ольшой проблемой. Но
тут в дело решительно вмешался незнакомый князю полковник. Он резко
поднялся на ноги, отчего атаман осекся и отшатнулся, и произнес холодным,
саркастическим тоном:
  - Без НАШЕЙ стратегии, атаман, вы проиграли и войну, и Освободительный
поход. Впрочем, дело даже не в стратегии, а в элементарном отсутствии
дисциплины. Насколько мне помнится, именно ваши казачки должны были
выслать дозоры из Шумлы в сторону Катендорфа. Если бы это было сделано, то
вы обнаружили бы "соратников" еще за час до того, как они появились на
окраине Шумлы. А как мы знаем, вы сами сбежали из Шумлы в одних
подштанниках.
  - Что?!! - взревел атаман, хватаясь за шашку.
  Князь понял, что пора вмешаться:
  - Прошу простить, господа, что нарушаю вашу столь увлекательную беседу, но
нам необходимо решить несколько вопросов. - Он замолчал, оглядывая
присутствующих, и, убедившись, что все, облегченно вздыхая, смотрят на
него, продолжил: - Я должен сообщить вам, что суверен будет вынужден через
некоторое время покинуть ваш гостеприимный город и отправиться дальше. Мы
собирались провести здесь несколько больше времени, но обстоятельства, о
которых вы сегодня услышали, вынуждают нас поторопиться.
  Однако атамана Друзя было уже не остановить. Он презрительно оскалился и с
издевочкой спросил:
  - Да хто ты такой, чтоб за суверена все решать? - С этими словами он
обернулся к остальным, взглядом приглашая их присоединиться к нему.
  Князь словно не слышал атамана, спокойно продолжая свою речь:
  - Однако, поскольку суверен убедился, что здесь есть люди и силы,
способные оказать сопротивление "соратникам", то, если мне будет позволено
вслух высказать очевидное для вашего величества, - князь вопросительно
взглянул на суверена, тот благосклонно кивнул, - совершенно необходимо
перед нашим отъездом назначить командующего восточным направлением, - он
мгновение помедлил, - разумеется, с присвоением ему высочайшим указом
соответствующего звания. - Он повернулся к генералу Истоку: - Думаю, вы,
генерал, как несомненно лучший кандидат на должность начальника штаба
командующего, сможете все это правильно оформить.
  Атаман, уже открывший было рот, чтобы что-то крикнуть, клацнул зубами.
Облегчение, ясно выразившееся на лице генерала, показало, что князь судил
о нем абсолютно правильно. Однако на лицах всех остальных читалась
обреченность. Князь выжидательно взглянул на суверена. Тот несколько
мгновений задумчиво смотрел на князя. Потом губы Конея тронула легкая
усмешка:
  - Скажите, князь, как по вашему мнению - можно ли считать данную ситуацию
такой, при которой я сам по своей воле, а не в силу стечения
обстоятельств, избираю себе советников?
  Князь склонил голову в утвердительном поклоне. Суверен усмехнулся:
  - В таком случае я начну с другого назначения.-Коней спокойно оглядел
присутствующих: - Господа, сим назначаю его светлость князя Росена своим
личным военным советником с присвоением ему звания полного генерала.
  Кто-то за столом охнул, атаман побагровел, а генерал Исток недовольно
поднял бровь. И только полковник остался абсолютно спокойным. Князю даже
показалось, что в его взгляде, устремленном на суверена, появился оттенок
одобрения. А Коней между тем продолжал:
  - Итак, князь, мне нужен ваш совет. Кого вы предлагаете назначить
командующим?
  По комнате разлилось напряжение. Князь мельком взглянул на атамана и
повернулся к полковнику:
  - Как ваше имя, полковник?
  Еще несколько мгновений в комнате стояла тишина, а потом атаман взревел:
  - Что?!! Меня, героя войны, да под этого штабного шаркуна... Да я...
  И тут послышался несколько напряженный, но твердый голос суверена:
  - Я утверждаю ваше решение, господин советник. Атаман прорычал что-то
нечленораздельное, обв„л всех бешеным взглядом:
  - А плевать я хотел...
  - Вы отказываетесь подчиняться приказу своего суверена?
  Друзь зло оскалился и выставил кукиш:
  - А вот вам суверен. Отрекси он. Нетути его.
  - В таком случае я вынужден объявить вас изменником. - Лицо князя выражало
невозмутимость и даже скуку.
