Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
ь, не нарушая приличий, пощупать мускулы противника.
Направляясь вместе с Автоликом на площадку для борьбы, Аристон увидел,
что в палестру пришли еще два зрителя.
- О, Аид! - с чувством произнес он. Автолик усмехнулся:
- Ты что, тоже знаешь Крития?
- Нет, - покачал головой Аристон. - Я выругался, потому что увидел
Алкивиада. Значит, второй - это Кри-тий? А кто он такой?
- Дядя Хармида. Мы его прозвали Старикашка Шаловливые Ручонки. Он ко
всем пристает, фу! Отвратительное создание. Знаешь, что с ним сделал
Алкивиад?
- Наверно, склонил к сожительству, - сухо сказал Аристон.
- Нет. Алкивиад в этом смысле нормальный. Он просто притворяется
извращенцем... одна мудрая Афина знает почему. Он так разыграл Крития -
умора! Пообещал ему свидание со мной и подстроил все так, чтобы Критий вошел
в комнату, не зажигая света. А там его поджидала в кровати гетера Лаис... в
чем мать родила! Знаешь, что случилось с Шаловливыми Ручонками, когда он на
ощупь определил, что рядом женщина?
- Что? - спросил Аристон.
- Его вывернуло наизнанку! - расхохотался Автолик.
- Он что, законченный, да? - с некоторым удивлением поинтересовался
Аристон.
- Хуже! Другого такого на свете не сыскать! Ну что, ты готов?
Первое очко получил Автолик, второе - Аристон. Автолик был гораздо
искусней, но Аристон вдруг почувство-
вал, что не отстает от противника. Никто из них не старался причинить
другому боль. Вернее, изо всех сил старались НЕ причинить боли. Борьба
панкратеон, если ею заниматься серьезно, была смертельно опасной. В отличие
от обычной борьбы, здесь разрешалось пускать в ход кулаки, ноги, бить ребром
ладони. По крайней мере, дюжина ударов, достигнув цели, вызывала мгновенную
смерть. Все присутствующие в палестре видели однажды трагическую картину:
раб из дома Хармида, сына Глаукона, внезапно обезумел и начал бросаться на
всех подряд с большим ножом. Тогда испытанный боец, наставник Аристон, много
лет прослуживший в палестре, набросился сзади на бедного сумасшедшего и убил
его голыми руками.
Так что борцы не случайно соблюдали осторожность. Малейшая ошибка могла
обернуться для противника тяжелым увечьем или даже смертью. Наставник
Аристон озабоченно следил за Автоликом и юным Аристоном. Из всех зрителей он
один по-настоящему осознавал, насколько опасен панкратеон.
Другим же это до странности напоминало дионисийские пляски, неистовые и
в то же время поразительно изящные. То Автолик замахивался, намереваясь
нанести Аристону сокрушительный удар, но Аристон успевал поймать его руку и
отвести ее в сторону. То Аристон целился Автолику ногой в живот - отчего у
сына Ликона могли вывалиться наружу кишки, - но Автолик отклонялся в
сторону, хватал Аристона за лодыжку и, высоко вздернув ногу противника,
бесцеремонно валил его на спину. Всякий раз, когда Аристон получал очко - а
это случалось трижды, - Критий издавал восторженные восклицания и хлопал в
ладоши. Алкивиад тоже изъявлял радость, но сдержанней.
А потом случилась беда: Аристон не успел вовремя отшатнуться, и
железный кулак Автолика рассек ему переносицу. Рана была несерьезной, но
кровоточила страшно. Аристон отпрыгнул в сторону и помотал головой, чтобы
вернуть ясность мысли. И в этот момент Феорис заметила на его лице кровь.
Она пронзительно, жутко вскрикнула. Аристон слегка повернулся на этот
крик, и второй сокрушительный удар Автолика, от которого Аристон, как
всегда, успел бы увер-
нуться, нагнувшись или же загородившись рукой, обрушился на его
незащищенную челюсть. Ноги Аристона подкосились, и он без чувств рухнул на
землю.
Феорис мгновенно оказалась подле него. От ужаса и отчаяния на ее ногах
словно появились крылатые сандалии Гермеса. Она бросилась на колени,
схватила безвольную руку юноши и начала покрывать его грязное, потное,
окровавленное, намазанное маслом лицо влажными поцелуями, которые заглушали
безумные вопли, вырывавшиеся из ее рта.
