няты.
Почему бы вам не извиниться и не пойти поискать другое место?
  Ответом ему были пренебрежительные взгляды захватчиков, один из них смачно
сплюнул, ловко попав слюной ему на ботинок. Юрий презрительно улыбнулся и
покачал головой:
  - Посмотрите, господин Кройф, на первый взгляд - вроде приличные люди, а
на самом деле - шваль подзаборная.
  - Что-о-о? - Все четверо в изумлении уставились на пилота.
  В мгновение ока они были уже на ногах, и тот, что плюнул, с шутовской
серьезностью обратился к своим товарищам:
  - А что, господа, как вы смотрите на то, чтобы примерно наказать этого
нахала и заодно слегка согреться?
  Юрий, не дожидаясь, что за этим последует, мягким кошачьим движением
скользнул вперед. Первого он отключил жестким ударом в кадык. Второй
получил короткий удар ногой в пах и два одновременных хлопка по ушам
раскрытыми ладонями. Третий попытался ударить русского тростью, но вдруг
обнаружил, что его собственная трость торчит у него между осколками зубов,
и, видимо пораженный этим открытием, закатив глаза, рухнул на нары. Так
что не прошло и пяти секунд, как мастер по плевкам и обогреву вдруг
обнаружил, что остался один. Несколько мгновений он изумленно пялился на
валявшихся соратников, потом поднял глаза на Юрия и, растянув губы в
боязливой улыбке, рассыпался мелким смешком:
  - Прошу прощения, господа, мы как-то не поняли, что эти места заняты столь
достойными людьми. Мы, конечно, с радостью...
  - Заткнись. - Юрий прошелся между поверженными противниками, коротким
пинком привел в чувство типа с разбитыми зубами и снова повернулся к
своему собеседнику. - Встать! - негромко приказал он.
  Трое поверженных, постанывая, поднялись на ноги. - А теперь осторожно
положите нашего друга на его место.
  Все четверо, пыхтя и суетясь, поспешно выполнили распоряжение. Юрий
взглянул на любителя согреться:
  - Снимай пальто.
  Тот покорно скинул добротное драповое пальто и замер, выжидательно глядя
на Юрия. Тот выставил вперед ногу и, кивнув на ботинок, сказал с усмешкой:
  - У меня случайно запачкалась обувь. Маклер молча рухнул на колени и с
остервенением принялся за дело. Когда было покончено со вторым ботинком,
русский кивком позволил ему подняться и, окинув всех четверых взглядом, от
которого они покрылись гусиной кожей, тихо произнес:
  - Я преподал вам урок. Возможно, этого достаточно, хотя я в этом сильно
сомневаюсь. Ну, да бог с вами. Но если я однажды, совершенно случайно,
просто замечу вас где-нибудь поблизости, я... продолжу наши занятия.
  Они жили в бараках уже две недели. Круифф не переставал удивляться тому,
как люди умеют приспосабливаться. Пассажиры поезда представляли сливки
высшего общества и делового мира древней столицы. Аристократы, купцы,
биржевые дельцы и высшие чиновники, финансисты и инженеры, землевладельцы
и заводчики, они в большинстве своем владели немалым состоянием и домами,
держали многочисленную прислугу, а теперь как ни в чем не бывало занимали
очередь к параше, переругивались у корыта, где стирали носки и носовые
платки, с деловым видом обсуждали гастрономические достоинства сегодняшней
баланды по сравнению с тем, чем кормили вчера. Офицеры и добровольцы из
гражданских довольно быстро подавили всякие попытки установить "право
сильного", да и среди пассажиров оказалось не много желающих его
установить. После стычки, случившейся в день приезда, по слухам, была
предпринята еще только одна такая же попытка. Так что к исходу второй
недели их быт уже совершенно устоялся. Все это время Круифф настойчиво
искал возможности для побега. Однако ничего путного пока не
подворачивалось.
  Все кончилось внезапно серым морозным утром, когда тяжелые двери барака с
противным скрипом распахнулись и на пороге появились солдаты со штуцерами
наперевес во главе с тем самым солдатом с пистолетом, которого они
запомнили еще по встрече в первое утро на перроне. Как рассказал Айвену
ротмистр, частенько захаживавший в гости, этот тип был заместителем
председателя Комитета действия и теперь его именовали соратник Брузь. На
этот раз его пистолет был упрятан в громоздкую деревянную кобуру,
болтавшуюся на левом боку где-то на уровне паха.