  - Ха! - с дикой радостью взревел атаман и выхватил шашку. - Ну давай,
подходи, вась сиясь, живо на голову укорочу.
  Князь какое-то мгновение молча смотрел на атамана и вдруг молниеносным
движением, по какой-то таинственной причине показавшимся всем словно бы
замедленным, выхватил барабанник и нажал на спусковой крючок. Бабахнул
выстрел. Между глаз атамана возникла аккуратная, будто нарисованная
дырочка, он уронил шашку и рухнул на пол. Несколько мгновений в комнате
стояла мертвая тишина. Князь убрал барабанник и, повернувшись к
полковнику, спокойно приказал:
  - Позаботьтесь о теле, командующий, и назначьте нового атамана. - И после
паузы добавил: - Надеюсь, что это будет ПОСЛЕДНЯЯ измена.
  - Ваше высочество, ради всего святого, отойдите от окна.
  Тесс оглянулась. Антрепренер смотрел на нее с белым от страха лицом. Тесс
вспыхнула от злости и уже совсем было собралась сказать что-то резкое, но
тут раздался тихий, спокойный голос господина Юри:
  - Не надо так нервничать, господин Готлиб. Она стоит в двух шагах от окна.
К тому же солнце светит с противоположной стороны вагона. Так что ее не
видно.
  Почему он не сказал, что и до станции еще почти десять верст, Тесс не
поняла, но она уже успела убедиться в том, что господин Юри ВСЕГДА знает,
что и сколько сказать. Антрепренер страдальчески поморщился и горестно
всплеснул руками:
  - Клянусь Господом, если бы я с самого начала знал, во что вы меня
втягиваете...
  Господин Юри усмехнулся и, ловко действуя пальцами, быстро собрал
барабанник, который чистил, сидя на грязном, обшарпанном табурете. Тесс
невольно засмотрелась на его руки. В них обоих, в НЕМ и Молчуне, было
что-то такое, что заставляло ее чувствовать себя в их присутствии
маленькой девочкой. Впрочем, так было не только с ней. Другие чувствовали
себя с ними точно также. Это сквозило в стремительности, с которой офицеры
бросались исполнять отданные ими приказания, в пристальном внимании, с
каким отец ловил каждое слово, стоило только кому-то из них открыть рот. А
сегодня ей вдруг пришло в голову, что даже ее мать, ЕЕ МАТЬ, которая без
лишних церемоний командовала генералами, министрами и банкирами, ни разу
за последний месяц не сделала даже попытки оспорить распоряжения, отданные
спокойным голосом князя. Да и сейчас, когда место руководителя их группы
вместо аристократа князя занял этот спокойный, на протяжении всего пути
как-то умудрявшийся оставаться почти незаметным человек, взаимоотношения в
их сильно уменьшившемся коллективе почти не изменились. Девушка
повернулась и бросила взгляд в дальний конец вагона. Отец, одетый в
широченные шаровары, просторную рубаху с мятым жабо и огромными
ярко-желтыми пуговицами, сверкающую заплатами и сальными пятнами, сидел на
таком же табурете, как и господин Юри, а мать, одетая не менее причудливо,
старательно накладывала ему на лицо клоунский грим. Тесс не выдержала и
хихикнула, мельком подумав, что, слава богу, эту сценку не видят младшие
девочки. Они ехали в соседнем вагоне, вместе с детьми артистов балагана.
Тесс еще раз оглянулась на отца с матерью. Отец стоически переносил
необычную процедуру, хотя на лице у него застыло страдальческое выражение.
Девушке вспомнился вчерашний вечер.
  Тесс уложила девочек, дождалась, пока они заснут, потом тихонько
поднялась, накинула шаль и спустилась на один пролет по внутренней
лестнице. Князь, господин Юри и отец с матерью разговаривали о чем-то в
гостиной. Дверь была приоткрыта, была видна часть ярко освещенной комнаты
и хорошо слышны громкие голоса.
  - Да вы с ума сошли! - Суверен был возмущен до крайности. - Вы только
подумайте, ЧТО вы мне предлагаете?!
