Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
подошел к кровати и внимательно посмотрел на Кэтрин. Ее черные
волосы разметались по белой подушке, оттеняя красоту лица.
Непреднамеренность этой картины лишь усиливала впечатление.
Он сбросил халат и лег в кровать рядом с ней. И тут она кое-что
вспомнила.
- Я ничем не предохранилась, - сказала она. - Как ты думаешь, я
забеременею?
- Будем надеяться на это.
Она взглянула на него, сбитая с толку, и открыла рот, чтобы спросить,
что он имел в виду, но он закрыл его поцелуем. Его руки стали ласкать ее
тело, мягко касаясь кожи и двигаясь вниз. Кэтрин забыла обо всем и думала
только о происходящем. Все свое внимание она сосредоточила лишь на одной
части своего тела, чувствуя, как он пытается войти в нее, как он напряжен,
как дрожит от желания, как растет его сила. Неожиданно она испытала острую
боль, но лишь на мгновение, и он плавно проник в нее, начал двигаться все
быстрее и быстрее. В ее теле теперь было тело другого человека, оно все
глубже погружалось в нее, ритм все учащался и становился неистовым. Билл
вдруг спросил ее:
- Ты готова?
Не зная, к чему нужно быть готовой, она почему-то сказала:
- Да.
Он вдруг застонал, последним резким движением пронзил ее и затих,
оставшись лежать на ней.
На этом все кончилось, и он сказал ей:
- Тебе было очень хорошо?
Она ответила:
- Да, было замечательно.
Тогда он сказал:
- Чем больше этим занимаешься, тем лучше становится.
Она очень обрадовалась, что смогла принести ему такое счастье, и
старалась не мучиться оттого, что была полностью разочарована. Наверное,
это как маслины. Нужно привыкнуть к их вкусу. Кэтрин лежала в его
объятиях, наслаждаясь тембром его голоса и позволяя ему успокаивать себя.
Сама она при этом думала: "самое главное состоит в том, чтобы два
человеческих существа были вместе, любили друг друга и вдвоем переживали
все радости и горести". Просто она начиталась возбуждающих романов и
наслушалась многообещающих любовных песен. Она ждала слишком много. Или,
пожалуй, она фригидна, и, если это действительно так, нужно смириться. Как
будто прочитав эти мысли, Фрейзер прижал ее к себе и сказал:
- Не переживай, если ты разочарована, дорогая. Первый раз всегда
получаешь душевную травму.
Кэтрин ничего не ответила. Фрейзер приподнялся и, опершись на локоть,
посмотрел ей в лицо. Затем участливо спросил:
- Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно, - поспешила ответить Кэтрин и улыбнулась. - Ты лучший
любовник из всех, которых я знаю.
Она поцеловала его и прижала к себе. На душе у нее стало тепло и
спокойно. Постепенно внутреннее напряжение спало, она расслабилась и
осталась довольна.
- Хочешь бренди?
- Нет, спасибо.
- А я, пожалуй, налью себе. Ведь не каждую ночь ложишься в постель с
девственницей.
- Тебе это мешало? - спросила она.
Он как-то странно и понимающе взглянул на нее, стал что-то говорить,
но тут же передумал.
- Нет, - ответил он.
В его тоне было нечто такое, чего Кэтрин не понимала.
- Я... я была, - она сделала глотательное движение. - Ну, ты
понимаешь, что я хочу сказать... была ли я на уровне?
- Ты была великолепна, - ответил он.
- Правда?
- Правда.
- Ты знаешь, почему я так долго не ложилась с тобой в постель?
- Почему?
- Я боялась, что после этого ты не захочешь меня больше видеть.
Он расхохотался:
- Это сказочка старых жен. Ею пользуются нервные мамаши, чтобы
сохранить непорочность своих дочерей. Секс не разъединяет людей, Кэтрин.
Он их сближает.
Он сказал правду. Никто еще не был ей так близок. Может быть, внешне
она не изменилась, но Кэтрин знала, что она уже не та.
Юная девушка, сегодня вечером пришедшая в этот дом, исчезла навсегда,
и на ее месте появилась женщина. Женщина Уильяма Фрейзера. Она наконец
нашла таинственную чашу Грааля, которую искала так долго. Поиск закончен.
