о клетками, давая обычный урок,  ей  послышался  шорох,
доносившийся из-за кровати. Старой дамы в комнате не было, и  оглянувшись,
девушка заметила, что из-под бахромы занавесей высунулись носки  башмаков.
После этого  она  хотя  и  продолжала  свистеть,  но  так  нестройно,  что
слушатель,  если  таковой  имелся,  понял,  что  она  подозревает  о   его
присутствии. С тех пор она каждое утро заглядывала за занавеси, но  никого
там не находила. По-видимому, Алек д'Эрбервилль решил больше не пугать  ее
и не устраивать засад.



10

   Каждая  деревня  имеет  свои  особенности,   свою   конституцию,   свой
собственный кодекс морали. Некоторые молодые женщины в  Трэнтридже  и  его
окрестностях отличались большим легкомыслием,  что  объяснялось,  пожалуй,
соседством "Косогора" и  характером  его  владельца.  Местность  эта  была
отмечена еще  одним,  более  постоянным  пороком:  здесь  много  пили.  На
окрестных фермах  все  разговоры  обычно  сводились  к  тому,  что  делать
сбережения бесполезно; математики в рабочих блузах, облокотясь на плуг или
мотыгу,  производили  блестящие  вычисления,   доказывая,   что   пособие,
выдаваемое приходом, лучше может обеспечить человека на старости лет,  чем
какие бы то ни было сбережения, сделанные в течение целой жизни.
   Эти философы пуще всего любили отправляться каждый субботний вечер,  по
окончании работ, в Чэзборо - городок, находившийся на расстоянии двух-трех
миль  и  давно  пришедший  в  упадок.  Вернувшись  на  рассвете,  они  все
воскресенье  спали,  исцеляя  сном  расстройство  пищеварения,   вызванное
странной смесью, какую продавали им под видом пива монополисты, прибравшие
к рукам прежде независимые трактиры.
   В течение долгого времени Тэсс не принимала участия в этом еженедельном
паломничестве. Но по настоянию замужних женщин, которые были лишь немногим
старше ее, - ибо здесь, как повсюду, процветали ранние браки - она наконец
согласилась пойти. Этот первый опыт был гораздо приятнее, чем она ожидала,
- веселость товарок  оказалась  заразительной  после  недели  однообразной
работы на  птичьем  дворе.  Она  пошла  еще  раз  и  еще  раз.  Изящная  и
привлекательная,  переживающая  пору  расцвета,  она  притягивала  лукавые
взгляды гуляк на улицах Чэзборо; поэтому, нередко  отправляясь  в  городок
одна, она с наступлением сумерек всегда отыскивала  своих  товарок,  чтобы
вернуться домой под их защитой.
   Так продолжалось в течение следующих двух месяцев;  наконец,  в  начале
сентября субботний базарный день совпал с  ярмаркой,  и  по  этому  случаю
паломники из Трэнтриджа вдвойне веселились по трактирам.
   Работа задержала Тэсс, она вышла поздно,  и  ее  товарки  добрались  до
города задолго до нее. Был чудесный сентябрьский вечер -  тот  час,  когда
перед заходом солнца желтые, тонкие, как волос, лучи борются с  синеватыми
тенями и воздух сам по себе рождает перспективу, не нуждаясь для  этого  в
предметах крупнее бесчисленных кружащихся в нем крылатых насекомых. В этой
сумеречной дымке не спеша шла Тэсс.
   Только дойдя до городка, она узнала о том, что базарный день  совпал  с
ярмаркой, а к тому времени уже начало темнеть.  Она  быстро  покончила  со
своими немногочисленными покупками и потом, по обыкновению, начала  искать
кого-нибудь из обитателей Трэнтриджа.
   Сначала она не могла их найти, и ей сказали, что почти все  отправились
к дому торговца сеном и торфом, имевшего дела с их фермой,  чтобы  там,  в
укромном месте, как они выражались, "отхватить джигу".  Человек  этот  жил
где-то на окраине городка, и Тэсс, отыскивая дорогу, вдруг увидела на углу
одной из улиц мистера д'Эрбервилля.
   - Как! Вы здесь, моя красотка? Так поздно? - сказал он.
   Она объяснила ему, что поджидает попутчиков.
   - Мы еще увидимся, - бросил он ей вслед, когда она  свернула  в  глухой
переулок.
