освобождены, а на их место посажены зачинщики и наиболее активные
участники мятежа.
  Когда, уже ближе к полуночи, Круифф, который после бурного дня чувствовал
себя совершенно без сил, добрался наконец до отведенной ему комнаты в
двухэтажном особняке, в котором располагался штаб дивизии, то первое, что
он увидел, открыв дверь, был майор - он лежал на кровати, к которой был
приставлен табурет, и увлеченно читал газету. Айвен замер на пороге.
Русский выглянул из-за газеты, потом отбросил ее и сел на жалобно
скрипнувшей кровати:
  - Ну что, мистер Круифф. Я гляжу, вы прямо нарасхват, - он усмехнулся, - а
теперь прошу вас уделить мне немного времени.
  Круифф мысленно застонал, но тут же взял себя в руки и, войдя в комнату,
плотно прикрыл за собой дверь:
  - Я к вашим услугам, майор.
  - Прекрасно. Тогда я прошу вас подробно, не торопясь, рассказать мне, что
же такое здесь происходит и как мы трое во все это вляпались.


  Часть II. ЗАТЯЖНАЯ ВЕСНА


  Айвен стоял у окна и смотрел на улицу. Деревья за окном злобно махали
голыми, черными ветвями, мотаясь туда-сюда под порывами холодного
северного ветра и умудряясь при этом почти не терять налипшего на них
снега, который в те редкие минуты, когда ветер ослабевал, заставлял их
уныло склоняться к земле. Между домами, то тут, то там, закручивались
снежные вихри, напоминая маленькие смерчи. Круифф уныло усмехнулся и
отвернулся от окна. "И это здесь считается началом весны..."
С того момента, как внезапно очнувшийся майор так круто вошел в здешнюю
жизнь, минула уже почти неделя. И с каждым днем становилось все хуже и
хуже. Через некоторое время после их чудесного спасения, когда все
понемногу пришли в себя, перед людьми, только что заглянувшими в глаза
смерти, неотвратимо встал вопрос: что делать дальше? Большая часть
пассажиров поезда только укрепилась во мнении, что из этой страны
необходимо немедленно бежать. Причем чем дальше от нее, тем лучше. И
потому пассажиры, буквально на второй День, начали атаковать генерала
настойчивыми просьбами незамедлительно организовать их отправку. Что было
чрезвычайно проблематично, поскольку сразу после подавления солдатского
мятежа городской Комитет действия благоразумно исчез из города, а рабочие
большинства предприятий, в том числе и депо, просто разбежались по домам и
близлежащим деревням, где и сидели не высовывая носа. Офицеры же,
наоборот, были полны решимости поднять дивизию или то, что от нее осталось
и огнем и мечом выжечь со своей земли "всю эту нечисть". Вопли пассажиров
вскоре начали их чрезвычайно раздражать. А потому между этими группами
начала постепенно возникать некоторая напряженность. Поскольку первые
стали мало-помалу считать вторых безрассудными авантюристами, а вторые
начали относиться к первым как к крысам, покидающим тонущий корабль.
Единственной точкой соприкосновения для обеих групп вдруг оказались
земляне. Одни считали их достаточно благоразумными, чтобы, как и они сами,
тронуться в путь, а другие были уверены, что, начав со столь невероятной
победы, они не захотят на этом останавливаться. И это Айвену очень не
нравилось.
  Круифф вздохнул и снова посмотрел в окно. Темнело.
  Он зажег керосиновую лампу, подошел к громоздкому гардеробу, стоявшему у
самой двери, открыл скрипучую дверцу, на внутренней стенке которой
располагалось большое, в рост, слегка мутноватое зеркало, и окинул себя
критическим взглядом. Вроде как даже и ничего. Костюм, изрядно
пострадавший за время заключения, очищен и старательно выглажен. Новый
галстук, извлеченный из недр его дорожного саквояжа, обнаруженного, на его
счастье, среди вещей, грудой сваленных в одном из станционных пакгаузов,
аккуратно завязан. Прилично одетый мужчина средних лет. И не скажешь, что
ему уже исполнилось семьдесят пять. Впрочем, это почтенный возраст только
по местным меркам. А если высчитывать возраст пропорционально, то ему
только-только перевалило за сорок. Сегодня в дивизионном офицерском
собрании должна была состояться вечеринка, затеянная генералом в неуклюжей
- ну что еще можно ожидать от военного? - попытке снять возникшее между
двумя группами напряжение. И не было ни малейшей возможности отвертеться.
