сь к дальнему лугу,  где  паслись
коровы; шли они гурьбой, со  смелой,  чисто  животной  грацией.  Это  была
свободная, решительная походка женщин,  которые  чаще  видят  над  головой
безграничный небесный  свод,  чем  крышу,  и  чувствуют  себя  на  вольном
воздухе, как пловец на волнах. И теперь, снова  увидев  Тэсс,  Клэр  нашел
вполне естественным, что выбор его пал  на  девушку,  которая  выросла  не
среди уловок цивилизации, а на лоне природы.



28

   Отказ ее, хотя  неожиданный,  недолго  смущал  Клэра.  Он  знал  женщин
достаточно хорошо, чтобы помнить, насколько часто отрицательный ответ лишь
предшествует утвердительному; и все же не  настолько,  чтобы  понять,  что
отрицательный ответ Тэсс вызван отнюдь не робостью или кокетством. Она уже
приняла его ухаживания, и в этом он видел добрый знак, не подозревая,  что
на лугах и пастбищах  "тщетные  воздыхания"  нимало  не  считаются  пустой
тратой  времени;  здесь  девушки  не  задумываясь  и  исключительно   ради
удовольствия принимают знаки внимания,  тогда  как  в  унылых  домах,  где
правит  тщеславие,  желание  девушки  пристроиться   парализует   здоровое
стремление к любви как к самоцели.
   - Тэсс, почему вы так решительно сказали мне "нет"?  -  спросил  он  ее
через несколько дней.
   Она вздрогнула.
   - Не спрашивайте, я вам объяснила... отчасти. Я недостаточно хороша для
вас... я вас недостойна.
   - Что это значит? То ли, что вы недостаточно образованны?
   - Да, пожалуй, - прошептала она. - Ваши друзья стали бы меня презирать.
   - Вы ошибаетесь... вы не знаете моих  родителей.  Ну,  а  что  касается
братьев, то мне нет дела... - Он обнял ее, опасаясь, как бы она от него не
ускользнула. - Ведь вы не всерьез отказали мне,  дорогая?  Я  уверен,  что
нет! Вы меня так измучили, что я ничего не могу делать  -  ни  читать,  ни
заниматься музыкой. Я не тороплю вас, Тэсс, но хочу знать,  хочу  услышать
из ваших милых уст, что когда-нибудь вы будете моей - в тот день,  который
назначите сами, но назначите непременно.
   Она только покачала головой и отвернулась.
   Клэр пристально смотрел на нее, изучая черты ее лица,  словно  какие-то
иероглифы. По-видимому, она отказала ему вполне серьезно.
   - Значит, я не смею вас обнимать... не смею? У меня нет никаких прав на
вас... я не вправе подойти к вам, гулять с вами? Скажите по  чести,  Тэсс,
вы любите другого?
   - Как можете вы спрашивать? -  проговорила  она,  пытаясь  не  потерять
контроля над собой.
   - Я почти знаю, что не любите. Но в таком  случае  почему  же  вы  меня
отталкиваете?
   - Я вас не отталкиваю. Мне...  мне  приятно,  когда  вы  говорите,  что
любите меня, и вы можете всегда говорить об этом,  когда  мы  вместе...  и
никогда я не рассержусь.
   - Но выйти за меня вы не хотите?
   - А это другое дело... это для вашего же блага,  милый!  Поверьте  мне,
это только ради вас! Я была бы бесконечно счастлива, если бы могла обещать
вам стать вашей женой, но... но я уверена, что не должна это делать.
   - Но с вами я буду счастлив!
   - Да, вы так думаете, а если будет не так?
   В подобных случаях, предполагая, что она  из  скромности  считает  себя
неподходящей для него женой, так как не умеет вести себя  в  обществе,  он
начинал ее убеждать, говорил о восприимчивости и гибкости ее ума; и он  не
лгал: Тэсс была умна от природы, а любовь к Клэру помогла ей  усвоить  его
словарь, произношение  и  с  удивительной  быстротой  почерпнуть  от  него
кое-какие знания. После этих нежных споров,  одержав  победу,  она  шла  в
дальний конец луга доить отбившуюся от стада корову, а если никакой работы
не было, пряталась в осоке либо уходила в свою комнату и  тихо  плакала  -
всего лишь через несколько минут после своего внешне равнодушного отказа.
