ного Бога. Бродячие целители.
   С сегодняшнего дня им предстоит стать строителями.
   Каждый из них, входя в дом, приветствовал Харальда поклоном.  Как  же
иначе, ведь устами этого человека говорит сам бог!
   Всем целителям был один и тот же сон - идти в  Бабиль  и  подчиняться
Харальду. Ни один не осмелился ослушаться. Все пришли - десять  человек.
Небольшая армия, но с ней надлежит завоевать мир.
   Не для себя. Для бога.
   - Вы пришли, - сказал он, разрушая тишину, плотную, словно мешковина.
- Сегодня отдохните, а с завтрашнего дня мы приступим к работе.
   - Что мы будем делать? - спросил один из целителей,  плотный  смуглый
юноша с живыми черными глазами.
   - Создавать из этого дома храм, - ответил Харальд. - Жилище Бога.
   Он ожидал ропота, возражений. Ведь вряд ли  кто  из  целителей  ранее
держал в руках мастерок или топор. Но все промолчали, сохранив на  лицах
спокойное, покорное выражение.
   Больной  Бог  внутри  Харальда  довольно  рассмеялся.  "Хорошо  я  их
вышколил, правда?" - прошептал он.
   - Располагайтесь, как вам удобно. Кухня  и  кладовая  -  вон  там,  -
сказал Харальд, а про себя подумал: "Твоя правда, бог. Их  ты  вышколил,
но не меня!"
   Целители разбрелись  по  дому.  Отовсюду  слышались  смех  и  веселые
голоса.
   Харальд вздохнул и отправился на кухню - помогать готовить обед. День
обещал быть хлопотным.

***

   -  А  ты  слышала  о  новом  строительстве?  -  Вопрос  был  до  того
неожиданным, что Ара вздрогнула, едва не выронив иголку.
   - А я тебе расскажу! - Светлые глаза Турид сияли от удовольствия. Как
же - первой узнать новость, а потом пересказать ее всем подругам - какое
наслаждение! Ведь у обитательниц "Зеленой розы" так мало удовольствий!
   Ара отложила шитье и приготовилась слушать. По опыту она  знала,  что
рассказы Турид длятся долго.
   - Рассказывай, - сказала она, устраиваясь поудобнее. Время  подходило
к полудню, заведение было закрыто, и девушки расположились в общем зале,
где  по  вечерам  встречали  посетителей.  Аромат   благовоний,   обычно
назойливый и вызывающий тошноту,  сейчас  едва  чувствовался,  сидеть  в
мягком кресле было приятно.
   Турид не заставила себя упрашивать.
   Отчаянно жестикулируя, так что светлые косы  разметались  по  плечам,
она поведала о том, что неведомо  откуда  взявшиеся  люди  перестраивают
один большой дом в центре города, превращая  его  в  нечто  несусветное.
Депутация      городских      властей,       подзуженная       гильдиями
мастеровых-строителей, явилась карать за нарушение закона и тут же ушла,
нагруженная взяткой ошеломительных размеров.
   О точной сумме можно было только догадываться.  Но  уж  если  гильдии
каменщиков и кровельщиков не смогли вместе дать больше, то...
   - А где  именно  стройка  идет?  -  поинтересовалась  Ара,  продолжая
смеяться над незадачливыми городскими мастерами.
   - Да на улице Дырявых Горшков,  -  сказала  Турид,  и  с  Ары  тотчас
слетело все веселье. Это название было ей хорошо знакомо.
   - Погоди, - остановила она подругу, которая собралась уже поведать  о
чем-то еще. - А что говорят о предводителе тех, кто перестраивает дом?
   - Ходят слухи, что он бывший наемник, -  пожала  плечиками  Турид,  -
сошедший с ума и оставивший ремесло.
   Ара почувствовала,  что  ей  хочется  вскочить  и  немедленно  бежать
куда-то. Она не видела Харальда давно и ничего о нем не  знала,  но  кто
еще из наемников владеет домом на улице Дырявых Горшков и  имеет  деньги
для его перестройки?
   Но неразумно выдавать свой интерес.
   -  Что-то  мне  нездоровится,  -  сказала  Ара,  напуская   на   лицо
томно-болезненное выражение. - Пойду к себе, полежу.
   И она поднялась с кресла.
   - Ах какая жалость! -  искреннее  огорчение  появилось  на  смазливой
мордашке Турид. - Пойдем, провожу!
   Однако Ара от помощи отказалась. Она поднялась по лестнице, но вместо
того, чтобы идти к себе, скорым шагом преодолела коридор и спустилась по
узкой лестнице к черному ходу.