  Князь и господин Юри молча переглянулись, потом князь спокойно,
наставительным тоном, будто он говорил с ребенком, а не с сорокалетним
мужчиной, да к тому же бывшим государем огромной державы, сказал:
  - Я могу понять ваше возмущение, ваше величество, но оно абсолютно ничего
не меняет. Вполне возможно, что вы лично предпочли бы смерть, чем пойти на
то, что мы предлагаем, но... - Он на миг остановился, и в голосе появились
металлические нотки: - Речь идет не только о вашей жизни и даже не столько
о ней, невзирая на все мое к вам уважение. Речь идет о тысячах, миллионах
и даже миллиардах жизней... Я вполне допускаю, что вам еще не до конца
ясны наши побудительные мотивы. А потому постараюсь вам объяснить... -
Князь поднялся на ноги и прошелся по половицам, со скрипом прогибавшимся
под его ногами. - Во-первых, я по-прежнему считаю себя ответственным за
вашу жизнь, так что если будет поставлен вопрос исключительно о вашем
спасении и безопасности членов вашей семьи, то мы готовы хоть завтра
посадить вас в вагон и отправить на восток. Через две недели вы будете на
побережье, а через месяц за океаном. - Князь умолк, выжидательно глядя на
отца словно был уверен, что он незамедлительно примет его предложение, но
отец сердито молчал. Губы князя изогнулись в каком-то подобии улыбки: - Я
так и думал. Далее. Не знаю, поверите ли вы нам, но смею заметить, что нас
с господином Юри не особо волнуют вещи, которые для многих из вашего
окружения представлялись бы пределом мечтаний. Мы просто рассматриваем все
происходящее с этой страной как свою ЛИЧНУЮ проблему. - Он опять немного
помолчал, словно давая время собеседнику осознать то, что он только что
сказал. - Все, что вы делали до сих пор, ваш манифест, ваши призывы
заставляют меня думать, что вы тоже искренне хотите покончить со всем тем
ужасом и хаосом, что творится сейчас здесь, и готовы положить на алтарь
своей борьбы очень многое. Это так?
  Отец еще немного посидел, раздраженно шевеля губами, потом с усилием
кивнул:
  - Да.
  - Так вот, - продолжил князь, - в настоящее время эта задача требует,
чтобы вы КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ оказались во главе верных вам войск, способных
не только защитить ваше величество от нападения мелких разбойных отрядов,
но и ОДЕРЖАТЬ ПОБЕДУ в разгорающейся гражданской войне. - Он заговорил с
нажимом. - То, что мы предлагаем, как раз и служит решению этой задачи. -
Голос князя смягчился. - А теперь подумайте, стоит ли ваше уязвленное
самолюбие или даже серьезные нравственные страдания нашего общего
ПОРАЖЕНИЯ?
  Минуту в комнате стояла тишина, потом отец тяжело вздохнул и глухо сказал:
  - Хорошо, я согласен.
  Князь примирительно произнес:
  - Конечно, вы можете не брать с собой семью. Им будет гораздо безопаснее
за океаном...
  Но тут вмешалась мать. Ее тон был аристократически холоден, но Тесс не
почувствовала в нем отчуждения, которое мать умела выразить мастерски.
  - Благодарю, князь, но мы едем вместе. Я думаю, суверену не к лицу
отправлять свою семью за тридевять земель, если он собирается навести
порядок у себя дома.
  Поезд лязгнул буферами и начал замедлять ход. Господин Готлиб, сидевший
опершись спиной о стенку вагона, побледнел еще больше, что всего минуту
назад представлялось Тесс абсолютно невозможным, и судорожно сглотнул. Он
боялся так сильно, что его страх передался Тесс, и она нервно принялась
оправлять руками трико с большими пуфами, в которое была одета. Смиль,
циркачка, с которой ей предстояло делить старенький матрас в женской
половине вагона, тут же подскочила к ней и протянула платок. Тесс поспешно
накинула его на голову, укрыв волосы, и, отойдя в угол, присела на матрас.
Станция, к которой они приближались, просто кишела "соратниками". Здесь
разгружались войска, которые соратник Шайдар, глава Объединенного бюро
Комитетов действия Рудных гор, стянул для атаки на городок, покинутый ими
не далее как сегодня утром.
  Поезд все больше замедлял ход. Тесс подобрала ноги и, чтобы избавиться от
дрожи в руках, обхватила ими плечи. Еще несколько минут - и поезд наконец
остановился. Снаружи послышались шум, голоса, ржание коней, крики и
лязганье металла. Молчун постоял немного, прислушиваясь, потом скользнул
вперед и как-то неожиданно для Тесс, хотя она не отрывала от него глаз,
оказался у маленького оконца, расположенного по другую сторону двери.