   Подходя  к  дому  торговца,  она  уловила  скрипичную  мелодию   джиги,
доносившуюся из какого-то строения позади дома, но звуков пляски  не  было
слышно - явление необычное в этих краях, где, как правило, топот заглушает
музыку. Двери в доме были распахнуты настежь, и  через  заднюю  дверь  она
разглядела сад, окутанный ночною тенью; никто не ответил  на  ее  стук,  и
она, пройдя коридор, пошла по дорожке, ведущей к  сараю,  где  взвизгивала
скрипка.
   Это было строение без окон, служившее складом, и  оттуда,  из  открытых
дверей, плыл во тьму яркий желтый туман, который Тэсс сначала  приняла  за
светящийся дым. Но, подойдя ближе, она поняла, что это было  облако  пыли,
освещенное свечами, горевшими в сарае; лучи их вырывались через  раскрытую
дверь в ночной простор сада.
   Заглянув в сарай, она увидела неясные силуэты, метавшиеся в  пляске,  -
топота не было слышно, потому что ноги танцоров  по  щиколотку  утопали  в
торфяной трухе и всяком другом мусоре,  чем  и  объяснялось  возникновение
пыльного облака, заполнившего весь сарай. Эта плавающая в воздухе  затхлая
торфяная  и  соломенная  пыль,  смешиваясь  с  горячими  испарениями  тел,
образовала нечто вроде растительно-человеческой пыльцы, и сквозь нее слабо
пробивались приглушенные звуки скрипок, отнюдь не отвечавшие той  страсти,
какая чувствовалась  в  пляске.  Танцоры  плясали  и  кашляли,  кашляли  и
смеялись. Еле-еле можно было разглядеть  проносившиеся  пары,  -  во  мгле
казалось,  будто  сатиры  обнимают  нимф,  множество  Панов  кружится   со
множеством Сиринг и Лотис тщетно пытается ускользнуть от Приапа.
   То и дело какая-нибудь пара подходила  к  двери  подышать  воздухом,  -
здесь туман уже не заволакивал  лиц  и  полубоги  превращались  в  простых
людей, близких соседей Тэсс. Что за сумасшедшая перемена произошла за  два
часа с Трэнтриджем?
   У стены, на скамьях и прессованном сене восседало несколько Силенов,  и
один из них узнал ее.
   - Девушки считают неприличным плясать в "Лилии",  -  сказал  он.  -  Не
очень-то им хочется, чтобы все узнали, кто  их  миленький.  А  к  тому  же
трактир иной раз закрывают, когда они только-только распляшутся. Вот мы  и
собираемся здесь, а за выпивкой посылаем.
   - Но когда же  кто-нибудь  из  вас  пойдет  домой?  -  с  беспокойством
спросила Тэсс.
   - Теперь уж скоро. Это последняя джига.
   Она осталась ждать. Пляска окончилась, и  кое-кто  начал  поговаривать,
что уже пора бы пуститься в обратный путь, но  другие  не  соглашались,  и
начался новый танец. "Это уже наверняка последний", - решила Тэсс.  Однако
за ним последовал еще один. Она встревожилась, но, прождав так долго,  она
должна была ждать еще: по случаю ярмарки дороги кишели  бродягами,  и  бог
весть, что могло быть у них на уме. Тэсс не боялась реальной  опасности  -
она боялась неведомого. Находись она близ  Марлота,  ей  было  бы  не  так
страшно.
   - Ну чего беспокоиться, милочка? - увещевал ее между  припадками  кашля
молодой парень с лицом, мокрым от пота; его соломенная  шляпа  так  далеко
съехала на затылок, что поля обрамляли голову, как нимб - голову  святого.
- Куда спешить? Слава богу, завтра воскресенье, можно отоспаться во  время
церковной службы. Потанцуем?
   Нельзя сказать, чтобы она не любила танцы,  но  здесь  ей  не  хотелось
плясать. А пляска становилась  все  более  бурной;  скрипачи,  заслоненные
светящимся облаком, то и дело пиликали  тыльной  стороной  смычка  или  за
кобылкой. Но это не имело значения: танцующие  задыхались,  но  продолжали
кружиться.
   Парочки не разлучались, если им этого не хотелось. Менять кавалера  или
даму было  принято  лишь  в  том  случае,  если  первый  выбор  оказывался
неудачным, а теперь все пары были уже подобраны по вкусу.  И  вот  начался
экстаз, началось сновидение, в котором сущность  вселенной  -  чувство,  а
реальность - только случайная помеха,  останавливающая  вихрь,  в  котором
хочется кружиться.
   Вдруг раздался глухой удар: одна из парочек споткнулась  и  растянулась
на полу. Следующая пара налетела  на  упавших  и  свалилась  на  них.  Над
распростертыми фигурами поднялся столб пыли, и в пыльном облаке можно было
разглядеть дергающиеся сплетенные руки и ноги.