***

   На улицах припекало,  и  на  каждом  шагу  слышались  звонкие  голоса
разносчиков,  предлагающих  питьевую  воду.  Тополиный  пух  носился   в
воздухе, точно огромные  пушистые  снежинки,  невесть  как  дожившие  до
начала июня.
   Ара шла не торопясь, привычно  отмечая  похотливые  мужские  взгляды.
Ничего, не патока, к коже не липнут и платье не пачкают...
   Когда она  вступила  на  улицу  Дырявых  Горшков,  сердце  неожиданно
замерло, чтобы потом застучать с удвоенной  силой.  Вспомнился  Харальд,
такой, каким  она  увидела  его  в  первый  раз,  -  худощавый  юноша  с
удивительно светлыми волосами, неопытный и очень симпатичный...
   Вспомнилось, как он привел ее в дом  на  этой  улице,  как  предложил
стать в нем хозяйкой. Как она отказалась  и  сбежала.  Уже  не  раз  Ара
корила себя за то,  что  поддалась  тогда  эмоциям.  Сейчас  она  только
тихонько вздохнула.
   Дома, который она помнила, больше не было.
   Заставленное лесами строение имело совсем  другую  форму.  Двускатная
черепичная крыша без всяких башенок, скучная симметрия  правой  и  левой
сторон и не правдоподобно огромный дверной проем. Ара удивилась -  зачем
такой?
   По лесам и вокруг  здания  сновали  люди.  Слышались  ругательства  и
взрывы хохота, в воздухе висело облако каменной крошки  и  сильно  пахло
крепким мужским потом.
   Как в этом столпотворении отыскать Харальда?
   Но ей повезло. Невысокий мужчина  вышел  из  дома  и  пошел  направо,
намереваясь завернуть за угол. Светлые  волосы  блестели  на  солнце,  а
двигался он со знакомой стремительностью.
   - Харальд! - воскликнула она.
   Он обернулся очень медленно, и она  увидела  его  глаза.  Большие  от
удивления. Зеленые. Полные страха и боли.
   - Ара? - спросил он и сделал несколько шагов ей навстречу,  но  потом
остановился, словно вспомнив о чем-то важном.
   - Да, это я, - проговорила она, чувствуя, как дрожит голос.
   Лицо Харальда исказилось.
   - Уходи, - сказал он, и Аре послышалось отчаяние в его голосе. - Тебе
нельзя находиться рядом со мной. Ты просто не подозреваешь, что со  мной
случилось...
   Он замолчал.
   - Почему я  должна  уйти?  -  мягко  спросила  Ара.  -  Что  с  тобой
произошло?
   На лице Харальда отразилась какая-то мучительная  борьба,  словно  он
пытался что-то сдержать, не выпустить  на  поверхность.  Рот  скривился,
глаза закрылись, затем вновь  распахнулись,  и  на  Ару  смотрел  совсем
другой человек.
   Надменный, властный взор, брезгливая складка у рта.
   - Уйди,  женщина,  -  сказал  этот  новый  Харальд  голосом  сухим  и
надтреснутым. - Не отвлекай меня от Великого Дела.
   - От какого дела? - она почти кричала.
   - От строительства Храма! - величественно  изрек  он,  развернулся  и
пошел.
   - Харальд! - она позвала тихонечко. Затем громче:
   - Харальд!
   Но спина идущего осталась прямой, шаг - четким и размеренным.  Так  и
не обернувшись, он скрылся за поворотом.
   Обратной дороги Ара не запомнила. Просто вдруг оказалась  в  "Зеленой
розе", у себя в комнате. Несмотря  на  жару,  по  телу  пробегали  волны
дрожи, и теплое дуновение от окна казалось ледяным.

