дениях, послуживших причиной  разлуки;  сейчас
они интересовали ее не больше, чем пыль на его одежде. Да и какая женщина,
будь она самым ревностным искателем истины,  верит  в  обещания  и  угрозы
Священного писания так, как верит  в  своих  собственных  детей,  и  какая
женщина не отмахнется от богословия,  если  на  другой  чаще  весов  лежит
счастье ее ребенка? Когда они вошли  в  комнату,  где  горели  свечи,  она
взглянула ему в лицо. - О, это не Энджел. Это  не  мой  сын.  Это  не  тот
Энджел, который отсюда уехал! - вскричала она, в отчаянии отворачиваясь от
него.
   Отец тоже был потрясен - так похудел Энджел от забот и неудач в стране,
куда бросился очертя голову, обращенный в  бегство  судьбой,  посмеявшейся
над ним на родине. Казалось, от него остался  один  скелет  -  и  даже  не
скелет, а только тень.  Словно  с  него  писал  Кривелли  своего  мертвого
Христа. Тусклые, запавшие глаза были обведены мертвенной синевой,  складки
и морщины, бороздившие лица его родителей, появились на его  лице  лет  на
двадцать раньше срока.
   - Я ведь там болел, - сказал он. - Теперь я здоров.
   Но, словно в  опровержение  этих  слов,  ноги  его  подкосились,  и  он
поспешно сел, чтобы не  упасть.  Это  был  только  приступ  дурноты  после
утомительного дня, проведенного в пути,  и  взволновавшей  его  встречи  с
родителями.
   - Мне нет писем? - спросил он. - Последнее, которое вы мне переслали, я
получил благодаря счастливому случаю, да и то с большим опозданием, потому
что забрался в глубь страны. Иначе я приехал бы раньше...
   - Это ведь было письмо от твоей жены?
   - Да.
   С тех пор пришло еще только одно письмо. Они не стали  его  пересылать,
зная, что он скоро вернется.
   Энджел быстро распечатал конверт и в смятении  прочел  записку  Тэсс  -
последнее ее письмо, написанное второпях:

   "Ах, зачем  ты  так  ужасно  поступил  со  мной,  Энджел?  Я  этого  не
заслуживаю. Я много об этом думала и знаю, что никогда, никогда  не  прощу
тебя. Ты знаешь, что я не хотела причинить тебе зла, зачем же ты  причинил
мне такое зло? Ты жесток! Да, жесток! Я постараюсь  забыть  тебя.  Ты  был
несправедлив ко мне с начала до конца! - Т.".

   - Она права, - сказал Энджел, бросая письмо. - Быть может, она  никогда
не простит меня.
   - Не нужно так волноваться, Энджел,  ведь  она  только  дитя  земли,  -
сказала-его мать.
   - Дитя земли. Все мы дети земли. Хотел бы я,  чтобы  она  действительно
была "дитя земли" в том смысле, в каком вы это понимаете, но я должен  вам
сообщить кое-что, о чем до сих пор молчал; ее отец происходит  по  мужской
линии от одного из старейших  нормандских  родов,  подобно  многим  другим
крестьянам, которые живут, никому не ведомые, в наших деревнях  и  зовутся
"детьми земли".
   Он рано лег спать, а на следующий день, чувствуя себя  совсем  больным,
не выходил из своей комнаты и размышлял.  Когда  он,  находясь  к  югу  от
экватора, получил ее нежное письмо, ему показалось, что  ничего  не  может
быть проще, как вернуться к Тэсс и броситься в ее объятия, раз ему  угодно
ее простить, но теперь, вспоминая обстоятельства, при  которых  он  с  ней
расстался, он понял, что это совсем не так просто.  Она  была  от  природы
страстной, и ее письмо,  из  которого  он  узнал,  что  ее  мнение  о  нем
изменилось, - а он с грустью признал, что она была  права,  -  это  письмо
заставило его призадуматься: благоразумно ли  будет,  не  предупредив  ее,
встретиться с ней в присутствии ее родителей? Если  предположить,  что  за
последние недели разлуки  любовь  ее  к  нему  уступила  место  неприязни,
неожиданная встреча может вызвать ссору.
   Поэтому Клэр решил подготовить Тэсс и ее  семью,  сообщив  в  Марлот  о
своем приезде; он надеялся,  что  она  по-прежнему  живет  там,  как  было
условлено перед его отъездом, из Англии. В тот же день он отправил письмо,
а в конце недели получил короткий ответ миссис Дарбейфилд,  который  ничем
ему не помог, ибо миссис Дарбейфилд писала, к большому его  удивлению,  не
из Марлота и адреса своего не указывала.