   - Дома я с тобой за это рассчитаюсь, миленький! - донесся из  кучи  тел
женский голос - голос злополучной дамы того неуклюжего парня, по чьей вине
произошло несчастье; она была не только его дамой, но и его молодой  женой
- в Трэнтридже  молодожены  обычно  танцуют  вместе,  пока  их  любовь  не
остынет; да и в последующие годы семейные  избегают  выбирать  холостых  и
незамужних, которые, быть может, уже договорились между собой.
   В тени сада,  за  спиной  Тэсс,  раздался  громкий  смех,  слившийся  с
хихиканьем в сарае. Она оглянулась и увидела красный  огонек  сигары.  Там
стоял Алек д'Эрбервилль. Он поманил ее, и она неохотно подошла к нему.
   - Что вы здесь делаете, моя красавица, в такой поздний час?
   Она так устала после долгого дня и ходьбы, что поделилась с ним  своими
заботами:
   - Я очень долго ждала их, сэр, чтобы вместе с ними идти  домой,  потому
что уже ночь, а я плохо знаю дорогу. Но больше ждать я не могу.
   - И не ждите; сегодня я приехал сюда верхом, но если вы дойдете со мной
до "Геральдической лилии", я найму двуколку и отвезу вас домой.
   Тэсс была польщена, но она до сих пор не могла преодолеть прежнее  свое
недоверие  к  нему  и  предпочитала  вернуться  домой  с   работниками   и
работницами, хотя они и  замешкались.  Поэтому  она  ответила,  что  очень
благодарна ему, но не хочет его затруднять.
   - Я им сказала, что буду их ждать, и они это знают.
   - Ладно, глупышка, как хотите.
   Когда он снова закурил сигару  и  отошел  от  нее,  жители  Трэнтриджа,
сидевшие  в  трактире,  вспомнили,  что  час  поздний,  и  всей  компанией
принялись собираться в дорогу. Они разыскали  свои  узелки  и  корзинки  и
через полчаса,  когда  куранты  пробили  четверть  двенадцатого,  все  уже
плелись  по  проселочной  дороге,  которая  поднималась  на  холм  в   том
направлении, где пряталась в темноте их деревушка.


   Нужно было пройти три мили по сухой белой дороге, которая казалась  еще
белее от лунного света.
   Тэсс, шагая в середине толпы, вскоре заметила, что от  свежего  ночного
воздуха  мужчины,  хлебнувшие  лишнего,  начинают  покачиваться   и   идут
зигзагами; некоторые  из  наиболее  легкомысленных  женщин  тоже  нетвердо
держались на ногах: например, смуглая  Кар  Дарч  -  бой-баба,  прозванная
"Пиковой Дамой" и до последнего времени бывшая фавориткой д'Эрбервилля, ее
сестра Нэнси, носившая прозвище "Бубновая Дама",  и  новобрачная,  которая
упала во время танцев. Хотя трезвый  человек  счел  бы  их  в  эту  минуту
грубыми и неуклюжими, сами они придерживались другого мнения. Шли  они  по
дороге, но им казалось, будто  они  парят  в  воздухе,  предаваясь  мыслям
оригинальным и глубоким, и  сливаются  с  окружающей  природой  в  единое,
гармоничное и блаженное целое. Они были не менее величественны, чем луна и
звезды над ними, а луна и звезды были так же пламенны, как они.
   Тэсс, которой в доме отца из-за  подобных  радостей  пришлось  пережить
много горьких минут, совсем расстроилась,  заметив  их  состояние,  и  это
открытие окончательно испортило ей прогулку при лунном свете.  Однако,  по
вышеупомянутым причинам, она продолжала идти вместе с толпой.
   По дороге они шли вразброд, но теперь им надо было свернуть  на  тропу,
пересекавшую луг, обнесенный изгородью, и так как идущие  впереди  женщины
замешкались у калитки, то за это время подошли все остальные.
   Вожаком группы была Кар  -  Пиковая  Дама,  -  которая  несла  плетеную
корзинку со своими обновами и провизией, закупленной  ее  матерью  на  всю
следующую неделю. Корзинка  была  большая  и  тяжелая;  Кар  для  удобства
поставила  ее  себе  на  голову  и  шла  подбоченившись,  удерживая  ее  в
равновесии.
   - Послушай, Кар Дарч, что это ползет у тебя по спине? -  спросил  вдруг
кто-то из толпы.
   Все посмотрели  на  Кар.  По  ее  светлому  ситцевому  платью  змеилась
какая-то темная веревка, напоминавшая  косу  китайца.  Она  начиналась  от
затылка и оканчивалась значительно ниже талии.