Критий стоял в каком-нибудь шаге от нее и прекрасно видел эту
душераздирающую сцену. С его губ, змеясь, поползли шипящие слова:
- Отпусти его, шлюха! Ты его задушишь... Или отравишь своими мерзкими
поцелуями!
Данай потрясеный уставился на Крития. В отличие от Аристона, он его
хорошо знал, поскольку Критий принадлежал к тому же кругу, что и отец Даная
Пандор, и брат Халкодон. Данай всегда восхищался Критием как великолепным
поэтом, драматургом, образованнейшим человеком и непреклонным, решительным
политиком. Но теперь он увидел лишь безобразную, извращенную страсть, стал
свидетелем горькой, бездонной ненависти, которую Критий питал ко всем
женщинам без изъятия. Даже к нежной бедняжке Феорис, в которую он, Данай,
был влюблен.
Данай подскочил к Критию и оттеснил его плечом. Данай, Алкивиад и
другой Аристон отнесли юношу в гимнасий. Автолик шагал сзади, он был бел как
полотно, дрожал, по его грязному лицу текли слезы.
- Я убил его! - рыдал он. - Я вскрою себе вены. Клянусь Герой!
- Ты не виноват, прекрасный юноша, - сказал Критий. - Это все мерзкая
потаскушка, она...
Данай в упор поглядел на Крития.
- Если ты скажешь это еще раз, я тебя убью, - предупредил он. Придя в
себя, Аристон увидел пять лиц, тревожно склонившихся над ним. Феорис в
гимнасий, естественно, не допустили. Тезка Аристона массировал ему шею
своими могучими, большими руками. У Аристона зверски
болела голова, но под искусными пальцами панкратиста боль постепенно
стихала. Юноша улыбнулся друзьям.
- Мне уже хорошо, - сказал он.
- О Зевс! Как ты меня напугал. Аристон! - воскликнул Автолик. - Я так
ругал себя за то, что натворил!
- За то, что стукнул меня по башке?- усмехнулся Аристон. - Удивительно,
как ты руку не сломал. Дан, будь добр, соскреби с меня масло, ладно?
Остальные вышли обратно в палестру, дожидаясь, пока Данай и наставник
Аристон соскребут с кожи юношей грязное масло и песок, а затем намажут их
другим, более благовонным составом. К тому времени как все процедуры были
закончены, Аристон уже почти оправился, если не считать опухшей челюсти и
ноющей боли в голове. Они с Автоликом оделись, то есть нацепили хитоны и
подпоясались шнурками. Когда они вернулись на площадку, встревоженный
Автолик все время держал Аристона за руку.
- Со мной ничего страшного, Автолик. Честное слово! - сказал Аристон. -
Отпусти меня. Я сегодня обедаю с Даном, а потом меня ждет куча дел.
Пообедаешь с нами?
- Не могу, - отказался юный борец. - Мне сегодня нужно разделить
трапезу с Клейнием, двоюродным братом Алкивиада. Он ужасно назойливый, но
хотя бы руки не распускает. Да, сейчас ты уже выглядишь нормально. Спасибо
Зевсу, у тебя башка твердая, как мрамор. Возрадуйтесь, Аристон и Дан!
Позабавьтесь за меня с Феорис, не знаю уж, кому из вас она сегодня
достанется. Когда же она вам надоест, дайте мне знать.
- Болван! - чуть не зарыдал Данай. - Он не знает, он
не в состоянии понять...
Аристон удивленно поглядел на него.
- Ты влюблен в Феорис?
- Да, - беспомощно сказал Данай. - Не было печали...
- Я поговорю с ней, - пообещал Аристон. - Я ей
расскажу...
Но договорить он не успел, потому что Алкивиад и Кри-
тий преградили ему путь.
- Отобедаешь со мной, прекрасный Аристон? - спро-
сил Критий. - Я закажу диапрское вино, чтобы исцелить твою головную
боль.
- Благодарю тебя, нет, - сказал Аристон.
- Почему? - поднял брови Критий.
- Я связан другим обещанием, - ответил Аристон.
- Ты обещал этой потаскушке? - Критий кивнул на бедную Феорис, которая
стояла чуть в стороне и пожирала глазами Аристона.
- Возможно, - холодно проронил Аристон.