   Тэсс выдерживала тяжелую борьбу; сердце ее было на его  стороне  -  два
пламенных сердца боролись с бедной маленькой  совестью,  -  и  Тэсс  всеми
доступными средствами пыталась подкрепить свою решимость. Она  приехала  в
Тэлботейс, твердо зная, что ни при каких условиях не сделает шага, который
впоследствии заставил бы ее мужа горько раскаиваться в  своей  слепоте.  И
она твердила себе, что требование ее совести,  которому  она  готова  была
подчиниться в те дни, когда могла  мыслить  трезво,  не  должно  и  теперь
остаться втуне.
   "Почему никто не расскажет ему обо  мне?  -  думала  она.  -  Ведь  это
случилось всего за сорок миль отсюда? Почему не  дошли  сюда  слухи?  Ведь
должен же кто-нибудь знать?"
   Но никто, казалось, не знал, никто не сказал ему.
   В течение следующих двух-трех дней они не разговаривали на эту тему.
   По грустным лицам своих товарок Тэсс догадывалась, что они видят в  ней
его счастливую избранницу. Однако  они  не  могли  не  заметить,  что  она
избегает его по мере сил.
   Впервые нить жизни Тэсс  так  четко  разделилась  надвое  -  радость  и
скорбь. В тот день, когда на  мызе  варили  сыры,  она  снова  осталась  с
Энджелом наедине. Хозяин мызы сам принимал участие в работе, но  последнее
время и мистер Крик и его жена, казалось,  подметили  взаимную  склонность
молодых людей, хотя Энджел и Тэсс были так осторожны, что у  хозяев  могло
возникнуть лишь самое смутное подозрение. Как бы то  ни  было,  но  фермер
оставил их вдвоем.
   Они крошили творог, прежде чем положить его  в  чаны,  -  эта  операция
походила на крошение огромных хлебов. Пальцы Тэсс Дарбейфилд,  погруженные
в белоснежную массу, розовели,  как  лепестки  розы.  Энджел,  пригоршнями
бросавший творог в чаны, вдруг оторвался от работы и положил обе  руки  на
руки Тэсс. Рукава у нее были засучены  выше  локтя,  и,  наклонившись,  он
поцеловал голубую вену, просвечивавшую сквозь нежную кожу.
   Хотя первые сентябрьские  дни  были  жаркими,  рука  Тэсс,  запачканная
творогом, показалась ему холодной и влажной, как  свежий  гриб;  она  чуть
пахла сывороткой. Чувствительность Тэсс была обострена  до  крайности:  от
одного его  прикосновения  пульс  ее  забился  быстрее,  кровь  прилила  к
кончикам пальцев, и руки стали горячими. Затем сердце словно  шепнуло  ей:
"Нужно ли его избегать? Правда всегда остается правдой, даже в  отношениях
между женщиной и мужчиной".  Она  подняла  глаза,  посмотрела  на  него  с
бесконечной преданностью, и нежная улыбка тронула ее губы.
   - Вы знаете, почему я это сделал, Тэсс? - спросил он.
   - Потому что вы меня очень любите.
   - Да, а кроме того - это вступление к новым мольбам.
   - Опять?!
   На лице ее отразился испуг, словно она боялась, что упорство  ее  будет
сломлено ее же собственным желанием.
   - О Тэсси, - продолжал он, - я не понимаю, зачем ты меня  так  мучаешь?
Честное слово, можно подумать, что ты кокетка,  чистейшей  воды  городская
кокетка. От них то холодом веет, то теплом, - точь-в-точь,  как  от  тебя.
Вот уж не ждал я найти кокетку в такой глуши, как Тэлботейс.  А  все-таки,
любимая, - поспешил он добавить, видя, как задели ее эти слова, - я  знаю,
что в мире нет человека честнее и искреннее тебя. Может ли  мне  прийти  в
голову, что ты со мной кокетничаешь? Тэсс,  почему  тебе  неприятна  мысль
стать моей женой, если ты действительно меня любишь?
   - Я никогда не говорила,  что  эта  мысль  мне  неприятна,  и  не  могу
сказать, потому что... потому что это неправда!
   Губы ее задрожали, и она должна была отойти от него, чувствуя, что силы
ей изменяют. Клэр, измученный, недоумевающий, бросился за ней и поймал  ее
в коридоре.
   - Скажи мне, скажи, - начал он, страстно обнимая ее и совсем не думая о
том, что руки у него в твороге, - скажи, что никому,  кроме  меня,  ты  не
будешь принадлежать!
   - Да, да! - воскликнула она. - И я вам отвечу на  все  вопросы,  только
отпустите меня сейчас! Я вам расскажу свою жизнь... все о  себе  расскажу,
все.
