Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
Дмитрий КАЗАКОВ
ИСТРЕБИТЕЛЬ МАГОВ
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru
Анонс
Харальд Младший, сын великого чародея, отправляется в далекое
путешествие, чтобы узнать судьбу сгинувшего много лет назад отца.
Способность Харальда противостоять действию любой магии помогает ему
прославиться в качестве непобедимого воина, борца с колдовством,
Истребителя магов...
Вот только кто дал ему эту способность и чем за нее придется
платить?
Его глаза - подземные озера,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста - пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать... плакать больше он не может.
Николай Гумилев
Глава 1
НА ЮГ
Огромная бурая туша выметнулась из-за кустов. Затрещали ветви, Гуннар
ощутил ужас, представив, что сейчас произойдет. Хрустнут кости, алая
кровь брызнет на серый предвесенний снег...
Дурные предчувствия одолевали его с самого начала пути.
И вот не повезло - наткнулись на шатуна.
Но гибкая юношеская фигурка проскочила меж огромных когтистых лап.
Медведь раздраженно взревел, крутанулся на месте, пытаясь зацепить
верткую добычу.
Рогатина ударила с быстротой молнии. Гуннар видел, как ее острие
обманчиво легко коснулось лба зверя и мгновенно отпрянуло, словно
устыдившись свершенного...
Косолапый зарычал; кровь потекла ему в глаза, мешая видеть. Громадная
туша слепо двинулась вперед. Тяжеленные лапы месили воздух, чтобы смять,
уничтожить обидчика.
Раздался хряск, какой бывает, когда тупое лезвие входит в живую
плоть. Затем медведь как-то сразу накренился и рухнул. А человек стоял
рядом с ним.
Гуннар сглотнул. Только в этот момент пришла мысль, что мог бы и
помочь воспитаннику.
К лицу прихлынула кровь, захотелось потереть его руками. Но Гуннар
знал, что это не поможет: стыд не уйдет. "Старею, - подумал он с
неожиданной обреченностью. - Пятьдесят лет уже..."
Ноги передвигать было трудно, словно они превратились в каменные,
наст издевательски скрипел при каждом шаге.
Когда подошел, в нос ударил тяжелый медвежий запах. Вблизи было
видно, как тяжело зверь пережил зиму. Ребра почти прорвали вытершуюся
шкуру, шерсть свалялась.
- Жалко, рогатина сломалась. - Юноша, стоявший рядом с поверженным
зверем, поднял взгляд.
В малахитовых глазах его не было и следа боевой горячки, и дыхание
было ровным. Словно не он только что победил исполинского хищника, на
которого обычно ходят не в одиночку и с собаками.
Юноша сражался, как и жил, - спокойно. Без гнева, ярости или злобы.
Иногда Гуннар пугался своего воспитанника, несмотря на его молодость.
Вот и сейчас он невольно содрогнулся под ледяным взглядом, в котором
если и захочешь угадать, что прячется, то не сможешь.
- Нашел о чем беспокоиться, - проговорил Гуннар, преодолевая
неловкость. - Рогатину новую сделаем. А ты молодец... Извини уж, что я
не успел.
- Ничего, - ответил Харальд и принялся деловито свежевать тушу. Мяса
и жира с шатуна не возьмешь, но шкуру можно пристроить куда-нибудь, а из
клыков и когтей получаются хорошие украшения.
***
День стоял погожий, солнце старалось изо всех сил, готовясь к близкой
весне. Подморозило, наст держал хорошо, преследовать оленя было легко.
Не медведь являлся сегодня целью охотников.
Когда мир впереди оборвался гигантским оврагом, Гуннар невольно
вздохнул. Много лет не был он в окрестностях Бурливого озера. И вот -
занесло. В погоне за зверем не выбираешь направлений. Грациозный олень
замер на краю обрыва, тяжко поводя боками, в глазах его плескался страх.
- Можно я? - Харальд смотрел просительно, и Гуннар не смог отказать
воспитаннику.
- Давай.
Заскрипела тетива, на миг юноша застыл, словно превратившись в статую
лучника. Солнце играло на светлых, точно посеребренных волосах, ветер
перебирал падающие до плеч пряди.
