открыто искали общества друг друга;  чистосердечная  и  доверчивая,
она не скрывала своего желания быть с  ним.  Чутье  подсказывало  ей,  что
уловки, свойственные женщинам  и  привлекающие  мужчин,  могут  оттолкнуть
столь безупречного человека, после того как она призналась ему в любви,  -
ибо уловки по природе своей искусственны.
   По деревенскому обычаю обрученные могут, не стесняясь, проводить  время
вместе, и Тэсс это казалось совершенно естественным,  ибо  других  обычаев
она не знала, однако Клэр находил такую свободу несколько преждевременной,
пока не убедился, как просто  относится  к  этому  Тэсс  и  все  остальные
обитатели мызы. В эти ясные октябрьские дни они бродили вдвоем среди лугов
по тропинкам, тянувшимся вдоль журчавших ручьев, и по деревянным  мостикам
переходили с одного берега  на  другой.  До  слуха  их  всегда  доносилось
журчание воды у какой-нибудь плотины - аккомпанемент их тихим  разговорам,
а лучи солнца, почти горизонтальные, как сами  луга,  словно  одевали  все
кругом сверкающей пыльцой. Они видели голубоватую дымку в тени деревьев  и
изгородей, когда вокруг все было залито солнечным  светом.  Солнце  стояло
над землей так низко, а местность была такая ровная, что тени Клэра и Тэсс
тянулись вперед на четверть мили, словно два Длинных  пальца,  указывающих
вдаль - туда, где холмы замыкали зеленую долину.
   В лугах повсюду работали люди; в эту пору года прочищались  канавы  для
зимнего орошения, укреплялись их берега, осыпавшиеся под  копытами  скота.
Жирный чернозем на лопатах, черный как смола, был принесен сюда рекой в ту
пору, когда вся  долина  была  ее  руслом,  и  он  даровал  исключительное
плодородие лугам. Недаром тучнели пасущиеся здесь стада.
   Не стесняясь рабочих, Клэр смело обнимал ее  за  талию,  словно  привык
ухаживать на виду у всех, хотя в действительности смущался не меньше,  чем
Тэсс, которая с полуоткрытым ртом, украдкой, как  насторожившийся  зверек,
посматривала на рабочих.
   - Тебе не стыдно гулять со мной на виду у всех, как со своей  невестой?
- радостно говорила она.
   - Конечно, нет.
   - Но если твои родные в Эмминстере узнают, что  ты  прогуливаешься  вот
так со мной, простой доильщицей?
   - Самой очаровательной из всех доильщиц!
   - Как бы они не сочли это оскорблением их достоинства.
   - Дорогая моя, д'Эрбервилль не может  нанести  оскорбление  достоинству
какого-то Клэра. Твоя фамилия  -  наша  козырная  карта,  и  для  большего
эффекта я  ее  открою,  когда  мы  повенчаемся  и  получим  от  священника
Трингхэма доказательства твоего происхождения. А кроме того,  мое  будущее
нисколько не касается моей семьи и ни малейшего отношения к ней не  имеет.
Мы уедем из этого графства, а быть может, и из Англии - не все  ли  равно,
как будут относиться к нам здесь? Тебе хочется уехать?
   Она могла, ответить только коротеньким "да" - так  глубоко  взволновала
ее мысль о том, что она уедет с ним в  широкий  мир  -  уедет,  как  самый
близкий и родной ему человек. Казалось,  она  слышала  свои  чувства,  как
слышат журчание волн, и слезы подступили к  горлу.  Тэсс  взяла  Клэра  за
руку, и они пошли к реке - туда, где под мостом отражалось в воде солнце и
металлический блеск слепил глаза, хотя само светило было заслонено мостом.
Здесь они залюбовались видом, и попрятавшиеся зверьки  и  птички  высунули
свои головки, но тотчас же скрылись,  убедившись,  что  страшные  люди  не
прошли, а просто остановились. Но они медлили на берегу, пока не сомкнулся
вокруг них туман, который рано поднимается над рекой  в  осеннюю  пору,  и
хрустальные капли не осели на ресницах Тэсс, на волосах и бровях Клэра.
   По воскресеньям они гуляли позднее, в сумерках. Кое-кто  из  обитателей
мызы, возвращаясь домой в  первый  воскресный  вечер  после  их  помолвки,
слышал восторженные речи Тэсс, и хотя слов нельзя было разобрать, замечал,
как ее голос прерывался от волнения, когда она шла, опираясь на его  руку,
и чувствовал, каким счастьем исполнено ее молчание и ее  смех,  в  котором
словно изливалась  ее  душа,  -  смех  женщины,  идущей  рядом  с  любимым
человеком, который избрал ее среди всех других женщин;  ничто  в  мире  не
сравнится с этим смехом. И обитатели мызы дивились  легкости  ее  походки:
она скользила словно птица, взлетающая ввысь.