  Было еще темно, но от мощной волны чистого и холодного воздуха,
ворвавшейся в раскрытые настежь двери, все тут же проснулись. Соратник
Брузь, окинув взглядом зашевелившихся на своих нарах пленников и зычно
приказал: - Выходи строиться. Стронуть с места такую массу пригревшихся за
ночь, еще не до конца проснувшихся людей, к тому же не привыкших к военной
дисциплине, было не так-то просто, и все же не прошло и часа, как все они,
поеживаясь, уже стояли на улице. Майор тяжело висел на плечах Юрия и
одного из офицеров, поскольку на этот раз их просьба о носилках вызвала на
лице "соратника" лишь слабую презрительную гримасу. Так что, когда он
приказал женщинам выйти из строя и вернуться в барак, Круифф и Юрий лишь
молча переглянулись.
  Их пригнали на станцию и, подгоняя прикладами, плотно набили в несколько
пахнущих навозом теплушек, прицепленных к длинному составу. В каждом
вагоне, рассчитанном человек на сорок, оказалось до ста душ. Солдаты
задвинули двери вагонов, и наступила тишина.
  У дальней стены вагона по команде генерала освободили небольшое
пространство, на пол бросили пару шинелей и на них положили майора. Юрий и
помогавшие ему офицеры облегченно выпрямились. Круифф присел и озабоченно
потрогал лоб больного:
  - По-моему, у него поднялась температура. Юрий таинственно улыбнулся:
  - Не думаю, чтобы это была самая плохая новость в данных обстоятельствах.
  Айвен поднял глаза. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга,
потом Юрий медленно покачал головой:
  - Попробуй, но я его не оставлю. Круифф в ответ лишь усмехнулся:
  - Знаешь, все когда-нибудь приходит к своему концу, а я прожил неплохую
жизнь. И сейчас мне пришло в голову, что я вряд ли когда-нибудь встречу
еще такую подходящую компанию для перехода в лучший мир.
  Юрий покосился на сгрудившихся вокруг людей, которые молча слушали их
диалог. Потом отвернулся и посмотрел на майора:
  - Эх, парень, если бы ты знал, как ты нам сейчас нужен.
  Их выгрузили в поле. Солдаты откинули дверь теплушки, и прокатившийся над
эшелоном зычный голос соратника Бзыря приказал выгружаться. У соседнего
вагона стоял гражданский в кожаном пальто. Он старался Держаться прямо и
неприступно, но резкий, порывистый ветер развевал полы его пальто, и
потому он время от времени морщился и поеживался. Над ухом Круиффа
послышался хриплый голос ротмистра:
  - И этот здесь! Круифф обернулся:
  - А кто он? Ротмистр скривился:
  - Соратник Тарый, председатель Коевского городского Комитета действия.
  От толпы вдруг отделился какой-то человек, который, судя по всему,
вознамерился подойти к "соратнику". Это был генерал Тропин. Ему тут же
преградили путь стволом штуцера, но "соратник" с недовольной гримасой
дернул подбородком, приказывая пропустить. Генерал, не дойдя до него шагов
пять, остановился, попытался щелкнуть каблуками, что в глубоком снегу у
него конечно же не получилось, по-военному отдал честь и заговорил:
  - Прошу простить, господин соратник, но, насколько я могу понять, нас
привезли сюда на расстрел. Тарый все с той же недовольной миной выдавил:
  - Допустим. Генерал нахохлился:
  - Что ж, я могу допустить, что вы считаете нас непримиримыми врагами
затеянного вами хаоса и развала, и признаю - тут вы абсолютно правы. А это
означает, что у вас есть все основания расстрелять меня и моих офицеров.
Но почему вы позволяете себе поступать подобным образом с гражданскими
лицами? - Он умолк ожидая ответа, но "соратник" смотрел сквозь него, не
разжимая губ. Генерал побагровел. - Не говоря уж о том, что казнь без
следствия и суда является вопиющим нарушением всех гражданских прав,
подобные меры в отношении гражданских лиц запрещены еще Корнольской
конвенцией и подтверждены...