Минут пять он смотрел наружу, крутя головой, потом усмехнулся какой-то
своей мысли, подхватил почти пустую полуведерную бутыль из-под самогона,
стоящую под дверью, в которой, однако, все еще оставалось с полкружки
мутной зеленоватой жидкости запрокинул голову, набрал в рот самогона,
тщательно прополоскал рот, сглотнул и... решительным движением распахнул
тяжелую вагонную дверь.
  Господин Готлиб вздрогнул и пробормотал:
  - Клянусь Господом, он сошел с ума. От того, что произошло потом, легко
можно было впасть в оторопь. Господин Юри, еще минуту назад трезвый как
стеклышко, вдруг оказался в стельку пьян. Он повис на двери вагона, чуть
не вываливаясь наружу, окинул осоловелым взглядом перрон и заорал на всю
платформу:
  - Эй, вы, а ну иди сюды! У мене тут суверен со всем его семейством.
  Тесс похолодела. Господин Готлиб тихо ойкнул и сполз по стене. В двери
вагона всунулось несколько бородатых рож в картузах с лентой народного
патруля.
  - Ма-а-а-аладцы, - пьяно протянул господин Юри и полез к ближайшему с
поцелуями. Тот сурово отстранился и строгим тоном спросил:
  - Ты орал?
  - Я, - гордо заявил господин Юри.
  - И где твой суверен?
  - А вон. - И Молчун ткнул пальцем в господина Готлиба. "Соратники"
переглянулись, трое торопливо влезли в вагон и подошли к лежащему без
сознания антрепренеру. Несколько мгновений они внимательно разглядывали
его, потом один, видимо старший, повернулся к повалившемуся у двери
господину Юри:
  - Это суверен?
  Господин Юри гордо кивнул:
  - Точно. Сущий суверен. Совсем житья от него нету. Говорят, вы их всех
стреляете, стрельните и энтого, святым кругом вас прошу. Своих полосатых
тварей, - он кивнул на зебру, которая, как еще не оправившаяся от болезни,
ехала в вагоне вместе с людьми, - кормит ну прям на убой, а работному
человеку, - тут он вполне натурально всхлипнул, - и закусить ничего
нетути. - И Молчун дрожащими руками горького пьяницы приставил к губам
горлышко бутыли.
  - Тьфу, черт! Пьянь проклятая, - выругался старший.
  - Эй, старшой, нашли кого? - спросили снаружи. Старший не ответил, только
зло мотнул головой остальным и, подойдя кдвери, спрыгнул на перрон, прежде
наподдав господину Юри по крестцу. Тот взвыл и начал ругаться.
  Два часа подряд, пока поезд стоял на станции, господин Юри сидел в проеме
двери в обнимку с бутылью и приставал ко всем сновавшим вдоль поезда
солдатам, прося их "стрельнуть" его хозяина, который "ну прямо сущий
суверен". Но от него только отмахивались. Между тем весь остальной поезд
перетряхивали не просто основательно, а прямо-таки с небывалым рвением.
Однако все имеет свой конец. Через пятнадцать минут после того, как
большие вокзальные часы пробили полдень, к поезду наконец подогнали
паровоз и они тронулись в путь.
  Как только станция скрылась из виду, господин Готлиб вскочил на ноги и с
визгом накинулся на господина Юри:
  - Ви понимайт, что ви делать?! Они же могли всех нас расстреляйт! Ви
просто сумасшедший! Я отказываюсь дальше помогать вам! Я требую...
  - Замолчите.
  В тоне, каким это было сказано, было что-то такое, от чего антрепренер
мгновенно умолк. Лицо господина Юри смягчилось.
  - Вам бы следовало заметить, что наш вагон - ЕДИНСТВЕННЫЙ из всего
состава, который практически вообще не подвергся досмотру. - Он пристально
посмотрел на антрепренера, словно проверяя, дошло ли это до него, и
жестким тоном добавил: - Если вы можете предложить другой вариант, который
ГАРАНТИРОВАННО позволит достигнуть подобных результатов, то в следующий
раз я сначала испрошу вашего совета, а потом буду действовать... Ну же, я
жду!
  Господин Готлиб, дергая кадыком, пытался вытереть вспотевший лоб
трясущимися руками, но у него ничего не получалось. И платок, и рубашка
были насквозь мокрые от пота. Он всхлипнул и, махнув рукой, убрался к себе
в угол. Молчун проводил его спокойным взглядом и отвернулся.