   -  Да,  да,  дорогая!  Конечно,  ты  мне  расскажешь  обо  всех   твоих
приключениях! - с ласковой иронией отозвался он, всматриваясь в ее лицо. -
Я не сомневаюсь, что у моей Тэсс приключений было не меньше, чем  у  этого
вьюнка на изгороди, который  только  сегодня  утром  распустился.  Ты  мне
расскажешь все, что тебе угодно, только не повторяй  больше  этих  мерзких
слов, будто ты меня недостойна.
   - Хорошо, постараюсь. И завтра я вам объясню причину... нет, не завтра,
на будущей неделе.
   - Ну, скажем, в воскресенье?
   - Хорошо, в воскресенье.
   Наконец она ускользнула от него и бросилась к ивовым зарослям в дальнем
конце двора, где никто ее не видел. Здесь росла мята. Тэсс упала на траву,
словно на кровать, и скорчилась, изнемогая от тоски, которая на  мгновение
вдруг сменилась радостью, - даже предчувствие конца не могло ее заглушить.
   Действительно, она почти готова была уступить. Каждый ее вздох,  каждая
капля крови  и  биение  пульса  сливали  свой  голос  с  голосом  природы,
восставая против  излишней  щепетильности.  Смело  и  бездумно  дать  свое
согласие, соединиться с Энджелом перед алтарем, ничего  не  открыв  ему  в
надежде остаться необличенной, вырвать кусочек счастья, раньше чем  успеют
вонзиться в нее железные когти страдания, - вот к чему толкала ее  любовь.
Охваченная каким-то  экстазом,  Тэсс  предчувствовала,  что,  несмотря  на
многие месяцы тайного самообуздания и борьбы, несмотря  на  решение  вести
отныне жизнь суровую и одинокую, любовь в конце концов победит.
   Время шло, а Тэсс все еще  оставалась  в  зарослях.  Она  слышала,  как
гремели подойники, когда их снимали с развилистых  кольев,  раздался  крик
"уау-уау!", созывающий стада, но она не пошла доить  коров.  Все  заметят,
как она взволнована, а хозяин, считая, что причиной ее волнения может быть
только влюбленность, начнет добродушно ее поддразнивать - этой  пытки  она
не вынесет.
   Должно быть, возлюбленный угадал ее состояние и как-нибудь объяснил  ее
отсутствие, потому что никто не  искал  и  не  окликал  Тэсс.  В  половине
седьмого закатилось солнце, и по небу, словно вырвавшееся  из  гигантского
горна, разлилось пламя, а с другой стороны вскоре взошла чудовищная  луна,
напоминающая тыкву. На фоне этой луны,  изуродованные  постоянной  рубкой,
ивы походили на щетинистых чудовищ. Тэсс вошла в дом и, не зажигая  света,
поднялась наверх.
   Это было в среду. В четверг Энджел задумчиво посматривал на нее издали,
но не подходил. Товарки ее по комнате,  Мэриэн  и  две  другие,  казалось,
догадывались, что решительный момент приближается, и, встречаясь с  ней  в
спальне, не досаждали ей своими  замечаниями.  Миновала  пятница;  настала
суббота. Завтра предстояло объяснение.
   - Я не устою... скажу - "да"... выйду за него замуж... я ничего не могу
поделать! - ревниво шептала она в ту  ночь,  прижимаясь  горячим  лицом  к
подушке, услышав, как одна из девушек бормочет во сне его имя. - Я  никому
не могу его уступить. Но это дурно по отношению к  нему,  это  его  убьет,
когда он узнает! Сердце... о мое сердце...



29

   - А ну-ка, угадайте, про кого я сегодня кое-что слыхал! - сказал фермер
Крик, усаживаясь на следующее утро за завтрак и загадочно  посматривая  на
жующих работников и работниц. - Ну, как вы думаете, про кого?
   Двое-трое попытались угадать; миссис Крик молчала, так как ей  уже  все
было известно.
   - Да об этом шалопае и повесе Джеке  Доллопе,  -  объявил  Крик.  -  Он
недавно женился на вдове.
   - Джек Доллоп? Вот негодяй! - сказал кто-то из работников.
   Тэсс Дарбейфилд тотчас же вспомнила это имя  -  имя  человека,  который
обманул свою возлюбленную, а затем спрятался в  маслобойку  и  был  сурово
наказан матерью молодой женщины.
   - А он женился, как обещал, на дочери доблестной матроны?  -  рассеянно
спросил Энджел Клэр, отрываясь  от  газеты,  которую  читал  за  отдельным
столиком, куда упорно загоняла его миссис Крик из уважения к  благородному
его происхождению.
