративно врубила магнитолу. В динамиках сразу
же заворочался последний хит Лаврухиной любимицы Алсу, и капитан поморщился:
похоже, он не любил попе, даже высококлассный.
   ...На прощание Марич поцеловал мне руку.
   - Хотелось бы подольше не видеть вас, капитан, - сказала я.
   - Боюсь, мы еще встретимся, и не раз, - с достоинством  парировал  Кирилл
Алексеевич. - Интуиция никогда еще меня не подводила....
   - Тогда  передавайте  ей  привет.  Мы  остались  одни.  Лавруха  подогнал
"москвичок" к тротуару, включил аварийку и нервно закурил.
   - Интересно, как и когда  тебя  угораздило  так  ему  не  понравиться?  -
спросил Лавруха.
   - У нас было некоторое количество времени... А в общем, я и сама  ума  не
приложу. Ты думаешь, это может как-то на нас отразиться?
   - Я, конечно, не Господь Бог, и даже не  искусствовед,  но  одно  я  знаю
точно: вокруг больших полотен всегда идет большая игра. Особенно если они не
находятся под защитой государства.
   - Ты решил соскочить?
   - Я уже ввязался....
   - Я смотрю, ты этому совсем не рад.
   - Кэт, - Лавруха обернулся ко  мне  и  коснулся  пальцами  подбородка.  -
Скажи, ты все мне рассказала, Кэт?
   Конечно же, я не все рассказала Снегирю. Подробности первого  свидания  с
картиной  я  благоразумно  опустила:  взгляд  Быкадорова,  устремленный   на
картину, его  абсолютно  обнаженное  тело;  трюмо,  придвинутое  к  двери...
Китайские колокольчики вопросов снова зазвенели в моей  изнывающей  от  жары
голове.
   - Абсолютно все. Ты знаешь ровно столько, сколько и я.
   - Ну хорошо. Сейчас я двину к Ваньке, может быть, что-то уже прояснилось.
   Неожиданно меня обдало холодом. А вдруг законопослушный Бергман  поднимет
тревогу и переполошит всю культурную столицу?..
   - Ты можешь на него положиться, Лавруха?
   - На кого?
   - На Ивана? Он никому не расскажет о картине?
   - Я взял с него слово, - успокоил меня Лавруха. -  И  потом,  он  же  мой
лучший друг, почти брат. Молочный.
   - Интересно, что ты ему наплел?
   - Сказал, что прикупил ее у старухи в Опочке.  За  смешные  деньги,  -  в
изворотливости Снегирь мог посоревноваться со мной. - Видишь, для только что
погибшего в автомобильной катастрофе я довольно изобретателен.
   Это был камень в мой огород:  Лавруха  запомнил  реплику  Марича  о  моей
домашней заготовке для шведки.
   - Будешь жить сто лет, - беспечно сказала я. -  Я  сейчас  в  Эрмитаж,  к
Динке. Просмотрю" кое-что. Буду дома к девяти. Если что-нибудь прояснится  -
подъезжай прямо ко мне.
   Динка Козлова, моя однокурсница по академии, удачно пристроилась в отделе
фламандской живописи и имела доступ к эрмитажным  фондам.  Именно  в  них  я
надеялась разжиться  информацией  о  голландцах  и  немцах:  я  до  сих  пор
пребывала в твердой уверенности, что неизвестный автор доски был или немцем,
или голландцем.
   - Нужно было бы сфотографировать картину. Для сравнительного  анализа,  -
пояснил Снегирь.
   - Зачем? - искренне удивилась я. - Я и так ее помню. До последнего мазка.
   Это была чистая правда: картина уже жила во мне, в любой момент  я  могла
вызвать в памяти каждое движение кисти неизвестного  мне  художника,  каждый
изгиб мантии девушки, каждую звезду в ее рыжих волосах.
   - Ну конечно, - Снегирь улыбнулся. - В молодые годы ты проводила  слишком
много времени перед зеркалом.
   - Теперь мне двадцать девять,  и  я  кардинально  изменила  поведение,  -
утешила я Снегиря.
   - Как ты думаешь, почему она так похожа на тебя?