Так как подразумевалось, что они трое будут там самыми почетными гостями.
Круифф извлек из кармана массивные жилетные часы, откинул крышечку и
скривился. Пора было идти. Он погасил лампу и вышел из комнаты.
  Первые два часа все было более или менее благопристойно. Прозвучало
несколько здравиц в честь господ иностранцев и лично господина князя
Росена, в честь отрекшегося, но все еще пользовавшегося немалой
популярностью, особенно в среде военных, суверена, в честь генерала
Тропина и господ офицеров. Играл небольшой оркестр, господа офицеры
галантно приглашали дам из поезда, и все это как-то отдалило ужас
последних недель. А потом, слегка поднабравшись, достойные господа
втянулись в ставшие уже за последний год привычными политические
дискуссии. И пошло-поехало.
  Ближе к полуночи стало ясно, что из затеи генерала, мечтавшего совместным
ужином внести некоторое умиротворение в умы, ничего не вышло. Дело дошло
уже до площадной брани, которую не останавливало даже присутствие дам.
  Земляне сидели за генеральским столом, где страсти кипели не столь
яростно. Поскольку за этим столом, кроме них самих, из пассажиров
присутствовали только граф Бронков с одним из своих добровольных
помощников да господин Максин с семейством. Однако, когда до полуночи
оставались считанные минуты, у стола появился знакомый ротмистр. Он был
несколько возбужден, но держал себя в рамках:
  - Прошу прощения, господин генерал. - Он щелкнул каблуками и повернулся к
землянам: - Господа, у нас возник спор с некоторыми господами из ваших
попутчиков, и, поскольку мы до сих пор не смогли прийти к решению, кто из
нас прав, хотелось бы услышать мнение людей, уже доказавших всем
присутствующим как свое благоразумие, так и личное мужество и способность
к решительным действиям.
  Майор покосился на пилота, потом повернулся к Круиффу. Последние несколько
дней он не терял времени напрасно, жадно поглощая любую доступную ему
информацию. Газеты, журналы, сборники правительственных постановлений и
указов суверена за несколько последних лет, скудноватые статистические
справочники. Частенько из-за двери его комнаты слышались голоса
посетителей. Айвен даже удивлялся, когда же тот спит. Поднимаясь поздно
вечером в свою комнату, он видел светлую полоску под дверью майора и ту же
полоску видел, вставая утром. Однажды он даже услышал, как комендант
штаба, выходя из комнаты майора, проворчал:
  - И как можно за это время столько керосину спалить? Пьет он его, что ли?
  Так что сейчас майор наверняка владел значительным объемом информации. Во
всяком случае, Айвен не сомневался, что. большинство присутствующих не
знают и десятой доли того, что знал этот русский. Вообще-то такое
поведение казалось необычным для боевика, но Айвен помнил, что, по
собранным ими сведениям, все офицеры, подвергнутые геномодифицированию по
проекту "Святослав", имели по два-три гражданских высших образования. Да и
вообще в Российском императорском флоте господствовали несколько необычные
порядки. Например, пару лет назад он с большим удивлением узнал, что граф
Орлов, один из самых талантливых и любимых им композиторов, работающих в
жанре симфонической музыки, прекрасно совмещает сочинительство с
командованием адмиралтейским курьерским кораблем класса "Сполох". И никто
во флоте не считал это чем-то из ряда вон выходящим.
  Хотя ротмистр обращался вроде бы ко всем троим сразу, все глаза обратились
к майору. Немного помолчав, он спокойно сказал:
  - Благодарю за честь. Прошу простить, господин ротмистр, но для того,
чтобы вынести суждение о предмете спора, необходимо, как минимум,
выслушать обе стороны.
