роне, но...
иногда мне в голову приходят совершенно бредовые мысли.
  - Например? - улыбнулся князь.
  На лице профессора мелькнуло виноватое выражение.
  - Ну, например, что вы пришельцы с Луны или еще откуда.
  Улыбка князя стала еще шире. Ответ его был как гром среди ясного неба:
  - Вы правы.
  - Что? - оторопело пискнул профессор. Князь хмыкнул и покачал головой,
потом спокойно сказал:
  - Сейчас действительно не время и не место для подобных разговоров, но, -
князь наклонился к нему, - обещаю, что в НЕОБХОДИМОЕ время мы продолжим
этот разговор.
  Соратник Нирам, председатель Губкомода, приехал уже после полуночи.
Онкович, бывший студент технического училища, из зажиточных разночинцев,
записанный в специальный конвойный отряд за то, что еще во время зимних
боев пригнал для нужд Комитета действия маменькину бричку на мягких
рессорах, на которой соратник Нирам и разъезжал, пока не пересел на
конфискованное авто заводчика Буренго, только что заступил на внутренний
пост. Конвойные уже спали. Лишь двое - бывший "деловой" Лубенек, шустрый
малый с лисьими чертами лица, и увалень по кличке Поноска, которой его
наградили за неистребимый запах навоза, от которого бывший гуртовщик никак
не мог избавиться, втихаря от коменданта, соратника Григула, резались в
карты в чуланчике по соседству с кухней.
  Нирам возник из темноты в сопровождении разводного:
  - Соратник Григул у себя?
  - Да... То есть так точно!
  Председатель Губкомода молча кивнул и проследовал в глубь коридора к
знакомой двери, обитой темно-синим сукном. Из чулана высунулась мордочка
Лубенька.
  - Хто приехал? - сипло спросил он.
  - Соратник Нирам.
  - Угу, - кивнул Лубенек и выскочил из чулана. - Эй, студент, глянь на
свои, сколько натикало?
  Онкович неловко перехватил штуцер и вытащил из кармана предмет давних
вожделений Лубенька. Настоящие бриттские часы на цепочке, внутреннюю
крышку которых украшало дагеротипное изображение кудрявой барышни.
Маменька подарила их Онковичу на окончание первого курса.
  - Половина первого.
  - Угу, - снова кивнул Лубенек и, повернувшись, заглянул в чулан: - Эй,
Поноска, на сегодня шабаш.
  - Эта почему?
  - По папе и по маме, - огрызнулся Лубенек. - Не базарь, а лучше сгоняй и
принеси мой "кожан".
  Когда минут через пятнадцать дверь кабинета коменданта с глухим стуком
распахнулась и по коридору проследовал соратник Нирам в сопровождении
коменданта Григула, Лубенек, который, уже затянутый в кожаную куртку и
перепоясанный портупеей с кобурой, сидел на нижней ступеньке лестницы,
резво вскочил на ноги и молодцевато вытянулся, поедая глазами Председателя
Губкомода. Но тот прошел мимо, ни единым намеком не показав, что заметил
этот столь вопиющий образец чинопочитания. Лубенек с кривой разочарованной
усмешечкой проводил взглядом сутулую спину соратника Нирама. Когда же
массивная дверь на улицу захлопнулась и соратник Григул, состроив на
возбужденном лице гримасу крайней серьезности, проследовал по коридору к
своему кабинету, Лубенек сплюнул на пол и утерся рукавом:
  - Все, сегодня мы ИХ кончим.
  - Как это? - удивился Онкович. На улице заурчал мотор автомобиля,
увозившего соратника Нирама.
  - Однозначно, - авторитетно кивнул Лубенек, - я мокрые дела носом чую.
Хотя зря они так.
  - Но почему? - оторопело спросил Онкович, ужаснувшись самой мысли о том,
что сегодня ночью закончит, может быть, свое земное существование бывший
государь великой империи, более того - может быть, даже от его руки.
  - А потому, - огрызнулся Лубенек и разочарованно добавил: - И что ему
приспичило кончать их как раз сейчас? Могли бы еще пожить, да и нам
пожировать дали бы, а то еще на фронт ушлют, - тут он осклабился, - и
вообще, с принцессками можно было бы и не торопиться. - Лубенек подмигнул
юноше: - Мы бы их еще пару дней поразвлекали, а уж потом и...
  - А че, - вмешался Поноска, - дык давай...
