ицами коровами - и каждую погладила. Перед отъездом  она  и
Клэр стояли рядом, точно  связанные  и  духовно  и  физически  но  жалкими
показались бы они тому, кто знал правду; внешне их жизни слились  в  одну:
его рука касалась ее руки, она задевала  его  своим  платьем,  они  вместе
прощались с обитателями мызы и говорили о себе "мы" - и, однако, были  так
же далеки друг от друга, как два полюса. Должно быть, в их  позе  все-таки
было что-то напряженное, неестественное и какая-то неловкость проглядывала
в их усилии сыграть роль любящих супругов  -  неловкость,  не  похожая  на
смущение, которое свойственно молодоженам, - потому что после  их  отъезда
миссис Крик сказала мужу:
   - Странно у нее блестели глаза. Да и стояли они  оба,  словно  восковые
куклы, а говорили, точно во сне! Ты не заметил? Правда, Тэсс  всегда  была
какой-то чудной, и сейчас она что-то непохожа на молодую, которая гордится
своим муженьком.
   Снова сели они в экипаж и  ехали  по  дороге,  ведущей  в  Уэтербери  и
Стэгфут-Лейн, пока не добрались до лейнской гостиницы; здесь Клэр отпустил
экипаж. В гостинице они немного отдохнули и поехали дальше, по направлению
к родной деревушке Тэсс; лошадью правил человек, им незнакомый, который не
знал их отношений. Когда они миновали Натлбери, Клэр  остановил  экипаж  у
перекрестка и сказал Тэсс, что  здесь  он  с  ней  расстанется,  если  она
по-прежнему хочет вернуться к матери. Так как в присутствии кучера они  не
могли говорить свободно, он предложил  ей  пройтись  пешком  по  одной  из
боковых дорог. Она согласилась, и, приказав кучеру ждать, они отошли.
   - Попробуем понять друг друга, -  сказал  он  мягко.  -  Мы  расстаемся
мирно, но я пока не могу примириться  с  тем,  что  стало  между  нами.  Я
постараюсь справиться с собой. Тебя я извещу,  куда  предполагаю  поехать,
как только сам буду это знать. И если я себя приучу  к  тому,  что  сейчас
кажется мне невыносимым, - если это нужно и возможно, - я вернусь к  тебе.
Но пока я сам к тебе не приеду, не делай попыток приехать  ко  мне  -  так
будет лучше.
   Тэсс этот  суровый  приказ  показался  смертным  приговором.  Она  ясно
понимала, в каком свете она предстает перед ним: он  видел  в  ней  только
женщину, которая грубо его обманула. Но каков  бы  ни  был  ее  проступок,
заслуживает ли она подобного наказания? Однако спорить с ним она больше не
могла. Она только повторила его слова:
   - Пока ты ко мне не приедешь, я не должна пытаться к тебе приехать?
   - Да.
   - А писать тебе я могу?
   - Конечно... если ты  заболеешь  или  в  чем-нибудь  будешь  нуждаться.
Надеюсь, этого не случится, и, стало быть, я напишу тебе первый.
   - Я согласна на эти условия, Энджел, потому что тебе лучше знать, какое
наказание я заслуживаю. Но только... только сделай так, чтобы оно было мне
по силам!
   Больше она ничего не сказала. Если бы Тэсс была менее  непосредственна,
если бы она сделала ему сцену, упала в обморок, истерически  зарыдала,  то
здесь, на этой безлюдной дороге, пожалуй, он не устоял бы перед ней,  хотя
и был одержим непомерной требовательностью. Но она приучила себя к мысли о
долгих страданиях и  облегчила  ему  путь  -  она  сама  была  лучшей  его
помощницей.  Ее  покорность  была  проявлением  безрассудного   подчинения
обстоятельствам, свойственного всему роду д'Эрбервиллей, - и те струны его
сердца, которые могли быть затронуты ее мольбами, остались немы.
   После этого они обсуждали только практические  вопросы.  Он  вручил  ей
пакет с приличной суммой, затребованной специально для этой  цели  от  его
банкиров.  Бриллианты,  которыми   Тэсс,   по-видимому,   владела   только
пожизненно (если он правильно понял волю покойной), он предложил отправить
на хранение в банк, на что она охотно согласилась.
   Покончив с этими делами, он проводил Тэсс до  перекрестка  и  усадил  в
экипаж. Кучеру было уплачено и сказано, куда отвезти ее. Взяв  затем  свой
саквояж и зонтик - единственные вещи,  которые  привез  он  сюда,  -  Клэр
распрощался с ней. Так они расстались.