   - У нее волосы распустились, - отозвался другой.
   Нет, это были не волосы: это была черная струйка, просачивающаяся из ее
корзинки, и в холодных недвижных лучах луны она сверкала, как мокрая змея.
   - Это патока, - сказала одна наблюдательная матрона.
   Да, это была патока. Бедная старая бабушка Кар питала слабость к  этому
приторному лакомству; меду у нее было сколько  угодно  из  ее  собственных
ульев, но она любила патоку, - и Кар хотелось  неожиданно  ее  порадовать.
Быстро сняв с головы корзину, смуглая  девушка  обнаружила,  что  банка  с
патокой разбилась.
   К этому времени, разглядев как следует чудную спину Кар, все окружающие
уже покатывались со смеху, а раздосадованная Пиковая Дама думала только  о
том, как избавиться  от  непрощеного  украшения  без  помощи  насмешников.
Выбежав на луг, который им предстояло пересечь,  она  легла  на  спину  и,
упираясь локтями в землю, принялась ерзать по траве, чтобы стереть  патоку
с платья.
   Хохот стал громче; зрители цеплялись за калитку и столбы, опирались  на
палки и смеялись до колик, созерцая это зрелище. Наша героиня, которая  до
сих  пор  сохраняла  серьезность,  вдруг  не  выдержала  и   тоже   громко
рассмеялась.
   Этот смех оказался роковым - во многих отношениях.  Едва  лишь  Пиковая
Дама расслышала среди общего хохота звонкий,  мелодичный  смех  Тэсс,  как
долго тлевшая в ее душе ненависть к сопернице внезапно  вспыхнула,  доведя
ее до исступления. Она вскочила с травы и в ярости кинулась к Тэсс.
   - Как ты смеешь смеяться надо мной, девка? - крикнула она.
   - Право же, я не могла удержаться, когда все смеялись,  -  извиняющимся
тоном сказала Тэсс, все еще смеясь.
   - А ты думаешь, что ты лучше всех, да? Потому  что  теперь  ты  у  него
первая любовница? Ну, подождите, миледи, подождите! Я стою двух таких, как
вы! Сейчас я тебе покажу!
   К ужасу Тэсс, Пиковая Дама начала расшнуровывать корсаж -  в  сущности,
она рада была от него избавиться, так как  он  был  весь  в  патоке,  -  и
обнажила свою полную шею, плечи и руки, которые в  лунном  свете  казались
сияющими и прекрасными, словно созданные Праксителем: у  этой  деревенской
красотки они были безупречной формы. Она сжала кулаки и двинулась на Тэсс.
   - Не буду я драться! - величественно сказала Тэсс. - И знай  я,  какова
ты есть, не стала бы мараться и пошла бы одна - я с  потаскухами  дела  не
имею!
   К сожалению, эта реплика допускала слишком  широкое  толкование,  и  на
злополучную голову красавицы Тэсс посыпались ругательства, срывавшиеся и с
других уст, в  особенности  с  уст  Бубновой  Дамы,  которая,  находясь  с
д'Эрбервиллем в тех отношениях, какие приписывались и Кар, объединилась  с
последней против общего врага. Их поддержали и другие женщины, проявив при
этом такую злобу, что лишь очень весело проведенный вечер  мог  объяснить,
почему  у  них  не  хватило  ума  ее  скрыть.  Считая  Тэсс   незаслуженно
оскорбленной, мужья и любовники попытались восстановить мир, заступаясь за
девушку, но эта попытка только подлила масла в огонь.
   Тэсс была вне себя от негодования и стыда. Теперь она уже не боялась ни
позднего времени, ни-возвращения  домой  в  одиночестве;  единственным  ее
желанием было поскорее избавиться от всей компании. Она  прекрасно  знала,
что лучшие из них пожалеют на следующий день  о  своей  вспышке.  К  этому
времени все они уже вышли на луг, и Тэсс начала тихонько  пятиться,  чтобы
выбраться из толпы и убежать, как вдруг из-за угла  изгороди,  заслонявшей
дорогу,  показался  приблизившийся  неслышно   всадник.   Это   был   Алек
д'Эрбервилль.
   - Какого черта вы так расшумелись? - спросил он.
   Объяснение заставило себя ждать, да он, в сущности,  и  не  нуждался  в
нем. Еще издали, услышав возбужденные  голоса,  он  поехал  тише  и  узнал
достаточно, чтобы удовлетворить свое любопытство.
   Тэсс стояла в стороне, недалеко от калитки: Он наклонился к ней.