  - Заткнись, - презрительно бросил Лубенек, - ежели соратник Нирам узнает -
он тебя... Поноска побледнел:
  - Дык я че, я ж ниче, я ж только...
  - То-то. - Лубенек покровительственно кивнул и, выхватив барабанник, лихим
движением провел им вдоль рукава, заставив барабан выдать звонкую трель. -
Ну да ладно, пойдем поднимать людей.
  - Ну и зачем это? - удивленно буркнул Поноска. - Команды ж не было.
  - Дубина, - снисходительно хмыкнул Лубенек, - вот так всю жизнь и
проходишь в шестерках. Если хочешь вылезти наверх - учись исполнять
команды ДО того, как они поступят.
  Минут через пятнадцать весь наличный состав караула, позевывая и
почесываясь, уже топтался в длинном коридоре, ведущем от дверей кабинета
коменданта до -| лестницы на второй этаж. Большинство даже не
догадывалось, зачем это их подняли посреди ночи, но все уже привыкли к
регулярным выкрутасам соратника Ни-рама, так что его кратковременный
ночной приезд снимал все вопросы. Поэтому всего двое уныло
поинтересовались у Онковича, не знает ли он причины этой ночной суматохи,
но тот лишь промычал что-то нечленораздельное и отрицательно мотнул
головой.
  Вскоре из-за двери кабинета выскочил ходивший с докладом Лубенек. Народ
повернулся в его сторону. Лубенек на мгновение замер, наслаждаясь всеобщим
вниманием, и, обведя повернувшиеся к нему лица горячечным взглядом
лихорадочно блестевших глаз, набрал в грудь воздуха и, раздувая ноздри,
свистящим шепотом выдохнул:
  - А ну стройсь!
  Все задвигались, затопали ногами и начали строиться в ряд. Дверь кабинета
открылась, и на пороге появился сам соратник Григул. Лубенек тут же
выскочил вперед и, подобострастно заглядывая в глаза коменданту,
молодцевато отрапортовал:
  - Охранная команда к ликвидации узурпатора и его семьи готова, соратник.
  Тот, поджав губы, важно кивнул. В строю кто-то охнул, комендант вскинул
подбородок и уставился на стоящих перед ним людей свирепым взглядом
прозрачных, водянистых глаз. Строй тут же замер, будто оцепенел. Соратник
Григул с минуту поочередно буравил взглядом лица людей, потом привычным
жестом вздернул подбородок и заговорил:
  - Соратники! Настал час, когда народ... восставший против... тысячелетнего
угнетения, неравенства и... всякого другого насилия... совершит законное
возмездие... - Он запнулся, быстро соображая, что говорить дальше, и
походя досадуя на соратника Нирама, который так и не остался, как
обещался, на ликвидацию, и вот теперь ему, Григулу, приходится одному
отдуваться со своими двумя классами образования. Но тут ему пришло в
голову, что если бы Нирам был здесь, то непременно сам возглавил бы акцию,
лишив Григула славы, которая светит ему в будущем, а так все складывается
как нельзя лучше. От этой мысли Григул посветлел лицом, плюнул на свое
косноязычие и закончил уже более понятно: - А потому мы сейчас пойдем и
всех к ногтю... чтоб всем остальным неповадно было давить трудовой народ.
  Строй нервно зашевелился, но Григул, воодушевленный только что
произнесенной "исторической" речью, а более всего тем, что ему предстояло
сейчас совершить, двинулся вперед, на ходу расстегивая кобуру барабанника
дергающимися от возбуждения пальцами. Лубенек двинулся за ним, чуть не
подпрыгивая от нетерпения. Проходя мимо Онковича, он замедлил шаг и,
ехидно ухмыляясь, сказал ему в бледное лицо:
  - Да ты никак сейчас в обморок ...бнешься, будто барышня. Ладно, слабак,
дуй на двор, заменишь караульного у калитки. Там как раз мой кореш стоит.
Он на такие дела тоже любитель.-Лубенек весело сверкнул зубами. - Только в
штаны не наложи, пока мы этих красуль кончать будем. - И он бросился вверх
по лестнице.
  Онкович, проводив его печальным взглядом, пошел к выходу во двор.
  Григул и Лубенек, а за ними вся конвойная команда, громко топоча,
поднялись по лестнице и остановились на широкой верхней площадке.