Теперь даже ФБР останется довольным.
6. НОЭЛЛИ. ПАРИЖ, 1941 ГОД
Для одних Париж 1941 года был городом несметных богатств и
неограниченных возможностей, для других - исчадием ада. При упоминании
гестапо парижан охватывал ужас. В городе без конца обсуждали злодеяния
этой организации, но обсуждали шепотом. Преследование французских евреев,
начавшееся с мелкого хулиганства - битья витрин в ряде магазинов, - вскоре
превратилось в хорошо отлаженную гестапо систему изъятий, сегрегации и
уничтожения.
29 мая вышло новое постановление. В нем, в частности, говорилось:
"...шестиконечная, размером с ладонь звезда с черной полосой по краям.
Изготовляется из желтой ткани и имеет надпись juden [евреи (нем.)] черного
цвета. Подлежит ношению с шестилетнего возраста на левой стороне груди.
Крепко пришивается к наружной стороне одежды".
Не все французы хотели жить под немецким сапогом. Маки, участники
французского Сопротивления, умело и самоотверженно боролись против
фашистов. Если маки попадались, их убивали с неимоверной жестокостью.
Одну молодую графиню, семья которой владела замком в окрестностях
Шартра, вынудили отдать нижние этажи замка немцам, где они разместили свой
штаб. Немцы занимали помещение в течение полугода. В то же самое время
графиня прятала у себя на верхних этажах пятерых маки, разыскиваемых
гестапо.
Немцы и патриоты ни разу не встретились, но за три месяца волосы
графини совершенно поседели.
Немцы жили, как подобает завоевателям. Рядовым французам приходилось
туго. Не хватало всего. Не было недостатка лишь в холоде и нищете. Сильно
сократилась подача газа для бытовых нужд. Не работало отопление. Чтобы не
замерзнуть зимой, парижане покупали тонны древесных опилок, забивая ими
полквартиры, а оставшуюся площадь обогревали специальными печурками, в
которых сжигали опилки.
Все, от сигарет и кофе до кожи, стали делать из заменителей. Французы
горько шутили по этому поводу: "Теперь безразлично, чем питаться. У всех
продуктов одинаковый вкус". Француженкам, всегда славившимся умением
одеваться лучше всех, вместо шерстяных пальто приходилось носить
бесформенные овечьи тулупы и надевать на ноги деревянные башмаки без
каблуков. Они так стучали по асфальту, что напоминали стук копыт, словно
по городу шли не женщины, а лошади. На парижских улицах значительно
уменьшилось число автомобилей-такси, и наиболее распространенной формой
транспорта стали двухместные такси на базе велосипедного тандема.
Театральная жизнь била ключом - обычное явление при затяжных
кризисах. Люди убегали от суровой действительности в театры и кино.
Ноэлли Пейдж сразу же стала звездой. Ее завистники в театре
утверждали, что своим успехом она всецело обязана влиянию и таланту Армана
Готье. Действительно, Готье помог ей начать карьеру, но всем театральным
работникам хорошо известно, что звезду может сделать только публика, этот
безликий, переменчивый, обожающий и проницательный судья, от которого
зависит судьба любого исполнителя. А публика была без ума от Ноэлли.
Сам Арман Готье глубоко сожалел, что продвинул Ноэлли на сцену.
Теперь он стал ей не нужен. Она оставалась с ним лишь по собственной
прихоти, и Готье жил в постоянном страхе, что она его бросит. Большую
часть своей жизни Арман проработал в театре, но ни разу не встречал
женщин, подобных Ноэлли. Она как губка впитывала все, чему он ее учил, и с
небывалой ненасытностью требовала новых знаний. Ноэлли проявляла
поразительное мастерство, от внешнего рисунка роли переходя к внутреннему
постижению характера и созданию образа. С самого начала Готье знал, что
Ноэлли будет звездой. Он ни секунды _н_е _с_о_м_н_е_в_а_л_с_я_ в этом.