   - Э, нет, сэр! Да и не собирался, - ответил фермер. - Как я уже сказал,
он женился на вдове,  а  у  нее  как  будто  водились  деньжата  -  фунтов
пятьдесят годового дохода; на них-то он и  целился.  Повенчались  они,  не
откладывая, а потом она ему объявила, что  по  выходе  замуж  теряет  свои
пятьдесят фунтов. Можете себе представить, как взбеленился парень!  С  тех
пор живут они, как кошка с собакой. Поделом ему! Жаль только,  что  бедной
женщине приходится еще хуже.
   - Лучше бы она, глупая, сразу сказала ему, что дух ее первого  мужа  не
даст ему покоя, - заметила миссис Крик.
   - Да, пожалуй, - нерешительно отозвался хозяин мызы. - Ну да  ведь  вон
оно как вышло. Она хотела жить своим домом и боялась, как бы он от нее  не
улизнул. А как по-вашему, девушки?
   И он повернулся к работницам.
   - Она должна была сказать ему по дороге в церковь, когда он уж вряд  ли
мог удрать, - заявила Мэриэн.
   - Да, верно, - согласилась Изз.
   - Конечно, она догадывалась,  на  что  он  метит,  и  должна  была  ему
отказать! - порывисто воскликнула Рэтти.
   - А ты что скажешь, моя милая? - обратился мистер Крик к Тэсс.
   -  Мне  кажется,  она  должна  была  сказать  ему  всю  правду...   или
отказать... не знаю, - пробормотала Тэсс; кусок хлеба символом  застрял  у
нее в горле.
   - Вот уж этого бы я не сделала! - объявила Бэк Нибс, одна  из  замужних
работниц. - В любви, как на войне, все  средства  хороши.  Я  бы  за  него
пошла, как и она; а посмей он меня хоть словом попрекнуть,  почему  я  ему
раньше не рассказала о первом муженьке, я бы его угостила скалкой.  Парень
он тщедушный, любая женщина с ним справится.
   Взрыв смеха встретил эту шутку, и Тэсс заставила себя криво улыбнуться.
То, что казалось им смешным, она воспринимала  как  трагедию  и  не  могла
слышать этот смех. Вскоре она встала из-за стола и, предчувствуя, что Клэр
последует за ней, пошла по извилистой тропинке,  тянувшейся  вдоль  берега
оросительной канавы, которая привела ее  к  реке  Вар.  В  верховьях  реки
работники срезали водоросли, и зеленая трава плыла мимо нее  -  движущиеся
островки, на которых  она  могла,  казалось,  поместиться;  длинные  пучки
водорослей  обвивались  вокруг  свай,  вбитых  в  дно,  чтобы  коровы   не
переходили реку вброд.
   Да, вот что было особенно больно: вопрос, должна  ли  женщина  поведать
любимому историю своей жизни, был для  нее  тяжким  крестом,  а  у  других
вызывал смех. Казалось, люди смеются над мученичеством.
   - Тэсси! - раздалось за ее спиной, и Клэр,  перепрыгнув  через  канаву,
остановился подле нее. - Ты моя невеста, правда?
   - Нет, нет, я не могу! Ради вас, мистер Клэр, ради вас я говорю "нет"!.
   - Тэсс!
   - И все-таки - нет! - повторила она.
   Не ожидая ответа, он обнял было ее за талию, просунув  руку  под  косу.
(По воскресеньям девушки помоложе, в том  числе  и  Тэсс,  завтракали,  не
заколов кос, а потом, отправляясь в церковь, сооружали  высокую  прическу,
которая в будние  дни  помешала  бы  доить  коров.)  Скажи  она  "да",  он
поцеловал бы  ее  -  несомненно,  таково  было  его  намерение,  -  но  ее
решительный отказ заставил заговорить его чуткую совесть. Жизнь под  одной
кровлей и неизбежные встречи ставили ее как  женщину  в  столь  невыгодное
положение, что он  считал  нечестным  воздействовать  на  нее  ласками,  к
которым не постеснялся бы прибегнуть, имей она возможность не  встречаться
с ним. Он не поцеловал ее и снял руку с ее талии.
   Это все и решило. У Тэсс хватило  сил  отказать  ему  только  благодаря
рассказу мистера Крика о вдове; еще секунда - и ее сопротивление  было  бы
сломлено. Но Энджел не сказал больше ни слова. Он  ушел,  и  на  лице  его
застыло выражение растерянности.
   Встречались они ежедневно,  но,  быть  может,  реже,  чем  прежде.  Так
пролетели еще две-три недели. Был конец сентября.  Тэсс  по  глазам  Клэра
угадывала, что он решился повторить свою просьбу.