Комендант на мгновение замер, охваченный каким-то странным чувством, но
выскочивший вперед Лубенек пинком распахнул дверь в комнату арестованных,
и Григул так и не успел разобраться в своих ощущениях. "Соратник" шагнул
вперед, правой рукой вскинул барабанник, уставя его ствол куда-то в
темноту, и, пошарив левой рукой по стене, включил электрический
светильник. Лампочка загорелась еле-еле. Видно, на электрической станции
опять было плохо с дровами.
  - Что это значит, господа? - Холодный голос бывшего государя, лежавшего в
постели, на мгновение поверг соратника Григула в трепет, но Лубенек,
возбужденно ворочая блестящими, словно у кокаиниста, глазами, подскочил к
кровати и двинул отставному суверену в зубы стволом барабанника:
  - Заткнись, курва. - Он повернулся к Григулу и хрипло спросил: - Ну что,
здесь кончать будем?
  Григул заметил, как бывший государь вздрогнул, и от этого его робость как
рукой сняло. "Боится, сволочь, значит - такой же, как все". Григул
скривился и покачал головой:
  - Нет, давай в подвал. А то шуму много будет. Коней , побледнев, спросил с
дрожью в голосе:
  - Вы собираетесь меня убить?
  - А ты что думал, - зло ответил Григул, будто мстя преувеличенной
грубостью за пережитое недавно мгновение слабости, - в зад тебя целовать
будут?
  Бывший суверен судорожно сглотнул, но тут же взял себя в руки:
  - Значит, мне следует понимать это так, что вы не собираетесь проводить
никакого суда, о котором мне говорил господин... э-э... соратник Нирам?
  - Еще чего, - хохотнул Лубенек, однако, наткнувшись на неодобрительный
взгляд Григула, прикусил язык.
  "Гражданин" Коней на мгновение прикрыл глаза, но тут же вскинул голову и
поднялся с кровати. Голос его был сух и спокоен.
  - Господа, я прошу вас на несколько минут покинуть комнату. Я должен
одеться и попрощаться с семьей. Тут Лубенек снова не выдержал и заржал:
  - Ты смотри, марку держит! - Выпучив глаза, он ткнул барабанником куда-то
в потолок и проорал: - На хрен прощаться, скоро все там встретитесь.
  Это известие оказалось для Конея настоящим потрясением. Какое-то мгновение
он неверящими глазами смотрел на Григула, отчего тот снова почувствовал,
как у него по спине побежали мурашки, потерянно оглянулся на занавеску, за
которой стояли кровати принцесс, и севшим голосом пробормотал:
  - Но они же... дети!
  - Они - члены семьи самого главного узурпатора и угнетателя, - рявкнул
Григул, раздосадованный новым приступом слабости, - а значит, и сами такие
же. Хотите одеться - пять минут, но у нас на глазах!,
Коней суетливо взял бриджи, переброшенные через спинку стула и, уже всунув
ноги в брючины, вдруг замер и тихо, умоляюще прошептал:
  - Пожалейте хотя бы младших...
  Григул демонстративно отвернулся, а Лубенек наклонился над супругой
бывшего государя, испуганно смотревшей на него из-под натянутого по шею
одеяла, и весело рявкнул:
  - А тебе что, мамзеля, особое приглашение надо? Или тебя в исподнем
кончать?
  Та вздрогнула и, поводя глазами по сторонам, молча вылезла из постели.
  Вскоре все семейство уже стояло в ряд поперек комнаты. Три старшие
принцессы зябко кутались в шали, младшую Коней держал на руках. Девочка
свернулась клубком, пряча лицо на груди отца. Лицо отрекшегося суверена
было белым, левая щека подергивалась в тике, и это слегка тешило самолюбие
Григула. Но Элис Цас-сенская показала, что недаром в ней течет кровь
десятка поколений царственных предков. Она гордо вскинула голову и,
повернувшись к старшим дочерям, громко сказала:
  - Что за прически, девочки, и где ваши драгоценности? - Она бросила
презрительный взгляд на толпившихся в коридоре конвойных. - Надеть все.
Пусть на этих бандитов и убийц падет проклятие цассенского рода, когда они
будут отмывать их от нашей крови!
  Конвойные невольно качнулись назад. Григул растерялся. Но Лубенек шагнул
вперед и со злостью ударил Элис рукояткой барабанника по скуле:
  - А ну заткнись, стерва старая. - Он в радостном возбуждении взглянул на
Григула: - Эр-р-ршите отправлять?
  Григул молча кивнул. На мгновение установилась тишина, внезапно и странно
нарушенная громким скрипом, донесшимся с лестницы. Кто-то тяжелый
неторопливо, по-хозяйски поднимался на второй этаж. Было чему удивиться.