   Экипаж медленно поднимался  на  холм,  а  Клэр  провожал  его  глазами,
безотчетно надеясь, что Тэсс выглянет на секунду из окна. Но ей и в голову
не пришла такая мысль, - да она и не  могла  бы  этого  сделать,  так  как
лежала в полуобморочном состоянии. Он смотрел, как она уезжает, и в  тоске
процитировал стих поэта, переделывая его по-своему:

   _Нет_ бога на небе - все _плохо_ на земле!

   Когда экипаж скрылся за гребнем холма, Клэр пошел своей дорогой, и вряд
ли он знал, что продолжает ее любить.



38

   Когда экипаж спустился в Блекмурскую  долину  и  Тэсс  начала  узнавать
знакомую с детства местность, она понемногу пришла в себя. Первая ее мысль
была: как посмотрит она в глаза родителям?
   Показалась  застава,  находившаяся  неподалеку   от   деревни.   Ворота
распахнул незнакомый ей человек, не тот старик, который много лет исполнял
эту обязанность и хорошо знал Тэсс. Должно быть, он  оставил  должность  в
день Нового года, когда обычно нанимали служащих. Тэсс давно  не  получала
вестей из дома и спросила сторожа, что нового в деревне.
   - Ничего, мисс, - ответил тот. -  В  Марлоте  все  по-старому.  Кое-кто
помер.   А   на   этой   неделе   Джон   Дарбейфилд   выдал    дочку    за
джентльмена-фермера. Свадьбу-то не здесь справляли, они  где-то  в  другом
месте поженились. Джентльмен происхождения знатного, и, видно,  показалось
ему, что семья Джона слишком бедна, чтобы  звать  ее  на  свадьбу.  Жених,
должно быть, не знал, как у нас здесь проведали, что сам  Джон  происходит
из древнего и благородного рода, - и  по  сей  день  его  предки  лежат  в
собственных склепах, да только имущества своего он лишился еще во  времена
римлян.  Ну,  а  все-таки  сэр  Джон  -  так  мы  его  теперь  называем  -
отпраздновал как мог день свадьбы и угостил всех и каждого  в  приходе,  а
жена Джона до двенадцати часов ночи пела песни в трактире "Чистая капля".
   На сердце Тэсс стало так тяжело, что она не решилась подъехать к дому в
экипаже и со всеми своими пожитками. Она попросила  у  сторожа  разрешения
оставить на время вещи у него в доме и, получив согласие, отпустила экипаж
и задворками пошла в деревню.
   Завидев трубу отцовского дома, она задала себе  вопрос:  как  осмелится
она переступить его порог? Родные ее безмятежно верили, что она  находится
далеко отсюда и совершает свадебное путешествие с  человеком  сравнительно
богатым, который возведет ее на вершину благополучия. А в это  время  она,
одинокая, покинутая друзьями, приближается, крадучись, к старому  дому,  и
нет у нее на земле другого пристанища.
   Ей не удалось  подойти  к  дому  никем  не  замеченной.  Возле  садовой
изгороди она встретила знакомую, одну из тех двух-трех девушек, с которыми
была дружна в школе.
   Осведомившись, как очутилась она здесь, подруга, не  замечая  грустного
выражения ее лица, спросила:
   - Тэсс, а где же твой джентльмен?
   Тэсс  поспешила  объяснить,  что   его   вызвали   по   делам,   затем,
распрощавшись  со  своей  собеседницей,   перелезла   через   изгородь   и
направилась к дому.
   На дорожке сада она услышала, что мать распевает на черном  крыльце,  и
через мгновение увидела миссис  Дарбейфилд,  которая  на  пороге  выжимала
простыню. Покончив с этим делом и не заметив Тэсс, она вошла в дом, а дочь
последовала за нею.
   Корыто стояло все там же, на старом бочонке, и мать, отложив в  сторону
простыню, собиралась снова опустить в него руки.
   - Как! Тэсс! Дочка!.. А я думала, что ты вышла замуж... и  уж  на  этот
раз по-настоящему... мы сидру послали...
   - Да, мама, так оно и есть.
   - Так ты выходишь замуж?
   - Я уже замужем.
   - Замужем! А где твой муж?
   - Он уехал на время.
   - Уехал! А когда же была свадьба? В тот день, о котором ты писала?
   - Да, во вторник, мама.
   - Ну, а теперь только суббота! И он уже уехал?
   - Да, уехал.
   - Что же это значит? Нечего сказать, нашла себе муженька!