***

   Небо затянулось тучами с самого утра. Тучи приползли откуда-то с юга,
словно рой громадных тлей, и плотно  заняли  пространство  над  Бабилем,
будто город был громадным местом кормежки.
   Вообще-то так оно и было. Только кормятся  здесь  отнюдь  не  тли,  а
боги, которые  питаются  людской  верой  и  преданностью,  оставляя  сок
растений мягкотелым насекомым.
   С вечера ощущал Харальд внутри себя  сладостную  дрожь,  предвкушение
близкого наслаждения. Он знал, что эти чувства не его собственные, и  от
этого становилось так противно, словно нахлебался воды из болота.
   Больной Бог предвкушал кормежку. Сегодня будет открыт его храм,  туда
потянутся больные, калечные и увечные, будет принесена жертва, и вкусная
струя  веры  потечет  туда,  куда  и  должно,  -  в  раззявленную  пасть
божества...
   Харальд вздохнул, бросил последний взгляд на  небо  -  из  небольшого
слухового оконца - и направился к лестнице. Главному служителю  надлежит
быть внизу, готовиться к проведению службы.
   Ступени новой лестницы скрипели  под  ногами,  и  этот  звук  казался
погребальным плачем по когда-то стоявшему здесь дому.
   В новоотстроенном храме все  было  готово.  Алтарь  сверкал  белизной
мрамора,  за  ним,  у  стены,  благостно  улыбалась  статуя   старца   в
ниспадающих одеждах: скульптор постарался на славу. Стены  задрапировали
темно-зелеными полотнищами, а слабое освещение идет от тусклых  масляных
ламп.
   Запах благовоний, сжигаемых в больших курильницах по обе  стороны  от
алтаря, казался Харальду противнее, чем "аромат" отхожего места.
   - Наденьте вот это. - Из полутьмы возник один из младших  служителей,
держа в руках бледно-зеленое одеяние с вышитым у подола кругом  из  двух
спиралей - черной и зеленой. Жизнь и смерть, здоровье и  болезнь  -  все
это подвластно хозяину этого места...
   Харальд   смолчал,   хотя   ему   очень   хотелось   облегчить   душу
ругательством. Священное одеяние оказалось  чуть  тесноватым,  чудилось,
что от него идет сильный жар, обжигающий кожу.
   - Открывайте двери, - проговорил Харальд, просовывая руки в рукава. -
Пусть люди войдут.
   Раздался чудовищно громкий скрип.
   Во тьме появилась светлая щель, которая быстро увеличивалась. Из  нее
хлынул свежий ветер, несущий городские запахи, и Харальд с  наслаждением
втянул его полной грудью.
   Краем глаза заметил выстроившихся вдоль стены  младших  служителей  -
вчерашних строителей, позавчерашних бродячих целителей, и перед  глазами
начало меркнуть.
   "Нет уж! - прозвучал в голове знакомый до боли голос. - Первую службу
проведу я, лично!"
   Харальд провалился в мягкую и душную, точно подушка, темноту.
   Когда он выплыл из нее, то руки его были обагрены кровью,  на  алтаре
дымились  внутренности  зарезанного  барана,  младшие  служители  тянули
какое-то слащавое песнопение, а от входа в храм  слышались  восклицания,
полные радости и изумления.
   - Тринадцать лет, тринадцать лет, а теперь снова могу ходить! Чудо!
   - Велик этот бог, он вернул моему сыну здоровье!
   - О радость!
   - Счастье! Моих прыщей больше нет, я вновь красива!
   "Видишь, как они мне благодарны? -  сытым  котом  промурлыкал  внутри
Харальда бог. - Более того, они благодарны еще и тебе. Они верят  в  то,
что это ты их исцелил. А ты еще смел укорять меня в жестокости..."
   Голос слабел, растворялся, пока не пропал совсем.
   Харальду хотелось вырвать себе глаза. Но он знал - не получится.

***

   Представитель городского совета больше всего походил на  откормленную
свинью.  Розовая  блестящая  кожа,  маленький  пятачок  носа,  постоянно
обнюхивающий  воздух  в  поисках  запахов   съестного,   приоткрытый   в
предвкушении трапезы рот и небольшие белесые глазки.
   Только не бывает в глазах свиней такого страха. Человеческого.
   Эпидемия началась в городе в самую жару, в конце июля.  Люди  умирали
один за другим. Покрывались  багровой  сыпью,  горели,  словно  в  огне,
желудок отказывался принимать пищу - и все...
   Когда  число  жертв  за  сутки  пошло  на  сотни,   городской   совет
запаниковал. Маги ехать в  Бабиль  отказались,  кроме  двух  шарлатанов,
которых быстро раскусили и повесили, и тогда один  из  купцов  пришел  к
Харальду, к  главному  служителю  Больного  Бога,  властного  над  всеми
хворями...
   - Мы униженно молим вас вознести просьбу  о  прекращении  поветрия  к
слуху божества. - Представитель боялся, но говорил складно и гладко,  не
сбиваясь и не путаясь. - Со своей стороны, город готов помочь служителям
Больного Бога всем, чем только возможно.
   Харальд подозревал, что болезнь напустил на город именно Больной Бог,
но его подозрения никого не интересовали. Он был лишь рупором, в который
одна из договаривающихся сторон кричит, чтобы другая лучше слышала.
   Он мог только наблюдать.
   Губы его шевельнулись, и без  малейшего  усилия  со  стороны  хозяина
задвигался язык, складывая звуки в слова.
   Названная сумма заставила купца побелеть. Некоторое  время  он  сидел
молча, наверное, все же ругаясь про себя, а  потом  проговорил  голосом,
лишенным всякого выражения:
   - Хорошо.
   - И  еще  одно  условие,  -  устами  Харальда  сказал  бог.  -  Может
понадобиться особая жертва. Вы меня понимаете?
   - Нет. - Голос свиновидного дрогнул.
   -  Человеческая.  -  Харальд  хотел  было  сжать  челюсти,  чтобы  не
произносить этого слова, но мускулы лица ему не повиновались. Он не  мог
даже моргнуть.
   - Кто будет принесен в жертву?
   - Бог сам выберет его из толпы, - ответил Харальд. - В  день  моления
все, кто захочет, должны быть допущены к храму.
   - Хорошо, - вновь кивнул купец и сделал такое  движение,  словно  изо
всех сил сдерживал тошноту.

