йчас, еще мгновение, и  клинки
сойдутся в гибельной пляске, а  затем  я  убью  его,  этого  выскочку  в
доспехах, и вдоволь насмотрюсь, как он корчится...
   Столкновение мечей прерывает приятные мысли.
   Противник силен и опытен, но на нем латы, которые сковывают движения.
Харальд кружит вокруг него, словно охотничья собака около  медведя.  Меч
порхает в руках с  легкостью  бабочки,  и  предсказать  удары  столь  же
сложно, как и рывки насекомого...
   Стремительное, как атакующая гадюка, лезвие находит щель в сочленении
доспехов, и оттуда начинает сочиться тягучая, точно мед, жидкость. Глядя
на нее, Харальд невольно облизывает губы, а из горла рвется урчание, рык
охотящегося хищника.
   Обманный финт, удар, и противник не успевает защититься.
   Меч не встречает сопротивления, и отсеченная голова катится по черной
земле. Из перерубленной шеи бьет фонтан  крови,  и  Харальд  ощущает  на
губах ее соленый вкус...
   Труп в доспехах безмолвно валится назад, исчезая в тумане.
   Обжигающей волной обрушивается холод.
   Шаги сбоку, легкие, почти невесомые. Харальд поворачивается, готовясь
встретить очередного врага, и на  миг  замирает.  Перед  ним  высокая  и
статная женщина. Одета по-мужски, до середины стройных бедер  спускается
сетка легкой кольчуги.
   На  голове  воительницы  шлем,  из-под  которого   выбивается   волна
роскошных черных волос. В одной руке воительницы легкая сабля, в  другой
- маленький круглый щит.
   Неужели ему придется сражаться с ней?
   Сомнение проникает в душу.
   Но женщина не колеблется.  Легким,  скользящим  шагом  она  двигается
навстречу, и сабля поднята.
   Харальд непроизвольно готовится к защите, и холод исчезает,  сменяясь
теплом.
   Все просто и ясно. Надо убить, и тогда будет хорошо.
   Чистый, мощный звук рушится откуда-то сверху. От  него  дрожит  почва
под ногами, а пейзаж вокруг начинает морщиться, распадаться на отдельные
кусочки. Харальда словно подхватывает вихрем и тащит вверх...
   Он заворочался и открыл глаза.
   Очень близко  оказался  дощатый  потолок  с  бегущим  по  нему  рыжим
тараканом.  В  окно  врывался  яркий  свет  майского  утра.  Под  спиной
чувствовалась жесткая койка, а в ушах все еще  звенели  отзвуки  сигнала
побудки.
   Во всем теле ощущалась ватная слабость, а во рту - как  всегда  после
кошмара - противный кислый привкус. Жуткие сны начались почти сразу, как
Харальд поселился в замке. Сначала они приходили раз в несколько дней, а
теперь, в самом конце мая, мучили его почти каждую ночь.
   О том, что могло их вызвать, он даже боялся думать.
   Тело было словно мешок с крупой, тяжелым и мягким. С некоторым трудом
Харальд поднялся и потащился к стоящему в углу тазику - умываться.
   Когда нагибался, в пояснице что-то сухо щелкнуло.
   Холодная вода  несколько  взбодрила,  и,  вытершись  насухо  шершавым
полотенцем, Харальд распрямился  и  встретился  взглядом  с  собственным
отражением в зеркале.
   Отражение было мрачным. Изможденный человек с белыми,  почти  седыми,
волосами, смотрел из овальной металлической рамы,  и  глаза  его  горели
зеленым огнем.
   Зеркало стояло тут еще до того, как гостя поселили в комнате, да  так
и осталось. Харальду оно мешало, но до  того,  чтобы  убрать,  никак  не
доходили руки.
   Скривившись, он отвернулся от зеркала и принялся одеваться.