   Любовь к  нему  была  теперь  дыханием  Тэсс,  ее  жизнью;  эта  любовь
окутывала ее как фотосфера; в ее сиянии Тэсс  забывала  былые  горести,  и
мрачные призраки, настойчиво пытавшиеся завладеть ею  -  сомнение,  страх,
уныние, беспокойство,  стыд,  -  отступали  от  нее.  Она  знала,  что  за
пределами светлого круга они подстерегают ее, словно волки,  но  теперь  у
нее была власть удерживать их, голодных, в повиновении.
   Душа забывала, но рассудок помнил. Тэсс шла озаренная светом, но знала,
что за ее спиной всегда стоят эти темные призраки. И каждый день они  либо
немного отступали, либо приближались.


   Однажды вечером все обитатели мызы ушли, а  Тэсс  и  Клэр  должны  были
остаться сторожить дом. Разговаривая с Клэром, она задумчиво взглянула  на
него - он смотрел на нее с восхищением.
   - Я недостойна тебя! Нет, недостойна! - воскликнула  она,  вскакивая  с
низкой скамеечки.
   Казалось, ее пугали и его преклонение и собственная ее  радость.  Клэр,
считая причиной ее волнения то, что на самом деле  составляло  лишь  малую
часть этой причины, сказал:
   - Тэсс, дорогая, мне неприятно,  когда  ты  так  говоришь.  Достоинство
человека заключается не  в  умении  щегольнуть  внешним  лоском,  которого
требуют  жалкие  условности,  принятые  в  обществе,  а   в   правдивости,
честности, справедливости, чистоте и добром имени - как у тебя, моя Тэсс!
   Она старалась подавить рыдания. Как  часто  сердце  ее  ныло,  когда  в
церкви перечислялись эти добродетели, и как  странно,  что  именно  теперь
вздумал он о них вспомнить!
   - Почему ты не остался и не полюбил меня, когда я...  когда  я  жила  с
братьями и сестрами... и мне было шестнадцать лет, а ты танцевал на  лугу?
Почему ты меня не полюбил, почему? - бормотала она, заламывая руки.
   Энджел стал ее утешать и успокаивать, думая - и не без  основания  -  о
том, какая она нервная и как бережно должен он  к  ней  относиться,  когда
счастье ее будет всецело зависеть от него.
   - Да, почему я не остался? - повторил он. - Я тоже об  этом  думаю.  О,
если бы я знал!  Но  почему  ты  так  горько  сожалеешь...  стоит  ли  так
огорчаться?
   По-женски скрытная, она схитрила:
   - Твое сердце принадлежало бы мне уже четыре года, и я бы  не  потеряла
этих лет. Была бы счастлива гораздо дольше!
   Так могла бы терзать себя зрелая женщина с темным прошлым, сотканным из
интриг, а не простодушная двадцатилетняя девушка, которая  в  годы  ранней
юности попала, словно птица, в силки. Чтобы  успокоиться,  она  встала  со
своего маленького табурета и вышла из комнаты, опрокинув его подолом юбки.
   Клэр остался сидеть у очага, в котором весело  трещали  сырые  ясеневые
сучья, и на концах их пузырился сок. Тэсс вернулась успокоенная.
   - Не кажется ли тебе, Тэсс, что ты чуточку своенравна  и  порывиста?  -
добродушно сказал он, положив для нее  подушку  на  табурет  и  усаживаясь
подле, на скамью. - Я хотел кое о чем тебя спросить, а ты вдруг убежала.
   - Да, пожалуй, я своенравна, - прошептала, она.
   Потом подошла и положила руки ему на плечи.
   - Нет, Энджел, право же, я нисколько не своенравна - то есть это у меня
не в характере.
   И, словно желая убедить его, она села рядом с ним на скамью и  положила
голову ему на плечо.
   - О чем ты хотел меня спросить? Я  на  все  отвечу,  -  продолжала  она
покорно.
   - Тэсс, ты меня любишь и согласилась быть моей женой, а отсюда вытекает
вопрос: когда день нашей свадьбы?
   - Мне нравится жить так, как теперь.
   - Но в начале нового года или немного позднее я должен подумать о  том,
чтобы начать свое собственное дело. И  раньше,  чем  меня  поглотят  новые
заботы, я хотел бы получить твое согласие.