   "Сэр, в этих нескольких строках я хочу сообщить, что моя дочь сейчас от
меня уехала, и я не знаю, когда она вернется. Но я вам напишу, как  только
она приедет. Я не считаю  себя  вправе  сообщить  вам,  где  она  временно
проживает. Прибавлю еще, что я с семьей недавно уехала из Марлота.
   Ваша Дж.Дарбейфилд".

   Клэр с таким облегчением узнал, что с Тэсс, по-видимому, ничего дурного
не случилось, что нежелание ее матери сообщить ему ее адрес его  не  очень
обеспокоило. Несомненно, все они не могут ему простить.  Он  будет  ждать,
пока миссис Дарбейфилд не напишет ему о возвращении Тэсс,  а  судя  по  ее
письму, это не замедлит случиться. Большего он не заслуживал.  Любовь  его
была такова, "что изменяется, встречая перемену". Он многое понял за время
своего отсутствия: в безупречной Корнелии он увидел возможную Фаустану,  в
теле Фрины - дух целомудренной Лукреции; он думал о той  женщине,  которую
хотели побить камнями, и о жене Урии,  ставшей  царицей,  и  задавал  себе
вопрос: почему, вынося приговор  Тэсс,  он  обращал  внимание  на  внешние
обстоятельства ее жизни, а не на внутренний ее мир, на поступки ее,  а  не
на устремления?
   Прошло несколько дней, Энджел все еще жил у отца, ждал обещанной второй
записки от Джоан Дарбейфилд  и  надеялся  окрепнуть  после  болезни.  Силы
постепенно возвращались к нему, а письма от Джоан все не  было.  Тогда  он
отыскал старое письмо, пересланное ему в Бразилию, которое  Тэсс  написала
из Флинтком-Эша, и снова перечитал. Как и в первый раз,  оно  его  глубоко
растрогало.

   "...Я не могу не сказать тебе о моем горе, - кроме тебя, никого у  меня
нет!.. Право, я умру, если ты не  приедешь  ко  мне  очень  скоро  или  не
позовешь меня к себе... прошу  тебя,  не  будь  таким  справедливым,  будь
чуточку добрее ко мне... Если бы ты приехал, я могла бы  умереть  в  твоих
объятиях. И рада была бы умереть - зная, что ты меня простил... Но если бы
ты написал мне только одну маленькую строчку: "скоро  приеду",  -  о,  как
хорошо жилось бы мне, Энджел!.. Подумай, подумай, как ноет у  меня  сердце
при мысли, что я никогда тебя не увижу... никогда! Ах, если бы твое сердце
ныло каждый день только одну минутку так, как ноет мое день за днем, ты бы
пожалел свою бедную, одинокую Тэсс... Я была бы довольна - нет, счастлива!
- быть твоей служанкой, раз я не могу быть твоей женой; только бы мне жить
около тебя, видеть тебя хоть мельком,  думать,  что  ты  мой...  Об  одном
только я мечтаю, одного только хочу на небе, на земле  или  под  землею  -
увидеться с тобой, мой любимый! Приезжай, приезжай и спаси меня  от  того,
что мне угрожает!"