***

   Двор замка заливал яркий солнечный свет. Холода уже прошли и, хотя по
утрам подмораживало, дни стояли по-летнему теплые и ясные. Шумел  ветер,
облизывая шершавым языком башни замка, от кузни доносились удары молота.
   От площадки, где упражнялись охранники Торгрима, до Харальда  долетел
взрыв хохота. Двое здоровенных воинов,  раздевшись  до  пояса,  рубились
деревянными учебными мечами.
   Прочие столпились вокруг них, подбадривая поединщиков криками.
   Поначалу соратники относились  к  Харальду  прохладно.  Любимчик  фон
Жахха, живет в отдельной комнате, почти запанибрата с  капитаном  и  еще
позволяет себе не носить доспехов.
   Не смотрели косо лишь те, кто знал Харальда  по  прошлому  приезду  в
замок.
   Но узнав, как он владеет оружием,  даже  откровенные  недоброжелатели
преисполнились уважения, и неприязнь,  коли  такая  была,  старались  не
показывать. А то мало ли что.
   Харальд нес с собой лук, надеясь пострелять по мишеням.
   Когда подошел ближе, то схватка закончилась. Один из  воинов  получил
здоровенный синяк на плече  и  был  признан  проигравшим.  К  пришедшему
тотчас повернулось несколько голов.
   - О, Харальд, - пробасил  здоровяк  Хамунд,  давний  знакомый.  -  Не
хочешь сразиться? Приз - бочонок ячменного пива!
   - Нет. - Харальд покачал головой. В замке он избегал поединков,  даже
на  учебном  оружии.  Дурные  предчувствия  иголочками  кололи   сердце,
заставляя отказываться от предложений, подобных сегодняшнему.
   - Ты что, боишься? - выкрикнул кто-то из задних рядов. - Может  быть,
ты трус?
   Голос был незнакомый, чем-то напоминал крысиный писк.
   Воины недоуменно зашумели.
   - Да, Харальд, - нахмурился Хамунд. - Ты здесь больше месяца, а ни  с
кем ни разу не скрестил клинка. А раньше ты был не против, я помню!  Что
с тобой случилось?
   - Ничего, - ответил Харальд, поворачиваясь спиной.
   - Трус, трус! - В противном голосе звучала откровенная издевка.
   Харальд рывком развернулся, сунул лук в руки опешившему Хамунду.
   - Дайте мне меч, и пусть тот  крикун,  который  назвал  меня  трусом,
выйдет сюда!
   Деревянная рукоятка больно  ткнулась  в  ладонь,  а  Хамунд  пробасил
смущенно:
   - Сначала одолей его. - Рука Хамунда указала  на  воина,  победившего
только что. - И только тогда получишь  возможность  выбирать  соперника.
Бой идет до пропущенного удара!
   Харальд молча вышел в центр круга.
   Противник его шутовски поклонился  и  поднял  меч.  На  руке  вспухли
твердые, словно валуны, мускулы.
   Он был гораздо крупнее и сильнее Харальда.
   Но это не имело значения.
   Деревянные мечи соприкоснулись, ладонь дернула отдача от удара, и тут
Харальд с ужасом ощутил, как по жилам бежит хорошо знакомое тепло. Такое
мягкое, приятное, явившееся прямо из того кошмара, в котором он только и
делал что убивал...
   Удар, еще удар. Улыбающиеся лица со всех сторон,  твердая  почва  под
ногами. Но почему  все  вокруг  затягивает  знакомым  багровым  туманом?
Почему остальные его не видят?
   Из груди вырвалось хриплое хищное мурлыканье...
   Похоронная песня для противника.
   Харальд легко увернулся от удара, еще  от  одного.  Тело  его  словно
действовало само, и в самой глубине  потихоньку  рождалось  предвкушение
экстаза, который наступит в момент...
   - Нет! - Он  прокричал  это  вслух,  понимая,  что  уже  не  в  силах
остановить собственный удар.
   Тупое деревянное лезвие летело вперед, чтобы спустя мгновение разбить
мягкий затылок соперника. Треснут кости, и восхитительно  алая,  соленая
кровь брызнет во все стороны...
   Запредельным  усилием  он  повернул  кисть.  Захрустели  на   пределе
прочности сухожилия, просто взвыли от боли мускулы, но меч  сдвинулся  и
ударил в плечо противника.
   "Вот и славно", - подумал Харальд, ощущая, как  в  нем  самом  что-то
ломается. Меч выпал из ослабевшей руки, только что гулявшее по  мускулам
тепло исчезло, и на смену ему пришел свирепый, дикий мороз.
   Земля, ткнувшаяся в колени, а затем и в  лицо,  показалась  теплой  и
мягкой.