Однако, по мере того как он все лучше узнавал Ноэлли, его крайне удивляло,
что ее конечной целью отнюдь не является достижение славы на театральных
подмостках. Правда состояла в том, что, в сущности, Ноэлли даже не
интересовала игра на сцене.
Поначалу Готье просто не мог этому поверить. Стать звездой - значит
достичь вершины славы, соблюсти непременное условие актерской карьеры. Для
Ноэлли же выступление на сцене было лишь очередной ступенькой к достижению
цели, и Готье не имел ни малейшего представления, в чем она состояла.
Ноэлли оставалась для него загадкой, какой-то непостижимой тайной. И чем
глубже он проникал в эту тайну, тем труднее становилось ему постичь ее. Он
как бы открывал китайские шкатулки. Откроешь одну, а внутри обязательно
окажется другая, и так без конца. Готье всегда гордился своим умением
распознавать людей, и в первую очередь женщин, и то обстоятельство, что он
ничего не понимал в женщине, с которой жил и которую любил, сводило его с
ума. Он предложил Ноэлли пожениться, и она ответила: хорошо. Однако он
догадывался, что это "хорошо" ничего не значит, что для нее это не больше,
чем помолвка с Филиппом Сорелем и Бог ведает со сколькими еще мужчинами,
которых она знала на своем веку. Он отдавал себе отчет в том, что женитьбе
не суждено состояться. Придет время, и Ноэлли покинет его.
Готье был уверен, что каждый встречавшийся с ней мужчина предлагал ей
лечь с ним в постель. Он также слышал от своих завистливых друзей, что ни
один из них не преуспел в этом.
- Повезло тебе, сукину сыну, - сказал ему один из них. - Повесить
тебя за это мало. Я предлагал ей яхту, замок с целым штатом слуг на мысе
Антиб, а она хохотала мне в лицо.
Другой, банкир, как-то поведал ему:
- Впервые видел то, что не купишь за деньги.
- Ноэлли?
Банкир утвердительно кивнул головой.
- Ты угадал. Я предложил ей назвать цену. Она отказалась. Чем ты взял
ее, друг мой?
Арман Готье и сам хотел бы это знать.
Готье вспомнил, как первый раз нашел для нее пьесу. Прочитав страниц
десять, он сразу понял, что искал именно такую вещь. Пьеса была ловко
написана и показывала драму женщины, отправившей мужа на фронт. У нее в
доме появляется солдат, представившийся товарищем мужа, с которым они
якобы вместе воевали на русском фронте. По ходу действия женщина
влюбляется в солдата, не зная о том, что это убийца-извращенец и что ее
жизнь находится в опасности. У героини прекрасная роль, и Готье тут же
согласился ставить пьесу, если женщину сыграет Ноэлли Пейдж. Продюсеры не
хотели давать главную роль никому не известной актрисе, но согласились
устроить прослушивание. Готье бросился домой, чтобы сообщить Ноэлли эту
приятную новость. Ноэлли пришла к нему, потому что стремилась стать
звездой, и теперь Готье поможет ей сделать это. Он решил, что работа над
пьесой еще больше сблизит их и заставит ее по-настоящему полюбить его.
Тогда они поженятся и он завладеет ею навеки.
Однако, когда Готье сообщил ей о пьесе, Ноэлли, едва взглянув на
него, заметила:
- Это замечательно, Арман, спасибо.
Она произнесла это таким тоном, как будто он сказал ей, который час,
или помог закурить сигарету.
Готье внимательно посмотрел на нее и убедился, что у Ноэлли какая-то
странная болезнь, что в некотором смысле она не способна к проявлению
чувств. То ли по какой-то причине они угасли, то ли их просто никогда не
было. Он понял, что никто никогда не будет владеть ею. И все-таки Готье
никак не мог смириться с этим. Он видел перед собой красивую нежную
девушку, готовую угождать всем его прихотям и ничего не просящую взамен.
Поскольку Готье любил ее, он отбросил свои сомнения, и они принялись
работать над пьесой.