  Ротмистр покосился на генерала, очевидно не горя особым желанием
разворачивать дискуссию перед его светлыми очами, и Круифф воспринял это
как добрый знак. Если господа офицеры все еще испытывают к своему
командиру неподдельное уважение - значит, для этой армии еще не все
потеряно. Но желание доказать свою правоту все-таки пересилило, и
ротмистр, извинившись перед генералом коротким поклоном с непременным
бряканьем каблуками, быстро удалился, чтобы вернуться через минуту вместе
с высоким дородным господином крайне заносчивого вида, в котором Айвен
узнал одного из финансовых воротил, еще в бараке изрядно попортившего
кровь добровольцам графа Бронкова своим неуемным самолюбием. "С этим
русскому придется попотеть", - подумалось ему. Было видно, что оба
распалены спором, однако в отличие от ротмистра, который пока еще владел
собой, финансист был явно в раже. Он окинул сидящих за столом высокомерным
взглядом и с нарочитой неучтивостью направил глаза куда-то в сторону:
  - Итак, господа, о чем ваш спор? Прежде чем ротмистр успел открыть рот,
финансист заговорил, презрительно кривя губы:
  - Я не очень понимаю, зачем этот господин приволок меня сюда, но если у
вас возникла нужда услышать мое мнение, то извольте. Эта страна есть
скопище дураков и негодяев. И то, что с ней произошло, вполне закономерно.
Ни одна страна цивилизованного мира не допустила бы у себя такое...
такое... - Он запнулся, не в силах выразить свои чувства обычными словами
и воздерживаясь от более энергичных выражений в присутствии дам и
генерала. - В общем, если быть кратким, эта страна обречена, и это
совершенно ясно любому РАЗУМНОМУ,-он выделил голосом это
слово,-человеку... Тут не сдержался ротмистр:
  - Она будет обречена, если все, кто может спасти ее, последуют примеру
этого... этого... - Его останавливали от применения энергичных выражений
схожие причины. - Какой бы она ни была и что бы здесь ни творилось, это -
наша Родина, и мы просто обязаны...
  - Я никому и ничем не обязан, - вспыхнул финансист.
  Ротмистр побагровел. И в этот момент раздался спокойный голос майора:
  - Вы не правы.
  Оба спорщика мгновенно замолчали и повернулись к нему. Русский со скрипом
отодвинул стул:
  - Во-первых, каждый из вас рассматривает предмет спора с совершенно
различных позиций. Вот вы, - он повернулся к финансисту, - считаете, что
определяющим в поступках каждого человека должно быть благоразумие и
стремление к лучшей доле для него самого. - Он сделал паузу, окинув
настороженного финансиста спокойным взглядом. - И я должен вам признаться,
что, по моему мнению, это наиболее разумная точка зрения.
  Среди собравшихся в зале людей, которые на протяжении всего разговора
прислушивались к звучному голосу майора, пронесся вздох удивления. Никто,
даже самые ярые сторонники финансиста, не ожидали, что князь Росен может
сказать такое.
  - Да, это самый разумный образ мыслей, - продолжил майор, - дело только в
том, что ваш эгоизм приводит вас к совершенно неправильным выводам.
  Финансист вскинул голову:
  - Но позвольте...
  - Человеческий род изначально не обладал ни силой хищников, ни
быстроногостью травоядных, ни всеядностью и приспособляемостью насекомых.
Однако именно он смог занять доминирующее положение в животном мире,
развить свой разум и стать господствующим видом на планете. И помогло ему
в этом не только божественное провидение, но и умение жить в стае. В СВОЕЙ
стае. - Он помолчал, давая слушателям свыкнуться к этим, возможно,
странным для них ходом мысли, затем заговорил снова: - И хотя современное
общество уже очень далеко ушло от общества первобытных, диких людей, это
умение и сегодня является определяющим для большинства индивидуумов.
  На губах финансиста появилась насмешливая улыбка, лицо ротмистра
свидетельствовало о том, что он несколько шокирован. Майор усмехнулся:
  - Я понимаю, звучит не очень приятно. Но это так. Возьмем для примера
область, которая вам достаточно знакома, - биржевое дело. Скажите, как
много среди банкиров эмигрантов в первом или даже втором поколении?
  Финансист на минуту задумался, потом медленно произнес:
  - Я что-то таких не припомню.