Глава 10
ПОСЛЕДНИЙ ШАГ

   В камине жарко пылал огонь,  но  Харальду  все  равно  казалось,  что
воздух сочится мерзлой сыростью. До озноба болела голова, и запах  яств,
расположенных на столе, вызывал тошноту.
   - Я все же не понимаю - почему ты хочешь уехать? - На  лице  Торгрима
было написано искреннее недоумение. Он по давней привычке  разговаривал,
расхаживая по комнате. Мягко поскрипывали сапоги, раздраженно шуршал под
подошвами ковер. - Ведь ты же не убил его?
   Хозяин замка Жахх остановился, ухватившись за высокую спинку  кресла.
Он стал похож на огромную хищную птицу, присевшую отдохнуть и спрятавшую
крылья за спиной. Взгляд родовитого был холоден и остр, как сосулька.
   - В следующий раз я  не  смогу  остановиться,  -  проговорил  Харальд
неохотно. Каждое произнесенное слово отдавалось под сводами черепа,  как
в пещере. - И обязательно убью кого-либо.
   - Но почему, почему? - вмешался в разговор  Лот.  Он,  в  отличие  от
хозяина, сидел, но вовсе не выглядел расслабленным.
   - Не знаю! Может, я схожу с ума. - Харальд равнодушно пожал  плечами.
- Меня тянет убивать.  Это  желание  все  сильнее,  и  мне  все  сложнее
бороться с ним.
   - Да. - В светлых, как  родниковая  вода,  глазах  Торгрима  читалось
сочувствие. - Что же ты собираешься делать? Ведь чем  дольше  ты  будешь
сдерживать свою страсть, тем сильнее  она  станет!  В  конце  концов  ты
сорвешься и убьешь первого, кто окажется рядом.
   - Надеюсь, что до этого не дойдет, - невесело улыбнулся Харальд. - Но
сильнее, чем других людей, меня тянет убивать  Владетелей.  Может  быть,
когда я уничтожу их всех, желание ослабнет?
   - Ты действительно сумасшедший! - В реплике Лота причудливо смешались
ужас и восхищение.
   - Похоже. -  Харальд  поднялся  и  неуклюже  поклонился.  -  Спасибо,
родовитый Торгрим, за гостеприимство, но я вынужден оставить твой кров!
   - Куда ты? - изумился Лот.
   -  Пусть  едет,  -  проговорил  Торгрим  медленно.   -   Нет   смысла
препятствовать человеку,  принявшему  твердое  решение.  Он  должен  сам
убедиться в своей правоте или не правоте.
   Родовитый помолчал и добавил:
   - Да, и спасибо тебе - за исцеление.
   Лот недоуменно нахмурился, не  понимая,  о  чем  идет  речь.  Харальд
поклонился еще раз и пошел к выходу. Меч, висящий  на  поясе,  почему-то
мешал. Такое случилось первый раз в жизни, и, несмотря на головную боль,
Харальд нашел силы удивиться...

***

   На постоялом дворе было чадно. В маленький зал набилось полно народу,
и разговоры сливались в единый гул. Закрыв глаза, можно представить, что
сидишь около пчелиного улья. Мешали этому типично  человеческие  запахи.
Пота, мясной похлебки и многого другого.
   - Ой, почтенный, что ты такое говоришь? - прорезался в  общем  гомоне
знакомый голос.
   Харальд, сидевший в углу, невольно повернул голову.
   У  стойки,  на  высоком  табурете,  с  деревянной  кружкой   в   руке
расположился купец Иерам. За прошедшие годы он  заметно  потолстел,  под
одеждой проглядывал кругленький животик, но суетливости  в  повадках  не
убавилось.
   Он опасно жестикулировал, грозя залить пивом и себя, и собеседника  -
дородного мужчину в темном плаще. Его  Харальд  видел  со  спины  и  мог
разглядеть только волосы - черные, коротко постриженные.
   - Что видел, то и говорю, - буркнул дородный.  -  Эта  тварь  пятерых
воинов при мне задрала! Одного за другим,  точно  волк  ягнят!  Она  ими
занялась, и только поэтому нам удалось проскользнуть! А вид  ее  страшен
настолько, что лошади шарахаются, да и людям не по себе становится!
   - Ох, как же быть? - запричитал Иерам и для успокоения чувств влил  в
себя добрую порцию  пива.  Рукав  его  сполз,  и  на  запястье  мелькнул
знакомый браслет из серебристого металла.
   Усмехнувшись, Харальд поднялся и неторопливо двинулся к беседующим.

