ялся: - Знаете, я не могу полностью предположить реакцию и нашей
организации, но из того, что мне известно из нашей истории... У нас были
случаи, когда целые группы погибали, не успев справиться со своей задачей.
Могу вам доложить, что все это кончалось для человечества более чем
печально. Но все же не настолько печально, как для виновников их гибели.
Дело даже не в том, что они были уничтожены. Было уничтожено все, что
имело к ним хоть какое-то отношение. Государства, поместья, фабрики, дети,
внуки, другие родственники, даже однофамильцы, если возникало
предположение, что они имеют к ним хоть какое-то отношение. - Он сделал
паузу и закончил невинным тоном: - Впрочем, я не исключаю, что это всего
лишь выдумки, которые должны были продемонстрировать молодым членам
организации, что их возможная гибель будет, как минимум, отомщена. - он
тряхнул головой, - нам называли некоторые вполне исторически достоверные
имена.
  Виконт, помолчав несколько мгновений, устало потер лицо ладонью и спросил:
  - Ваше прежнее предложение остается в силе? Круифф утвердительно склонил
голову.
  - В таком случае, завтра я жду вас у себя для более конкретного обсуждения
наших действий. - Виконт поднялся, взял шляпу и вышел из номера.
  - Позвольте-ка мне, профессор.
  Пантюше оторвал взгляд от неестественно вывернутой руки ротмистра и поверх
пенсне, съехавшего на самый кончик носа, удивленно воззрился на князя. Тот
спокойно выдержал его взгляд. Профессор поднялся с корточек и поправил
пенсне.
  - Вы хотите сказать, что недурственно разбираетесь еще и в медицине, ваше
сиятельство? Князь усмехнулся:
  - Не во всякой, дорогой профессор. Но данный случай как раз по части
военно-полевой медицины, а в этой области я кое-что понимаю, можете мне
поверить. Пантюше попятился и сделал приглашающий жест:
  - Нуте-с, пожалуйте.
  Князь кивнул и склонился над ротмистром, у которого от боли все лицо было
покрыто мелкими бисеринками пота. Пантюше изо всех сил старался сохранить
невозмутимый вид, но чувствовалось по всему, что он настроен воинственно.
Князь молча ощупал вывернутую руку, заставив ротмистра несколько раз
болезненно сморщиться, а один раз даже глухо ругнуться, потом
удовлетворенно кивнул и резко надавил на какую-то точку в основании плеча.
Ромистр взвыл, но тут же осекся тряхнул головой и, шумно выдохнув,
произнес:
  - Не болит...
  Князь хмыкнул и, захватив плечо обеими руками, резко дернул и повернул.
Раздался противный хруст. Все вздрогнули, но ротмистр не издал ни звука,
только недоуменно уставился на свое плечо. Князь ощупал локоть и снова
как-то по-особенному дернул руку раз и потом другой. Снова хрустнуло, но
ротмистр по-прежнему молчал, как будто эти на посторонний взгляд просто
изуверские действия не причиняли ему никакой боли. Князь быстро пробежался
ловкими пальцами по всей длине руки, принявшей уже более или менее
нормальный вид, и, еще раз удовлетворенно кивнув, поднялся на ноги, и
обратился к профессору:
  - Теперь надо туго забинтовать. - Он повернулся к ротмистру: - Минут через
десять заболит, и сильно. Но тут уж ничего не попишешь, придется терпеть.
  Они покинули личный эшелон Председателя вчера поздним вечером. Срок их
пребывания в составе этого во всех отношениях элитного объединения
составил всего четыре дня. За это время они успели получить по комплекту
кожаной одежды, состоявшей из блестящей черной куртки лакового хрома,
таких же галифе и фуражки-картуза с длинным козырьком. Только на князя не
нашлось нужного размера, и он остался в своей генеральской шинели.
  В первое же утро в вагон, где они разместились, ввалился дюжий марьят.
Соратник Птоцкий питал слабость к иноземцам, и большая часть его
автобронеотряда была укомплектована представителями марьятского,
кайчеоского и иного зарубежного пролетариата. Впрочем, ходили упорные
слухи, что довольно существенная часть его бойцов к пролетариату не имеет
ни малейшего отношения. Марьят окинул их высокомерным взглядом, скривился
и рявкнул:
  - А ну подъем, швайкулешти!