  Соратник Тарый наконец счел нужным ответить:
  - Генерал, не стоит отнимать у меня время. Указание о расстреле этих
предателей и узурпаторов пришло из Бюро Центрального совета. А вас мы
кончаем уж так, за компанию, по тем причинам, на которые вы только что
указали. - Он скупо улыбнулся и лениво шевельнул ладонью.
  На генерала тут же набросилось двое солдат, которые впихнули его обратно в
толпу обреченных.
  Тропин, переводя дыхание, с горечью произнес:
  - И это мои солдаты...
  Их отогнали в поле подальше от поезда. Идти по глубокому снегу было
тяжело, люди, несшие майора, дважды менялись. Даже генерал на последних
шагах подставил свое плечо. Наконец от вагонов прокричали остановиться. Из
крайнего вагона выгрузили два пулемета и установили в нескольких шагах
друг от друга. Потом вызвали расстрельную команду. Она начала строиться
между вагонами и рубежом, обозначенным пулеметами. Круифф со вздохом
поднял голову к небу, понимая, что Землю отсюда не разглядеть, но... И в
этот момент раздался гулкий, густой голос:
  - Что здесь происходит?
  Круифф вздрогнул и повернулся. Майор стоял, опираясь на плечо Юрия, и
смотрел на него.
  - Вы... очнулись?
  Майор, ни слова не говоря, кивнул и перевел взгляд на эшелон, на
высыпавших из вагонов солдат, на пулеметы расстрельной команды, на тускло
поблескивающий
паровоз... Круифф встрепенулся. На удивление не было времени.
  - Нас собираются расстрелять.
  Майор резко повернул голову к Айвену, его глаза удивленно расширились. Но
он был профессионалом, так что не стал задавать лишних вопросов.
  - Где мы? Ответил Юрий:
  - Долго объяснять. Мы провалились в прошлое Голуэи, на триста лет. И
сейчас здесь революция.
  Майор пытливо повел глазами по сторонам. Лицо его так быстро изменило
выражение, что даже генерал Тропин, все еще машинально поддерживавший его
за локоть, вздрогнул и слегка отшатнулся. Майор несколько мгновений молча
вглядывался в солдат, стоявших прямо перед ними, потом выпустил плечо
пилота и двинулся вперед.
  Всего несколько минут назад здесь пробиралась в глубоком снегу толпа
обреченных, взрыхлив его и сбив в сугробы, но майору, как ни странно, это,
кажется, ничуть не мешало. Возможно, он даже не заметил, что двигается в
сплошном белом облаке, вылетающем из-под ног. Солдаты из расстрельной
команды, выстроившись в две шеренги, внимали соратнику Тарому, который
что-то горячо им втолковывал. Поэтому они не сразу заметили майора. Но тут
закричали им со стороны эшелона, "соратник" прервал свою речь и обернулся,
следом стали оборачиваться и солдаты расстрельной команды. К ним
стремительно приближался майор. Шинель, которую накинули ему на плечи,
скорее просто чтобы прикрыть наготу, чем для защиты от мороза, сползла с
одного плеча и развевалась, словно рыцарский плащ. Солдаты опешили. Еще
бы! Легко рассекая глубокий снег, к ним быстро приближался обнаженный
гигант, лишь слегка прикрытый замызганной офицерской шинелью. Несколько
мгновений все оторопело пялились на эту почти сверхъестественную картину,
потом соратник Брузь, до того с горделивым видом стоявший за левым плечом
соратника Тарого, выхватил свой квадратный пистолет и что-то прокричал. Но
было уже поздно. Майор добрался до ближнего пулемета.
  - Что он делает?
  - Что? - Круифф нервно оглянулся. Генерал Тропин изумленно смотрел на
разворачивающееся перед ним действо. Ему ответил Юрий:
  - Спасает наши задницы, - и тут же повернулся к Круиффу: - Как только
князь начнет стрелять, положи всех в снег, - и тоже бросился вперед.
  И только тут до Айвена дошло, что до самого момента, когда задал свой
вопрос генерал, весь разговор шел только по-русски. Он поспешно повернулся
к эшелону.
  Майор, присев перед пулеметом, несколько секунд рассматривал незнакомую
ему конструкцию. Солдаты расстрельной команды уже бежали к нему, торопливо
передергивая затворы и что-то крича. Но тут майор распрямился, легко держа
в руках тяжелый, шестидесятикилограммовый пулемет с болтающейся снизу
треногой, и развернул его толстый, укрытый кожухом водяного радиатора
ствол в сторону бегущих солдат. В следующее мгновение пулемет дробно
забился в его руках.