  - Вот видите, - русский усмехнулся, - не сомневаюсь, что вы предприняли
некоторые меры, чтобы, добравшись до места назначения, не бедствовать,
хотя бы первое время, но успеха, НАСТОЯЩЕГО успеха, скорее всего, вам не
достичь. Вы не из ИХ стаи. Возможно, если вы будете тяжко и упорно
работать, шанс на успех появится у ваших детей или внуков. Но это
произойдет только в том случае, - майор, помедлив, отрывисто заключил, -
если то, что здесь творится, к тому времени не дотянется до вашего нового
дома.
  - Ну, это невозможно. Цивилизованные страны...
  - ...в свое время уже пережили нечто подобное. И там лились реки крови и
горели города. А если вы считаете, что они за несколько десятков лет
сумели изменить человеческую природу, то обратите свой взор к дымящимся
развалинам на месте цветущих городов и прочим следам последней войны и...
избавьтесь от этой иллюзии. - Майор замолк, лицо его было мрачно, - Ну а
лучшим подтверждением моим словам служит то, что в самой чудовищной бойне,
которую знала история планеты, принимали участие ТОЛЬКО цивилизованные
страны и народы.
  В наступившей тишине стало слышно, как шумит за окном разыгравшаяся вьюга.
Не стоило и говорить - только что услышанное было явно внове для всех
присутствующих. И, вне всякого сомнения, произвело на них ошеломляющее
впечатление. Круифф несколько мгновений не шевелился, словно завороженный
последними словами, пока до его сознания не дошло, что русский, ко всему
прочему, усилил воздействие своих слов легким уровнем психопринуждения,
проделав это так искусно, что даже и Айвен не сразу догадался. Майор между
тем спокойно сказал:
  - Подумайте над этим, и не стоит больше сегодня спорить.
  Минут через пятнадцать, когда люди начали уже потихоньку расходиться, к
ним снова подскочил ротмистр, сияя как медный пятак, и по своему
обыкновению щелкнул каблуками:
  - Господин Кройф, господин Юри, ваше сиятельство, прошу простить мою
назойливость, но у одного из офицеров сегодня день ангела, и мы почли бы
за честь...
  - А не слишком ли для одного вечера? - пробурчал Круифф.
  - Ну, не смею настаивать, но мы недолго и почли бы за честь, если бы вы...
хотя бы на полчаса...
  Майор кивнул и, с некоей неуловимой грацией прирожденного аристократа,
которая, среди прочего, и заставила всех безоговорочно принять версию о
его княжеском происхождении, изящным кивком попрощался с сидевшими за
столом и двинулся вслед за офицером.
  В просторной комнате именинника собралось человек тридцать, причем
Круиффу, едва он переступил порог, сразу стало ясно, что основной
причиной, побудившей большинство из них прийти сюда, были вовсе не
именины. Впрочем, никто этого и не скрывал.
  Спор разгорелся с первой же минуты. Здесь, в кругу своих, не стесненные
присутствием дам и генерала, офицеры уже не старались сдерживаться, а
потому разговор велся довольно жестко. Некоторым не понравилось сравнение
со стаей, кто-то ставил во главу угла альтруизм и пассионарность истинных
героев, а ротмистр оказался приверженцем самых жестоких мер:
  - Надо каленым железом выжечь всю скверну... Надо вешать и расстреливать
без пощады, по малейшему подозрению...
  Майор, до того момента молча слушавший спорщиков, не поддаваясь на их
попытки вызвать его на откровенность, вдруг негромко, с усмешкой сказал:
  - Я думаю, что, если, не дай бог, возобладает подобный подход, вы
окажетесь одним из тех, кого Комитеты действия должны будут благодарить за
свою безусловную победу.
  Ротмистр удивленно воззрился на него:
  - Простите, князь, но я не понимаю...
  - А что тут понимать? Как бы вы сами отнеслись к той из двух сторон,
утверждающих, что они знают, как вернуть стране честь, благоденствие и
достаток, которая доказывает свою правоту гонениями и казнями?
  Ротмистр покраснел от возмущения:
  - Послушайте, князь, вы иностранец и не знаете наш народ. Он понимает
только плеть и кулак урядника. - Он вскочил на ноги и возбужденно зашагал
по комнате. - Все началось, когда наш мягкотелый суверен даровал "своим
согражданам" свой ублюдочный осенний манифест. Мы должны каленым железом...