  В первый момент никто не пошевелился. Хотя все проснулись, еще когда
марьят с грохотом карабкался по узким вагонным ступенькам. Потом князь сел
на кровати, всунул ноги в сапоги, поднялся на ноги, пару раз топнул и
неторопливо подошел к марьяту, который с удивлением осознал, что,
оказывается, он не настолько велик и могуч, как привык считать. Князь
окинул его мрачным взглядом и лениво спросил:
  - Ну чего тебе, убогий?
  Марьят, в замешательстве смотревший на князя, вздрогнул и заговорил уже
совсем другим тоном:
  - Соратник Птоцкий приказал переодеть и представить ему к десяти часам.
Князь кивнул:
  - А ты кто, каптер, что ли?
  Марьят сердито нахмурился, но сдержался и ответил почти спокойно:
  - Я - комендант эшелона, соратник Мродь. Князь кивнул:
  - Хорошо, комендант. А как насчет завтрака? Комендант Мродь дернул веком.
На его лице явственно проступили обуревающие его чувства, и эти чувства не
сулили неофитам ничего хорошего. Но князь выглядел ОЧЕНЬ внушительно,
потому комендант взял себя в руки и ответил почти нормальным тоном:
  - Вы еще не состоите на довольствии... но я пришлю хлеба и кипятка. - И,
не желая продолжать этот неприятный разговор, он резко повернулся и
покинул вагон.
  Возвратился он минут через десять. Сопровождавший его боец волок
пятилитровый медный чайник и несколько буханок сероватого хлеба в
объемистой крестьянской корзине. Князь кивнул капитану, чтобы тот
освободил бойца от его ноши, и повернулся к коменданту:
  - Подожди снаружи. Нам поутречать надо. Комендант побагровел. Несколько
мгновений он сверлил князя яростным взглядом, потом повернулся к
сопровождавшему его бойцу. Тот съежился под взглядом коменданта. Но
соратник Мродь только скрипнул зубами и пулей вылетел из вагона.
  Когда с завтраком было покончено и все неторопливо допивали остывший чай,
профессор наклонился к князю:
  - Прошу простить меня, ваше сиятельство, но не кажется ли вам, что с
комендантом следовало бы быть более... осторожным? Мне думается, вы нажили
нам серьезного недоброжелателя.
  Князь хмыкнул:
  - Надеюсь.
  Пантюше удивленно воззрился на него:
  - То есть?
  Но князь только молча улыбнулся и отставил в сторону опустевшую кружку:
  - Пойдемте, господа, в отличие от нашего коменданта, соратнику Птоцкому
еще рано приходить в раздражение от нашего присутствия.
  День прошел, как и ожидалось. После представления соратнику Птоцкому, во
время которого он произнес краткую зажигательную речь, выслушанную
господами офицерами с демонстративным вниманием (сказались уроки господина
Юри), их распределили по взводам, расчетам и экипажам. Профессора,
которого, к его собственному негодованию, князь представил как фельдшера,
отправили в лазарет, где он до самого вечера провалял дурака. Штатный
фельдшер с утра слегка принял и потому был в чрезвычайно благодушном
настроении, а личный врач соратника Птоцкого должен был весь день
неотлучно находиться при своем высокопоставленном клиенте. Так что чтобы
не помереть со скуки, Пантюше еще раз прокипятил все шприцы, разобрал вату
и корпию, навел порядок в шкафу с лекарствами и вытер везде пыль.
  Вечером, когда все вновь собрались в своем вагоне, князь заставил каждого
рассказать об увиденном и о выводах, которые они сделали, после чего
подвел краткий итог:
  - Плохо, господа. Мы с вами находимся в расположении самой боеспособной
части противника, а вы заняты черт-те чем. - Он сделал паузу. - Завтра
последний день, так что извольте потратить его с пользой.
  Офицеры недоуменно переглянулись. Потом ротмистр робко спросил:
  - Но нам же не ставилось никаких задач? Князь покачал головой и повернулся
к господину Юри, скромно сидевшему в уголке:
  - Похоже, вы их плохо учили. Раз они до сих пор не поняли, что такое
гражданская война.