   Клэр  решил  не  верить  последнему  суровому  письму  и  отыскать   ее
немедленно. Он спросил отца, брала ли она у него деньги за это время.  Тот
ответил отрицательно, и тогда только понял Энджел, что  гордость  помешала
ей обратиться с такой просьбой и она предпочла  терпеть  лишения.  По  его
отрывистым замечаниям родители  догадались  наконец  об  истинной  причине
разрыва, и тогда на помощь им пришло их христианство, поручавшее грешников
особому их попечению; они воспылали  к  Тэсс  нежностью,  какой  не  могло
пробудить в них ее происхождение, ее простодушие и даже бедность.
   Готовясь  к  отъезду  и  торопливо  укладывая  вещи,   Энджел   мельком
просмотрел жалкое маленькое письмецо, недавно полученное от Мэриэн и  Изз,
начинавшееся словами:

   "Уважаемый сэр, позаботьтесь о своей жене, если вы ее любите  так,  как
она вас любит"

   и подписанное:

   "Два доброжелателя".



54

   Через четверть часа Клэр покинул родительский  дом,  а  мать  провожала
взглядом его тонкую фигуру, когда он  вышел  на  улицу.  Ехать  на  старой
кобыле отца он отказался, зная, что она нужна родителям. Зайдя в харчевню,
он нанял двуколку и едва дождался, пока запрягут лошадь.  Несколько  минут
спустя он уже выехал из города и поднимался на холм; по этой самой  дороге
три-четыре  месяца  назад  спускалась  Тэсс,  полная  надежд,  и  по   ней
возвращалась, потерпев неудачу.
   Вскоре он выехал на Бэнвилльскую  проселочную  дорогу.  На  деревьях  и
живой изгороди краснели почки, но Клэр занят  был  другим  и  по  сторонам
оглядывался только для того, чтобы  не  сбиться  с  дороги.  Не  прошло  и
полутора часов, как он уже обогнул с юга поместья Кинг-Хинток и очутился в
мрачной, пустынной  местности,  где  одиноко  возвышался  зловещий  камень
"Крест в руке", на котором Тэсс по настоянию обратившегося  тогда  к  богу
Алека д'Эрбервилля дала клятву никогда не вводить его больше в  искушение.
На придорожных насыпях еще  виднелись  чахлые  серые  стебли  прошлогодней
крапивы, а у корней уже пробивались свежие, зеленые, весенние ростки.
   Он поехал по краю плато, возвышавшегося над другими поместьями  Хинток,
затем  свернул  направо,  в  известковый  продуваемый  ветром  район,  где
находится Флинтком-Эш; одно из писем Тэсс было  отправлено  оттуда,  и  он
полагал, что именно об этом месте и писала ее мать. Конечно, он  не  нашел
ее в Флинтком-Эше и окончательно пал духом, узнав, что ни батраки, ни  сам
фермер никогда не слыхали о "миссис Клэр", хотя имя Тэсс  было  им  хорошо