   - Но если рассуждать практически, не лучше  ли  будет  нам  повенчаться
после этого? - робко возразила она. - Хотя я даже подумать не могу, что ты
уедешь и оставишь меня здесь!
   - Ну конечно! И это было бы гораздо хуже. Мне нужна твоя помощь,  когда
я буду устраиваться на новом месте. Ну, так когда же  свадьба?  Через  две
недели?
   - Нет, - сказала она серьезно. - Мне о многом надо подумать.
   - Но...
   Он ласково привлек ее к себе.
   Теперь, когда недалек был день свадьбы, ей стало страшно. Но не  успели
они обсудить этот вопрос, как  из-за  спинки  скамьи  вышли  фермер  Крик,
миссис Крик и две работницы.
   Тэсс отскочила от Клэра, словно резиновый мяч; лицо  ее  раскраснелось,
глаза заблестели.
   - Я знала, что так оно и будет, если я сяду рядом с ним! -  воскликнула
она с досадой. - Так я и знала, что они войдут и поймают  нас!  Но,  право
же, я не сидела у него на коленях, хотя и могло показаться, будто сидела.
   - Ну, если бы нам ничего не сказали, мы бы  и  не  заметили  при  таком
свете, как вы тут сидите, - отозвался фермер и повернулся к жене  с  видом
человека, ничего не смыслящего в любовных  делах.  -  Никогда  не  следует
гадать о том, что думают другие люди, когда они ничего не думают. Да я  бы
и не приметил, где она там сидит, если бы она сама не сказала.
   - Мы скоро поженимся, - проговорил Клэр с напускным спокойствием.
   - А, вот оно что! От души рад это слышать, сэр. Я давно уже  подумывал,
что так оно и случится. Она слишком хороша для доильщицы,  я  это  сказал,
как только ее увидел. Находка для всякого  мужчины  и  чудесная  жена  для
джентльмена-фермера; с  такой  помощницей  вам  никакого  управляющего  не
нужно.
   Между тем Тэсс скрылась. Смутили ее не столько  грубые  похвалы  Крика,
сколько взгляды вошедших с ним девушек.
   После ужина, когда она поднялась в спальню, все  ее  товарки  были  уже
там. Горел свет, девушки в белых рубашках  сидели  на  своих  кроватях  и,
словно мстительные привидения, поджидали Тэсс.
   Но вскоре она убедилась, что злого чувства к ней они  не  питают.  Ведь
они лишились того, чего  никогда  не  имели.  Настроение  их  было  скорее
задумчивым и созерцательным.
   - Он на ней женится! - прошептала Рэтти, не спуская глаз с Тэсс. -  Как
это видно по ее лицу!
   - Ты и вправду выйдешь за него замуж? - спросила Мэриэн.
   - Да, - сказала Тэсс.
   - Когда?
   - Когда-нибудь.
   Они подумали, что она хочет уклониться от ответа.
   - Да... она выходит за него... за джентльмена! - повторила Изз Хюэт.
   И три девушки, словно зачарованные, одна за другой встали с  постели  и
босиком подошли к Тэсс. Рэтти положила руки ей на плечи, как будто  хотела
убедиться, что совершившееся чудо не сделало ее подругу бесплотной, Изз  и
Мэриэн обняли ее за талию, и все три смотрели ей в лицо.
   - Странно это! Я даже представить себе не могу! - сказала Изз Хюэт.
   Мэриэн поцеловала Тэсс и после поцелуя прошептала:
   - Да.
   - Почему ты ее поцеловала? Из любви к ней или потому, что  ее  целовали
другие губы? - сухо спросила Изз.
   - Я об этом не подумала, - простодушно  ответила  Мэриэн.  -  Я  только
почувствовала, как это странно... странно, что его женой будет она,  а  не
кто-нибудь другой. Я не о нас говорю - мы-то никогда об этом не  думали  и
только любили его. А все-таки его  женой  будет  она,  а  не  какая-нибудь
знатная леди в драгоценных камнях и золоте, в шелку и атласе; она -  такая
же, как и мы.
   - Вы не разлюбите меня за это? - тихо спросила Тэсс.
   Фигуры в белых ночных рубашках молча наклонились к  ней,  словно  в  ее
глазах искали ответа.
   - Я не знаю... не знаю, - пробормотала  Рэтти  Придл.  -  Я  хочу  тебя
ненавидеть - и не могу.
   - И я тоже, - как  эхо  отозвались  Изз  и  Мэриэн.  -  Я  не  могу  ее
ненавидеть. Что-то мне мешает.
   - Ему следовало бы жениться на ком-нибудь из вас, - прошептала Тэсс.