- Не могу этого понять! - воскликнул Критий. - Женщины! Как вы, юноши,
только выносите этот запах испорченного козьего сыра и протухших сардин?
- Да, тебе этого не понять, правда? - усмехнулся Аристон. - Ты никогда
не поймешь, да сжалятся над тобой великие боги!
- Лучше ты надо мной сжалься, прекрасный Аристон, - вкрадчиво признес
Критий. - Поужинай со мной как-нибудь наедине...
Он вытянул руку и томно положил ее на плечо Аристона.
И зря. Ведь Аристон полгода вынужден был, задыхаясь от отвращения,
терпеть прикосновения таких мерзавцев. Слепая, безрассудная ярость помрачила
его взор. Он поймал руку Крития и вывернул ее в запястье. А затем перевернул
Крития в воздухе и отбросил в сторону. Критий молча поднялся на ноги и,
заметно прихрамывая, удалился.
Алкивиад впервые за все это время нарушил молчание.
- Не следовало тебе так поступать, Аристон, - сказал он.
- Почему? - возмутился Аристон.
- Потому что Критий никогда не забывает обид и оскорблений, - сказал
Алкивиад.
- Ну и что? - передернул плечом Аристон.
- Ты его недооцениваешь, - добавил племянник Пе-рикла. - Так же как и
меня.
Алкивиад поглядел вокруг, его темные глаза помрачнели.
Когда-нибудь я буду править этим полисом, - заявил
он.
- Станешь стратегом-автократором? Как твой дядя Пе-
рикл? - спросил Аристон.
- Если афиняне будут понимать, в чем их благо, тогда я буду править как
автократор. Если же нет, то как тиран! - молвил Алкивиад и, повернувшись на
пятках, вышел из
палестры.
Аристон поглядел вслед богатому и знатному юноше.
- А ведь он действительно так думает! - пробормотал Аристон. -
Странно... Я впервые видел его серьезным.
- Алкивиад - многогранный человек, - медленно произнес Данай. - Вполне
вероятно, что он нарочно кривляется, прикидываясь женоподобным щеголем,
жеманным болваном. Он сделает то, что обещал. А ты его действительно
недооценивал. И я тоже, и все мы.
- Аристон... - внезапно прошептала Феорис.
- Да, Фео? - беззлобно спросил Аристон.
- Если... если б он убил тебя, я была бы виновата. - От страха Феорис
даже охрипла. - Я отвлекла твое внимание, и ты...
- Забудь об этом, Фео, - сказал Аристон.
- Можно мне немножко пройтись с тобой рядом? -
спросила Феорис.
- Пройдись с Даном, - ответил Аристон. - Вы же
теперь возлюбленные.
- Ну нет! - фыркнула Феорис. - Он... просто купил на часок мои услуги.
Он получил доступ к моему телу, но не к сердцу или к душе. Почему бы и нет?
Таково мое ремесло. Ты должен понимать, насколько это мало значит... Ты ведь
сам когда-то завяз в этой трясине! А потом выбрался.
- И ты выберешься, - подбодрил ее Аристон.
- Нет. Никогда. Была одна дверка, да и ту ты захлопнул перед моим
носом, - вздохнула Феорис. - Так что я навсегда останусь шлюхой...
- Ты не шлюха! - воскликнул Данай. - Ты...
- Гетера. Не такая дешевая шлюха, которую все топчут ногами. Но это
небольшая разница, мой дорогой Данай! Во всяком случае, мне никогда не стать
целомудренной, почтенной женщиной. Или ты соизволишь на мне жениться?
- Да! - сказал Данай. - Прямо сейчас. Сию минуту!
- Не будь дураком. Дан! - вмешался Аристон.
- Не надо. Дан, - прошептала Феорис. - Милый, милый Дан, не будь
дураком! Никогда не люби безответно, как я. Не женись на публичной девке. Не
бери в жены дешевую маленькую шлюшку, которую презирает твой лучший друг! Не
женись на паршивой сучке, что ползает на брюхе у его ног и лижет подошвы
отталкивающих ее сандалий. О нет! Никогда не делай этого!
- Фео! - с упреком сказал Аристон. - Я ведь не потому...
- А почему же? - воскликнула Феорис.
- Мое сердце истерзано, - промолвил Аристон, - разорвано на куски...
- ...стаей горных волчиц, которые растерзали и твою возлюбленную Фрину!