известно. Очевидно, она не носила его фамилии, совершенно отрезав себя  от
него на время разлуки, - и в этом ее благородство сказалось не меньше, чем
в том, что она предпочитала терпеть лишения, о которых  он  только  теперь
услышал, лишь бы не просить денег у его отца.
   На ферме он узнал, что Тэсс Дарбейфилд,  никого  не  предупредив,  ушла
отсюда к родителям, жившим в Блекмурской долине; следовательно, оставалось
найти миссис Дарбейфилд. Она написала ему, что не живет больше в  Марлоте,
но почему-то не сообщила своего нового адреса: приходилось ехать в Марлот,
чтобы навести там справки. Фермер, который так грубо обращался с Тэсс, был
очень любезен с Клэром и  дал  ему  лошадь  и  кучера,  чтобы  доехать  до
Марлота; двуколку Клэр отправил назад, в Эмминстер, так как  нанял  ее  на
один день.
   В повозке фермера он доехал только до Блекмурской долины, потом отослал
ее обратно с кучером, заночевал в харчевне, на следующий день пошел пешком
в деревню, где родилась его милая Тэсс. Была ранняя  весна.  Для  лесов  и
садов не наступила пора ярких красок; так называемая весна была  на  самом
деле зимой, укрывшейся под тончайшим слоем земли, - такими же были  и  его
надежды.
   Дом, где Тэсс провела годы детства, был  занят  теперь  другой  семьей,
никогда ее не знавшей. Новые жильцы находились в саду и с таким увлечением
занимались своими делами, словно дом этот не был  первоначально  связан  с
историей других людей, по сравнению с которой их  жизнь  представляла  для
Клэра  лишь  незначительный  интерес.  Они  сновали  по   дорожкам   сада,
поглощенные своими заботами, и казалось,  каждое  их  движение  оскорбляет
туманные тени прошлого; а разговаривали они друг с другом так,  словно  то
время, когда жила здесь  Тэсс,  было  не  более  насыщено  событиями,  чем
сегодняшний день. Даже птицы, прилетевшие вместе с весной, пели так, будто
никто не покидал этих мест.
   Расспросив этих простаков, которые едва могли припомнить  даже  фамилию
своих предшественников, Клэр узнал о смерти Джона Дарбейфилда и об отъезде
из Марлота  детей  и  вдовы,  которая  объявила,  что  они  будут  жить  в
Кингсбире, но вместо этого поехала в другое место,  называемое  так-то.  К
этому времени Клэр успел возненавидеть дом за то,  что  в  нем  больше  не
живет Тэсс, и поспешил уйти, ни разу не оглянувшись.
   Путь его лежал через луг, где он впервые увидел ее во время  танцев.  И
луг показался ему еще более ненавистным, чем дом. Он  пересек  кладбище  и
среди новых надгробных плит заметил одну, более дорогую.  Надпись  на  ней
гласила:

   ПАМЯТИ ДЖОНА ДАРБЕЙФИЛДА, ПРАВИЛЬНЕЕ - Д'ЭРБЕРВИЛЛЯ,
   ПРОИСХОДИВШЕГО ИЗ НЕКОГДА МОГУЩЕСТВЕННОГО И ЗНАТНОГО РОДА,
   ПРЯМОГО ПОТОМКА СЭРА ПЭГАНА Д'ЭРБЕРВИЛЛЯ,
   ОДНОГО ИЗ РЫЦАРЕЙ ВИЛЬГЕЛЬМА ЗАВОЕВАТЕЛЯ.
   СКОНЧАЛСЯ МАРТА 10-го, 18...
   ТАК СВЕРШАЕТСЯ ПАДЕНИЕ СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО.

   Какой-то  человек,  очевидно  могильщик,  заметил  Клэра,  стоявшего  у
могилы, и подошел к нему.
   - Эх, сэр, не очень-то хотелось этому человеку лежать здесь. Он  желал,
чтобы его перевезли в Кингсбир, где покоятся его предки.
   - Почему же не исполнили его волю?
   - Денег не было. Видите ли,  сэр...  болтать  направо  и  налево  я  не
собираюсь, но... даже за эту плиту с такой важной надписью не заплачено.
   - А кто ее делал?
   Могильщик назвал фамилию каменщика, проживавшего  в  Йарлоте,  и  Клэр,
покинув  кладбище,  зашел  к  нему.  Убедившись,  что   слова   могильщика
соответствуют действительности,  он  оплатил  этот  счет,  а  затем  пошел
отыскивать переселенцев.
   Путь был длинный, но Клэр жаждал одиночества и не стал нанимать экипаж;
не пошел он также и к станции железной дороги, по  которой  кружным  путем
мог добраться до цели. Впрочем, в Шестоне он вынужден был  нанять  лошадь,
но дорога была плохая, и только к семи часам вечера,  проехав  от  Марлота
больше двадцати миль, он добрался до деревни, где жила Джоан.
   Деревушка была  маленькая,  и  он  без  труда  нашел  обиталище  миссис
Дарбейфилд - окруженный садом домик, расположенный в  стороне  от  главной
улицы и такой маленький, что она еле  разместила  в  нем  свою  громоздкую
старую мебель. Было ясно, что она почему-то не желает  его  видеть,  и  он
чувствовал себя незваным гостем. Она сама открыла дверь, и лучи заходящего
солнца осветили ее лицо.
   Клэр встретился с ней впервые, но он слишком занят был своими мыслями и
заметил только, что она все еще красива и одета,  как  подобает  одеваться
почтенной вдове. Он принужден был сказать, что он муж Тэсс,  и  объяснить,
зачем сюда приехал. С этой задачей он справился довольно неловко.
   - Я хочу увидеть ее сейчас же, - добавил он. - Вы обещали мне написать,
но не исполнили обещания.
   - Потому что она не вернулась домой, - ответила Джоан.
   - Вы не знаете, хорошо ли ей живется?
   - Не знаю. Скорее вам следовало бы знать это, сэр, - сказала она.
   - Вы правы. Где она живет?
   На протяжении всего разговора Джоан прижимала руку к щеке, - было ясно,
что она смущена.
   - Я... я не знаю, где она живет. Она была в... но...
   - Где она была?
   - Ну, теперь ее там нет.
   Дав этот уклончивый ответ, она снова умолкла. Дети к этому времени  уже
собрались у двери,  и  младший  ребенок,  дергая  мать  за  юбку,  спросил
шепотом:
   - Это тот самый джентльмен, который хочет жениться на Тэсс?
   - Он на ней женился, - прошептала Джоан. - Ступайте в дом.
   Клэр, видя, что она о чем-то умалчивает, спросил:
   - Как вы думаете, Тэсс хотела бы, чтобы я ее  отыскал?  Если  нет,  то,
конечно...
   - Я думаю, что не хотела бы.
   - Вы уверены?
   - Да, уверена.
   Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг вспомнил о нежном письме Тэсс.
   - А я уверен в обратном! - возбужденно  воскликнул  он.  -  Я  ее  знаю
лучше, чем вы.
   -  Очень  может  быть,  сэр,  потому  что  я-то,  в  сущности,  никогда
хорошенько ее не знала.
   - Прошу вас, скажите ее адрес, миссис Дарбейфилд, хотя бы из жалости  к
одинокому, несчастному человеку.
   Снова мать Тэсс смущенно потерла щеку  рукой:  наконец,  видя,  что  он
страдает, сказала тихо:
   - Она в Сэндборне.
   - А... но где именно? Говорят, Сэндборн разросся...
   - Знаю только, что она в Сэндборне. Я сама никогда там не бывала.
   Ясно было, что Джоан говорит правду, и больше он не настаивал.
   - Не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь? - ласково спросил он.
   - Нет, сэр, - ответила она. - Мы теперь всем обеспечены.
   Не заходя в дом, Клэр ушел.  В  трех  милях  отсюда  была  станция,  и,
расплатившись  с  возницей,  он  отправился  туда  пешком.  Вскоре  отошел
последний поезд на Сэндборн, и с этим поездом уехал Клэр.