  Айвен крикнул:
  - Ложись! - и рухнул в снег.
  Восстанавливая позже события того дня, Круифф вспомнил, что при взгляде на
майора с пулеметом в руках первая его мысль была о том, что они ужасно
недооценили проект "Святослав" и обо всем происходящем следует немедленно
поставить в известность штаб-квартиру, и он не сразу сообразил, что эта
мысль сейчас просто нелепа. Русский был... невероятен. Казалось, каждая,
КАЖДАЯ пуля в непрерывной пулеметной очереди находила свою отдельную цель.
Соратники Тарый и Брузь погибли среди первых. Причем Брузь поймал свою
пулю на бегу, успев сделать один выстрел в сторону майора, а Тарый,
которому его звериное, выработанное годами подполья чутье мгновенно
подсказало, что этот странный обнаженный гигант несет смерть, рванулся
обратно к эшелону, пытаясь спрятаться от смертоносного свинцового дождя за
спинами бойцов расстрельной команды, но не успел сделать и трех шагов, как
его настигла смерть. Русский, продолжая двигаться вперед, поднял ствол, и
пулемет стал собирать свою кровавую жатву среди тех кто повыскакивал из
вагонов на насыпь или толпился в широко открытых дверях, желая потешиться
веселым зрелищем расстрела безоружных людей. Сейчас некоторые из них
торопливо клацали затворами штуцеров, собираясь проучить этого полоумного,
который захватил пулемет и натворил столько дел. Круифф каким-то шестым
чувством ощутил недоумение, овладевшее солдатами, которые со сноровкой,
приобретенной за три военных года, вскидывали свои штуцера. Весь их
военный опыт говорил им, что один человек, даже с пулеметом, не может
долго держаться под огнем целого батальона. Тем более стоя в рост на
плоском, как стол, поле. Но в следующее мгновение у них не осталось ни
недоумения, ни каких-либо иных чувств - майор быстро описал дугу, и все,
кто поднял штуцеры, были мгновенно скошены длинной злой очередью. Пулемет
замолк, в ленте кончились патроны. Майор отшвырнул его в сторону и, сделав
два гигантских шага, поднял другой. За это время до некоторых солдат вдруг
дошло, что мордой в снег рухнули только те, кто попытался вскинуть штуцер.
И кое-кто поспешно откинул штуцер в сторону, как ядовитую змею. Однако не
все. Пулемет снова зло рявкнул в руках гиганта, выплюнув несколько
коротких очередей, прикончивших тех, кто в горячке еще не осознал простую
истину, что самое безопасное в этой странной схватке - это быть
безоружным, и замолчал. Над эшелоном повисла внезапная и потому пугающая
тишина. Несколько мгновений никто не двигался, потом Юрий, который за эти
несколько минут успел добраться до майора, прокричал:
  - Бросить оружие! Всем!
  Никто не шелохнулся, но тут пулемет майора грозно рыкнул, обдав молчаливые
ряды солдат дождем щепок, выбитых из стенок вагонов. И люди стали
торопливо разжимать руки. Штуцеры со звяканьем посыпались на землю. Вдруг
пулемет заговорил снова. Несколько человек, спрятавшись за колесными
дисками с обратной стороны вагонов, еще раз попытались остановить этого
бога войны. Через какое-то мгновение их безжизненные тела покатились вниз
по невидимому с этой стороны поезда склону насыпи. Но самое страшное было
то, КАК майор это проделал. Он расстрелял их прямо СКВОЗЬ строй людей,
стоящих по эту сторону вагонов, и при этом не задел ни одного из тех, кто
послушно выполнил команду пилота. Русский выкрикнул новую команду:
  - Всем из вагонов!
  Солдаты горохом посыпались на землю. Круифф торопливо поднялся на ноги и
повернулся лицом к людям, которые все еще продолжали лежать в снегу,
оцепенев от всего того, что только что свершилось на их глазах.
  - Господин генерал, господа офицеры... Военные, очнувшись, начали быстро
подниматься на ноги. Айвен сделал знак головой в сторону эшелона, и они
торопливо двинулись туда. Сам он остался на месте. Надо было позаботиться
о гражданских, которых было здесь сотни две и которые в большинстве своем
все еще лежали, уткнувшись лицом в снег, и не решались открыть глаза.