Все конвойные, за исключением смены, охранявшей внешнее ограждение,
толпились на лестничной площадке и в комнате у дверей. К тому же тот, кто
поднимался по ступеням, был уж очень... здоров, а таких среди конвойных не
было вообще. Григул озадаченно повернулся к двери, а Лубенек зло выругался
сквозь зубы и крикнул:
  - Кого черт несет?
  Верхняя ступенька лестницы жалобно хрустнула. Конвойные суетливо
расступились, и в комнату, пригнувшись, шагнул гигант в длинной
кавалерийской шинели с багряными генеральскими отворотами. Кто-то вновь
охнул, тихо, как тогда внизу, в коридоре. А гигант обвел всех тяжелым
взглядом своих глубоко посаженных глаз неразличимого цвета и произнес
глухим рокочущим басом с легким непонятным акцентом:
  - Я от соратника Нирама. Где я могу видеть соратника Григула?
  Григул почувствовал, как отпускает его мучительное напряжение, в котором
он находился. Впрочем, ЭТОТ произвел впечатление на всех, даже Лубенек
как-то притих. Комендант шагнул вперед:
  - Я Григул. Ваш мандат?
  Гигант, будто и не слышал вопроса, молча обошел кругом сгрудившееся в
центре комнаты семейство суверена и, повернувшись на каблуках, так что
тяжко заскрипели дубовые половицы, уткнул в Григула тяжелый взгляд:
  - Еще живы? Почему? Соратник Нирам сказал мне, что постановление о
ликвидации он доставил вам лично еще час назад.
  Григул слегка оробел:
  - Ну, понимаете...
  Но гигант не дал ему договорить:
  - Где собираетесь провести акцию?
  - В подвале.
  Гигант скривил губы в улыбке:
  - Отлично. - Он недовольно посмотрел на Григула. - Ну, командуйте,
соратник, что вы на меня уставились. Всех вниз, в подвал, и так затянули.
  - И он демонстративно извлек из кармана массивные часы в золоченом корпусе.
  Григул, раздосадованный манерами того, кто представлялся ему
уполномоченным из центральных органов раздраженно закричал на конвойных,
все пришло в движение, и лестница снова заскрипела под десятками ног.
  Через несколько минут семейство бывшего государя уже стояло тесной группой
в углу большой подвальной комнаты с каменными стенами и песчаным полом, а
весь конвойный отряд, за исключением караульных, во главе с самим Григулом
бестолково топтался рядом с подвальной лестицей. Григул нервно переводил
взгляд с семейства суверена на переминающихся конвойных. Пока спускались в
подвал, соратник из центра куда-то подевался, а начинать акцию без него
Григул не осмеливался. Наконец тяжело заскрипела лестница и на верхней
ступеньке показались обутые в добротные сапоги колоннообразные ноги
уполномоченного. Григул недовольно покосился по сторонам. Именно сейчас,
когда ему так нужна была поддержка, Лубенек тоже куда-то исчез. Хотя, как
подумалось вдруг коменданту, это, пожалуй, и к лучшему. Этот скользкий и
шустрый "деловой" в последнее время что-то начал проявлять излишнюю
активность. Не хватало еще, чтобы он раскомандовался и здесь, на глазах у
этого сердитого уполномоченного, как делал это наверху весь последний час.
Между тем гигант уже спустился вниз и первым делом недовольно надул губы:
  - Что за бардак? Вы куда смотрите, соратник? Почему ценности еще не
оприходованы?
  Григул недоуменно посмотрел в направлении его взгляда и увидел, что в
общей суматохе женщины успели вдеть в уши серьги, а супруга Конея даже
умудрилась нацепить себе на руки два браслета. Да и у самого бывшего
суверена болтался на шее орден Богоявленного Ариста Перворожденного.
Григул побагровел:
  - Ах ты...
  Гигант раздраженно прервал его жестом руки:
  - Ладно, успокойтесь, соратник, - Он повернулся к жертвам: - Господа, я
предлагаю вам пройти вон в тот чуланчик, - он кивнул в сторону небольшой
двери в дальнем углу подвала, - снять ценности и, - голос его вдруг
исполнился непонятной мощи, - НЕ СОЗДАВАТЬ МНЕ ЛИШНИХ ПРОБЛЕМ.
  Григул удивленно уставился на гиганта. Тот явно выделил последнюю фразу.