Раздался хлопок, и олень, высоко подпрыгнув, рухнул.
- Попал, - сказал Харальд, опуская лук. Его лицо осветилось
торжеством. И не зря. Вернуться в юрту с мясом - величайшая доблесть для
охотника. А медведь - так, баловство...
***
Когда красавец-олень превратился в груду окровавленной плоти, а
лучшие куски мяса перекочевали в заплечные мешки, Харальд спросил,
указывая на обрыв:
- А что там? Бурливое озеро?
Гуннар боялся этого вопроса, боялся и ждал.
- Да, - ответил он, глядя на замерзшую поверхность, сверкающую на
солнце кристаллами льда. - Это оно.
- И там был остров, куда ходил отец? - Теперь воспитанник смотрел
прямо на Гуннара.
- Был, - сказал тот, а про себя подумал: "Вот бабы! Растрепали все!"
- Остров был, а на нем храм... Но, как сам видишь, сейчас ни того, ни
другого.
- Жаль. - Взгляд Харальда был чист и ясен, будто солнечный луч.
- Что жаль?
- Что храма нет, - пожал плечами юноша. - Я бы туда пошел, как и
отец. Ведь он вернулся оттуда другим?
Гуннар дернулся как от удара. Про себя вовсю клял оленя, выбравшего
самое неудачное направление для бегства.
- То, за чем он ходил туда, превратило его в нелюдя, - устало
проговорил Гуннар. - И я очень рад, что пятнадцать лет назад храм на
острове сгинул с лица земли.
- Я знаю эту историю, - прервал воспитателя юноша. - Глубокой осенью
земля содрогнулась, словно недра ее пронзила нестерпимая боль, и с
севера до становища донесся жуткий вой. А через неделю охотники
обнаружили, что острова более нет.
- Так что оставь эти мысли! - уже строго сказал Гуннар. - И не
старайся идти по стопам отца. Я думаю, он бы этого не одобрил...
- Я не собираюсь идти по его стопам, - пожал плечами Харальд, и на
лице его появилось выражение крайнего упрямства. - Я просто хочу больше
о нем узнать...
Юноша пробормотал еще что-то, но Гуннар решил не переспрашивать.
Сказал лишь:
- Ну что, пойдем?
Воспитанник кивнул.
Всю дорогу до становища молчали.
***
Пришла весна, а с ней День Предков - главный праздник племени.
Позади тяжелые зимние месяцы, жестокие морозы и свирепые снегопады,
когда целыми днями нельзя выйти из юрты. Впереди - теплое время и
обильная охота. Как ни вознести благодарность пращурам, которые помогли
дожить, дотерпеть, послали зверя на рогатины охотников, а рыбу - в сети?
Харальд с нетерпением ждал праздника. Посвящение в мужчины он прошел
пять зим назад, в тринадцатилетнем возрасте, но каждый День Предков с
тех пор встречал, словно мальчик, которому еще только предстоит стать
полноправным членом племени.
С вечера над селением, перекрывая привычные запахи, поплыл дурманящий
аромат мухоморной настойки - любимого напитка предков, который, если
верить колдуну, позволяет людям нид на день стать зверями, при этом
выплеснуть из себя все худшее, животное, что есть в них, чтобы затем год
жить спокойно...
Харальд настойку не любил и пил ее мало. Больше для вида.
Утро явилось на небосклон в праздничной розовой одежде, отороченной
белым мехом облаков. К тому моменту, когда одеяние это стало бирюзовым,
мужчины племени в ближнем лесу подготовились к тому, чтобы воплотить
духов предков.
Харальду достался костюм, украшенный рысьей мордой и раскидистыми
оленьими рогами. Рога были тяжелы, приходилось напрягать шею, чтобы
голова не клонилась вперед.
Попробуй потанцуй в таком наряде! А ведь придется.
Когда представление закончилось, Харальд был мокрым от пота.
Оставалось утешать себя тем, что остальным приходится не лучше.
Забрав из становища мальчиков, которым сегодня предстоит стать
мужчинами, предки-ряженые с визгом и воплями умчались в лес. Предстояла
самая интересная для Харальда часть праздника - испытания молодняка.