Собаки выгрызли из ее живота кишки, еще ей отрезали ноги и...
- Фео! - выдохнул Аристон. - Во имя Артемиды! Кто сказал тебе это?
- Орхомен. Вернее, он сказал Таргелии... утомившись от побоев, которыми
он ее награждает, когда является домой пьяным. Он избивает бедняжку до
полусмерти, жжет раскаленной кочергой, режет ножом... Он, конечно, безумен.
А кто из нас нормален? Я, например, схожу с ума по тебе. Аристон, скажи...
поклянись ее именем... Поклянись Фри-ной, ее могилой, что... что ты не
любишь меня не из-за того, какой я стала не по своей воле! Скажи, что, если
бы ты мог забыть тот кошмар, ты полюбил бы меня... хоть немножко! Скажи,
Аристон! Поклянись, даже если скажешь неправду!
- Мне не нужно лгать. Я люблю тебя, Фео... Насколько я вообще способен
любить. И я не презираю и не кляну тебя за то, как ты живешь. По какому
праву я, которого тоже принуждали к разврату, буду смотреть сверху вниз на
гетеру? Поверь, любовь, на которую я способен, уже принадлежит тебе.
- А что толку? И вообще я тебе не верю. В конце концов... ты же...
спишь со старой, вечно молодящейся Пар-фенопой! - надула губы Феорис.
- Потому что я ее не люблю, - мягко сказал Аристон. - И потому что она
тоже не придает этому значения.
Нам просто удобно, Фео. А с тобой... с тобой так не получится. Я не
могу тобой пользоваться, милая девочка. Для
меня ты слишком реальна.
- Ну хотя бы на этом спасибо, - вздохнула Феорис. -
Но ведь ты собираешься жениться на младшей сестренке
Дана, когда она подрастет...
- На Хрисее? - спросил Аристон. - Ты не поверишь,
Феорис, но я ее ни разу не видел, хотя часто бываю у Дана
дома.
- Здесь так принято, - натянуто произнес Данай. - Я
тебе столько раз объяснял! Мы вовсе не хотим тебя обидеть. Незамужняя
девушка не может принимать у себя гостей-мужчин. Ей разрешают видеться
только с женихом, которого ей подыщет отец. Да и эти встречи проходят под
надзором.
- Вот почему столь многие наши девушки выходят на
улицу! - воскликнула Феорис. - Но все равно, даже если ты ее не видел,
мой любимый Аристон, благородный Тимос-фен уже имел довольно длинную беседу
в бане со старым жеманным развратником, отцом Дана... Кстати, Дан, я давно
собиралась тебя спросить: как твоя мать умудрилась зачать детей? Она что,
связывала своего мужа? Или наставляла ему рога?
- Фео! - возмутился Аристон.
- Я говорю чистую правду! Рядом с ним Критий выглядит Гераклом. Так что
я не собираюсь извиняться перед твоим папашей, Дан. А насчет беседы, то
говорят, что свадьба - дело решенное. Ни для кого не секрет, что старый
Пандор потратил все свое состояние, до последнего обола, на мальчиков из
заведений Гурга и Поликсена. А твой приемный отец, Аристон, ужасно богат,
а...
- А Хрисее, - мрачно перебил Аристон, - насколько
я знаю, еще не исполнилось двенадцати лет.
- Значит, остался всего год! Афинских девушек всегда выдают замуж в
тринадцать лет... по той простой причине,
что потом их уже не удержишь в девицах...
- До чего ж у тебя злой язык, Феорис! - поморщился Данай. - Не суди обо
всех по себе. Что до меня, то я был
бы счастлив породниться с Аристоном. Весь вопрос в том, будет ли он
счастлив, женившись на Хрисее...
- А почему нет? - спросил Аристон.
- У нее характер хуже, чем у всех демонов Тартара вместе взятых, -
печально вздохнул Данай. - И она, мягко говоря, имеет не очень
привлекательную внешность. А на самом деле Хрисея - вылитая внучка Гекаты. В
нашей семье никто не отличается красотой, но бедняжка Хрисея...
- Ты меня заинтересовал, - сказал Аристон. - Ты никогда не задумывался,
чего мне стоила так называемая красота? Если мне суждено жениться, то я
возьму в жены такую невесту, которая не передаст моим детям смазливую
внешность, из-за нее всякие мерзавцы вечно ходят за мной по пятам. Да и
вообще я не понимаю, почему мужчин так волнует, как женщина выглядит. Вполне
довольно того, что у нее острый ум и доброе сердце.