   Теперь он изменил свою тактику, словно убедившись в том, что  отказ  ее
объясняется в конце концов лишь смущением и молодостью, - она испугана его
предложением. Ее порывистые, уклончивые ответы,  когда  заходила  об  этом
речь, подтверждали его догадку, и он повел другую игру: был очень  неясен,
но не прикасался к ней, ограничиваясь словами.
   Клэр настойчиво добивался ее согласия и голос его звучал, как  журчание
молока; он ухаживал за ней, когда она доила коров, снимала сливки, сбивала
масло, делала сыры, ходила на птичник или к поросившимся свиньям, - ни  за
одной доильщицей никогда так не ухаживали.
   Тэсс знала, что силы ей изменят. Религиозное представление  о  какой-то
моральной законности первого союза и добросовестное желание быть искренней
не могли ее поддержать. Слишком горячо она  его  любила  и  видела  в  нем
божество; хотя она была простой, необразованной девушкой, все лучшее в ней
страстно жаждало его духовного руководства. Тэсс упорно  твердила:  "Я  не
могу быть его женой", но эти слова были пустым звуком. Они лишь доказывали
ее неуверенность, ибо сознание своей силы в словах не нуждается. Звук  его
голоса, повторявшего ей  все  те  же  клятвы,  переполнял  ее  радостью  и
страхом, и, добиваясь его отречения от нее,  она  больше  всего  на  свете
страшилась, что он подчинится.
   Как и всякий мужчина, держал он себя так, словно готов был  любить  ее,
беречь и охранять, невзирая ни  на  какие  условия,  перемены,  трудности,
разоблачения, - и уныние ее рассеивалось, когда она думала  о  его  любви.
Приближалось равноденствие, и хотя погода была ясная,  дни  стали  гораздо
короче. По утрам на мызе давно  уже  работали  при  свечах,  и  однажды  в
четвертом часу утра Клэр возобновил свои мольбы.
   Еще в ночной рубашке, Тэсс, как всегда, подбежала к  его  двери,  чтобы
разбудить его, потом оделась и разбудила остальных, а через  десять  минут
вышла со свечой в руке на площадку лестницы. В то же время Клэр без куртки
спустился к ней и загородил дорогу.
   - Ну-с, мисс кокетка, - повелительно сказал он,  -  подождите  минутку!
Две недели прошло с тех пор, как мы с вами говорили, и так продолжаться не
может. Вы должны сказать, что у вас на уме, или мне придется оставить этот
дом. Сейчас моя дверь была приоткрыта, и я вас увидел. Ради вас  я  должен
уехать. Вы не понимаете... Ну? Скажете ли вы наконец "да"?
   - Я только что встала, мистер Клэр, и, право  же,  сейчас  еще  слишком
рано, чтобы меня бранить, - притворилась она  обиженной.  -  Не  называйте
меня кокеткой, это жестоко и несправедливо. Подождите немного. Пожалуйста,
под о дадите! Теперь я подумаю об этом серьезно. Дайте мне пройти!
   Ее и в самом деле можно было заподозрить в кокетстве,  когда,  держа  в
вытянутой руке свечу, она пыталась улыбнуться, хотя говорила серьезно.
   - Ну так зовите меня Энджелом, а не мистером Клэром.
   - Энджел...
   - Скажите: дорогой Энджел.
   - Но ведь если я так скажу, значит я согласна?
   - Нет, это значит только, что вы меня любите, даже  если  и  не  можете
выйти за меня, а вы были столь добры, что давно уже в этом признались.
   - Ну хорошо... раз вы меня заставляете,  я  скажу:  дорогой  Энджел,  -
прошептала она, не спуская глаз  со  своей  свечи;  хотя  она  была  очень
взволнована, но на губах ее мелькнула лукавая улыбка.
   Клэр решил не целовать ее, пока не добьется  ее  согласия;  но  Тэсс  в
рабочем платье, изящно подколотом, с волосами,  небрежно  закрученными  на
голове, - причесаться можно было позднее, на досуге, после доения коров, -
эта Тэсс заставила его забыть о принятом решении, и он прикоснулся  губами
к ее щеке. Она быстро сбежала по лестнице, не оглянувшись и не  сказав  ни
слова. Три другие девушки были уже внизу, и разговор не возобновился.  При
тусклом, желтом свете свечей, сливавшемся с первыми холодными лучами зари,
они, за исключением Мэриэн, посмотрели на парочку грустно и подозрительно.
   Когда сняты были сливки - теперь на эту работу  уходило  мало  времени,
так как с приближением осени коровы давали все меньше молока,  -  Рэтти  и
остальные работницы вышли из дому. Влюбленные последовали за ними.