Что бы это могло означать? Черт, и куда это запропастился этот Лубенек?
Григул уже имел немало случаев убедиться, что у того чутье на всякие
неприятности. А с момента появления этого уполномоченного неприятности,
похоже, пошли косяком. Если бы он знал, КАК он был прав...
  Элис, чье упрямство стало причиной некоторого непонимания среди
"соратников", вздернула подбородок, по всей видимости, собираясь стоять на
своем до конца, но вдруг ее глаза округлились, рот перекосился в
судорожной гримасе, и она, словно сомнамбула, двинулась к двери, указанной
уполномоченным, не отрывая от него застывшего взгляда. Старшая из дочерей,
красавица Тесе, качнулась было следом, но не двинулась с места, лишь
негромко, испуганным голоском окликнула:
  - Мама...
  Элис вздрогнула, будто очнувшись ото сна, резко остановилась и, опустив
глаза, глухо, напряженным голосом сказала:
  - Девочки, дорогой, идемте скорее. Коней растерянно смотрел на жену:
  - Но...
  - ДОРОГОЙ! - Что-то в голосе Элис заставило бывшего государя поспешно
броситься за ней.
  Они молча протиснулись в чуланчик, и дверь за ними закрылась. У Григула
отчего-то заныло под ложечкой. Он шагнул вперед и, взяв уполномоченного за
плечо открыл рот:
  - Соратник, я...
  И тут же осел от приглушенного выстрела. Гигант же мгновенно развернулся в
сторону оторопевших конвойных и, просунув обе руки с зажатыми в них
бара-банниками под мышками обмякшего тела соратника Григула и прикрываясь
им, как щитом, открыл беглый огонь из обоих стволов.
  Он стрелял с убийственной точностью, всаживая пули в одну и ту же точку,
чуть выше переносья, будто открывая в людских черепах столь любимый
всяческими мистиками третий глаз, но конвойных было более двух десятков и
зарядов на всех явно не хватило бы. Однако гигант не стал дожидаться, пока
это придет кому-нибудь в голову. С умопомрачительной скоростью он
расстрелял оба своих барабанника, ловко поддав коленом руку висевшего на
нем трупа соратника Григула, схватил его барабанник, зажатый в стиснутых
пальцах, и хладнокровно продолжил стрельбу, первыми же выстрелами сбив
двоих самых шустрых, которые воспользовались короткой передышкой и уже
успели подняться на несколько ступенек вверх по лестнице. Когда снова
кончились патроны, среди конвойных в живых оставалось трое. Они съежились
у дальней стены, стараясь спрятаться за трупами "соратников".
  Несколько мгновений в комнате стояла гробовая Тишина. Но вот послышался
мерный скрип сапог. Шаги затихли. Поноска, которого судьба по странной
прихоти оставила в живых, с замиранием сердца приоткрыл глаза и наткнулся
на ледяной взгляд нависшего над ним гиганта. Поноска судорожно хрюкнул и,
зажмурившись, вжался в песок.
  - Встать.
  Голос был спокойный, равнодушный и оттого звучал еще более жутко.
  - Будете изображать мертвецов - быстренько станете ими. Я прекрасно помню,
сколько и КОГО застрелил.
  Трое оставшихся в живых поднялись и застыли на дрожащих ногах. Гигант
кивнул на земляной пол:
  - Оружие.
  Поноска, ни на кого не глядя, лихорадочно расстегнул ремень с кобурой, из
которой так и не удосужился вытащить свой барабанник, и отбросил в
сторону, будто ядовитую змею, потом, на всякий случай, опростал карманы,
для убедительности вывернув их наружу.
  - Трупы в ледник.
  "Соратники", стараясь не встречаться глазами друг с другом, торопливо
принялись за дело.
  Когда почти все трупы были уже аккуратно сложены штабелем в узком
ледничке, устроенном в глубине обширного подвала, гигант поймал Поноску за
плечо и все тем же спокойным голосом, в котором, однако, можно было
уловить насмешливые и презрительные нотки, приказал:
  - Возьми лопату и присыпь кровь.
  Через несколько минут все было кончено. Гигант прошелся по комнате, не
обращая никакого внимания на конвойных, застывших в оцепенении у стены,
окинул придирчивым взглядом плоды их труда и, все так же не глядя на них,
показал головой в сторону ледника:
  - Туда.
  Поноска, еле передвигая онемевшие ноги и цепляясь окровавленными пальцами,
вскарабкался на кучу тел и скорчился в углу. Его соратники по