  Следующим вечером профессор несколько задержался в лазарете. На врача его
вчерашние усилия произвели благоприятное впечатление, и он пораньше
отпросился у своего хозяина, чтобы поближе познакомиться с неожиданным
пополнением. С профессора сошло семь потов. Врач оказался чрезвычайно
высокомерным типом, а Пантюше в сугубо медицинских вопросах никогда не
отличался сдержанностью характера. Так что профессору пришлось приложить
неимоверные усилия для того, чтобы соответствовать образу уважительного
фельдшера, на который его, по каким-то одному ему известным причинам,
обрек князь. А потому, когда он наконец появился в вагоне, вечернее
совещание уже закончилось. По-видимому, на этот раз оно прошло более
успешно, так как у офицеров возбужденно блестели глаза, а этот загадочный
господин Юри, которого профессор уже давно перестал воспринимать как
простого механика, чистил барабанник, загадочно посмеиваясь.
  Следующее утро началось несколько необычно. Первыми поднялись князь и
господин Юри. Они молча оделись и, не обращая внимания на поднявшуюся
суету, куда-то ушли. Появились они минут через сорок. Остальные встретили
их улыбками. Которые, впрочем, не остались безответными. Пантюше все утро
старался окольными путями выяснить, что же такое происходит, но все лишь
отшучивались или просто пожимали плечами.
  После завтрака в вагон неожиданно ввалился комендант в сопровождении трех
суровых марьятов, обвешанных гранатами и перетянутых пулеметными лентами.
Его маленькие свиные глазки злорадно посверкивали. Князь с невозмутимым
видом лениво повернул голову в сторону незваных гостей и скривил губы в
презрительной улыбке:
  - Чем обязаны? Комендант зло оскалился:
  - А ну сдать оружие.
  Князь посмотрел на него долгим взглядом и негромко приказал:
  - Ну-ка, выбросите их из вагона.
  Марьяты схватились за барабанники, но офицеры в одно мгновение скрутили
их, сорвали с них гранаты и пулеметные ленты и вытолкали из вагона. Пока
офицеры, высунувшись из окон, провожали улепетывающих марьятов хохотом и
улюлюканьем и размахивали им вслед пулеметными лентами, Пантюше наклонился
к князю и неодобрительно сказал:
  - Совершенно непонятно, зачем вам понадобилось все так усложнять.
  Князь молча улыбнулся.
  До обеда все было тихо. К полудню подогнали состав с платформами. Врач,
которому соратник Птоцкий сегодня с утра приказал не путаться у него под
ногами, к обеду успел поднагрузиться и потому пребывал в
благодушно-слезливом настроении:
  - Нет, ну ты вот мне скажи, какого дьявола я здесь делаю? Ведь звали меня,
еще до войны, в Камелон. Должность предлагали. - Он пьяно выпятил губу и
важно произнес: - Был бы сейчас приват-доцент Камелонского королевского
университета, а я, дурак... Патриотизм взыграл. Как же, война на носу. И
теперь мне в награду, - он сложил пальцы кукишем и сунул профессору под
нос, - во!
  Пантюше брезгливо отшатнулся, а доктор, заметив его движение, пьяно
расхохотался. Профессор счел за лучшее превести разговор на другое:
  - Послушайте, а вы не знаете, зачем подали платформы?
  - Где? - Врач высунулся в окно. - А... значит, уже.
  - Что?
  - Да к фронту едем.
  Профессор некоторое время рассматривал орудия, которые бойцы с гиканьем
вкатывали на платформы, фыркающие моторами броневики, разворачивающиеся
для заезда на погрузочную эстакаду, покачал головой и глухо произнес:
  - Да-а-а, сила. Вряд ли генерал Исток и атаман долго продержатся против
этого.
  За спиной раздался хриплый смех:
  - Еще чего. Соратник Птоцкий не настолько глуп, чтобы выводить на
передовую свой личный отряд. Мы будем в заградотрядах. - Врач икнул,
уронив голову на руки, и сонно пробормотал: - А для генерала и так
пушечного мяса хватает.
  Князь появился на перроне, когда погрузка была уже почти закончена. У
погрузочной эстакады, рыча чихающим от скверного газолина мотором,
неуклюже разворачивался предпоследний броневик, а последний ждал своей
очереди неподалеку. Дверца была открыта, внутри виднелся господин Юри,
небрежно облокотившийся на баранку. Князь остановился у самой эстакады и
привалился плечом к низкому борту платформы. Наконец броневик, взревев
мотором и выбросив из выхлопной трубы облачко газов, пополз по эстакаде
вверх. Добравшись до края платформы, он грузно перевалился передними
колесами через откинутый борт и, еще раз рыкнув, вкатился на платформу.