Он снял маску, и почти сразу к юноше приблизился Елам, ставший вождем
пять лет назад, после смерти Завулона, деда Харальда. Лицо вождя,
настоящего великана, было мрачным, а в темных, глубоко посаженных глазах
тлела нерешительность.
- Харальд, - сказал он. - Ты взрослый мужчина, и я... я не могу
запретить тебе присутствовать на испытаниях. Но лучше бы тебе уйти.
- Почему? - Как ни странно, Харальд совсем не удивился. Лишь внутри
шевельнулось что-то, подозрительно похожее на обиду.
- Мальчики... Они боятся тебя, - развел ручищами Елам. - Сам
понимаешь...
- Не понимаю, - сказал Харальд жестко, и вождь дернулся, словно его
стегнули плетью. - Но уйду, если просит вождь!
Он развернулся и зашагал к становищу. Снег противно визжал под
ногами. Шумел в верхушках деревьев ветер, слышались позади голоса
Гуннара и Елама. Наверняка воспитатель просил за воспитанника.
Но Харальд не обернулся. Он ушел. И сделал это сам, И теперь не
вернется, пообещай ему за это хоть все сокровища мира.
***
От костров тянуло жареным мясом. Над становищем разносились
нестройные вопли и хохот. Племя отмечало День Предков. Приближался
вечер, наступило время мухоморной настойки. Кто уже лежал, сраженный
дурманящим напитком, кого рвало, но большая часть нид продолжали
праздновать, свято веруя, что в этот день вместе с ними пируют духи.
Харальд сидел в одиночестве у своей юрты. Сегодня впервые ему
захотелось напиться, провалиться в пахнущий мухоморами дурман и забыть
нанесенную обиду. А ведь раньше он не знал, что это такое обижаться.
Раздался шорох, из-за соседней юрты появился Мадай. Колдун племени
был спокоен и сосредоточен, словно во время важного обряда, а в больших
глазах его, похожих на лосиные, было какое-то странное выражение. Будто
Мадай шел на охоту, на встречу с опасным хищником.
Харальд хотел было встать, чтобы поприветствовать старшего, но колдун
махнул рукой.
- Сиди, - сказал. - Я лучше сам сяду.
Мадай бесшумно примостился рядом с юношей.
- Что, обидно? - Вопрос прозвучал неожиданно, и ответил на него
Харальд совсем не так, как хотел вначале - уверенным отрицанием.
- Почему они так? - вырвалось у него. - Почему? Ведь в предыдущие
годы никто меня не боялся...
- Все просто, - колдун шумно вздохнул. - Те, кто становился мужчинами
ранее, они все знали тебя. Вы вместе играли и взрослели. Но выросли
новые мальчики, которые знают тебя не очень хорошо. Зато они все слышали
рассказы о...
- Моем отце, - Харальд посмотрел на собеседника. Тот был мрачен, на
переносице пролегла глубокая складка. - Вы ведь знали его?
- Да, - кивнул Мадай. - Очень немного.
- И много ли правды в россказнях, которыми женщины запугивают ребятню
по вечерам? - Вопрос прозвучал неожиданно горько, Харальд устыдился
собственных чувств. Но колдун не обратил на переживания собеседника
внимания.
- Достаточно, - ответил он серьезно. - Он был колдун. Много сильнее,
чем я, и он осмелился взять то, что лежало когда-то в храме.
- И превратился в чудовище?
- Я бы не стал так говорить! - ответил Мадай твердо. - Но он...
внушал страх. Ведь эта... вещь, что он взял в храме, она губительна для
людей...
- И мать мою он околдовал? - Харальд закусил губу, пытаясь сохранить
на лице спокойное выражение.
- Нет, - колдун снова вздохнул, гулко, словно большая собака. - Это
выдумки.
- Но это не важно для большинства из них. - Юноша показал в сторону
костров, откуда доносились дикие вопли. - Они верят в страшные истории,
и из-за них меня боятся и не любят.
- Есть такое. - Мадай задумчиво почесал кончик носа.
- Но ведь вы-то знаете, что я никогда не стану таким, как отец! -
Слова, которые Харальд хотел произнести с жаром, получились плоскими и
холодными, словно речные камни. - Что у меня нет колдовских
способностей!