   - Мама! - Тэсс подошла к Джоан Дарбейфилд, спрятала  голову  у  нее  на
груди и расплакалась. - Не знаю, как сказать тебе, мама!  Ты  мне  писала,
чтобы я ему ничего не рассказывала. А я рассказала... не могла иначе...  и
он ушел.
   - Ах, дурочка ты, дурочка! - воскликнула миссис Дарбейфилд; от волнения
она забрызгала водой и Тэсс и себя. - О господи, вот  уж  не  думала,  что
доживу я до того, чтобы так тебя назвать, но какая же ты дурочка!
   Тэсс судорожно рыдала, - после длительного душевного напряжения настала
наконец реакция.
   - Я это знаю, знаю, знаю! - выговорила она сквозь слезы. - Но, мама,  я
не могла поступить иначе. Он такой добрый, и я чувствовала,  как  нехорошо
скрывать от него то, что случилось! Если... если бы это повторилось, я  бы
поступила точно так же. Я не могла... не смела... согрешить против него.
   - Но ты уже согрешила, если сначала вышла за него замуж.
   - Да, да! Поэтому я и мучаюсь! Но я думала, что закон  поможет  ему  от
меня избавиться, если он не захочет с  этим  примириться.  И  если  бы  ты
знала, если бы ты только знала, как я его любила, как страстно хотела быть
его женой... и как терзала меня эта любовь и желание поступить честно.
   Тэсс была так измучена, что не могла продолжать и беспомощно опустилась
на стул.
   - Ну ладно, ладно; что сделано, то сделано! Только я никак не возьму  в
толк, почему у меня дети глупее, чем у других. И придет же на ум выболтать
такую штуку! Ведь если бы он и узнал, так было бы уже поздно! -  И  миссис
Дарбейфилд начала проливать слезы  жалости  к  себе  -  матери,  достойной
сострадания. - Ума не приложу, что скажет твой отец, - продолжала  она.  -
Каждый день он только  и  говорит,  что  о  твоей  свадьбе,  болтает  и  у
Ролливера и в "Чистой капле" о том, что благодаря тебе семья снова  займет
положение, подобающее ей по праву. Вот бедняга! А ты теперь взяла  да  все
испортила! О господи!
   И, словно в довершение беды, послышались в эту минуту шаги  отца  Тэсс.
Впрочем, он не сразу вошел в дом, и миссис Дарбейфилд  объявила,  что  она
сама сообщит ему печальную новость, а Тэсс  пока  не  должна  показываться
отцу на глаза. Когда прошел первый приступ  отчаяния,  Джоан  приняла  это
печальное событие, как и первую беду, постигшую Тэсс, - как приняла бы она
и  дождливое  воскресенье  и  неурожай  картофеля;  она  не  задумывалась,
заслуживают они несчастья или нет, и видела в нем не урок, а удар  судьбы,
с которым нужно мириться. Тэсс поднялась наверх и  заметила,  что  кровати
переставлены и сделаны кое-какие изменения. Ее старая кровать  перешла  во
владение двух младших детей. Теперь здесь не было для нее места.
   Потолок в нижней комнате не был оштукатурен, и она слышала  почти  все,
что делалось внизу. Вошел отец,  по-видимому,  притащивший  живую  курицу.
Вынужденный продать вторую лошадь, он теперь носил свой товар в  корзинке.
Как это частенько случалось, он  захватил  с  собой  курицу  утром,  желая
показать  соседям,  что  занимается  делом;  однако  курица  больше   часу
пролежала со связанными ногами под столом в трактире у Ролливера.
   - Только что толковали мы... - начал Дарбейфилд и подробно передал жене
происходившую  в  трактире  дискуссию   о   духовенстве,   вызванную   тем
обстоятельством, что дочь его вышла замуж за сына священника.
   - Прежде они, как и мои предки, именовались "сэрами", -  сказал  он,  -
ну, а теперь они, строго говоря, только "духовные особы".
   Так как Тэсс хотела избежать лишних разговоров, то подробностей  он  не
сообщал. Впрочем, он надеется, что его дочь скоро снимет  это  запрещение.
Он  посоветовал  бы   молодоженам   принять   фамилию   Тэсс,   подлинную,
неискаженную ее фамилию - д'Эрбервилль. Она звучит лучше, чем  фамилия  ее
мужа. Затем он осведомился, не было ли от нее сегодня письма.
   Тогда миссис Дарбейфилд  сообщила  ему,  что  письма  не  было,  но,  к
несчастью, Тэсс сама явилась домой.