Вдруг до Пантюше донеслись отчаянные крики:
  - Санитар! Скорее! Санитара сюда.
  Он торопливо окинул взглядом платформу. К тому месту, где стоял князь,
набежала небольшая толпа, а самого князя нигде не было видно. Профессор
похолодел и, дрожащими руками подхватив санитарную сумку, бросился вон из
лазарета.
  Князь лежал на животе, неестественно подогнув под себя руку и тихо
постанывая. Глаза его были закрыты, а лицо страдальчески сморщилось.
Пантюше упал перед ним на колени и принялся торопливо переворачивать его
на спину. Но князь был слишком тяжел, профессор вскинул глаза и
срывающимся голосом прохрипел:
  - Да помогите же кто-нибудь.
  - А ну-ка...
  Рядом с Пантюше опустились на колени капитан и ротмистр, почему-то одетые
не в щегольские кожаные куртки, выданные накануне, а в обыкновенные
солдатские шинели. Князь приоткрыл на мгновение один глаз и, заметив их,
тут же закрыл снова. Они втроем подняли князя. Пантюше судорожно пытался
обхватить пальцами огромное запястье, чтобы нащупать пульс:
  - Его надо немедленно в лазарет. Немедленно! Ротмистр ухмыльнулся:.
  - Сей секунд, профессор, только броневик пропустим.
  Последний броневик, отчаянно чадя суррогатным газолином, сдал назад и
начал потихоньку двигаться к мосткам. В этот момент из здания вокзала
вывалился комендант и, отчаянно вопя, бросился к перрону. Броневик взревел
и закатил передние колеса на мостки. Комендант подпрыгнул и, выхватив
барабанник, несколько раз выстрелил в проем открытой передней дверцы
броневика. Броневик остановился. Двигатель сбавил обороты, и стали слышны
кое-какие слова из тех, что выкрикивал комендант:
  - Держи... Убегают... Стреляй...
  Бойцы, стоящие вокруг, стали недоуменно оглядываться, пытаясь понять, кого
же надо держать и в кого стрелять. В этот момент броневик вдруг снова
взревел мотором и, резко сдав назад, внезапно тормознул прямо перед
профессором. Правая большая дверь броневика резко распахнулась, могучая
длань князя схватила Пантюше за шкирку и швырнула вперед:
  - Быстрее, профессор.
  Не успел тот опомниться, как оказался внутри, дверь захлопнулась, и
броневик, взревев, заложил крутой вираж и рванулся вперед. Над головой,
где-то у вершины башни, мелькнули здоровенные подошвы Князевых сапог, и в
то же мгновение зло застучал пулемет. По броне редко защелкали ответные
пули, князь ответил длинной очередью, снаружи грохнул взрыв, потом
броневик накренился, видно сворачивая на полном ходу в какой-то проулок, и
выстрелы затихли. Броневик сделал поворот, потом другой, и вдруг по ушам
ударил еще один взрыв.
  - Водокачка, - пробормотал ротмистр.
  Тут рвануло еще два раза. Ротмистр заулыбался:
  - А это второй эшелон. Сейчас еще третий и четвертый пакгаузы рванут... -
Взрыв заглушил его последние слова, за спиной профессора капитан с
удовлетворением подвел итог:
  - Все. На бронепоездах у них только половинный боезапас остался. О, черт!
- Броневик заложил очередной вираж, и капитан чувствительно стукнулся
головой о выступ двери.
  Минут через десять отчаянной гонки на сумасшедшей, тридцативерстной
скорости броневик вылетел на окраину городка. Впереди лежала дорога на
Катендорф.
  - Ладно, броневик придется бросить. Пантюше вздрогнул, голос князя оторвал
его от воспоминаний. А князь спускался к броневику, уже по днище
погрузившемуся в трясину. Он остановился на поваленном стволе, как раз и
послужившем причиной того, что их выбросило с дороги, если не считать,
конечно, безумную манеру вождения господина Юри, и, примерившись, прыгнул
в распахнутую дверь. Потом выскочил обратно с пулеметом и тремя лентами,
перекинутыми через плечо. Он бросил ленты на траву и усмехнулся:
  - Спасибо коменданту - патронов у нас в достатке. Офицеры рассмеялись.
Пантюше задумчиво покачал головой. Князь жестом прекратил смех и приказал:
  - Все, двинулись. Если пойдем ходко, то к закату доберемся до окраины
Катендорфа.