   - Прыгайте в седло, и мы удерем от этих визгливых кошек! - шепнул он.
   Она была близка к обмороку, так остро она ощущала все происходящее. При
всяких других  обстоятельствах  она  отказалась  бы  от  его  помощи,  как
отказывалась уже не раз, и даже чувство одиночества  не  принудило  бы  ее
поступить иначе. Но приглашение последовало в ту  минуту,  когда  страх  и
негодование,  внушенные   врагами,   могли   благодаря   одному   движению
превратиться в торжество над ними, и Тэсс,  подчиняясь  порыву,  поставила
ногу на носок его сапога, подпрыгнула и очутилась в седле позади него.
   Они уже скрылись во мраке, когда пьяные забияки сообразили  наконец,  в
чем дело.
   Пиковая Дама, забыв о пятне на своем корсаже, встала рядом  с  Бубновой
Дамой и подвыпившей новобрачной, -  все  трое  напряженно  смотрели  в  ту
сторону, откуда, замирая, доносился топот.
   - Куда вы  смотрите?  -  спросил  один  работник,  не  заметивший,  что
произошло.
   - Хо-хо-хо! - захохотала смуглая Кар.
   - Хи-хи-хи! - захихикала подвыпившая молодка, опираясь на руку любящего
мужа.
   - Ха-ха-ха! - вторила  мать  смуглой  Кар  и,  поглаживая  свои  усики,
коротко объяснила: - Из огня да в полымя!
   А затем эти дети природы, которым даже чрезмерное количество  спиртного
не причиняло большого вреда, побрели  по  тропинке,  пересекающей  луг,  и
вместе с ними двигались их тени, а головы  теней  обведены  были  опаловым
кругом - лунным сиянием на  сверкающей  росе.  Каждый  видел  только  свой
ореол, который не покидал его тени, как бы вульгарно она ни  раскачивалась
из стороны в сторону, - наоборот, тем теснее казался он с  ней  связанным,
украшая  ее  и  преображая;  и  вот  уже  спотыкающиеся   движения   стали
неотъемлемой частью сияния, а насыщенное алкоголем дыхание претворилось  в
туманы ночи - дух темного луга, лунного  света,  самой  природы  слился  в
единую гармонию с духом пьяного веселья.



11

   Сначала лошадь скакала легким  галопом,  а  парочка  хранила  молчание.
Тэсс, цепляясь за своего спутника, все еще переживала свой  триумф,  но  у
нее уже возникали и опасения. Она  заметила,  что  ехали  они  не  на  той
горячей лошади, на которой  он  иногда  ездил,  и,  хотя  ей  трудно  было
держаться в седле, волновалась не  по  этому  поводу.  Она  попросила  его
пустить лошадь шагом, и Алек послушно исполнил ее просьбу.
   - Чисто было сделано, не правда ли, милая Тэсс? - спросил он затем.
   - Да! - ответила она. - И я, конечно, должна быть вам очень благодарна.
   - А вы благодарны?
   Она промолчала.
   - Тэсс, почему вам так неприятно, когда я вас целую?
   - Я думаю, потому... что я вас не люблю.
   - Вы уверены?
   - Иногда я сержусь на вас.
   - А! Я  этого  опасался.  -  Однако  Алек  не  возражал  против  такого
признания: что угодно - только  не  холодность.  -  Почему,  когда  я  вас
рассердил, вы мне об этом не сказали?
   - Вы  прекрасно  знаете  почему.  Потому  что  здесь  я  чувствую  себя
зависимой.
   - Я не часто обижал вас ухаживанием.
   - Иногда обижали.
   - Сколько раз?
   - Вы знаете не хуже, чем я, - слишком часто.
   - Каждый раз, как я старался вам понравиться?
   Она ничего не  ответила.  Довольно  долго  лошадь  шла  иноходью,  пока
наконец их не окутал слабый светящийся  туман,  поднявшийся  из  ложбин  и
оврагов, где он клубился еще на закате. И в тумане лунный свет казался еще
ярче, чем ясной ночью. По этой ли причине, а может быть,  по  рассеянности
или потому, что у нее глаза слипались, но Тэсс не заметила, что они  давно
уже миновали то место, где  от  главной  дороги  ответвлялась  проселочная
дорога, ведущая к Трэнтриджу, и что спутник ее не свернул на эту дорогу.
   Она невыразимо устала. Всю неделю она вставала  в  пять  часов  утра  и
целыми днями не присаживалась, сегодня вечером прошла  вдобавок  три  мили
пешком до Чэзборо, ждала три часа своих то