   - Почему?
   - Вы все лучше меня.
   - Мы лучше тебя? - шепотом переспросили  девушки.  -  Нет,  нет,  милая
Тэсс!
   - Лучше! - возразила она настойчиво.
   И вдруг вырвалась из их объятий и расплакалась истерически,  прижавшись
головой к комоду и повторяя:
   - Да, да, да!
   Разрыдавшись, она не могла успокоиться.
   - Он должен был жениться на ком-нибудь из  вас!  -  кричала  она.  -  И
теперь еще я должна была бы его убедить! Вы ему больше подходите...  О,  я
не знаю, что говорю!
   Они бросились к ней, обняли ее, но она все еще сотрясалась от рыданий.
   - Дайте воды, - сказала Мэриэн. - Бедняжка, она из-за нас так плачет!
   Они осторожно усадили ее на кровать и ласково поцеловали.
   - Ты лучше нас, - говорила Мэриэн. - Манеры у тебя лучше, и  ты  ученее
нас... он ведь сам тебя обучал. И  ты  должна  гордиться  этим.  Да  ты  и
гордишься, правда?
   - Да, - сказала Тэсс, - и мне стыдно, что я так расплакалась.
   Когда они улеглись и потушили свет, Мэриэн сказала шепотом:
   - Тэсс, думай о нас,  когда  будешь  его  женой;  не  забывай,  как  мы
говорили  тебе,  что  любим  его,  и  старались  не  чувствовать  к   тебе
ненависти... И не чувствовали; мы не могли тебя ненавидеть, потому что  он
выбрал тебя, а мы на это не надеялись.
   Они не подозревали, что при этих  словах  жгучие  соленые  слезы  снова
смочили подушку Тэсс. И в отчаянии  она  решила,  несмотря  на  запрещение
матери, рассказать Энджелу Клэру все. Пусть презирает ее тот, кем она жила
и дышала, пусть мать считает ее дурой - это лучше, чем  хранить  молчание,
которое было бы предательством по отношению к нему  и  почему-то  казалось
грехом по отношению к подругам.



32

   Покаянное настроение Тэсс мешало ей назначить день  свадьбы.  В  начале
ноября этот вопрос еще оставался без ответа, хотя Клэр задавал его в такие
минуты, когда ей трудно было устоять. Однако Тэсс как будто  хотела  вечно
быть невестой и не вносить никаких перемен в свою жизнь.
   Луга были теперь не те, что летом, но днем, перед тем как доили  коров,
бывало еще тепло, а так как в эту пору года меньше стало работы  на  мызе,
то иногда оставалось время для прогулок. Солнечные лучи, падая на  влажную
траву, освещали  сверкающую  рябь  осенних  паутинок,  которая  напоминала
лунную  дорожку  на  море.  Комары,  не  ведая,  сколь  кратковременно  их
ликование, кружились в полосе солнечного света, ярко освещенные, словно  в
каждом из них горел огонек, который угасал, как только  покидали  они  эту
полосу. И здесь Клэр снова напоминал ей о том, что  день  свадьбы  еще  не
назначен.
   Иногда он заговаривал об этом по  вечерам,  отправляясь  вместе  с  ней
исполнять  какое-нибудь  поручение,  которое   миссис   Крик   придумывала
специально для того, чтобы предоставить ему случай побыть с Тэсс  наедине.
Большей частью ходили они на ферму, находившуюся  в  предгорье,  проведать
стельных коров, которых на время  переводили  туда  и  кормили  соломенной
резкой, ибо в эту пору года в жизни скота происходили серьезные  перемены.
Коров небольшими партиями отправляли ежедневно в этот "родильный дом", где
они оставались на соломенной диете, пока не производили на свет  телят,  а
как только теленок мог ходить, мать и ее отпрыска пригоняли назад на мызу.
Пока теленка не отнимали от матери, разумеется, ее не нужно было доить, но
когда телят продавали, доильщицы вновь принимались за работу.
   Однажды вечером, возвращаясь в темноте на мызу, они поднялись на скалу,
возвышавшуюся над долиной, и здесь  остановились,  прислушиваясь.  Вода  в
речках поднялась, бурлила у запруд, журчала в дренажных трубах,  заполняла
все канавы; нельзя было  идти  напрямик,  чтобы  сократить  расстояние,  и
путникам приходилось держаться горных дорог.  Над  долиной,  невидимой  во
мраке, стоял многоголосый гул; им чудилось,  что  там,  внизу,  раскинулся
большой город и слышится гудение толпы.