   Когда он узнал наконец о катастрофе, мрачное  отчаяние,  необычное  для
Дарбейфилда, пересилило действие выпитого вина. Однако чувствительную  его
душу задело не  столько  событие,  сколько  то  впечатление,  какое  могло
произвести оно на соседей.
   - Подумать только, что этим кончится дело! - воскликнул сэр Джон.  -  А
ведь у меня есть семейный склеп под кингсбирской церковью, склеп величиной
с пивной погреб эсквайра Джолларда, и там лежат  мои  предки  -  подлинные
графские кости, известные в истории. А что, скажут  мне  теперь  ребята  у
Ролливера и в "Чистой капле"? Будут подмигивать, коситься и говорить: "Вот
тебе и прекрасная партия! Вот ты и сравнялся  со  своими  предками  времен
короля нормандца!" Это уже слишком, Джоан! Я покончу с собой, несмотря  на
титул, - больше нет у меня сил!.. Но ведь она  может  заставить  его  жить
вместе, раз он на ней женился?
   - Ну да... Но она ни за что не захочет.
   - Как ты думаешь, он и в самом деле на  ней  женился?  Или  это  та  же
история, что и в первый раз?..
   Дольше бедняжка Тэсс не могла слушать. Сознание, что ее словам не верят
даже здесь, вооружило ее против родительского дома.  Как  неожиданны  были
удары судьбы! Если и отец в ней усомнился, то что будут говорить соседи  и
знакомые? Нет, долго она здесь не проживет.
   Она решила остаться только на несколько  дней,  а  по  истечении  этого
срока пришло короткое письмо от Клэра, сообщавшего ей,  что  он  уехал  на
север Англии подыскивать ферму. Желая по-прежнему называться его  женой  и
скрыть  от  родителей  истинную  глубину  своего  разрыва  с  мужем,   она
воспользовалась этим письмом как предлогом  для  отъезда,  предоставив  им
думать, что уезжает к нему. Чтобы ее мужа не упрекали в дурном отношении к
ней, она взяла двадцать пять фунтов из пятидесяти, оставленных ей  Клэром,
и вручила эти деньги  своей  матери,  дав  той  понять,  что  жена  такого
человека, как Энджел Клэр, может себе  это  позволить.  Она  заявила,  что
хочет хоть немного вознаградить  их  за  беспокойство  и  унижение,  какое
навлекла на них в былые годы. Восстановив таким  образом  свою  репутацию,
она распрощалась  с  ними.  Благодаря  щедрости  Тэсс  семья  Дарбейфилдов
некоторое время жила очень весело; мать говорила - и сама в это верила,  -
что отношения между  мужем  и  женой  наладились,  так  как  их  связывает
глубокое чувство и они не могут вынести разлуку.



39

   Через три недели после  свадьбы  Клэр  спускался  с  холма  по  дороге,
ведущей к хорошо знакомому отцовскому приходу. По мере того как  спускался
он с холма, церковная колокольня все выше  поднималась  в  вечернем  небе,
словно вопрошая  его,  зачем  он  сюда  пожаловал.  В  городке,  окутанном
сумерками, никто, казалось, не замечал его  и,  конечно,  никто  не  ждал.
Явился он сюда словно призрак, и звук собственных шагов  был  помехой,  от
которой, хотелось отделаться.
   Жизнь теперь предстала ему в ином свете. До сих пор он  воспринимал  ее
лишь как  мыслитель,  а  теперь,  казалось  ему,  познал  ее  как  человек
практический, хотя, пожалуй, в этом  он  ошибался.  Впрочем,  он  перестал
воспринимать человечество сквозь дымку мечтательной неясности итальянского
искусства, теперь ему всюду виделись  вытаращенные  глаза  и  жуткие  позы
экспонатов музея Виртца и гримасы в манере ван Беерса.
   В эти первые недели поступки его  были  лишены  какой  бы  то  ни  было
последовательности.  Сначала  он  машинально  пытался   осуществить   свои
агрономические замыслы, делая вид, будто в жизни его не  произошло  ничего
из ряда вон выходящего, как советуют поступать мудрые люди всех веков,  но
затем пришел к заключению, что ни  одному  из  этих  великих  мудрецов  не
пришлось  проверить  на  опыте  практичность  своих  советов.  "Вот  самое
главное:  не  ведай  смятения",  -   сказал   языческий   моралист.   Клэр
придерживался того же мнения. И, однако, был  в  смятении.  "Пусть  сердце
твое не ведает ни тревоги, ни страха", - сказал Назареянин. Клэр охотно  с
этим  соглашался,  но  все-таки  пребывал  в  тревоге.  Как  хотелось  ему
встретиться с этими двумя великими мыслителями и обратиться к ним,  просто
как к людям, с просьбой объяснить их метод!