  День прошел спокойно. Поезд останавливался еще на нескольких полустанках,
но в общем шел довольно ходко. На каждом полустанке господин Юри
усаживался в проеме двери с неизменной бутылкой и что-то орал, изображая
из себя пьяного, однако трюка с сувереном больше не повторял. Правда, и
поезд больше нигде не подвергался такому тщательному досмотру.
  Ночью Тесс лежала на матрасе и смотрела в потолок. Сквозь маленькое окошко
вагона струился бледный свет, лунная дорожка пробегала по вагону, повторяя
повороты поезда и освещая то круп зебры, то ящики с цирковым имуществом,
то спящих людей, похожих в этом призрачном свете на какие-то потусторонние
существа или просто кучи тряпья, а Тесс думала о том, как разительно
изменилась ее жизнь всего лишь за один год. В голове роились воспоминания
прежней весны. Генерал-губернаторские скачки, коими, по традиции,
открывалась череда светских раутов... Бал в Летнем саду... Выпуск в
институте и благосклонная улыбка матушки, когда она рассматривала ее
похвальные листы... Юный красавец кавалергард князь Усупов... Тесс
зажмурила глаза, чтобы сдержать слезы. А потом ее мысли обратились к не
столь далеким дням, и она понемногу успокоилась. В конце концов, если для
встречи с НИМ необходимо было пройти через такие испытания, что ж, она
абсолютно не жалеет об этом. С этой мыслью девушка уснула.
  Несколько дней прошли без особых волнений. Мать с отцом подолгу беседовали
с господином Юри. Тесс иногда садилась рядом и слушала, надеясь, что
Молчун расскажет что-нибудь о князе, но тот очень неохотно отвечал на
вопросы о себе и своих товарищах, причем говорил так уклончиво, что,
несмотря на деликатность, с которой он это делал, всем становилось ясно,
что спрашивать об этом не стоит. Все равно ясного ответа не будет. Зато он
часто беседовал с отцом о положении в стране и о том, что следует делать.
Вернее, по большей части говорил отец. Господин Юри слушал, попутно
вычищая свой барабанник или аккуратно вырезая из дерева и затачивая
какие-то деревянные палочки. Время от времени он задавал на первый взгляд
малозначительные вопросы, после которых отец частенько бросал на него
изумленный взгляд и надолго замолкал, погружаясь в раздумья. Тесс
запомнилась одна из его парадоксальных фраз:
  - Победить - не проблема. Проблема в том, что потом делать с этой победой.
  От нечего делать она попросила Смиль, которая часами тренировалась в
жонглировании, хватая и подбрасывая все, что ни попадет под руку: пустые
бутылки, кружки, ножи, орехи, - показать ей, как это делается. Бойкая
циркачка к вечеру второго дня уже привыкла к мысли, что едет в одном
вагоне с царствующими особами. Впрочем, особы эти были как бы и не совсем
царствующие, да и весь антураж никак не способствовал пиетету. Грязный
товарный вагон с надписью "сорок человек, восемь лошадей", заваленный
ящиками и тюками с цирковым имуществом, благоухающая Зуймина, зебра,
пахучие катышки которой Смиль приходилось выносить на каждой станции, и
принцесса... в поношеном цирковом трико, которая каждую ночь тихо сопит
рядышком на своей половине драного матраса. Так что Смиль тут же сбегала в
другой конец вагона и принесла несколько пожухлых картофелин.
  - Начинать лучше с них, ваше высочество, - Тут она ойкнула, бросив быстрый
взгляд на господина Юри, который категорически запретил произносить вслух
любые титулы, но Тесс поняла, что это скорее была не оговорка, а
осознанное прощупывание именно ее реакции.
  Поэтому Тесс заговорщицки улыбнулась и сказала:
  - Брось, давай совсем без этих титулов. Не из-за него, - она кивнула в
сторону Молчуна, - а просто так. - Она протянула руку: - Меня зовут Тесс.
  Смиль быстро стрельнула глазами из-под ресниц и довольно кивнула. Потом
подняла картофелину и подбросила ее вверх:
  - Смотри. Это просто. Бросаешь. Ловишь. Опять бросаешь. Ну как?
  Следующую неделю Тесс провела, беспрерывно подкидывая и ловя разные
предметы. Сначала картофелины, потом миски, потом ложки, по