   - Как будто там бродят десятки тысяч  людей,  -  сказала  Тэсс.  -  Они
собираются на  площадях,  спорят,  доказывают  что-то,  ссорятся,  рыдают,
стонут, молятся и проклинают друг друга.
   Клэр слушал ее рассеянно.
   - Крик не говорил тебе сегодня, дорогая, о том, что в зимние месяцы ему
не понадобится столько работниц?
   - Нет.
   - Коровы перестают давать молоко.
   - Да. Вчера отправили на ферму шесть или семь коров, а третьего  дня  -
трех, и теперь их там около двадцати. Ах, так, значит,  хозяину  не  нужна
моя помощь для ухода за телятами? Во мне больше здесь не нуждаются! А я-то
старалась...
   - Крик, в сущности, не говорил, что ты ему больше не понадобишься,  но,
зная о наших отношениях, он мне сказал очень добродушно и вежливо, что  я,
должно  быть,  возьму  тебя  с  собой,  когда  распрощаюсь  с  ним   перед
рождеством. На мой вопрос, как он без тебя обойдется, он  ответил  только,
что зимой ему хватит и троих работниц.  Боюсь,  что  я,  грешный  человек,
обрадовался, - ведь теперь тебе придется наконец решиться!
   - Мне кажется, ты не  должен  был  радоваться,  Энджел.  Всегда  бывает
грустно, когда в человеке не нуждаются, хотя бы это и было нам на руку.
   - Значит, признаешь, что это нам на руку?
   Он коснулся пальцем ее щеки и сказал:
   - Так-так...
   - Что такое?
   - Я чувствую, что ты покраснела, оттого что попалась. Но зачем я  шучу?
Мы не должны шутить, жизнь слишком серьезна.
   - Да... пожалуй, я это поняла раньше, чем ты.
   Она понимала это и теперь. Если в конце концов она откажется  от  него,
следуя  принятому  ночью  решению,  и  покинет  мызу  -  значит,  придется
поступать на новое место. Теперь,  когда  коровы  телились,  на  мызах  не
нуждались в доильщицах, и ей придется искать какую-нибудь  земледельческую
ферму, где не будет подле нее такого божественного  существа,  как  Энджел
Клэр. Мысль эта показалась ей невыносимой, но еще мучительнее было  думать
о возвращении домой.
   - Будем говорить  серьезно,  милая  Тэсс,  -  продолжал  он,  -  раз  к
рождеству тебе придется, по-видимому, отсюда уйти, то во  всех  отношениях
желательно и удобно, чтобы я тебя увез как свою собственность. И, не  будь
ты самой нерасчетливой девушкой в мире, ты бы  сообразила,  что  так,  как
сейчас, вечно продолжаться не может.
   - А жаль! Пусть бы всегда было лето и осень, а ты бы ухаживал за мной и
всегда был обо мне такого высокого мнения, как прошлым летом.
   - Так оно и будет.
   - Да, знаю! - воскликнула она в порыве безграничного доверия к нему.  -
Энджел, я назначу день, когда я стану твоей навсегда.
   Так договорились они наконец  во  время  этой  вечерней  прогулки,  под
аккомпанемент бесчисленных ручейков, журчавших справа и слева.
   Придя на мызу, они немедленно сообщили новость мистеру и миссис Крик, с
просьбой хранить ее в тайне, так  как  влюбленным  хотелось  отпраздновать
свадьбу возможно скромнее. Хотя  фермер  и  собирался  рассчитать  Тэсс  в
ближайшее время, но теперь начал громко сожалеть об ее  уходе.  Кто  будет
снимать сливки? Кто будет украшать узорами куски масла для дам из Энглбери
и Сэндборна? Миссис Крик поздравила ее с тем, что она покончила со  своими
колебаниями; она заявила, что как только она  впервые  увидела  Тэсс,  так
тотчас же и угадала: быть ей замужем не  за  простым  работником.  В  день
своего приезда Тэсс с таким величественным  видом  прошла  по  двору,  что
миссис Крик готова была поклясться - родом она из хорошей семьи. По правде
говоря, миссис Крик обратила внимание  только  на  грацию  и  миловидность
Тэсс, что же касается величественного ее вида, то миссис  Крик  припомнила
его только после получения дополнительных сведений.
   Теперь Тэсс неслась на крыльях времени, утратив волю. Слово было  дано,
день назначен. Умная от природы, она начала склоняться  к  фатализму;  эта
вера в судьбу свойственна крестьянам и тем,  кто  живет  в  более  близком
общении с природой, чем со своими ближними. Все желания своего жениха  она
исполняла с пассивной покорностью, характерной для этого мир