***

   Пиво не  принесло  успокоения,  и  когда  донышко  кружки  со  стуком
опустилось на стойку, Иерам пребывал в столь  же  отвратном  настроении,
как и пятью минутами ранее.  Сведения  о  том,  что  на  северовосточной
дороге  появилось  какое-то  чудовище,  были  плохими,  самыми  плохими,
которые купцу довелось слышать за последний год.
   - Прошу  прощения,  почтенные,  что  вмешиваюсь  в  ваш  разговор,  -
послышался смутно знакомый голос, и Иерам невольно обернулся.
   Чуть сбоку, с какой-то неестественной улыбкой на губах стоял Харальд.
   Он похудел и осунулся, зеленые глаза были мрачны, а на  лице  застыло
странное выражение. Купцу  на  миг  почудилось  сходство  со  смертельно
ядовитой змеей,  которая  обитает  в  южных  лесах,  у  самого  морского
побережья.
   От такого сравнения мороз побежал по коже.
   - О, Харальд, - сказал тем не менее Иерам. - Рад тебя видеть!  Прошу,
присаживайся!
   Дородный мужчина в плаще  -  купец  из  дальнего  города  Ершалама  -
поклонился и отошел, не желая мешать беседе.
   - Как торговля? - поинтересовался молодой воин. Наедине с  ним  Иерам
почувствовал себя еще более неуютно. Внутренний голос орал что есть силы
- беги, беги, опасность!
   - Ничего, - осторожно ответил купец. - Торгуем потихоньку.
   - А почему сам водишь обозы? Ведь мог бы дома сидеть, у теплой печки.
   -  Не  могу!  -  Иерам  почувствовал,  как  покидает   его   странное
напряжение. Словно опасность, до сих пор  таившаяся  в  собеседнике,  на
время спряталась, убрала острые, как бритва, когти.  -  Если  остаюсь  в
Бабиле - тоска берет, хоть вешайся!
   - Ясно, - без улыбки кивнул Харальд. - А то,  что  мы  тогда  добыли,
никто не пытался отобрать?
   - Нашлось несколько идиотов, -  купец  махнул  рукой.  -  Только  мне
повезло, а им - нет.
   - Значит, эта штука работает. - На лице Харальда появилось задумчивое
выражение. - А сейчас куда направляешься?
   - На северо-восток, - туманно ответил Иерам, все еще не понимая, куда
клонит собеседник.
   - Я слышал, что там какая-то тварь на дорогах бесчинствует
   - Да, - сказал купец. - Рассказывают, что чудище это создал  когда-то
Владетель Канут, а после его гибели оно сбежало из-под запоров. Подросло
и пристрастилось к человечине.
   При упоминании о  маге,  зарезанном  в  собственном  замке,  по  лицу
Харальда пробежала гримаса боли. Словно речь шла о чем-то личном и очень
неприятном.
   - И как надеешься прорваться мимо монстра?
   - Не знаю. - Иерам скривился. - Наш обоз невелик, и  воинов  всего  с
десяток, но, может быть, им повезет.
   - Сомневаюсь, - усмехнулся  Харальд.  -  Возьми  меня  к  себе,  и  я
уничтожу чудовище.
   Купец  недоуменно  уставился  на  собеседника,   отказываясь   верить
собственной  удаче.  Один  из  лучших  воинов,  которых  он  знал,   сам
предлагает себя в охрану.
   -  Мне  не  особенно  нужны  новые  охранники,  -  сказал  Иерам,  по
купеческой привычке тщательно скрывая заинтересованность. - И сколько ты
хочешь денег?
   - Скажи мне, куда ты направляешься, и я назову свою цену.
   Оглянувшись - не подслушивает ли кто, купец наклонился к  самому  уху
собеседника и прошептал:
   - Мы едем в замок Владетельницы Лии, везем благовония с юга.
   - Я не возьму у тебя ни единого золотого, - ответил Харальд, и  глаза
его при этом  блеснули  изумрудной  зарницей.  -  Но  срок  моей  службы
кончится у стен замка.
   - Почему?
   - Я надеюсь попасть на службу к Владетельнице.
   - Что же, попробуй. - Иерам даже не пытался скрыть своего  удивления.
- Тогда по рукам!
   Холодные  сильные  пальцы  стиснули  ладонь  купца,  и  тот  невольно
вздрогнул.