55

   В одиннадцать часов вечера, заняв номер в  гостинице  и  немедленно  по
приезде послав отцу телеграмму с указанием адреса, он  вышел  пройтись  по
улицам Сэндборна. В такой поздний час нельзя было наводить справки,  и  он
поневоле отложил это до утра. Но ему было не до сна.
   Этот модный приморский курорт с двумя вокзалами - восточным и западным,
с пристанями, сосновыми рощами,  аллеями,  садами  казался  Энджелу  Клэру
каким-то сказочным местом,  возникшим  внезапно  по  мановению  волшебного
жезла и лишь слегка запыленным. С  востока  примыкала  к  нему  гигантская
красно-бурая Эгдонская равнина, и, однако, именно на границе этой  древней
земли вырос город увеселений. На расстоянии мили от  предместий  Сэндборна
каждый  холмик  вещал  о  доисторических  временах,  каждый  канал  служил
средством сообщения бриттам, а плуг с века цезарей не тревожил  почвы.  Но
внезапно, словно дерево пророка, вырос здесь новый шумный город и  заманил
сюда Тэсс.
   При свете фонарей  Клэр  бродил  по  извилистым  улицам  нового  мирка,
возникшего в мире  старины,  и  среди  верхушек  деревьев  видел  на  фоне
звездного неба  высокие  крыши,  трубы,  бельведеры,  башни  пышных  вилл,
которые  и  составляли  город.  Здесь  были   только   особняки;   курорт,
перенесенный на  берег  Ла-Манша  с  побережья  Средиземного  моря,  ночью
казался еще внушительнее, чем был в действительности.
   Море было близко, но не вторгалось навязчиво, оно шумело, а он подумал,
что шумят сосны; сосны шумели так же, как и море, - и этот шум  принял  он
за плеск прибоя.
   Где же могла приютиться Тэсс, крестьянка,  молодая  его  жена,  в  этом
богатом  и  фешенебельном  городе?  Чем  больше  он  думал,  тем   сильнее
недоумевал. Разве есть здесь коровы, которых она могла бы доить? Во всяком
случае, полей тут не было. Вернее всего, она работает прислугой в одном из
этих больших домов. И он брел  дальше,  посматривая  на  освещенные  окна,
которые гасли одно за другим, и старался угадать, где окно ее комнаты.
   Догадки ни к чему не привели: после полуночи он вернулся в гостиницу  и
лег спать. Прежде чем потушить свет, он еще раз  прочел  страстное  письмо
Тэсс. Заснуть он, однако, не мог: быть так близко от нее и в то  же  время
так далеко... Поминутно поднимал он штору, всматривался в дома напротив  и
спрашивал себя: не за этой ли стеной спит она сейчас?
   В эту ночь он мог бы и не ложиться в постель. Встал он в семь часов  и,
выйдя на улицу, направился к почтамту. У двери он встретил  смышленого  на
вид почтальона, отправлявшегося разносить утреннюю почту.
   - Не знаете ли вы адреса миссис Клэр? - спросил Энджел.
   Почтальон покачал головой.
   Вспомнив, что она, вероятно, живет под своей  девичьей  фамилией,  Клэр
добавил:
   - Или мисс Дарбейфилд?
   - Дарбейфилд?
   И этой фамилии почтальон не слыхал.
   - Здесь, знаете ли, сэр, одни приезжают, другие уезжают, - сказал он. -
Не зная дома, никого не отыщешь.
   В это время из почтамта вышел один из его товарищей,  и  Клэр  повторил
фамилию.
   - Дарбейфилдов я не знаю, но в "Цапле" живет  д'Эрбервилль,  -  ответил
второй почтальон.
   - Вот это мне и нужно! - воскликнул Клэр, обрадовавшись, что она  носит
теперь неискаженную фамилию. - А что это за "Цапля"?
   - Богатый пансион. Здесь только и есть, что пансионы.
   Расспросив дорогу, Клэр ускорил шаги и подошел к  дому  одновременно  с
молочником. "Цапля" была  самой  обыкновенной  виллой,  но  находилась  на
отдельном участке и скорее напоминала частный особняк,  чем  пансион,  где
сдаются комнаты. Если  бедная  Тэсс,  как  он  опасался,  устроилась  сюда
служанкой, она должна была бы встретить молочника у черного входа, и  Клэр
сначала решил последовать за ним. Потом,  передумав,  подошел  к  парадной
двери и позвонил.
   Час был ранний, и дверь открыла  сама  хозяйка.  Клэр  осведомился,  не
здесь ли живет Тереза д'Эрбервилль, или Дарбейфилд.
   - Миссис д'Эрбервилль?
   - Да.
   Знач