  Солнце близилось к закату, когда они вышли на опушку леса. В полуверсте
виднелась насыпь железной дороги, мост, а за мостом начинались домики
окраины. Князь, которого этот переход, казалось, совершенно не утомил,
как, впрочем, и господина Юри, скинул с плеча пулемет и объявил:
  - Привал. В город двинемся, как стемнеет.
  Пантюше, медицинскую сумку которого уже давно нес на себе ротмистр, со
стоном рухнул на землю. Ротмистр бросил на землю сумку, перевел дух и
весело спросил:
  - Медицинская помощь не требуется, профессор? - и со смехом отошел в
сторону.
  Немного отдохнув, офицеры развели в ложбинке небольшой костер и поставили
кипятить воду. А господин Юри и князь, вопреки собственному приказу, ушли
куда-то по направлению к городу. Пантюше, придя в себя, спустился в
ложбинку и сел у костра. Некоторое время он молча сидел, глядя на огонь,
потом повернулся к ротмистру:
  - Скажите, офицер, вы не замечаете за князем некоторых странностей?
Ротмистр засмеялся:
  - А где вы сейчас нормальных-то найдете? Вся страна с ума посходила. А в
чем проблемы-то?
  Профессор счел за лучшее переменить тему:
  - Да так... - Он немного помолчал. - А это не опасно, что они в город
пошли? Соратник Птоцкий мог сообщить наши приметы по телеграфу или
отправить дрезину вдогонку.
  - Ништо, - хохотнул ротмистр, - мы ж, перед тем как двинуться, подорвали
гранатами телеграфные аппараты и на почте, и в здании вокзала. А ребята,
пока ждали нас на окраине, еще десяток телеграфных столбов завалили. Да и
не до этого им теперь. Там такая заваруха... да и князь паровоз из
пулемета расстрелял. Теперь они, прежде чем его с места сдвинут, не меньше
суток провозятся.
  Профессор лишь молча кивнул.
  Князь появился на закате. Они с господином Юри внезапно вывернулись
откуда-то из-за кустов, совсем не с той стороны, куда ушли, и присели,
протягивая к огню руки. Капитан, стоявший на часах, ошалело уставился на
них, не понимая, как это он прозевал их приближение потом смущенно
отвернулся. Князь молча взял протянутую ему кружку с чаем, небрежно кивнул
и подошел к Пантюше:
  - Вот что, профессор. Где держат суверена, я разузнал. И он вроде бы еще
жив...
  - Слава тебе, Господи! - прошептал профессор и истово осенил себя святым
кругом.
  - Вас я в город не возьму, - продолжал между тем князь. - Вероятность
того, что придется ввязаться в серьезный бой, хоть и мала, но существует.
А вы нужны мне для встречи с сувереном. Поэтому останетесь здесь. Будьте
готовы оказать медицинскую помощь. Через пару часов вам доставят сюда все
необходимое.
  Пантюше кивнул. Князь, помолчав, спросил:
  - Вижу, вас что-то мучает, профессор? Я могу вам чем-нибудь помочь?
  Пантюше повернулся и посмотрел на князя. Тот встретил его взгляд спокойно
и благожелательно:
  - Ну же, вы ведь хотите о чем-то спросить.
  - Послушайте, князь, я не уверен, что сейчас самое подходящее время для
подобных вопросов... - Профессор замялся.
  Князь молча ждал. И Пантюше решился:
  - Я прошу прощения, но меня уже давно мучают странные мысли... Откуда вы?
- Не дождавшись ответа, он заговорил снова: - Я не сомневаюсь, что вы
аристократ, породу сразу видно, да и господин Кройф... но... - Профессор
запнулся, тряхнул головой и решительно продолжил: - Понимаете, каждый
человек, путем образования и вращения в определенной его происхождением и
воспитанием среде, приобретает определенный набор знаний и умений. У
кого-то он чрезвычайно узок, у кого-то широк. Некоторые, особо одаренные,
просто поражают своим кругозором. Можете мне поверить, я достаточно
общался и с первыми, и со вторыми, и с третьими, но вы... - он пожал
плечами, - вы просто ставите меня в тупик.
  Князь молча смотрел на него.
  - Понимаете, я ничего не имею против вас. Более того, я просто счастлив,
что во всем этом кровавом безумии вы оказались на нашей сто