- Это правда. - Колдун посмотрел на Харальда, в темных глазах его
было смущение. - И я не раз говорил об этом. Но они все равно боятся. Ты
для них - сын чужака, южанина, страшного колдуна, и, значит, сам
наполовину чужак и колдун...
- И что же делать?
- Не знаю, - тихо ответил Мадай. - Гуннар рассказал мне о вашем
разговоре во время охоты. Тебе так хочется знать о судьбе отца?
- Да. - Ответ прозвучал достаточно твердо.
- Тогда я дам тебе совет, - колдун хмуро усмехнулся. - Такой, за
который меня впору отдать на съедение росомахе. Иди на юг, туда, где
живут другие люди. Там ты найдешь ответ.
- А разве, - Харальд ощутил, что голос его ломается, словно льдина
под лучами весеннего солнца, - это возможно?
- Покинуть племя? - вопросом ответил Мадай. - Это не поощряется, но
тебя, я думаю, отпустят. Ведь смог же уйти твой отец, а до него - еще
один человек. Путь на юг труден и опасен, но он существует.
Колдун замолчал, стало слышно, как где-то далеко в лесу, на западе,
воет волк. К его голосу присоединились другие, и песня волчьей стаи
странным образом сплелась с той, что пели у костров люди нид.
- Да, - сказал Харальд твердо. - Я сам думал об этом, но боялся.
Спасибо за совет.
- Не благодари. - Колдун устало улыбнулся и поднялся. - Возможно,
пройдет время, и ты проклянешь меня за него.
***
Угольки мягко потрескивали, от очага шел приятный, расслабляющий
аромат. Мадай, ожидая прихода гостей, бросил на угли пучок сухой травы,
чей дым "отгоняет злые помыслы.
А гости были уже здесь. Колдун знал, что, когда молодой Харальд
объявит о желании уйти из племени, за советом обязательно придут к нему,
знающемуся с миром духов...
И они пришли.
Хмурый, насупленный Елам. Вождь, сильнейший из мужчин племени.
Несмотря на туповатый вид, хитрый, как матерый лис. Сейчас он мрачен.
Ему принимать решение.
Колдун и старейшины могут лишь советовать.
Гуннар, ерзающий так, словно ему в седалище воткнулась острая ветка.
В темных глазах чужака, ставшего за полтора десятка лет жизни в племени
своим, - беспокойство. Это понятно. Харальд для него что сын. Старший и
самый любимый.
И виновник встречи. Взгляд зеленых глаз обманчиво мягкий. Лицо еще
почти детское, но через черты юнца проглядывает будущий мужчина. Сидит
неподвижно, словно рысь в засаде. Почти не моргает.
- Что скажут духи, колдун? - Могучий голос Елама заполняет юрту.
Кажется, что ему тесно под низкими сводами. - Я не хочу терять лучшего
из молодых охотников! Он прекрасно стреляет из лука, опытен в
рыболовстве и промысле зверей. От него будут здоровые и сильные дети! Но
он хочет уйти... Его отец не из нид, и желание юноши вполне понятно. Что
скажут духи, колдун?
- Я спрошу. - Мадай слушал внимательно. Хотя он и знал все
подробности, но сейчас через него внимают духи, неосязаемые существа,
могучие, несмотря на бестелесность. Им открыто будущее, они должны
сказать, что ждет юного Харальда в будущем. - Только выйдем из юрты.
Снаружи был вечер. Солнце, огромный оранжевый шар, распороло брюхо об
острые вершины сосен, и на землю стекала его светящаяся кровь. Закатный
свет резал глаза.
Мадай привычно наклонился, очертил посохом круг. Просители боязливо
жались у юрты. Жилище колдуна расположено на некотором отдалении от
остального становища, просто так сюда не приходят. Духи не любят, чтобы
любопытные наблюдали за их делами.
Он приготовился к обычному долгому ритуалу, когда тело становится
чужим, а устами начинает говорить существо, пришедшее из Нижнего мира -
обиталища свирепых духов. Даже плеснул на снег из баклажки заранее
заготовленной крови. В заговоренном сосуде она не сворачивалась
несколько дней.