***

   - Но! Не отставай, родимая! -  Крик  возчика  донесся  издали,  затем
хлопнул бич, и вновь повисла тишина, нарушаемая лишь всхрапыванием коней
да скрипом колес.
   Дорога тянулась необычно пустынная, словно не июнь - один  из  лучших
месяцев для путешествий - властвовал над северными  землями,  а  ноябрь,
время холода и дождей, или март, период распутицы.
   Шелестели листвой березовые и осиновые рощи, не таясь, кричали птицы,
но человеческих голосов, кроме собственных, они за три  дня  путешествия
не услышали. Иерам ехал впереди обоза, рядом с  Харальдом,  и  с  каждым
днем все больше мрачнел.
   Неразговорчивы были возчики, хмуры и молчаливы воины. На  всех  давил
страх встречи с неизвестным чудищем, рассказы о котором слышал каждый, и
многие не один раз.
   Подавленного настроения не могла развеять  даже  теплая  и  солнечная
погода.
   В это утро, когда самый краешек светила показался над  горизонтом,  а
траву и листья усеивали блестящие капли росы, купец проснулся  с  дурным
предчувствием Снилось ему что-то гнусное и давящее, и  ощущения  от  сна
сохранились до сих пор, когда желтый  кругляш  солнца  навис  прямо  над
головой, а от утренней сырости не осталось и следа.
   Страх склизким  комом  ворочался  в  животе,  заставлял  внутренности
сжиматься при каждом особенно резком звуке. Иерам клял себя за трусость,
но ничего поделать не мог. Разум услужливо рисовал одну и ту же  картину
- из леса, ломая  деревья,  точно  тонкие  прутики,  является  громадное
чудище (купцу оно представлялось всегда похожим на выросшую в сотни  раз
ящерицу), ударами лап и хвоста расшвыривает охрану, и челюсти,  размером
с коромысло каждая, тянутся, чтобы перекусить его пополам...
   Иерам судорожно сглотнул и, вернувшись от  мыслей  к  реальности,  не
сразу понял, что остановил коня.
   На желтой от пыли дороги, шагах в двадцати впереди, что-то сидело Что
именно, купец не успел осознать. Его отвлек Харальд. Спрыгнув с  лошади,
он с шелестом извлек меч из ножен.
   - Ну, я пошел. - Фраза прозвучала спокойно, словно воин собирался  на
прогулку.
   Когда он сделал первый шаг, тварь на дороге  поднялась  и  кровожадно
зарычала. От этого звука купец ощутил, как кровь стынет  в  жилах.  Конь
под Иерамом нервно дернулся, а из-за спины донеслись испуганные вскрики.
***

   Тварь оказалась не особенно велика - с крупного волка.
   Но вид ее был необычен.
   Поросшее черной шерстью тело, шесть  лап,  больше  всего  похожих  на
паучьи. Огромная пасть, полная  острых  и  блестящих  зубов,  и  длинный
скорпионий хвост, поднятый для удара. Алые глаза пылают, точно уголья.
   Рык прозвучал как вызов на бой.
   Не дойдя пары саженей до чудного  зверя,  порожденного  заклинаниями,
Харальд остановился. После отъезда из замка он постоянно сдерживал себя,
словно  хозяин  злобного  пса.  Любая  мелочь  раздражала,  противоречие
выводило из себя, и большого труда стоило не схватиться  за  меч,  когда
мясо, поданное на постоялом  дворе,  оказывалось  жестким.  Несмотря  на
жаркую пору, его мучил холод. Даже  на  палящем  солнце  порой  пробирал
озноб. Чудовищный волдырь, полный желания убивать, все рос внутри, и все
тоньше становились его стенки.
   И вот выпала возможность сбросить напряжение. Такая, при которой люди
не пострадают. Тело потихоньку теплело, словно наполняясь горячей водой,
и в уголках глаз клубился знакомый багровый туман.
   "К твоему рождению приложил руку маг,  к  моему  -  тоже,  -  подумал
Харальд, разглядывая противника. - Ты создан, чтобы убивать. Я  воспитан
для того же. И меня, и тебя мучает одна и та же страсть. Посмотрим,  кто
сегодня окажется сильнее."
   Зверь сидел неподвижно, словно вслушиваясь в чужие мысли.
   В этот миг волдырь лопнул. Харальд ощутил, что если он сейчас,  прямо
в этот момент не вонзит клинок в чужую плоть, то  его  собственное  тело
распадется на части, разорванное напором изнутри.
   Он бросился в атаку.
   Рычание хлестнуло по ушам, точно хлыст по истерзанной спине, свистнул
клинок, и пасть щелкнула рядом с  шеей  Харальда.  Он  услышал  смрадное
дыхание хищника и едва не прозевал удар хвостом.
   Жало промахнулось всего на пару вершков.
   Харальд не испугался.
   Обжигающий жар тек по мускулам, тело полнила мощь, а  длинное  лезвие
было продолжением руки.
   Он атаковал вновь, и отсеченная лапа чудовища,  скребя  желтую  пыль,
рухнула  на  землю.  Хлынула  темная,   похожая   на   земляное   масло,
непередаваемо вонючая кровь, а в гневном рыке появились нотки боли.
   Харальд отскочил, чтобы отдышаться, и это оказалось ошибкой.  Раненый
зверь сам атаковал со стремительностью молнии, словно потеря лапы  ничем
не повредила ему.
   Жало с треском ударилось о меч, потом еще одна лапа срубленной веткой
покатилась в сторону, но страшные челюсти сомкнулись на голени Харальда.
   Боль оказалась настолько сильной, что не удалось сдержать крик.
   Понимая, что еще мгновение, и он будет не в силах  терпеть  и  станет
легкой добычей чудовища, Харальд перехва