  - А разве этого раньше не было? Ротмистр запнулся, прерванный прямо
посередине своих рассуждений на излюбленную тему.
  - Насколько я знаю, лет восемь - десять назад уже существовали
военно-полевые суды. Разве это не похоже на ваше хваленое каленое железо?
  Ротмистр молчал, сверля майора злыми глазами.
  Обычно, когда ему начинали возражать, он тут же переходил на личности, но
кидать обвинение в мягкотелости человеку, который всего несколько дней
назад спас их всех от гибели и, безоружный, в одиночку подавил
сопротивление и разоружил целый полк... А русский между тем совершенно не
собирался хоть как-то щадить чувства собеседника.
  - Вы, ротмистр, страдаете крайней близорукостью. У вас, как правящего
класса, в руках было абсолютно все - власть, деньги, армия, полиция,
вековые традиции, вас поддерживала церковь. И что мы видим вокруг? Кого в
этом обвинять?
  - Это все эти проклятые агенты кайзерцев. - Ай, бросьте. Вы только
вдумайтесь, ЧТО вы говорите? - Майор немного помедлил. - По-вашему,
выходит, что горстка людей, получивших, может, и неплохие для ОДНОГО
человека деньги, смогла вот так просто развалить огромную страну? Чего
тогда стоит эта страна? И чего стоите вы, те, кто управлял этой, страной?
  - И он отвернулся, пренебрежительно скривив губы.
  Все возбужденно заговорили хором. Тема кайзерских агентов была уже сильно
замусолена. Ее обсуждали с самого начала войны и по сегодняшний день. Но
споры в основном велись о том, кто был этим агентом, а кто нет и кто
сколько получил от кайзерского Генерального штаба. И чем ближе подходил
тот ужас, который сегодня стал явью, тем больше людей сходились во мнении,
что это все дело рук проклятых кайзерцев, буквально наводнивших своими
подручными не только высшие штабы и даже правительство, но и все вокруг.
Однако соображение, высказанное князем, никому прежде не приходило в
голову. Во всяком случае, никто до сих пор не решался говорить что-нибудь
подобное вслух.
  Обескураженный резкой отповедью из уст того, кого он считал своим
безусловным единомышленником, ротмистр отошел в сторонку, но его место тут
же занял штабс-капитан:
  - И все же, князь, уж не хотите ли вы сказать, что никаких кайзерских
агентов не существует? Майор усмехнулся:
  - Ну почему же, господа. Они, несомненно, существуют. Но! Вы, достаточно
разумный человек, как вы думаете, уж так ли велики суммы, которые их
Генеральный штаб может позволить себе выделить не на оружие, не на
продукты и снаряжение для армии, а на подкуп и содержание агентуры?
  Этот вопрос слегка смутил штабс-капитана. Однако он не сдавался:
  - Но многие шпионят и разлагают не за деньги! У меня самого в роте был
кайзерский шпион...
  - Он был кайзерцем? - быстро спросил русский.
  - Нет...
  - В таком случае, даже если вы правы и он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был шпионом, а не
очередным агитатором, которого вы объявили шпионом, потому что так было
проще его расстрелять, попробуйте задуматься над тем, ПОЧЕМУ он пошел
против своей страны, своего народа, своих друзей по роте, наконец.
  - Ну, среди подлого сословия всегда найдутся такие...
  - Но ведь вы утверждаете, что их чудовищно много, так много, что они ОДНИ
сумели сломать, подавить аппарат государственной власти целой страны и
захватить власть, - он саркастически улыбнулся, - и, кстати, я прочитал
несколько воззваний этого новоявленного правительства и не нашел никакого
намека насчет того, что эти люди собираются поднести на блюдечке страну
тем, кого вы считаете их нанимателями.
  Штабс-капитан неуверенно усмехнулся:
  - Они лгут, скрывают свои намерения.
  - Но почему только по этому вопросу? Ведь свои намерения в отношении всего
остального они высказывают достаточно откровенно! - Русский махнул рукой.
- Знаете, господа, я не намерен больше говорить ни с кем из вас. До тех
пор, пока вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не захотите снасти свою с