Но не успел он начать читать заклинание, открывающее вход в Нижний
мир, как что-то пошло не так. Очерченный круг вспыхнул багровым. Мадай
знал, что это видит только он - обычным людям истинная картина
происходящего недоступна; изумленный крик колдун сдержал с трудом.
Багровое пламя поднялось выше, он ощутил, что горит сам. Попытался
двинуться с места, но не смог. Тело словно одеревенело, ноги
превратились в корни, руки - в ветви. Мадай мог лишь слегка колыхать
ими.
Почти сразу в членах появилась боль. Колени заныли словно от
старческой болезни, клубок огня поселился в животе, что-то грызущее
очутилось в голове. И что самое противное - заныли зубы. Все сразу.
Он никогда не слышал о таком, и учитель, многомудрый Фарра, ничего не
рассказывал. Колдуну оставалось лишь корчиться от боли и слушать, что за
слова говорит за него кто-то чужой, его губами, но незнакомым
пронзительным голосом.
- Путь на юг открыт для тебя, юный Харальд! - были слова. - Иди и
найдешь там судьбу свою. Любого, кто осмелится противиться, настигнет
кара!
Юноша, забыв, видимо, о том, что с ним беседует дух, рванулся вперед.
- А отец? Узнаю ли я о нем? - крикнул он, когда Гуннар ухватил
воспитанника за руку, удерживая от неразумного шага.
- Иди и все узнаешь, юный Харальд, - сказал голос, а затем чужак в
теле колдуна рассмеялся. Про себя, но так, что Мадая затрясло и едва не
вырвало.
И чужое присутствие исчезло. Призрачное пламя погасло, боль сгинула,
словно ее и не было. Колдун рухнул на колени, пытаясь не потерять
сознание. Ткнулся лицом в восхитительно холодный и шершавый снег.
Внутри дотлевал страх. Настоящий животный ужас.
Кто-то подхватил Мадая под руки, помог подняться.
- Спасибо, - прохрипел колдун, обнаружив, что его поддерживает
Гуннар.
- Не за что, - ответил тот.
Подскочил Харальд, вдвоем они помогли Мадаю доковылять до юрты. Там
он жадно ухватился за сосуд с водой. Руки колдуна тряслись. Холодные
струйки текли по подбородку, щекотали грудь. Но ему было все равно.
- Воля духов явлена! - торжественно возвестил Елам, когда сосуд с
водой вернулся на место. - Харальд имеет право покинуть племя. Но семя
его должно остаться с нами!
- Что? - Юноша вскинулся, глаза его сверкнули.
- Спокойнее, - сказал Мадай, морщась от чужеродных отголосков в своей
речи. - Тебе придется некоторое время пожить с одной из молодых вдов, по
выбору вождя. Когда станет ясно, что она беременна, ты будешь свободен.
- Ладно. - Харальд решительно кивнул, но лицо его потемнело.
- Но вы кое о чем забыли, - неожиданно вступил в разговор Гуннар. -
Мальчик, - при этом слове воспитанник дернулся, но смолчал, - не знает
того, как живут люди на юге. Не умеет вести себя в городе, не ведает,
кто такие родовитые.
- И что ты предлагаешь? - поинтересовался вождь, хмуря брови.
- Я пойду с ним.
Мадай усмехнулся про себя. Он ожидал такого поворота событий. А вот
Елам, похоже, нет.
- То есть как? - спросил он, удивленно морщась. - У тебя жена, дети!
Ты не сможешь уйти!
- Смогу, - сказал Гуннар, и губы его сложились в кривую ухмылку. - У
меня долг перед... отцом этого юноши, и теперь я вижу неплохой способ
его отдать.
- Что за долг? - поинтересовался вождь.
- Вот он знает. - Гуннар показал на Мадая. - Харальд... старший, он
исцелил мою жену от бесплодия.
- Да, - кивнул колдун на вопросительный взгляд вождя. - Было.
- Тогда быть по сему, - прогудел Елам и поднялся. Взгляд его,
обращенный на Харальда, был полон сожаления, - Как только выполнишь долг
перед племенем, можешь уходить.
***
Уходить оказалось неожиданно тяжело. Харальд и сам не осознавал,
наскольк