***

   Харальд стоял у алтаря, а перед ним, изливаясь за  распахнутые  двери
храма до противоположного края улицы, шумело людское море. Русые, седые,
черные, лысые и рыжие головы, светлые и темные глаза,  полные  страха  и
надежды.
   Они пришли, чтобы молить Больного Бога об избавлении.
   А главному служителю было тошно. Хотелось сбежать,  самому  погибнуть
от мора, только бы не участвовать в том, что произойдет, -  человеческом
жертвоприношении. Одному из пришедших в храм сегодня предстоит  умереть,
чтобы остальные могли жить.
   "Я позволю тебе слышать и видеть, -  сказал  бог  внутри,  и  Харальд
вздрогнул от этой фразы и еще от того, что  увидел  Ару.  Она  стояла  в
третьем ряду, чуть слева, и ее волосы пламенели, точно языки костра.
   "Начнем!" - возгласил бог, и тело Харальда задвигалось.
   Оно что-то произносило, делало жесты, куда-то шагало, а он мог только
наблюдать. Первый раз он не потерял сознания, когда бог вошел в его тело
целиком, словно в свое собственное.
   - Бог просит жертву! - прокричали уста служителя. - Готовы ли  вы  ее
дать?
   - Готовы! - В слитном порыве толпа качнулась вперед.
   - Одного из вас!
   - Готовы! - Каждый думал, что жертвой окажется не он.
   - Да свершится выбор!
   Рука Харальда поднялась и,  слегка  подрагивая,  поплыла  по  людским
рядам. Он был бы рад не видеть, исчезнуть, закрыть глаза, но не мог,  не
имел сил и возможностей.
   - Она, - возгласил бог, и Харальд вздрогнул. Рука Больного Бога - его
рука указывала на рыжеволосую молодую женщину. На Ару!
   - Она есть женщина греха, и она и подобные ей принесли грязь  в  этот
город! - Слова извергались изо рта, будто змеи.
   Толпа бесновалась, слышались выкрики: "Проститутка!", "Тварь!", "Всех
их в жертву!"
   Харальд задергался, словно узник, стремящийся разорвать путы.  Ярость
придала ему сил, и на мгновение он сумел овладеть  собой,  своим  телом.
Рука опустилась, а из уст, только что призывавших убить, вылетел крик:
   - Не-е-ет!
   Толпа замерла.
   "Ах ты так?" - прошипел в голове голос бога,  и  на  тело  обрушилась
боль.
   Словно ветер свечу, боль погасила сознание.

***

   Он очнулся и обнаружил, что лежит на постели в своей комнате в задней
части храма. Все тело ныло, словно его отхлестали  кнутом,  а  в  голове
царила отвратительная пустота.  Как  всегда,  прямое  управление  слугой
отняло у Больного Бога много сил, и он временно убрался отдыхать.
   Низкий потолок навис почти над головой,  но  Харальд  не  видел  его.
Открыть глаза было страшно. Страшно вспомнить то,  как  он  своей  рукой
обрек Ару на смерть. Страшно встать и выйти из  комнаты,  чтобы  узнать,
как прошел обряд, как умирала жертва и прекратилась ли эпидемия...
   По горлу пробегали спазмы отчаяния и горя, грудь словно  жгло  огнем.
Ну зачем она пришла в храм, он же просил ее держаться  подальше?  Зачем?
Как так могло случиться? Как он мог это допустить?
   Он попытался заплакать, но не смог. Словно глаза  высохли,  а  вместо
них вставили мертвые стеклянные шарики, которые не в силах  породить  ни
единой слезинки.
   Чувства отхлынули, и пришло понимание: ему больше нечего терять. Все,
кого он любил, мертвы, а за себя бояться глупо. Бог  просчитался,  лишив
его всего и поставив на край пропасти.
   Загнанные в угол более всего опасны.
   Понимание придало сил, и он смог открыть  глаза.  За  окном  сгущался
августовский вечер, в коридорах храма царила  тишина.  Шуршал  по  крыше
дождь. Жизнь человека, бывшего Истребителя магов, продолжалась.