- Великая Гера, спаси нас! - прошептала Феорис. - Я знала! Я так и
знала! Тебе нужна лишь семья и доброе имя... Так что теперь...
- Теперь ничего, - отрезал Аристон.
- Что значит "ничего"? - простонала Феорис. - На следующий год, в это
же время...
- Я буду веселиться на свадьбе малышки Хрисеи, которая выйдет замуж за
кого-нибудь другого, - улыбнулся Аристон. - Ты упустила одну важную деталь,
Фео.
- Какую?
- Я метек. Богатый, если хочешь знать, но все равно чужак. А тебе
известно, что по этому поводу гласит закон?
- О! - выдохнула Феорис. - Ты никогда не сможешь жениться на афинской
гражданке! Об этом я не подумала! О великая Гера, благодарю тебя!
- Но ты тоже гражданка! - криво усмехнулся Данай.
- А ему не нужно на мне жениться! - заявила Феорис. - Он может просто
забраться ко мне в постель и оставаться там... всю жизнь. Ну конечно,
признать наших детишек. Узаконить их. Но кроме этого... Аристон! Ты куда
идешь?
- Вон в тот дом. Если хотите, пойдемте со мной. Аристофан не будет
возражать.
- Комический поэт? - спросил Данай. - Он что, твой друг?
- В некотором смысле. Вообще-то он друг моего приемного отца. Они оба
придерживаются очень консервативных взглядов. Сейчас мне нужна помощь
Аристофана. Я собираюсь попросить у него роль в новой комедии. Он хорошо
платит, а я потратил бы эти деньги на...
- Ты? - расхохоталась Феорис. - Тебе нужны деньги?! Настолько, что ты
решил стать комическим геппокри-том, актером? Во имя Плутона! Я этому не
верю! Тебе нужно лишь попросить Тимосфена, и он даст тебе хоть целый талант
серебра...
- Нет, на сей раз он мне откажет. Ведь я хочу открыть свою собственную
мастерскую. А он решительно возражает. Говорит, что работа не для
благородных людей. Владеть чем-то, как владеет он, - пожалуйста. Но самому
вести дела? Никогда! А мне надоела праздная жизнь. Все эти наставники,
прекрасные лошади, безделье, удовольствия... Там, за высокими стенами, люди
погибают! Мне пришлось спокойно глядеть, как уходил на войну Сократ... он
рискует головой, а это лучшая голова, которую только знала история! Сократ
сражается со спартанскими тупицами, такими же, каким был я сам, пока боги
меня не облагодетельствовали, отправив в плен к афинянам. Не могу я
болтаться без дела, Данай. А благородный Тимосфен считает, что именно этим я
и должен довольствоваться как аристократ. Даже пример Фебалида ничему его не
научил. Однако я хочу не просто заслонять своим телом Афины, это может
сделать любой гоплит. Зевс свидетель, я стремлюсь к большему:
ковать оружие, которое будет защищать нашу цивилизацию от варваров.
- Цивилизацию? - насмешливо переспросил Данай. - Ты считаешь нас
цивилизованными людьми?
- Да. Несмотря на все ваши грехи. Я понял это, когда встретил Еврипида.
Вот умный человек! Он такой же проницательный, как Сократ... А какие у него
стихи! Я опьянел от них больше, чем от вина. Поверьте...
- Он женоненавистник, - изрекла Феорис.
- А ты, моя радость, - если ты действительно так
считаешь, - просто дуреха. Ладно, идете вы со мной или нет? - оборвал
ее Аристон.
Аристофан встретил их ласково. Это был невысокий смуглый человечек с
мрачными, застывшими глазами и неулыбчивым лицом. Это всегда изумляло
Аристона. Он много раз приезжал на лодке на остров Саламин, где в просторной
пещере, обустроенной и обставленной как обыкновенное городское жилище,
обитал Еврипид. И великий трагический поэт всегда был исполнен лукавства, а
в его разговоре сквозил едкий сарказм, которого не чувствовалось в
трагедиях. А этот коротышка, писавший самые забавные пьесы в мире, вечно
печалился. По-настоящему!
- У ме