Ноэлли превосходно играла на прослушивании и безоговорочно получила
роль. Готье так и предполагал. Когда через два месяца в Париже состоялась
премьера пьесы, Ноэлли сразу же стала самой яркой театральной звездой
Франции. Критики приготовились изругать пьесу и игру Ноэлли. Они знали,
что Готье дал главную роль своей любовнице, не имеющей опыта игры на
сцене, и не хотели пропускать столь заманчивой возможности отомстить ему.
Тем не менее Ноэлли покорила и критиков. У них не хватало превосходных
степеней для восхваления ее мастерства и красоты. Пьеса имела потрясающий
успех.
Каждый вечер после спектакля в уборной Ноэлли толпились посетители.
Кого только она не перевидела - торговцев обувью, военных, миллионеров,
продавщиц и т.д. Со всеми она была терпелива и вежлива. Готье смотрел на
нее и удивлялся. "Словно принцесса, принимающая своих подданных", подумал
он.
В течение года Ноэлли получила три письма из Марселя. Она разорвала
их, не распечатывая. В конце концов письма оттуда перестали приходить.
Весной Ноэлли сыграла главную роль в фильме, режиссером которого был
Арман Готье. Когда фильм вышел на экраны, ее слава облетела всю страну.
Готье удивлялся терпению Ноэлли, когда она давала интервью и позировала
фотографам. Большинство звезд ненавидели и то и другое и соглашались на
это либо ради рекламы и увеличения своих доходов, либо из тщеславия.
Ноэлли же не прельщали ни деньги, ни тщеславие. Готье не раз спрашивал ее,
почему она отказывается от отдыха на юге Франции, в дождливую погоду
остается в Париже и изнуряет себя позированием для "Матэн", "Пти Паризьен"
или "Иллюстрасьон". Ноэлли всегда уходила от ответа. Ему не стоило жалеть
об этом. Если бы он вдруг узнал действительную причину, то был бы поражен.
Ноэлли же руководствовалась вполне определенными мотивами.
Все, что она делала, предназначалось для Ларри Дугласа.
Когда Ноэлли позировала фотографам, она представляла себе своего
бывшего возлюбленного в тот момент, когда он открывает журнал и вдруг
находит там ее портрет. Когда она играла какую-нибудь сцену в фильме, то
воображала Ларри, сидящего в кинотеатре на вечернем сеансе где-нибудь на
другом конце света и видящего ее на экране. Ее работа служила ему
напоминанием, посланием из прошлого, признаком того, что когда-нибудь он
вернется к ней. Все помыслы Ноэлли сводились к одному - вернуть его к себе
и уничтожить.
Благодаря Кристиану Барбе у Ноэлли пополнялось досье на Ларри
Дугласа. Детектив-коротышка перебрался из своей захудалой конторы в
большое, светлое и шикарное помещение на рю Рише рядом с Фоли-Бержер.
Когда Ноэлли впервые навестила Барбе в его новой конторе, то была немало
удивлена. Барбе улыбнулся и пояснил:
- Она мне дешево досталась. Раньше эта контора принадлежала еврею.
- Вы сказали, что у вас есть для меня новые сведения, - резко
напомнила ему Ноэлли.
Самодовольная улыбка исчезла с лица Барбе. У него действительно были
новости. Находясь под наблюдением фашистов, стало трудно добывать
информацию из Англии. Однако у Барбе нашлись способы ее получения. Он
подкупал матросов с судов нейтральных стран, чтобы они провозили ему
письма из одного лондонского агентства. Правда, Барбе пробовал и другие
методы. Он играл на патриотизме французского подполья, гуманности Красного
Креста и алчности торговцев черного рынка, имеющих связи в Англии. У него
был особый подход для каждого отдельного случая, и поток информации
никогда не прекращался.
Барбе взял со стола свои записи.
- Вашего друга сбили над Ла-Маншем, - начал он без обиняков.
Краем глаза он следил, как Ноэлли отреагирует на это, надеясь, что
она не выдержит и сбросит маску безразличия, а он насладится причиненной
ей болью. Однако ни один мускул не дрогнул на лице Ноэлли. Она взглянула
на него и уверенно сказала:
- Его спасли.
Барбе уставился на нее, сделал глотательное движение и неохотно
подтвердил ее слова:
- Да, спасли. Его подобрал английский спасательный катер.