  К полудню поезд, первые и последние вагоны которого теперь занимали
вооруженные штуцерами и пулеметами офицеры и гражданские, имеющие
кое-какой опыт обращения с оружием, медленно подошел к станции Коев.
Народу на станции оказалось не очень много - только дежурный караул во
главе с их старым знакомым Кузяром да полурота солдат.
  Из краткого допроса, произведенного на месте, они узнали, что после
расстрела эшелон должен был, согласно приказу Центрального совета, без
остановок двинуться напрямую в старую столицу. Там некоторые воинские
части отказались подчиниться указаниям городского комитета действия и
Центрального совета и подняли мятеж. Центральный совет срочно стягивал
туда все наличные силы. Старая столица была крупным промышленным центром и
железнодорожным узлом, и ее потеря тут же поставила бы новую власть на
грань поражения. Соратник Тарый отобрал из состава дивизии наиболее
распропагандированные роты, произнес зажигательную речь и сформировал
маршевый полк. Показательный расстрел должен был еще больше воодушевить
людей и заодно как бы повязать всех кровью. Для этого он и приказал
прихватить и весь штаб дивизии во главе с генералом. Того в дивизии
уважали, и, если бы расстрел, как предлагал соратник Брузь, был проведен
на главной площади городка, в дивизии вполне могло бы начаться брожение.
Впрочем, оно и так уже началось. Именно поэтому Тарый и Брузь так поспешно
покинули Коев. Пока люди только начали потихоньку разбегаться, но никто не
знал, что можно ожидать завтра. Во всяком случае, перед самым отъездом
Тарый отдал секретное распоряжение Кузяру. Тот должен был ближе к вечеру
выкатить бочку с водкой из своевременно взятого под охрану полкового
запаса и подпоить побольше солдат. Потом, когда солидная часть изрядно
поднаберется, нужно было кинуть клич, что в бараках остались бесхозные
господские бабы. А когда пьяная толпа кинется туда, велеть охране
потихоньку открыть запоры на бараках с офицерами. По расчетам соратника,
между пьяной солдатней и офицерами должна была возникнуть драка, и тут уж
Кузяр с полным основанием имел право применить для усмирения вырвавшейся
на свободу офицерни и унтеровщины пулеметы. Однако этот чудовищный план
стал известен немного позже.
  А пока можно было представить изумление Кузяра, когда эшелон, который он
только на рассвете лично проводил в старую столицу, получив от соратника
Тарого последние указания, и об отбытии которого уже дважды докладывал по
телеграфу, вдруг снова нарисовался у родного перрона. Он оторопело
вытаращил глаза и, махнув рукой старшему полуроты, бросился ко второму
вагону, в котором, как он знал, устроил свой штаб соратник Тарый.
  Когда он подбежал к двери, та с лязгом сдвинулась и к нему протянули руки
какие-то люди в солдатских шинелях. Кузяр подпрыгнул, его подхватили и
одним рывком втянули внутрь.
  - Доброго дня, соратник, что случи... - Он осекся, оцепенело водя глазами
по сторонам - вагон был полон вооруженного офицерья, а у дальней стены
валялись двое в знакомой одежде: один в шинели, другой - в длинном кожаном
пальто.
  У передней стены, рядом с чугунной печкой, сидел на толстой деревянной
колоде тот самый гигант, которого у него на глазах вытаскивали, почти что
мертвого, из поезда, на котором драпали те недобитые буржуи. Бывший
мертвец молча смотрел на него. Кузяр почувствовал, как от этого взгляда у
него мгновенно взмокла спина, а по вискам потекли струйки пота. Гигант
разлепил губы и спросил гулким шепотом:
  - Где находятся остальные члены Комитета действия?
  Кузяр вздрогнул от этого страшного шепота и торопливо и сбивчиво заговорил.
  Полуроту разоружили просто. Когда солдаты подошли к передним вагонам,
двери обоих резко распахнулись и в глаза солдатам уставились толстенькие
пулеметные рыла, а выскочившие из вагонов офицеры, не дав опомниться, тут
же отобрали штуцера.
  К вечеру мятеж в Шестой учебной дивизии был подавлен. Все арестованные
были