   - Ты же сам сказал о переселении душ. Так что я в отношении этой  картины
обладаю правом первой ночи.
   - Не увлекайся, Кэт, - напутствовал меня Лавруха. - Чует мое сердце,  что
мы с чертовой доской еще хлебнем.
   Почему я не прислушалась тогда к пророческим словам Снегиря?..
   Динка встретила меня причитаниями. В основном они касались аномальной для
Питера жары: мама с гипертоническим кризом,  папа  с  ишемической  болезнью,
отпуск не раньше ноября, да еще муж, похоже, бегает на сторону и столуется у
какой-то жлобки-буфетчицы с Адмиралтейских верфей. Терпеливо выслушав Динку,
я приступила к изложению своей просьбы.
   - Я могу посмотреть материалы  на  кое-каких  голландцев?  Приблизительно
шестнадцатый-восемнадца-тый век?
   - Ты же занимаешься прерафаэлитами, - Динка  отличалась  профессиональной
искусствоведческой памятью.
   - Именно поэтому! Не читала новых исследований о влиянии Жана  Белльгамба
 и его  последователей
на "Братство прерафаэлитов"? - тут же слепила горбатого  я.  Мне  совсем  не
улыбалось посвящать в свои последние перипетии кого бы то ни было.
   Заручившись согласием Динки, я приступила к изучению всех  доступных  мне
материалов.
   Эрмитажная коллекция голландцев не была особенно обширной, иначе я просто
утонула бы в потоке информации. И все равно, к ночи  у  меня  уже  кружилась
голова от обилия имен или подобия имен - Мастер  женских  полуфигур,  Мастер
легенды о святой Марии
   Магдалине, Брауншвейгский монограммист... Исследователям  не  откажешь  в
логике - чего проще: собрать похожие по манере письма картины  и  объединить
их именем  неизвестного  автора.  Интересно,  как  назовут  художника,  если
авторство так и не будет установлено? Мастер видения святой  Екатерины?  Или
Мастер скорбного финала святого Себастьяна?.. Я перерыла шестнадцатый век  и
перешла к семнадцатому - но ничего хотя бы приблизительно похожего так и  не
обнаружила. Я утешала себе тем, что анализ картины даст нам возможность хотя
бы приблизительно  установить  время  ее  написания.  И  тогда  поле  поиска
максимально сузится.
   В любом случае остается надеяться только на Лавруху.
   Но вечером Лавруха так и не объявился. Я слонялась по дому,  меланхолично
пробовала  читать,  просмотрела  пару  дурацких  детективных   сериалов   по
телевизору: сериальных убийц я угадывала с лету, капитан Марич вполне мог бы
зачислить меня на довольствие.
   - Давай, звони, скотина! - заклинала я молчащий телефон.
   И Лавруха откликнулся.
   Он позвонил в. половине второго и долго сопел в трубку.
   - Ну? - спросила я.
   - Ты сидишь? - хрипло пробубнил Лавруха.
   - А что?
   -  Если  стоишь,  то  сядь.  Мы   провели   предварительную   экспертизу.
Пятнадцатый век. Этой картине цены нет.
   Ну конечно же, я знала, я чувствовала, я не могла ошибиться!...
   - Бери тачку и приезжай.  Немедленно.  В  реставрационные  мастерские,  к
Ваньке. Тут тебя такое ждет...
   - Не мог раньше позвонить.? - я сразу  же  возненавидела  Снегиря.  -  До
мостов пятнадцать минут...
   - Пулей из дому! Еще успеешь... Говорил же тебе, меняй свой  Васильевский
остров на проспект Ветеранов! Или улицу инженера Графтио.
   Не дослушав Лавруху, я бросила трубку, втиснулась в джинсы и выскочила из
дому.

***

   Я уложилась в сроки и добралась до Бергмана  за  десять  минут.  Всего  и
нужно было, что перемахнуть мост лейтенанта Шмидта, проехать площадь Труда и
повернуть  на  Декабристов.  Снегирь  ждал  меня  у  дверей  реставрационных
мастерских.
   - Давай, колись! - крикнула я ему, едва отпустив машину.