Детектив никак не мог понять, откуда ей это известно.
Все смущало его в этой женщине. Для Барбе она была ненавистным
клиентом, и его не раз подмывало отказаться от нее, но он знал, что,
поступив так, совершит ошибку.
Однажды он попытался предложить ей интимную связь, намекнув, что это
снизит цену его услуг, но получил такой отпор, что почувствовал себя
неотесанным мужланом, и никогда не простит ей своего унижения. Барбе
хладнокровно поклялся, что в один прекрасный день эта поганая сука дорого
заплатит ему за оскорбление.
Сейчас, когда Ноэлли стояла в его конторе и с нескрываемым
отвращением смотрела на него, Барбе поспешил сообщить ей то, что ему стало
известно, и побыстрее избавиться от нее:
- Его эскадрилью перевели в Кертон в Линкольншире. Они летают на
"харрикейнах" и...
Ноэлли интересовало другое.
- Из его помолвки с адмиральской дочерью ничего не вышло, так? -
перебила его она.
Барбе удивленно посмотрел на нее и пробормотал:
- Так. Она узнала о его связях с другими женщинами.
Создавалось впечатление, что Ноэлли уже читала записи Барбе. Она,
конечно, не видела их, но это не имело значения. Ненависть так сильно
связала ее с Ларри Дугласом, что с ним не могло произойти ничего
существенного, о чем бы ей не было известно. Ноэлли забрала записи Барбе и
ушла. Вернувшись домой, она не спеша прочитала их, подшила к "делу" Ларри
и спрятала досье в такое место, где бы никто не мог его найти.
В одну из пятниц после вечернего спектакля, когда Ноэлли снимала с
лица грим, к ней в уборную постучали и вошел Мариус, старый и больной
привратник, давно работавший в театре.
- Прошу прощения, мадемуазель Пейдж, какой-то господин попросил меня
передать вам это.
Ноэлли взглянула в зеркало и увидела, что привратник держит в руках
красивую вазу с огромным букетом алых роз.
- Поставь ее на стол, Мариус, - попросила она и стала смотреть, как
старик осторожно выполняет ее поручение.
Был конец ноября, уже более трех месяцев в Париже никто не видел роз.
В букете их насчитывалось около пятидесяти - алые, на длинных стеблях,
покрытые росой. Ноэлли заинтересовалась, кто бы мог их прислать, подошла к
столу и взяла из букета карточку. Там было написано: "Очаровательной
фрейлейн Пейдж. Не поужинаете ли вы со мной? Генерал Ганс Шайдер".
Фаянсовая ваза, в которой стояли цветы, имела причудливую форму и
стоила очень дорого. Генерал Шайдер изрядно потрудился.
- Он хочет получить ответ, - сказал привратник.
- Передай ему, что я никогда не ужинаю. Пусть заберет свои цветы и
подарит жене.
Мариус разинул рот от удивления.
- Но генерал...
- Все.
Мариус кивнул головой в знак согласия, взял вазу и поспешил вон.
Ноэлли знала, что он бросится всем рассказывать, как она отбрила немецкого
генерала. Ноэлли и раньше поступала так с немецкими официальными лицами, и
французы считали ее чуть ли не героиней. Это ее смешило. На самом деле
Ноэлли не имела ничего против фашистов. Она просто не испытывала к ним
никаких чувств. Они не принимали участия в ее жизни и не входили в ее
планы. Поэтому Ноэлли терпела их, ожидая, когда немцы в конце концов
уберутся домой. Она знала, что если свяжется с оккупантами, то это
причинит ей боль. По крайней мере, актриса не собиралась иметь с ними дела
сейчас. Однако Ноэлли беспокоилась не о сегодняшнем дне, а о будущем. Она
считала идею тысячелетнего правления третьего рейха отвратительной. Все,
кто изучал историю, знают, что рано или поздно завоеватели терпят
поражение. Между тем она вовсе не намерена совершать поступки, способные
вызвать ненависть французов, когда немцев выгонят из Франции. Ноэлли
безразлично относилась к фашистской оккупации