   Затем им овладело  тупое  равнодушие,  и  ему  чудилось,  что  на  свою
собственную  жизнь  он  смотрит  с  пассивным  любопытством   постороннего
зрителя.
   Его мучила уверенность, что беды этой не случилось бы, будь Тэсс не  из
рода д'Эрбервиллей. Когда  он  узнал,  что  в  ней  течет  кровь  угасшего
древнего рода, а не простолюдинов - молодого племени, как  представлял  он
себе в мечтах, - почему не хватило у  него  твердости  духа  покинуть  ее,
оставаясь верным своим принципам? Вот результаты его вероотступничества, и
наказание его заслуженно.
   Потом он почувствовал утомление и беспокойство, упорно возраставшие. Он
задавал себе вопрос: справедливо ли  он  поступил  с  ней?  Он  ел  и  пил
машинально,   без   всякого   аппетита.   Проходили    часы,    отчетливее
вырисовывались мотивы всех его поступков, совершенных в былые  дни,  и  он
понял,  что  мысль  о  Тэсс,  как  о  дорогом,   близком   ему   существе,
присутствовала во всех его планах, словах и делах.
   Во  время  своих  скитаний  в  предместье  одного  городка  он  заметил
сине-красный  плакат,   возвещавший   о   великих   преимуществах,   какие
предоставляет Бразилия эмигрантам-земледельцам. Землю можно было  получить
на исключительно выгодных условиях. Мысль о Бразилии понравилась ему своей
новизной. Пожалуй, Тэсс могла бы приехать к нему туда,  -  быть  может,  в
новом окружении, в стране, где понятия и обычаи были иными, условности  не
имеют той власти, которая, по мнению Клэра, препятствовала  совместной  их
жизни в Англии. Короче, он склонялся к мыслям о Бразилии  тем  более,  что
время года благоприятствовало такой поездке.
   Теперь возвращался он в Эмминстер, чтобы  сообщить  родителям  о  своем
плане и  как-нибудь  объяснить  отсутствие  Тэсс,  скрыв  от  них  причину
разлуки. Когда он подходил к двери, молодой месяц светил ему  в  лицо  так
же, как светила полная луна в ту ночь, когда он на  руках  переносил  свою
жену через реку, направляясь к монастырскому кладбищу. Но с тех  пор  лицо
его осунулось.
   Клэр  не  предупредил  родителей  о  своем  приезде,  и  появление  его
взволновало дом пастора, подобно тому как зимородок, ныряя в воду, волнует
поверхность тихого пруда. Отец и мать сидели в гостиной, но оба брата  уже
уехали к себе. Энджел вошел и тихо прикрыл за собой дверь.
   - Но где же твоя жена, дорогой Энджел? - воскликнула мать. - Как ты нас
удивил!
   - Она у своей матери... временно. А я поспешил домой, потому что  решил
ехать в Бразилию.
   - В Бразилию! Но ведь там живут одни католики!
   - Разве? Я об этом не подумал.
   Но даже эта неожиданная и неприятная новость  -  отъезд  его  в  страну
папистов - не могла надолго занять мысли мистера и миссис  Клэр,  которых,
естественно, женитьба сына интересовала гораздо больше.
   - Три недели тому назад мы получили твою записку, извещавшую о свадьбе,
- сказала миссис Клэр, - и, как тебе известно, отец выслал вам  дар  твоей
крестной матери. Конечно, мы считали более разумным не ехать  на  свадьбу,
тем более что ты предпочел отпраздновать ее на мызе, а не в доме  невесты.
Наше присутствие  стеснило  бы  тебя,  а  нам  не  доставило  бы  никакого
удовольствия, - твои братья были в этом убеждены. Теперь,  когда  все  уже
кончено, мы не станем сетовать, тем более что ты избрал ее  как  помощницу
на поприще, ради которого ты отказался стать проповедником слова божия.  И
все-таки мне хотелось бы повидать ее раньше, Энджел, или хотя бы узнать  о
ней больше. Мы ей пока не послали никакого подарка, так как не знаем,  что
может ей понравиться, но считай, что это только  отсрочка.  Энджел,  мы  с
отцом нисколько не сердимся на тебя из-за  этой  женитьбы,  но  мы  решили
отложить свое суждение о ней, пока